22

Саскачеван никогда не переходит на летнее время; это означает, что летом я приезжаю сюда на час раньше, чем зимой. Однако в любом случае уже было больше одиннадцати вечера, когда свернул на ведущую к дому Кайлы дорожку. Мне не терпелось, и дело было не выпитых за время пути двух литрах кока-колы; секс был лёгок и приятен, и мы заснули в объятиях друг друга.

Утром Райан — которая крепко спала, когда я приехал — присоединилась к нам за завтраком и сделала мне подарок — бисерную ленту на запястье с буквами ДС, которую она сделала сама.

— Это значит «Джимми-сверчок»! — воскликнула она. Я широко улыбнулся и надел ленту на руку.

Потом мы отвезли её в Музей естественных наук Саскачеванского университета, расположенный неподалёку от «Источника света». Саскачеван — страна динозавров, и она глазела на скелеты тираннозавров, трицератопсов и стегозавров, но мне кажется, что больше всего ей понравился искусственный водопад и пруд с декоративными карпами.

Когда Кайла повела Райан в туалет, я достал телефон проверить новости. Правая «Торонто Стар», похоже, имела неприятности из-за того, что разместила не фото Ненши в ночь выборов, а его прошлогоднее фото в мусульманском одеянии под огромным заголовком «Правительство меньшинств». Однако в остальном результаты выборов были приняты в Канаде довольно хорошо.

Американские СМИ обычно полностью игнорируют канадские новости, так что от них я многого не ожидал, однако многие из моих френдов в Фейсбуке сослались на один и тот же клип с президентом Кэрроуэем, по-видимому, говорящим что-то насчёт выборов. Я открыл ссылку.

Квинтон Кэрроуэй выглядел необычайно глянцевым и безупречно холёным: каждая волосинка на своём месте.

— Мистер президент, — крикнул ему репортёр, — вас беспокоит то, что премьер-министр Ненши мусульманин?

Кэрроуэй улыбнулся своей характерной улыбочкой — словно потянули за верёвочки, прикреплённые к уголкам рта.

— Я поздравляю его с тем, что он стал первым мусульманином — главой государства в Западном мире. Немалое достижение, да, весьма значительное. И вдобавок от Новой Демократической партии — партии канадских социалистов. Сразу несколько монументальных событий, случившихся впервые. Мы шлём свои поздравления через границу — самую длинную неохраняемую границу в мире.

Вчера ночью, когда я стоял на том поле, глядя на звёзды, было гораздо холоднее. Но именно сегодня, а не вчера, я ощутил, как по коже меня продирает мороз.

Вечером в субботу мы с Кайлой и Райан поехали в саскатунский аэропорт, который, как напомнила мне Кайла, был назван в честь Джона Дифенбейкера, ещё одного премьера, отстранённого от власти вотумом недоверия в парламенте; может быть, когда-нибудь и Джастина Трюдо будут вспоминать по названию какого-нибудь аэропорта. Однако мы приехали сюда не для того, чтобы проводить меня домой: Кайла согласилась забрать оттуда Викторию Чен, которая возвращалась с симпозиума в Институте квантовых вычислений в Ватерлоо. Выйдя из зоны прилёта, Викки обняла Райан и Кайлу, и я был приятно удивлён, когда после этого она обняла и меня тоже.

— Как конференция? — спросил я.

— Великолепно, — ответила Виктория. — Все повторяли одну и ту же шутку: можно подумать, что если кто и может это сделать, то квантовый физик; было так много одновременного программирования, что мы все хотели оказаться одновременно в нескольких местах. — Она восхищённо покачала головой. — Были Арош и Вайнленд, а D-Wave объявили о новой килокубитовой модели, а…

И Кайла явно понимала, о чём речь; я же ограничился тем, что взял ручку Виккиного чемодана на колёсиках и покатил его следом, пока две женщины обсуждали проблемы квантовой механики. Вскоре Райан это надоело и она потянула Викторию за рукав.

