14
Коллекционер оружия
Архипов молча сидел на кровати, глядя в окно, когда Скопин постучал. Захар Борисович медленно встал, подошел к двери и открыл ее.
— Ждете? — спросил Скопин.
Архипов кивнул.
— Вы ели?
— Нет.
— Хотите?
— Нет.
— Ладно. — Скопин снял шинель, кепи и огляделся, ища, куда бы их пристроить. Наконец, заметил гвоздь в стене и воспользовался им. Правый карман штанов у него заметно оттопыривался.
— Куда сесть? — спросил он у Архипова.
Тот молча показал на стул около стола.
— Зажгите газ, — попросил Скопин. — А то неудобно как-то в темноте сидеть.
Захар Борисович чиркнул спичкой и зажег один газовый рожок на стене.
— Ну! — бодро сказал Скопин. — Вид у вас чрезвычайно унылый! Небось сидели тут и тосковали?
Архипов снова сел на кровать, посмотрел в окно и коротко пожал плечами.
— Тогда приступим к официальной части. Господин Архипов, вы временно освобождаетесь из-под домашнего ареста и как полицейский чин поступаете в мое распоряжение на все время ведения следствия по делу об убийстве Трегубова. Вам ясно?
— Ясно, — сказал Архипов. — Все-таки удалось?
— Ну, не без потерь, не без скрипа, но удалось, — хмыкнул Скопин. — Все, хватит сидеть сычом, включайте свои мозги, сейчас займемся работой.
Он полез в оттопыренный карман и достал оттуда квадратную фляжку из толстого стекла в медной оплетке.
— Стаканы у вас есть?
— Я не хочу пить, — ответил Архипов.
Скопин поднял брови.
— Это уж позвольте мне решать, что вы будете делать, а что нет, — твердо сказал Скопин. — Раз вы в моем распоряжении, то и делайте, что вам приказано. А я вам приказываю сейчас выпить. Вам нужно расслабиться, Захар Борисович, а то вы как камень.
Архипов встал и принес с подоконника стакан и чайную чашку с отбитой ручкой. Скопин вынул из кармана носовой платок, протер посуду, ловко свернул пробку у фляжки и щедро плеснул водки.
— С почином! — сказал он.
Они выпили.
— Итак, — Скопин утер рот рукавом, — для начала расскажу вам то, что вы еще не знаете. Помните шкатулку, которую Сёмка Рубчик украл у вашей Маши?
Архипов кивнул.
— Этот Сёмка недавно посетил публичный дом, в котором работала его старая знакомая по имени Адель. Имя, понятно, не настоящее, зовут ее Ольга, но не в этом суть. Сёмка перед свиданием обещал ей денег. А уже потом сказал, что денег нет, но вместо них пытался подарить своей пассии шкатулку.
— Шкатулку? — заинтересовался Захар Борисович.
— По описанию — именно шкатулку Маши. Говорил, что она стоит больших денег. Но Адель взять шкатулку отказалась и потребовала плату. Сёмка сначала предлагал ей подождать до утра. Он-де сам пойдет на рынок, продаст вещицу и расплатится с девушкой. А потом обозлился, выхватил нож, изуродовал девчонку, а сам сиганул в окно.
— Так, — сказал Архипов сосредоточенно.
— Денег у Сёмки нет. Шкатулку он все равно пойдет продавать. И скорее всего — на Сухаревку, в антикварные лавки. Ведь, по его мнению, она стоит больших денег, — продолжил Скопин. — А там у меня есть человечек, который сразу донесет, как только Сёмка появится на Сухаревке. Я-то думал взять его еще утром, но подлец, похоже, затаился…
Скопин снова разлил водку из своей фляги. На этот раз Архипов не протестовал.
— Итак, Захар Борисович, — сказал Скопин. — Теперь очередь вам включаться. Давайте вспомним, что мы имеем?
— Убийство первое — Надеждин на Лазаревском кладбище, — ответил Архипов.
