Глава 10
– Чертовы мажорки! – выругалась Маша, притормаживая у высокого забора Голубевых. – До чего надоели.
Она уже в третий раз приезжает сюда, чтобы поговорить с Инной Голубевой, что могло пойти не так во время игры той ночью, когда пропала Алина. Что могло случиться? На каком этапе игры она потеряла Алину из вида? В каком составе начали игру, в каком закончили? Где телефон Алины?
Эти и многие другие вопросы она уже задала всем участникам игры, включая парня пропавшей девушки, Антона. Ответы были разными, в основном неконкретными. Никакого света на произошедшее они не проливали. Она опросила всех, кроме Голубевой. Нет ее постоянно дома, что ты будешь делать! Как отец в рейс – так ее не найти, объяснили старшие братья. Даже на работу перестала ходить, хотя до этого вообще не прогуливала.
Это последнее заявление Машу насторожило. Поэтому и каталась к этому дому уже который раз.
– Здравствуйте. – На пороге гостиной, куда ее проводила горничная, Маша скупо улыбнулась. – Это снова я.
– Вижу, – нелюбезно ответила хозяйка дома и кивком указала на кресло возле окна. – Присаживайтесь, раз пришли.
Маше было жутко некогда: Суворкин уже через час ждал с докладом по делу, но она послушно присела и уставилась на хозяйку.
За всю неделю, в течение которой она сюда каталась, в облике хозяйки ничто не изменилось. Тот же широченный халат в пятнах. Те же стоптанные тапки. Электронная сигарета зажата между пальцами. Толстые щеки подозрительно поблескивают.
«Не умывается она, что ли, – возмутилась про себя Маша. – И вещи вроде дорогие, но какое-то все замызганное, нестираное».
– Я вас внимательно слушаю. – Хозяйка выпустила изо рта клуб дыма. – Что привело вас сегодня?
– Все то же. Мне очень нужно поговорить с вашей дочерью.
Маша внимательно осматривала гостиную. Тот же, что и в прошлый раз, беспорядок. Ничто не указывает на то, что Инна здесь как-то отметилась. Ни щетки для волос, ни зеркальца, ни футболки, переброшенной через спинку стула. Вещи и игрушки младшей девочки повсюду. Блузка хозяйки на плечиках на дверной ручке. Вещей Инны не было.
– Что рассматриваете? Беспорядок? – догадливо хмыкнула хозяйка. – Все никак не уговорю нашу прислугу взять на себя уборку. Готовить согласна, а убирать нет. Раз в неделю приезжают из фирмы люди, убирают. Но хватает ненадолго. С моим семейством…
– Мне очень нужно поговорить с вашей дочерью, – прервала Маша.
– Знаете, мне тоже, – неожиданно выпалила нерадивая мамаша. И запыхтела, запыхтела электронной сигаретой. – Ее ведь нет с того вечера, как она уехала играть.
– Как с того вечера? – Лицо у Маши вытянулось.
Еще одна пропавшая девушка? Только этого не хватало.
– И вы не написали заявление? Но прошло больше недели! Знаете, это по меньшей мере странно. Скорее, я бы сказала, подозрительно.
– Ах, оставьте, – отмахнулась хозяйка лениво. – Инка звонила той ночью.
– Вы не говорили мне.
– А должна была? – Брови мамаши полезли вверх. – Вы и не спрашивали, если что.
Маша в самом деле не спрашивала. Отвлеклась.
– Так во сколько звонила Инна? – Она достала записную книжку, приготовилась записывать.
– Утром. Светало уже.
Светает сейчас ближе к четырем утра – хотелось съязвить. Но промолчала. Утро у всех начинается в разное время. Судя по ночной рубашке, топорщившейся кружевом по низу, у мадам Голубевой оно только-только началось. А время к полудню.
– Что она вам сказала? Спросила о чем-то? Или, может, сама о чем-то рассказала?
– Знаете, я пытаюсь вспомнить. – Голова плавно качнулась. – Но ничего такого важного не вспоминается.
– А неважного? – Маша с силой стиснула зубы, так хотелось заорать на эту клушу.
– Так, сейчас. – Она отложила электронную сигарету на журнальный столик, кряхтя, выбралась из кресла, грузно зашагала по гостиной. – «Мам, привет, это я». Говорю: «На часы смотрела, засранка?» Она носом так шмыгнула. Спрашиваю: «Ревешь, что ли?» «Нет, – говорит, – в порядке все». Но я-то знаю ее порядок! У нее всегда все в порядке, а потом муж ее косяки исправляет. Подмазывает кого надо и не надо. Ох, и дурой уродилась! Ох, и дурой!
