Глава тринадцатая
Рабочие все сделали в лучшем виде, Дарья осталась довольна и оплатила работу более чем щедро. «Побольше бы нам таких клиентов, — сказал на прощание бригадир. — Если что, обращайтесь еще».
Итак, камера пыток была готова: стены подвального помещения обшиты звукоизоляционной плиткой; в бетонный пол на приличном расстоянии друг от друга вмонтированны скобы, к которым крепились цепи; справа от единственной двери — стол и электрическая плита с духовкой; на стене — огромный плазменный телевизор; в углу под потолком — видеокамера. Дарья не сомневалась: каждый предмет в этой комнате заставит убийц Киры страдать. Но не сразу, ее месть требовала терпения.
Больше всего она боялась, что ярость выйдет из-под контроля. Она не была уверена, сможет ли сдержать себя, когда братья Агафоновы окажутся в полной ее власти. В голове сгорит предохранитель, и месть закончится, не начавшись. И что тогда? Снова бритва и вены? Девочка с колокольчиком вряд ли опять предложит лучшую альтернативу.
С этими мыслями Дарья взяла телефон и позвонила Константину.
— У меня все готово, — сообщила она, дрожа от волнения. — Вези этих мразей.
— Сегодня ночью, — был ответ. — Жди.
Дарья положила телефон на стол и долго стояла, пытаясь унять бурю эмоций. Она уже жалела, что выбросила все успокоительное, десяток капель валерианки ей сейчас не помешал бы.
Голову под струю холодной воды — вот что поможет!
Через десять минут, мокрая и трясущаяся от холода, она глядела на себя в зеркало и шептала:
— Я выдержу? — На секунду задумалась. — Да, я выдержу. Я выдержу? Да, выдержу. — Взгляд приковал шрам на лбу, дрожь унялась. Теперь голос звучал уверенно, мощно: — Я выдержу? Да, выдержу! Я выдержу? Да, черт возьми, еще как выдержу! — Она прильнула к зеркалу и со злостью выкрикнула своему отражению: — Ты выдержишь, Дарья Сергеевна, чего бы тебе это ни стоило! Уяснила? Ты все выдержишь! Все!
* * *
В два часа ночи к дому на окраине деревни подъехали два черных внедорожника. Из них вышло пятеро крепких мужчин, включая Константина. Для операции «Захват мразей» он выбрал лучших ребят, проверенных. Несмотря на то что предстоящее дело ему представлялось простым, решил все же перестраховаться. Как говорил его тренер по самбо: «Не гляди свысока даже на самого хилого с виду противника. Мелкая шавка ого-го как может тяпнуть».
К тому же был один досадный нюанс — в деревне проживали преимущественно цыгане, народ шумный. Выйдет какой-нибудь ром на крыльцо покурить, заподозрит неладное, да и поднимет кипиш — вмиг толпа набежит, несмотря на глубокую ночь. Тут-то четверо крепких ребят и пригодятся. Подобное развитие событий Константин считал маловероятным, но чем черт не шутит.
Во двор проникли без проблем — дверца в железных воротах оказалась не заперта, — бесшумно проследовали вдоль дома. Двое остались возле крыльца, Константин с остальными поднялся по скрипящим ступеням к двери. Где-то залаяла собака — лениво, басовито. Гавкнула несколько раз и притихла.
Константин кивнул одному из парней: действуй! Тот, не мешкая, вдарил ногой по двери в область замочной скважины. От мощного удара дверь слетела с петель. Снова раздался лай. Теперь настал черед скорости и наглости, пока цыгане не спохватились.
Включили фонари, ворвались в дом. Прихожая. Небольшой коридор. Комната. Лучи фонариков высветили кучерявого типа на диване. Тот хлопал глазами, открыв рот от изумления. Парни скрутили его в считаные секунды, вкололи изрядную дозу снотворного.
Первый готов. Где второй?
Константин заметил в стене проем, занавешенный портьерой под цвет обоев. Другая комната! Он рванул к проему, отбросил портьеру, луч его фонарика скользнул по помещению. Справа мелькнула тень. Константин успел заметить искаженное злобой лицо, прежде чем получил удар в пах. Он согнулся, закряхтел, попятился, проклиная себя за беспечность: попался, как глупый щенок!
Мимо проскользнули его ребята, в комнате началась сумасшедшая игра «Загони зверя в угол». Зверь рычал, швырял в загонщиков все, что под лапу подворачивалось. Один из парней бросился на него, намереваясь сбить с ног, но он с поразительной ловкостью увернулся, перескочил через кровать, схватил лампу со стола и обрушил ее на голову второго загонщика. Лучи фонариков резали темноту на части, скользили по стенам, потолку.
Константин резко выдохнул и, скривившись от боли, устремился в комнату — он не собирался быть не у дел. Выкрикнул, пытаясь сориентироваться:
— Не убейте его, слышите?!
Зверь сорвал с кровати покрывало, набросил его на одного из парней, после чего кинулся к окну, но на подоконник вскочить не успел — Константин был уже тут как тут. Хлестко, ребром ладони, он ударил его по горлу и сразу же — кулаком под дых, еще раз и еще, пока зверь не обмяк и не рухнул на пол.