— Тётя Викки, а мне ты что-нибудь привезла?

— Райан! — укоризненно воскликнула Кайла.

— А ты как думаешь? — спросила Викки Райан, хитро улыбаясь.

— Я думаю, привезла! — громко предположила Райан.

— Я думаю, ты права! — в тон ей воскликнула Витория. У неё была сумка на плече, и мы остановились, чтобы она смогла в неё залезть. Оны вытащила оттуда маленького плюшевого зверька — зебру, весьма странный выбор для подарка из Онтарио. Но потом я увидел вышитые на крупе буквы ИКВ; это был талисман конференции, а полоски — я это увидел, когда пригляделся — складывались в классический узор двухщелевой интерференции. Ничто из этого не имело особого смысла для Райан, но она надлежащим образом взвизгнула, принимая подарок.

— И, чтобы второй раз не останавливаться, — сказала Викки, — я также привезла кое-что для тебя, Кайла. На самом деле это для «Источника света», но я появлюсь на работе только в понедельник, так что если до тех пор оно побудет у тебя, то технически ты не возьмёшь его с работы.

Она снова залезла в сумку и вытащила маленький потёртый на вид алюминиевый ящичек. Неподалёку было несколько сидений; мы подошли к ним, сели и открыли ящичек. Внутри, на подушке из чёрного поролона, в вырезанной строго по форме выемке покоился серебристый прибор тридцати сантиметров длиной.

— Что это? — спросила Кайла.

— Ну, за неимением лучшего названия, — ответила Викки, — они называют это квантовым камертоном.

Он и правда был похож на камертон. Половину его длины занимала круглая в сечении рукоять; вторая половина состояла из двух параллельных цилинрический зубцов, каждый толщиной примерно в мой указательный палец. Однако всё это никак не оправдывало применения слова на букву «к».

— Что в нём такого квантового? — спросил я.

Виктория достала прибор из ящика и подняла его, словно отгоняя вампира.

— Его разработали в ИКВ. В рукоять вделан нелинейный кристалл в оптическом резонаторе, позволяющем фотонам многократно переотражаться; в результате зубцы излучают два идентичных луча. Лучи индуцируют электронную суперпозицию.

Судя по выражению лица Кайлы, на неё это произвело впечатление, и я решил, что сейчас подходящий момент и мне проявить некоторую социальную мимикрию; я скопировал её выражение.

Викки продолжала:

— Мы даём институту дополнительное время на пучке в обмен на аренду их прототипа. До сих пор он работал очень неплохо. Он отлично порождает суперпозицию, но не делает её менее подверженной декогеренции. Тем не менее, возьми кусок вещества, воздействуй на него этой штукой, и у тебя будет испытательный стенд для квантовых вычислений в течение нескольких наносекунд, после которых наступит декогеренция.

Кайла немедленно уловила намёк.

— А что будет, если воздействовать им на человека?

— На нормального человека? — спросила Виктория. — Совершенно ничего; многие это пробовали. — Она сделала вид, что тычет камертоном себе в лоб. — Но если на кого-нибудь, кто не находится в состоянии суперпозиции? — Она улыбнулась мегаваттной улыбкой. — Звучит, как весьма интересный эксперимент, не правда ли?

— О, Боже мой, — потрясённо сказала Кайла, а потом, тише и почти с благоговением в голосе: — О, Боже мой…

«Заведение», как его называла Кайла, оказалось чище, чем подобные места в прошлом. И всё же большинство этих людей были оставлены на попечение государства, и персонал, поставленный за ними присматривать, проявлял примерно такое же сочувствие и заботу, как и ковбой, ухаживающий за стадом. У Тревиса не было отдельной палаты: в этом не было смысла. В той же палате лежали ещё трое, согласно диагнозу либо впавшие в кому, либо пребывающие в перманентном вегетативном состоянии. Жалюзи были опущены, как и во время моих предыдущих визитов; полагаю, их не поднимали годами.