Скопин покачал головой.
— Нет, я бы начал с ограбления дома Трегубова.
— Из-за шкатулки?
— Да.
Архипов задумчиво поскреб небритый подбородок.
— Ну, предположим…
— Итак, — продолжил Иван Федорович, — Надеждин и Сёмка Рубчик грабят дом Трегубова. И ведь не просто так, а по наводке. Моя мысль понятна?
— Да, — кивнул Архипов. — По словам Маши, они сразу пошли на второй этаж, где у Трегубова была специальная комната, хранилище.
— Именно, — сказал Скопин, усаживаясь поудобнее на стуле и доставая из кармана свою черную трубочку. — Именно! Они берут целый мешок ценностей. Далее я предполагаю, что Надеждин ночью идет на кладбище с этим мешком. Зачем?
— Продать добычу? — спросил Архипов.
Скопин из другого кармана вытащил кисет и запустил в него пальцы.
— Полная ерунда! — ответил он. — Зачем продавать ночью на кладбище, когда для этого есть скупщики? Если бы он хотел продать, то утром отправился бы на Сухаревку.
— Значит, встречался с наводчиком?
Скопин кивнул.
— Чушь какая-то, — возразил Архипов. — Зачем наводчику убивать Надеждина, да еще и оставлять мешок с награбленным на кладбище? А уж тем более будучи человеком из обеспеченного круга.
— Галоши? — спросил Скопин, набив трубку и положив кисет обратно в карман.
— Да! Галоши! Там были следы галош. Значит, убийца берег свою обувь, что сразу отсылает нас к мысли: это не босяк, не фабричный — иначе были бы следы сапог. Галоши… оставленный мешок… Орудие убийства!
— Да, — кивнул Скопин, — именно! Орудие убийства. Где у вас тот рисунок, который сделал со слепка доктор Зиновьев?
Архипов бросился к столу и стал рыться в бумагах. Наконец нашел то, что нужно.
— Вот! — сказал он и разгладил рисунок на столе.
— На что похоже? — спросил Скопин.
— Какой-то странный широкий нож? — предположил неуверенно Архипов.
— А по мне, так это рогатина. — Иван Федорович вынул трубку изо рта и ткнул черенком в рисунок. — Рогатина как есть. Надо все-таки снова съездить к тому эксперту, Сбежину.
— Это бред, — сказал Архипов. — Мало того, что убийца — человек из общества, мало того, что он пришел на кладбище ночью и убил нанятого грабителя, так еще для этой цели, как вы говорите, он притащил с собой рогатину! Он что, на медведя собрался в лес?
— Ну, что касается рогатины… — заметил Скопин. — Почему вы думаете, что он принес ее целиком?
— Как это? — удивился Архипов.
— Если снять наконечник с древка, то его можно вполне спрятать под одежду. И использовать как кинжал.
— Но это странно! — возразил Захар Борисович. — Можно было просто взять нож.
— Если он вообще брал его с собой, — сказал Скопин, поджигая спичкой потухший табак в трубке.
Архипов в недоумении посмотрел на Ивана Федоровича. Тот выпустил струю дыма и пояснил:
— Наконечник от рогатины мог быть среди вещей, которые Надеждин вынес из дома Трегубова. Если он представлял какую-то ценность. Если бы мы могли сейчас спросить у Маши — имелся ли такой наконечник в коллекции Трегубова…
— Если бы! — с горечью произнес Захар Борисович.
— Я предполагаю вот что, — сказал Скопин. — Некто в галошах заказал ограбление Трегубова. Причем нужна ему была именно шкатулка.
— Зачем? — быстро спросил Архипов, не замечая, как втягивается в работу, забывая о Маше и своих тревогах. — Ведь шкатулка, как утверждал сам Трегубов, ничего не стоит?
— Вот! — поднял трубку Скопин. — Это правильный вопрос. Я могу предположить, что ценность шкатулки не в ее стоимости, а в том, что в ней находится.
