Глава 9
К дому, где после возвращения жила Стелла с ребенком, Ростислав подъехал почти в десять вечера. Он очень надеялся, что она дома. Что она дома одна и давно уложила малыша. И им удастся поговорить без свидетелей, без детского плача или, упаси господи, без приторного сюсюканья.
Разговор предстоял серьезный.
Он остановил машину подальше от ее окон. Какое-то время просто сидел, прикрыв глаза. Думал.
Что он скажет, когда войдет? Как посмотрит на нее? Что станет делать, если она не найдет нужные, правильные слова?
О его визите к Стелле Игорек Заботин не знал. Если бы узнал – стал бы отговаривать. Он был в курсе их последнего скандала перед рестораном. И в курсе ее требований. Даже назвал Стеллу законченной дурой.
Ростислав вылез из машины, поежился. Жара первых дней июня сменилась жутким холодом. Ночью температура опускалась до трех градусов. Ветер, все время ветер и мелкий дождь. Он третий день не вылезал из кожаной куртки, под ней теплая водолазка. Потому что реально было холодно.
А Алинка ушла из дома в тонких спортивных штанах и в футболочке, вдруг вспомнил он. Сердце защемило так остро, что он со слабым оханьем привалился к машине. Попытался отдышаться, но не вышло. Прихватило так, что слезы выступили из глаз. Пришлось лезть за таблетками, которые Светлана сунула в карман пару дней назад.
– Так и до инфаркта недалеко, милый. – Она старательно прятала от него заплаканные глаза. – Нам надо держаться. Надо верить и держаться. И держать себя в форме. Это гомеопатическое средство, оно практически безвредно. А польза есть.
Ростислав выкатил из пластикового флакона два белых шарика, швырнул под язык. Глубоко подышал – вроде отпустило. Подошел к задней двери, потянул на себя. Заглянул в салон. На заднем сиденье лежал букет сиреневых хризантем. Стелла любила эти цветы. Ростислав потянулся за ним, но вдруг одернул руку, как обжегся.
Не тот случай. Не за тем он здесь.
Он закрыл машину, поставил на сигнализацию. Пошел к подъезду. Лифт, как несколько лет назад, не работал. Усмехнувшись старой табличке, Ростислав пошел пешком. Пятый этаж, невысоко. Когда-то взлетал туда, как на крыльях. Сегодня подъем дался с трудом. Задохнулся, пока добрался до ее двери. Рука, привычно минуя звонок, стукнула трижды.
Открыла почти сразу. На пятой секунде, подумал он, переступая порог.
– Привет, – сказал Ростислав и не полез целоваться.
Стелла выглядела сногсшибательно в коротких джинсовых шортиках, короткой футболке, с растрепавшимися, влажными после душа волосами. Зачем она это все, а? Вот зачем? Пытается быть соблазнительной? Так он предупредил, что по делу. Ему ни до чего, и уж тем более не до секса с ней.
Неуместно. Не тот случай. Не за тем он здесь.
– Привет. – Стелла осторожно улыбнулась, потрогала волосы, заправила пряди. – Что-то случилось? Или ты передумал?
– Я не передумал. – Он сразу завелся и неприлично повысил голос в чужом доме.
– Не ори! – цыкнула сердито и покосилась на запертую дверь спальни. – Сын спит.
– Извини.
Он стоял, привалившись к стене, и не знал, с чего начать. Стелла помогла.
– Так что у тебя стряслось, милый? – с легкой иронией спросила она. Отступила на метр, вытянула в сторону левую ногу, уперла в бока кулачки.
Поза была воинственной. Она так всегда раньше вставала, если собиралась капризничать.
– Алинка пропала, – бросил он.
Произносить это с каждым днем, с каждым часом становилось труднее. Чем больше проходило времени, тем меньше оставалось надежды, что дочь вернется целой и невредимой. Он подключил все связи. Ее ищут. Когда он узнал, где именно, пару часов просто не мог говорить. Ее искали по канавам, колодцам, в пригородной лесополосе.
– Почему именно там? – выдавил он через два часа и глянул на Заботина красными воспаленными глазами. – Почему там? Не у друзей?
Не у парня?
– Там уже были, Ростислав.
Игорек отвернулся, чтобы не видеть друга таким. Чтобы тот не видел его таким же. Оба сухо, по-мужски переживали невесть откуда взявшуюся беду. А это гораздо тяжелее, чем биться в истерике, рыдать, голосить. Нет, это все тоже есть, но только глубоко в тебе. И так, сука, давит! Так там все выворачивает!
– Господи, за что? – вздыхал Ростислав и с надеждой смотрел на телефон.
Но никто не звонил, не требовал выкуп. Не выдвигал условия. Они с Заботиным уже давно отказались от мысли завладеть землей, на которую облизывались почти год.
Он звонил Зайцеву и с надрывом требовал вернуть дочь. Зайцев обозвал его придурком и отключил телефон.
К черту землю. Нет, значит, нет. Есть другие проекты. Есть во что вложиться.
Кто тогда, если не Зайцев? За что?
– А может, это Стелла, а? Мстит? – спросил вчера вечером Ростислав, когда они с Заботиным сидели в его машине. – Я ей не помог, отказал. Она может лишиться ребенка, вот и сделала, чтобы я почувствовал, как это больно. Может, она?
– Не дури, Ростик. Ты так себя скоро подозревать начнешь, – неуверенно ответил Заботин. – Она же сама мать. Она не посмеет.
Вот для этого он и приехал к ней сегодня, чтобы узнать наверняка, посмела или нет.