— Прыткий урод! — процедил Константин, еле сдерживаясь, чтобы не продолжить избиение.
Он направил на него фонарик: ублюдок скалился, хрипел — ну чисто волк. Матерый. Если бы Константин не знал, в чем его вина, то испытал бы к нему уважение.
Укол снотворного — и первая часть операции «Захват мразей» завершилась.
— Если кому расскажете, что он мне по яйцам вдарил, можете другую работу искать, — мрачно предупредил парней Константин.
Те дружно сделали удивленные лица: кто вдарил? Мы ничего не видели, ничего не знаем.
Бесчувственных братьев Агафоновых вытащили во двор. Предстояла вторая часть операции — поскорее смотаться из деревни. Откуда-то доносились возбужденные голоса и лай собак. Как Константин и опасался, ночной визит команды захвата не остался незамеченным. Ну еще бы, столько шума наделали, а главное, время потеряли. Профессионалы недоделанные. Таким только дворниками работать! К «таким» Константин, конечно же, причислял и себя. Себя — в первую очередь.
Вынесли братьев со двора. В нескольких домах горел свет, по улице, приближаясь, шел мужчина в семейных трусах.
— Эй! — выкрикнул он. — Вы кто такие?!
Из-за забора дома напротив отозвался писклявый женский голос:
— Бандюганы это! Агафошек грабют!
Еще в нескольких домах загорелся свет, но к этому времени внедорожники уже отъезжали от двора братьев Агафоновых.
Операция закончилась.
* * *
Пастух проснулся, выпучил совиные глаза и заорал, хлопая ладонями по кровати. Прибежала сиделка, включила свет, крик старика сменился тихим плачем.
С болью во взгляде он уставился на большую, заключенную в резную деревянную рамку, фотографию на стене. Черно-белый снимок был сделан давным-давно. Осень восемьдесят восьмого. За год до этого Пастух потерял сына: паренек учился в Москве в строительном техникуме, проживал в общежитии. Как сообщили очевидцы, его после дискотеки забили до смерти типы кавказской наружности. В ту ночь Пастух вот так же, как сейчас, проснулся и закричал — почувствовал, что с сыном случилась беда. О его смерти он узнал утром.
Спустя полгода Пастух приютил у себя двух мальчишек, у которых повесилась мать. Боль после потери сына немного улеглась. На фотографии был изображен он сам — крепкий, подтянутый, — а рядом стояли двенадцатилетний Витя и восьмилетний Сема. Оба широко улыбались. В тот год Пастух дал себе зарок воспитать их сильными людьми, умеющими постоять за себя, чтобы какой-нибудь тип кавказской наружности сто раз подумал, прежде чем бросить на них косой взгляд.
В полной мере воспитать таким получилось только Виктора, Семен же был хоть и задиристым, но частенько прятался за спиной брата.
Как и в ту ночь, когда погиб сын, Пастух сейчас чувствовал неладное: с братьями беда! Живы ли? Если мертвы, то ему хотелось отойти в мир иной раньше, чем кто-то принесет весть об их смерти. Полтора месяца назад он уже потерял приемную дочь. Быть может, это какое-то проклятие — терять детей?!
Он закарябал скрюченными пальцами по простыне и взмолился, с трудом выговаривая слова:
— Гр… Гроза, за… забери меня! За… бери! Я бо… больше… не… могу!
* * *
Дарья сидела на ступенях фасадной лестницы. Ждала, стараясь не думать о том времени, когда все было хорошо. От подобных воспоминаний становилось плохо, хотелось рыдать, само существование начинало казаться бессмысленным. И предстоящая месть тоже. Нет, лучше не думать о Полянкиных днях, не воскрешать в памяти образ смеющейся Киры. Все это слабость, а сейчас непозволительно быть слабой. По этой причине несколько часов назад Дарья собрала все фотографии с изображением дочки и, чувствуя угрызения совести и непрерывно прося прощение, запрятала их в шкаф. Не время травить душу, не время.
Этим вечером с запоздалыми соболезнованиями позвонил какой-то дальний родственник Артура. Долго мямлил, охал и ахал, говорил, что видел Киру на фотографии: «Такая хорошенькая, и глазки такие умненькие…» Дарье хотелось разбить телефон об стенку, но вместо этого она выдавила, с трудом сдерживая гнев: «Засунь себе в жопу свои соболезнования, родственничек! Кто она для тебя была, а? Всего лишь девочкой с фотографии и больше никем! Ты ее даже не знал!»
Родственник поспешил отключить связь, но Дарью это не остановило, она продолжала шипеть в трубку: «Достали вы все меня со своим сочувствием! Африканским детям сочувствуйте, долбаным сирийским беженцам, больным СПИДом, а меня в покое оставьте!..»
Да, сорвала злость на ни в чем не повинном человеке, но она не упрекнула себя за это, даже когда успокоилась: а нечего сыпать соль на рану!
Над оградой мелькнул свет фар. Наконец-то! Дарья зажмурилась и повторила уже привычную мантру:
— Я выдержу, я выдержу, я выдержу.