— Но в ней нет ничего! — горячо ответил Захар Борисович. — Маша хранила в ней какие-то дешевые безделушки… Или вы думаете, что дело в них?
— Нет! — отрезал Скопин. — Не думаю. Но Маша могла не заметить что-то, что делало эту шкатулку ценной.
— Что?
— Не знаю, — пожал плечами Иван Федорович, засовывая трубку в рот и выпуская струйку дыма. — Может, что-то было написано или приклеено на дне. Какой-нибудь шифр…
— Карта с сокровищами? — насмешливо спросил Архипов.
— Может, у нее вообще есть второе дно, где спрятаны бриллианты, — невозмутимо продолжил Скопин. — Ведь спрятать бриллианты в дешевую шкатулку — неплохой ход.
— Но зачем тогда Трегубов отдал ее Маше?
— А! — усмехнулся Скопин. — Смотрите сами — грабители пошли в хранилище и выгребли там все. И если бы не Рубчик, который сунул шкатулку в карман, думая подарить ее Адели, она бы просто осталась в комнате, как никчемная безделушка. Здесь стечение обстоятельств, случайность.
— Вы думаете, Трегубов действительно был так умен, что прятал в ней бриллианты?
— Бриллианты? Может, и нет, — ответил Скопин. — Но что-то легкое и ценное — возможно. Рубины, изумруды, жемчуг.
Архипов вскинул руку, перебивая Скопина.
— То есть, когда Надеждин принес на кладбище мешок с награбленным, наводчик не нашел в ней того, что хотел — а именно эту шкатулку.
Скопин кивнул и выпустил клуб дыма.
— Между ними произошла ссора, — продолжил Архипов, — в результате которой наводчик убил Надеждина.
— Так-так, — подхватил Скопин. — Я как-то раз имел дело с этим бритым… с Надеждиным то есть. Дурной мужик. Ну, Захар Борисович, раз уж вы начали распутывать, продолжайте, я послушаю.
— Хорошо, — кивнул Архипов. — Наводчик в галошах убивает Надеждина…
— Первый удар в спину, когда тот наклонился. А второй удар в сердце — для уверенности, — вставил Скопин.
— Почему? — спросил Архипов.
— Надеждин — опытный грабитель, с ним драться — себе дороже. Галоши — признак человека обеспеченного. Не военного. Вряд ли это форменный душегубец. Кроме того, есть и другие признаки…
— Какие?
— Всему свое время, — покачал головой Скопин. — Вы остановились на брошенном мешке.
— Да, — смутился Захар Борисович. — Он бросил мешок, потому что не нашел в нем того, что ему нужно.
— Вот! — снова поднял трубку Скопин. — Он не взял ценные вещи. Не унес ничего, кроме орудия убийства. Его он, думаю, выбросил по дороге.
— То есть получается, что наш галошный убийца не нуждается в деньгах? — спросил Архипов.
— Все нуждаются в деньгах, — возразил Скопин. — Но убийца не дурак — если у него обнаружат вещи из коллекции Трегубова, если он понесет их продавать, пусть даже скупщикам краденого — это опасность раскрыть себя. Даже если он скроет такую продажу от полиции, сами скупщики быстро поймут, откуда товарец. А это — прекрасный повод для вымогателей.
— Послушайте, Иван Федорович, — возразил Архипов. — Не слишком ли умен этот ваш убийца? Не мудрствуете ли вы?
— Может, и не умен, — ответил Скопин. — Просто мы еще много что про него не понимаем. Итак, в любом случае ему нужна была шкатулка, потому что, убив Надеждина, он идет к Трегубову.
Архипов потер щетину на подбородке.
— Связал, обыскал, пытал старика…
— Да уж, — сказал Скопин. — Но Трегубов ничего ему не мог сказать, потому что и сам не знал, где шкатулка. А хотите интересный вопрос, Захар Борисович?
— Хочу.