Я смотрел на Тревиса: закрытые глаза, ничего не выражающее лицо, рот слегка приоткрыт, слышно тихое похрапывание. Он лежал здесь девятнадцать лет — здесь, или в других подобных местах. Годы неподвижности не прошли бесследно: в лежащей передо мной исхудалой фигуре не осталось и следа былого атлетизма.

Я смотрел на костлявое лицо, бледную кожу — кожу, последний раз видевшую солнце, когда в Белом Доме сидел Джордж Буш-младший, а Билл Косби считался образцом для подражания, когда мир ещё не знал Сары Пэйлин и Эмми Шумер, до Амазон Киндл и Фэйсбука и Мегамэтч, до «Во все тяжкие» и «Безумцев» и «Теории Большого взрыва».

— Привет, братишка, — сказала Кайла; ритуальное приветствие, я видел его в предыдущие визиты; оно превратилось в рутину, репризу, бездумный шаблон.

Она полностью игнорировала трёх других обитателей палаты, двух мужчин и одну женщину; конечно же, никто не беспокоился о приличиях в присутствии этих… пациентов? Узников? Жителей? Нет, нет, пациенты будет правильнее; они все вечные пациенты, пережидающие войны и рецессии, моды и тренды с неизменным спокойствием.

Грудь Тревиса ритмично поднималась и опадала. Я слышал, как по коридору идут, болтая между собой, две женщины. У моего айфона сзади была небольшая подставка; я установил его на тумбочку напротив кровати Тревиса, чтобы записать на видео, как мы надеялись, невиданное событие.

— Ну что же, — сказала Кайла, может быть, Тревису, может быть, мне. Она запустила руку в свою сумку-чемоданчик и вытащила из неё камертон; рукоять раздваивалась, переходя в два параллельных зубца, словно карта возможных исходов. На одном пути — status quo, с Тревисом, лежащим здесь ещё десяток — или шесть десятков — лет, пока, наконец, какая-то деталь в нём не испустит дух, и государство не освободится от бремени. На другом пути, возможно, новая жизнь для него, пробуждение после стольких тёмных зим. И, сжимаемая в руке Кайлы, суперпозиция двух путей — оба возможных исхода, обновлённая жизнь и смерть заживо.

Она посмотрела на меня и качнула головой в сторону входа. Мы не сказали персоналу, что мы собираемся сделать; если кто-то решит, что это медицинская процедура или эксперимент, будут горы бумаг. Пока мы сюда ехали, Кайла сказала, что потребовалось несколько недель на то, чтобы получить разрешение от здешнего страховщика ненадолго отвести Тревиса в «КИС».

Уверен, что всё шло своим чередом, и вряд ли наши с Тревисом дела могла прервать медсестра, несущая ему поднос с ужином: питание он получал по желудочной питательной трубке, уходящей в отверстие в левой части живота. Тем не менее я подошёл к двери и оглядел мрачный коридор в обе стороны. Женщины, которых я слышал раньше, уже ушли; горизонт, как говорится, был чист. Я закрыл дверь, повернулся к Кайле и кивнул ей в знак того, что можно продолжать.

Она склонилась над братом и коснулась зубцами его лба: один над закрытым левым глазом, другой — над закрытым правым. А затем большим пальцем она сдвинула красный переключатель на рукояти.

Было бы круто, если бы камертон начал светиться фиолетовым или издавать звуки сминаемого листового железа, но ничего не произошло — ни с прибором, ни, насколько я мог судить, с Тревисом. Конечно, я больше сочувствовал Кайле, которая питала такие большие надежды, чем Тревису, не испытавшему никаких изменений в своём счастье — или отсутствии такового.

Кайла отвела руку с камертоном назад. А потом, отчаянно вскинув брови, она повернула камертон на полоборота, так, что правый зубец оказался над левым глазом, а левый — над правым, и снова осторожно, но крепко прижала зубцы ко лбу брата, и…

… и глаза Тревиса, затрепетав, открылись.