Внедорожники въехали на территорию особняка. Дарья находилась в смятении, с одной стороны, ее обуревал гнев — ведь сейчас посмотрит в лица убийц Киры, — а с другой, ей хотелось убежать, спрятаться. И откуда вдруг взялся страх? Из каких закоулков предательски выполз? «Пошел вон! — мысленно приказала ему Дарья. — Уходи, сейчас же!» Помогло, и отчасти то была заслуга злости.
Из внедорожника выбрался Константин. Он подошел к Дарье, посмотрел ей в глаза.
— Все, ублюдки твои.
Она кивнула. Хотела сказать: «Хорошо, Костя», но слова застряли в горле. Из-за переизбытка эмоций ее охватило оцепенение. Так и стояла с каменным лицом, пока люди Константина выволакивали из машин братьев Агафоновых. «Вот они! Вот они! Вот они!» — скакала в голове сопровождаемая ненавистью мысль. Ни с того ни с сего затошнило, горло обожгло желчью.
На братьях были только трусы. Один из них даже в бесчувственном состоянии выглядел сурово, будто спящий хищник, готовый пробудиться в любую секунду и наброситься на жертву. А вот второй показался Дарье вполне безобидным — эдакий великовозрастный пухлый мальчишка с веселыми кучеряшками на голове. Ее даже слегка удивило, насколько обманчива бывает внешность. Не иначе это маска, за которой скрывается личина демона.
— Извини, одевать их времени не было. Как взяли голыми, так и привезли. Эй, Даша, ты вообще слышишь, что я говорю?
Она встрепенулась, выходя из оцепенения, взглянула на Константина:
— Что?
— Я говорю, может, штаны им хотя бы надеть? Ты ступай, покопайся в вещах Артура, найди пару штанов, лады? А мы ублюдков пока в подвал оттащим.
Она с места не сдвинулась.
— Дарья! — теряя терпение, гаркнул Константин. — Возьми себя в руки и топай за штанами. Мстительница, мать твою!
Оцепенение прошло полностью. Оно сменилось отчаянным желанием подбежать к братьям и бить их, бить, бить. Как же хотелось дать волю ярости, закончить все здесь и сейчас! А на то, что будет потом, — плевать! Бритва и вены? Пусть так!
Константин заметил, как резко изменилось лицо Дарьи, и понял: она сейчас сорвется! Он схватил ее за плечи, встряхнул.
— Соберись, прошу тебя. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, но соберись. Они не заслуживают быстрой смерти, помнишь? Они должны долго страдать.
Дарья сжала кулаки так, что ногти вонзились в кожу.
— Должны страдать.
— Успокойся, Даша. — Константин все еще держал ее за плечи. — Вспомни про свою камеру пыток. Они должны сдохнуть там, но не сегодня и не завтра.
Она разжала кулаки, сделала резкий вдох и медленный выдох. Посмотрела на Константина с благодарностью.
— Спасибо, — она едва не добавила «самурай». Ей сейчас было тошно от того, что злость все-таки оказалась сильней ее воли. Но кризис миновал, миновал, потому что Константин вовремя нашел нужные слова. — Хорошо, что ты рядом.
Он убрал руки с ее плеч.
— Успокоилась?
— Да, Костя.
— Ну что же, тогда давай за штанами топай.
Дарья бросила взгляд на лежащих на земле братьев и поняла, что сможет в будущем себя контролировать и мантра «я выдержу!» больше не нужна. Сейчас она испытывала к этим недоноскам отвращение, злость ушла на задний план.
— Штаны, — напомнил Константин.
Больше медлить она не стала, направилась в дом. А четверо парней потащили братьев вверх по лестнице.
Через пятнадцать минут Дарья спустилась в подвал. Константин посмотрел на нее с недоумением.
— Это и есть твоя камера пыток? — Он даже не пытался скрывать разочарование. — Серьезно?
Дарья фыркнула, передавая пару спортивных штанов одному из его ребят.
— А что ты ожидал увидеть, «Железную деву» и «Испанский сапог»?
— Да все что угодно, но только не телевизор и плиту! А на этом столе ты готовить собираешься, я правильно понял?
— Ты правильно понял, — грубо ответила Дарья. — И давай на этом точку поставим. Ты обещал мне доверять, так доверяй.
Он насупился, сложив руки на груди, и пробормотал недовольно:
— Хорошо хоть цепи есть.
Его ребята шустро натянули на братьев штаны, после чего, по просьбе Дарьи, положили узников на жесткие подстилки и заключили их лодыжки в плоские железные браслеты, от которых к вмонтированным в пол скобам тянулись цепи.
Оставалось скрепить браслеты заклепками, но Дарья решила сделать это сама. Для нее было важно заковать убийц Киры лично. Каждый удар по заклепке означал шаг по темной тропе, на которой уже невозможно будет повернуть обратно. Но это ее путь, только и только ее!
Она взяла со стола маленькую наковальню, заклепки, молоток и, под уважительные взгляды Константина и его людей, сделала эти шаги.
Ее шествие по темной тропе началось.