Иван Федорович поудобней уселся, положил руки на стол и, прищурившись, спросил:
— Откуда этот убийца вообще знал, что в шкатулке хранится что-то ценное? Вряд ли Трегубов направо и налево стал бы рассказывать, где хранит драгоценности… или что там у него было спрятано?
— Ну… судя по тому, что старик впустил убийцу в дом, они были знакомы.
— А вы рассказываете знакомым, где храните ценности?
— У меня нет ценностей, — пожал плечами Архипов. — Впрочем, вспоминая, каков был характер покойного, не трудно предположить, что про шкатулку он никому не рассказывал.
— Вот! — снова сказал Скопин. — Тогда рискну предположить, что Трегубов ничего в эту шкатулку не клал. Никаких ценностей. И отдал ее Маше вовсе не для того, чтобы сохранить от грабителей. Он действительно считал эту вещь никчемной.
— Погодите! — взвился Архипов. — Но вы ведь только что сами сказали…
— Ну и что? — развел руками Скопин. — Я ведь строю версии, предполагаю, думаю. А что, если убийца уже давно охотится за этой шкатулкой? Тогда, проследив ее путь, мы можем получить сведения и об убийце.
— Значит, надо допросить Ионыча! — воскликнул Захар Борисович.
— Не надо, — насмешливо ответил Скопин сквозь дым.
— Почему?
— Я уже сделал это. Ионыч купил шкатулку на распродаже имущества бывшего частного пристава Штырина. Тот умер месяц назад от апоплексического удара.
— А как она попала к Штырину?
— Вот это… — Скопин разлил водку и, завинтив крышку, спрятал фляжку в карман, — еще интересней. Аркадий Варфоломеевич Штырин славился тем, что очень любил лично присутствовать на обысках в хороших домах и… прихватывать оттуда сувениры. Так, безделушки. Об этой слабости подчиненные знали, но, как вы понимаете, молчали. Интересно, что то же самое мне сказал и Ионыч.
— А те… у кого он прихватывал эти… «сувениры»? — спросил Архипов. — Они тоже молчали?
Скопин кивнул.
— Да… хорош частный пристав! А на деле — мелкий воришка!
— А я — пьяница, — сказал Скопин. — А вы…
— Что? — вскинулся Архипов.
— А вы — сухарь, Захар Борисович. И людей не понимаете, и прощать их не умеете. При нашей-то работе.
Иван Федорович махнул рукой.
— Узнать, откуда у Штырина шкатулка, довольно легко. Но надо посидеть в архивах и поговорить с людьми. Посмотреть, какие обыски в последние два-три года проводились. На каких присутствовал Штырин. Потом пройтись по этим адресам и узнать, не пропадала ли у них после обысков шкатулка.
— А почему два-три года? — спросил Архипов. — А не пять-семь лет?
— А так работы меньше, — ответил Скопин и встал. — Завтра утром жду вас в части — бритым, подтянутым и свежим, как майская роза. Поедем ловить нашего эксперта по оружию. Надо хоть в чем-то опираться не на наши догадки, а на истину!
Следующим утром они снова приехали туда, где жил эксперт Сбежин, и на этот раз он оказался дома. Молодая смазливая прислуга в накрахмаленной белоснежной наколке в волосах провела их в гостиную с французскими обоями, всю пропахшую табачным дымом. По стенам, на персидских коврах было развешано оружие самых причудливых форм. Скопин не стал садиться в кресло, а подошёл к небольшой фотографии в скромной рамке, висевшей между окнами. На фотографии молодой человек с пышными черными кудрями стоял рядом с женщиной, сидевшей на стуле.
— Это было снято не в фотоателье, — сказал Скопин, оборачиваясь к Архипову. — Похоже, фотографа пригласили прямо сюда.
Захар Борисович подошёл ближе.
— Да, — кивнул он. — Обои те же. И вот ещё угол трюмо. И картинка на стене.
Сзади них послышались шаги, и мужской голос произнёс:
— Господа?