– Алина? Пропала? – Стеллины руки упали вдоль тела. – Ужас какой.
Вот не так она это произнесла, не так! Не было сочувствия в ее голосе. Равнодушие, может, чуть любопытства, но ни капли сострадания.
– Скажи, что это не ты! – прохрипел он и уставился на нее сумасшедшими глазами.
– Больно тебе, да? Больно, Ростик?
В ее резко дернувшемся подбородке ничего, кроме вызова. Лицо, которое он так любил, сделалось надменным, незнакомым. Ладное тело, шикарные голые ноги – все показалось чужим, отвратительным. Вся ее вызывающая красота, которой он прежде грезил, теперь казалась чудовищной насмешкой над его бедой.
– Нет, не может быть! – прошептал он и, широко шагнув вперед, неожиданно ударил ее по щеке.
– Сволочь! – взвизгнула Стелла, хватаясь за щеку. Забыла о спящем сыне, сорвалась на крик: – Давай вон отсюда! Я сейчас полицию вызову!
– А вызывай. – Он пододвинулся еще ближе, дотянулся до ее шеи, обхватил пальцами и легонько сжал. – Вызывай! У них к тебе будет больше вопросов, чем ко мне. Спросят, как ты сына у мужа украла.
– Они не знают и не узнают пока, – прохрипела Стелла, не делая попытки вырваться и глядя на него с ненавистью.
– Так я расскажу! А почему нет? Скажи… Скажи, что это не ты!
– Пусти, придурок! – взвилась она. Пнула его под коленом и впилась длинными ногтями в руку. – Пусти, порву!
Он отцепился. Ее ногти процарапали три глубокие борозды, которые тут же стали кровоточить.
– Идиотка. Истеричка. – Он пытался найти в кармане куртки платок. – Правильно твой мужик тебе сына не отдает, дуре такой.
– Ох ты гад! Ох, какая же ты сволочь!
Она пнула его – сильнее, больнее, раз, другой, третий. Дотянулась до щеки и на ней оставила отметину когтями.
– Как же так можно? Как же можно быть таким уродом! Алинка твоя наверняка сбежала от тебя и от жирной коровы твоей! Потому что достали! Потому что сволочи!
– Уймись. Уймись и скажи, что это не ты.
Он схватил ее за запястья. Платок он так и не нашел, и кровь из глубоких царапин испачкала ее нежную кожу. Вдруг стало страшно. Не за Стеллу, нет, ей-то ничего не сделается. Страшно за Алинку.
Вид крови на белой женской коже отрезвил его. Ростислав отпрянул, привалился к стене, съежился – сердце снова остро покалывало.
– Скажи, что это не ты, Стелла, – прохрипел он и закрывал заслезившиеся глаза ладонью. – Мне важно знать.
– Дурак ты, Яковлев, – выдохнула она. – Я на тебя злюсь, конечно, но не настолько, чтобы лишать жизни твою дочь. Надо же было до такого додуматься! Я сама мать. Как я могу? Идиот… И бьешь по больным местам. Как не стыдно!
– Прости. Прости, – всхлипывал он. – Прости меня. Я не должен был. Я в отчаянии. И наговорил поэтому. Аспирант твой не стоит тебя. И ребенка он не стоит.
– Да не нужен ему ребенок, Яковлев! – заорала Стелла, не боясь разбудить малыша. – Не нужен, как ты не поймешь! Это просто акт возмездия. Чтобы сделать мне больно.
– Месть? За что? – спросил он рассеянно, вытирая слезы окровавленной рукой и пачкая щеки.
– За то, что… Что ребенок не его, вот, – выпалила она. Глубоко вдохнула, выдохнула. – Сказала наконец-то.
– Что сказала?
Он все не понимал. Он пытался вытереться и только сильнее пачкал лицо и руки собственной кровью. На водолазке еще, на животе несколько капель, на брюках. Умыться бы.
– Это твой сын, Яковлев. Твой. – Стелла вытащила из кармана шортов салфетку, пахнувшую детской присыпкой. Протянула ему. – Вытрись. А то на вурдалака похож.
Он судорожно тер щеки, руку, водолазку зачем-то, хотя понимал, что салфеткой ткань не оттереть. Это понимал отчетливо, а вот что она говорила – нет. А она все говорила и говорила.
– Потому и просила тебя о помощи. Умоляла признать отцовство. Просто не так все объяснила там, после ужина. Это твой сын, Ростик. Я уехала отсюда с шестью неделями беременности. Ему потом сказала, что ребенок родился раньше срока. Но он не дурак – проверил, сдал анализы. И началось! Поэтому я и сбежала с ребенком, который ему не нужен. Поэтому обратилась за помощью к тебе. Если ты заявишь свои права на отцовство, у него не будет шанса. И он…
– Нет! – Он замотал головой, зажмурился. – Нет! Мне сейчас не до тебя, понимаешь ты это? У меня пропала дочь! Моя Алинка пропала! А ты тут со своим… Сейчас не до тебя. Прости.
Он не вышел – выбежал из ее дома. И помчался по лестнице, не видя ступенек. Кажется, кого-то оттолкнул на первом этаже. Потом очень быстро ехал по улицам. Куда-то сворачивал, кого-то обгонял. Очнулся, когда влетел передним правым колесом в какую-то яму. От резкого торможения его швырнуло на руль и сильно ударило о переднюю стойку. Всегда надо пристегиваться – вспомнил он Светкины слова. Кажется, ненадолго он потерял сознание. А потом снова поехал. Вперед.