Скопин и Архипов обернулись. Леонид Андреевич почти не изменился с тех пор, как была сделана фотография. Он не был красив в общепринятом смысле. Скорее демонического типа, из тех, кто неотразимо действует на молоденьких барышень, впервые выехавших в оперу. Высокий, с удлиненным лицом и большими глазами, немного выпуклыми и посаженными близко к крючковатому носу. Вот только в волосах прибавилось седины и не было того спокойного и умиротворенного взгляда, как был на фотографии.
Скопин представился сам и представил своего спутника.
— Значит… Вы из полиции? — Сбежин изучал их своими выпуклыми глазами. — Прошу садиться. Хотите чаю? Или кофе? Или что покрепче?
— Я хочу кофе и еще — задать несколько вопросов, Леонид Андреевич, — ответил Скопин.
— Мне казалось, что я уже ответил на все вопросы полиции, тогда… Когда ко мне приходили.
Скопин и Архипов переглянулись.
— Что? — Сбежин с беспокойством посмотрел на Ивана Фёдоровича. — Разве вы не по поводу Люды? Людмилы Романовны?
Скопин мельком бросил взгляд на фотографию.
— Ваша супруга? — спросил он.
— Нет? — уточнил эксперт. — Не из-за неё?
Повисла неловкая пауза.
— Простите, — сказал, наконец, Сбежин. — Чуть более месяца назад моя несчастная Люда… Она ушла из жизни. И у полиции возникли вполне понятные вопросы. Правда, все было и так ясно… Но я подумал — вдруг открылись новые обстоятельства?.. Может быть, вы нашли того мужчину, из-за которого…
Он тяжело вздохнул и потёр пальцами глаза. Скопин молчал, предоставляя Леониду Андреевичу продолжать.
— Ну, так что вас привело ко мне, господа? — спросил он, наконец. — А то я перестаю понимать.
Он подошел к двери и крикнул:
— Луша, подай кофе и три прибора.
Иван Фёдорович кивнул Архипову, и тот достал рисунок орудия убийства. Развернув бумагу, Захар Борисович показал её Сбежину.
— Доктор Зиновьев порекомендовал обратиться к вам, как к эксперту по холодному оружию, — сказал Скопин. — Посмотрите, пожалуйста. Это обведённый восковой слепок из раны покойника. Мы предполагаем, что это — рогатина.
Сбежин взял рисунок, положил его перед собой на стол и дотронулся рукой до подбородка. Некоторое время он изучал изображение, а потом, не меняя позы, поднял глаза на Скопина.
— Очень похоже, — сказал он. — Но какой толщины был слепок в самой широкой части, то есть у основания?
— Где-то полдюйма или даже чуть меньше, — ответил Архипов.
— Вот как? — удивился Леонид Андреевич. — Маловато для рогатины. Вот тут, — он ткнул пальцем в широкую часть, — должно быть значительное утолщение для перехода в трубку, которой рожон… то есть нож рогатины крепится к искепищу — древку. Искепище у рогатины короткое, в рост человека, и толстое, поскольку это оружие используется на крупного зверя. Но полдюйма… Этого недостаточно. Я бы сказал, что это не рогатина, а кинжал.
— Кинжал? — удивился Архипов.
— А не широковат он для кинжала? — спросил Иван Федорович. — Если, конечно, персидский… Но те — изогнутые.
Сбежин посмотрел на следователя с плохо скрываемой иронией.
— Вы разбираетесь в восточных кинжалах?
— Немного, — кивнул Иван Фёдорович. — Я служил в Туркестане, когда шахрисябцы хотели взять Самарканд.
— О! — с уважением произнёс Леонид Андреевич. — Тогда понятно. Но я говорю не о персидских кинжалах. Скорее о… Впрочем, я вам сейчас покажу.
Сбежин порывисто встал и вышел через дверь в соседнюю комнату.
Архипов наклонился к Ивану Фёдоровичу и тихо спросил:
— Что случилось с его женой?
Скопин пожал плечами.
— Не знаю. Судя по всему, самоубийство. Надо выяснить.
Леонид Андреевич вернулся с альбомом. Положив его на стол, он нашёл нужный разворот и указал тонким пальцем на рисунок кинжала с необычной рукояткой, представлявшей собой букву Н, прикрепленную снизу к широкому лезвию.
— Вот, — сказал он. — Индийский джамадхар. Или иначе — катар. Тычкового типа. Берёте за вот эту перекладину и наносите удар. Считается клинком Бога смерти.
— Тычкового? — удивился Архипов.
— Есть ещё сиамские и малайские крисы, — продолжил Сбежин. — У них пистолетная рукоятка, а значит, крисы можно условно отнести к тычковым кинжалам. Но крисы намного уже, а кроме того, имеют в основном волнистое лезвие с очень узким остриём и значительным расширением к рукояти. Это расширение даже играет роль гарды, защищающей пальцы. Но, уверяю вас, при ударе крисом характер раны будет совершенно иным. Впрочем, это может быть и европейский кинжал. Например, пугио — кинжал римских легионеров. Широкое лезвие, похожее на ваш отпечаток.
— Римские легионеры? — удивился Архипов. — Я думал, они все вымерли.
Сбежин с улыбкой посмотрел на Захара Борисовича.
— Несомненно, — сказал он. — Но подобный кинжал современной ковки вполне можно купить в Италии. Они там производятся в качестве сувениров. Хотя есть и другое применение. Я сам недавно консультировал главного костюмера Большого театра, который собирался в Риме купить несколько таких пугио. Они были нужны им как образцы для изготовления деревянных копий на постановку. Кажется, это «Атилла» синьора Верди. Но, впрочем, среди итальянских клинков есть и более современный кинжал такого типа. Он называется чинкведа, то есть «пять пальцев». Пять пальцев должны умещаться в самой широкой части клинка.
Скопин приложил пять пальцев к рисунку и взглянул на Архипова. Тот кивнул.
— Но это ещё не все, господа, — продолжил Сбежин. — Похожее лезвие у китайского нефритового кинжала.
— Нефритового? — переспросил Скопин.
— Так точно. Лезвие сделано не из металла, а из нефрита. Правда, такой кинжал — скорее церемониальное оружие и нанести им удар, не сломав, довольно сложно. Сколько всего было ударов?
— Два, — ответил Архипов.
— Вот видите, — кивнул Сбежин.
— Но, — поднял палец Скопин. — Все это — экзотическое оружие. Наверное, каждый такой кинжал наперечет?
— Вовсе нет, — возразил Леонид Андреевич. — Взять хотя бы джамадхар! Поскольку это кинжал необычный, привлекающий внимание, его часто покупают наши дипломаты и коммерсанты, приезжающие в Индию. Он прекрасно смотрится в охотничьих домиках или над камином в кабинетах. Впрочем, в связи с нашими отношениями с Англией их количество уменьшилось, джамадхары теперь привозят из Лондона. Я лично знаю пять таких кинжалов в Москве.
— А у вас такой есть в коллекции? — спросил Архипов.
Леонид Андреевич встал и снова вышел из комнаты.
— М-да… — грустно произнёс Архипов. — Вся наша теория про рогатину в коллекции Трегубова идёт прахом.
— Это ничего, — на удивление бодро ответил Иван Фёдорович. — Зато сколько нового узнали!
Захар Борисович с удивлением посмотрел на своего старшего товарища. В этот момент вернулся Сбежин с кинжалом в руках.
— Вот, — сказал он. — Это мой экземпляр. Только аккуратнее, я вам сейчас покажу. Он необычный.
Леонид Андреевич нажал невидимую кнопку на рукояти — и лезвие вдруг разошлось на три части.
— Ого! — воскликнул Скопин. — Что это?
— Это так называемый катар-ножницы. Его можно использовать для нанесения ран, а открыв дополнительные лезвия, можно блокировать клинок противника, причём тогда, когда он этого не ожидает. Вот!
Сбежин подошёл к стене и снял с ковра изогнутую саблю.
— Это индийский шамшир. Возьмите.
Он протянул саблю Скопину. Тот встал и неуверенно принял оружие.
— Не удивляйтесь, что такая маленькая рукоятка, — улыбнулся Сбежин. — Индийцы невелики ростом, а руки у них меньше нашего. Попробуйте нанести мне удар. Не по-настоящему, конечно, слегка!
Иван Федорович слабо взмахнул саблей, Сбежин тут же подставил навстречу тройной клинок своего кинжала и остановил лезвие шамшира.
— Вот так это действует!
Скопин стоял, задумчиво глядя на оружие в своей руке.
Леонид Андреевич положил кинжал-ножницы на стол, придавив им листок с изображением.
— Увы, господа, — сказал он. — Боюсь, это все, чем я могу вам помочь. Мало того, я даже не уверен, что тут, — он ткнул пальцем в рисунок, — мы имеем дело с редким иноземным кинжалом. Ведь это вполне может быть изделие нашего доморощенного кузнеца, а то и просто заточенный кусок рессоры. Я-то ищу в нем знакомые черты благородного оружия. И это простительный грех, потому что коллекционер всегда ищет восхитительные цветы, не обращая внимания на мусор под ногами. Если только он не коллекционирует мусор, конечно.
— Скажите, — произнес Архипов, тоже вставая, — знаком ли вам коллекционер Трегубов?
— Конечно, — спокойно ответил Сбежин.
— Нет ли у него в коллекции кинжалов или… Или какого другого оружия?
Сбежин покачал головой.
— Вы намеренно не говорите мне, что его убили?
— А вы знаете? — спросил Скопин.
— Увы, да, — повернулся к нему Леонид Андреевич. — В нашей среде новости расходятся быстро. Тем более что после Трегубова должна остаться коллекция, которую выставят на распродажу. Впрочем, сомневаюсь, чтобы там можно было найти что-то стоящее.
— Почему? — спросил Захар Борисович.
Сбежин пожал плечами.
— По правде сказать, вкуса у Михайлы Фомича не было никакого. Он был похож на сороку, которая тащит все блестящее. Брал в основном фарфор, но не гнушался и золотишком.
— Но разве коллекционирование не требует больших денег? Он был богат? — задал вопрос Скопин.
— Его батюшка владел медным рудником на Урале. И хотя тот истощился еще при начале царствования Николая, наследство он оставил хорошее.
— А вам какое наследство оставил батюшка? — невинно поинтересовался Скопин.
— Увы, — вздохнул коллекционер. — Всем моим нынешним положением я обязан своей покойной супруге.
Он взял со стола индийский кинжал.
— Могу я вам помочь чем-то еще?
Скопин и Архипов встали. И в этот момент в дверях наконец возникла прислуга с подносом, на котором стоял кофейник и три чашки.
— Луша! — с досадой крикнул ей Сбежин. — Что ты копаешься? Неужели нельзя было побыстрей?
Леонид Андреевич повернулся к гостям с извиняющимся выражением лица.
— Нет-нет, — сказал Скопин. — Мы узнали довольно, так что кофе в следующий раз. Кстати, вы знаете, что Трегубова перед смертью пытали?
Леонид Андреевич помедлил, а потом ответил отрицательно.
— Похоже, грабитель что-то искал, — продолжил Скопин, застегивая шинель. — Вы знаете, что незадолго до убийства Трегубова ограбили?
— Вот как?
— Грабителей было двое. Одного мы потом обнаружили на соседнем кладбище убитым. А вот второй, похоже, сбежал.
Архипов предостерегающе посмотрел на Ивана Федоровича, полагая, что тот и так рассказал более, чем положено.
— Простите, — смущенно сказал Сбежин. — Я не очень понимаю, чем могу помочь тут…
— Возможно, у старика была какая-то ценная вещь, которую грабители не заметили, — пояснил Скопин. — И второй молодчик вернулся, чтобы исправить ошибку. Ну, впрочем, вы правы, это уже наше дело.
Сбежин снова заверил, что готов содействовать полиции в любое время суток, после чего проводил сыщиков до двери на лестничную площадку и запер за ними дверь.
Скопин с Архиповым вышли под мелкий моросящий дождь.
— Это зачем? — спросил Захар Борисович, поднимая воротник.
— Что?
— Зачем вы завели разговор про грабителей?
Скопин пожал плечами:
— Так, выстрел наудачу.
Он пошел вокруг дома, пока не наткнулся на дворницкую, и постучал в дверь. На улицу вышел осанистый дворник в длинном сером фартуке.
— Чего надо? — спросил он сиплым пропитым голосом.
— Потолковать, — ответил Скопин.
— Некогда мне!
Скопин повернулся к Архипову.
— Что? — обратился тот к дворнику высокомерно. — Не признал? Из полиции мы. Или арестовать тебя суток на пять?
Дворник проморгался, стащил шапку и поклонился.
— Извиняйте, господа хорошие, со сна не признал.
— То-то, — сказал Захар Борисович. — Поговори мне тут!
— Как тебя звать, дядя? — спросил Скопин.
— Филимоном Петровым кличут.
— Скажи мне, Филимон Петров, тут у вас жилец есть — Сбежин Леонид Андреевич…
— Есть, как не быть.
— Вдовец?
Дворник Филимон кивнул и снова надел шапку.
— А что с его женой случилось? — спросил Скопин. — Померла?
Филимон помялся.
— Померла. Да только не своей смертью. Повесилась.
— Повесилась? — переспросил Скопин. — А с чего?
— Говорят, любовник у ей был. А муж прознал. Так она от совести и повесилась.
— Ага, — сказал Скопин. — От совести, значит.
— От нее, проклятой.
— А что, дорогой Филимон, — сказал Скопин. — Покойница, значит, ветреной была?
— Никак нет. Не замечалось, — степенно ответил дворник. — Мадама строгая. Мужа своего шпыняла за траты. Но ведь баба — она завсегда баба. Она хоть и мадама, а все одно под юбкой, небось, чесалось. Но так, чтобы ходил к ней кто — нет, не видел.
— Ну ступай, — отпустил дворника Скопин, потом повернулся к Архипову. — Пойдем в часть, Захар Борисович. Тут, похоже, ловить больше нечего.
— Да, — согласился Захаров. — Версия с рогатиной была красивой, но, возможно, именно поэтому — неверной. Все только запуталось. Я надеялся, что мы найдем убийцу по оружию, однако проклятый Сбежин навел туману! Что теперь?
Они шли переулком, обходя лужи. Скопин поднял воротник шинели и плотнее надвинул кепи на свои вихры.
— Так и до снега недалеко, — заметил он. — Вы уголь сами покупаете или платите хозяину?
— Хозяйке. Нет, она жадная, все жильцы сами себя отапливают как могут. Мне еще повезло — комната небольшая, с печкой. Только вы мне зубы не заговаривайте, Иван Федорович, я так понимаю, если с кинжалом не повезло, займемся шкатулкой? Кто идет в архив по поводу частного пристава Штырина?
— Конечно, вы, Захар Борисович, — невозмутимо ответил Скопин, перепрыгивая лужу.
— Почему же я?
— Потому что вы под моим началом. Вам и заниматься самой скучной работой. Если спросят — отвечайте, что действуете по моему указанию и в рамках расследования. Встретимся вечером.
Скопин остановился у дверей трактира.
Архипов укоризненно посмотрел на него:
— Иван Федорович!
Скопин удивленно поднял брови.
— Что? Проголодался я, Захар Борисович. Что ж мне, теперь и в трактир нельзя?