Насчет косяков Инны Голубевой Маша была наслышана. Хулиганские действия, издевательство над животными, драка с одноклассницами. Прожитые ею семнадцать лет были богаты событиями такого рода.
– Вы считаете, она плакала? – спросила Маша. Впервые на лице мамаши она заметила признаки беспокойства.
– Плакала, да. Насморком она с трех лет не страдала. Значит, ревела.
– Что было потом?
Маша записала: «Инна звонила матери между четырьмя и пятью утра и плакала (возможно)».
– Она спросила: мам, мне никто не звонил на домашний? Говорю: дочка, совсем охренела? На часы смотрела?
– А она что?
– А она говорит, мол, просто так спросила. Мало ли. Я даже подумала вчера, может, она вас боялась – полиции в смысле.
Да что же там такого могло случиться во время этой игры? Или после? Почему одна девочка пропала, а другая прячется? Она ведь прячется от кого-то или от чего-то. Может, имеет отношение к исчезновению Алины Яковлевой?
– Дальше, – потребовала Маша.
– Дальше она пробормотала что-то вроде того, что ей, мол, надо ненадолго по делам смотаться. Если отец спросит, почему прогуливает, чтобы сказала, что дела у нее. Не спросит – не говорить ничего. И отключилась.
Мамаша Инны снова втиснула огромное тело в кресло, потянулась к электронной сигарете. Через минуту ее полное лицо исчезло в клубах дыма.
– Так что же вы все это время молчали? – возмутилась Маша, убирая записную книжку. – Я езжу к вам, езжу. А вы только руками разводите – нет дочери, не появлялась.
– А она и не появлялась, – флегматично кивнула Голубева.
– Но она звонила! А вы ничего не сказали.
– Разговор дочь вела о своем отце, не о полиции. Он, кстати, ничего о ней не спросил. Уехал молча. Я и не сказала. А вас я информировать не обязана.
– А теперь что изменилось?
– Теперь… Теперь я что-то забеспокоилась. – Она зябко дернула толстыми плечами. – Времени сколько прошло, а она не объявляется. И не звонит. И телефон отключила.
Это Маша знала, сама не раз пыталась набрать Инну Голубеву.
– Как думаете, что все это может означать? – спросила Маша уже на самом пороге.
Хозяйка, странно, пошла ее провожать. Хотя каждый шаг, кажется, давался ей с трудом.
– Вы насчет Инки? – уточнила она на всякий случай и вцепилась тремя пальцами в подбородок.
– Да-да, я о вашей дочери. Как думаете, что означает ее долгое отсутствие? Может, она попала в беду?
– Ах, оставьте, – фыркнула мамаша. – Скорее она сама может стать бедой для кого-то. Такая вот уродилась. Одна же такая из всех. Трое детей совсем другие – умные, правильные. А Инка – выродок. Вы, товарищ капитан, не думайте ничего такого. Ничего такого нет.
– В каком смысле?
Маша сунула руку в сумку, нащупала мобильник. Желание немедленно позвонить сыну Валерке сделалось болезненным. Позвонить, узнать, что у него все в порядке. Пусть даже он рассердится, потому что в лагере. Пусть даже пожалуется вечером отцу. Пусть! Она просто должна знать именно сейчас, что у него все хорошо. Может, она и не самая хорошая мать, зато точно не такая равнодушная, как мать Инны Голубевой.
– Я уверена, что моя дочь не пропала, как Яковлева. Просто где-то мотается.
– А могла она быть причастна к исчезновению своей подруги? Вы можете допустить такую мысль?
– Нет, – быстро и твердо ответила та. – Алинку она любит даже больше нас. Может, Инка стала свидетелем чего-то нехорошего и теперь прячется? Кто ее знает. Но с ней точно все в порядке. – Пальцы матери сползли с подбородка на левую грудь и легонько постучали. – Я это чувствую. И она объявится.
Валерка ей на звонок не ответил. Но написал в сообщении, что у них репетиция чего-то там и что у него все в порядке. А через двадцать минут перезвонил.
– Мам, ты чего? – спросил самый родной, самый любимый голос на свете.
– Просто, – ответила Маша смущенно. Ответ она не придумала, врать с ходу не могла. – Просто захотела услышать твой голос. Прости, что во время репетиции.
– Так приперло, да, мам? – догадался ее умница сын.
– Ага. – В носу защипало, губы задрожали. Она в отдел как раз входит, не хватало только слюней на пороге отдела. – Но сейчас отпустило.
– Мам, я знаешь что хочу тебе предложить?
– Что?
Она быстро юркнула к себе, чтобы не засекли в растрепанных чувствах и не доложили тут же Суворкину, что у нее глаза на мокром месте. Заперла дверь изнутри, привалилась к ней. Глубоко задышала.
– Давай, когда я вернусь, ближайшие твои выходные проведем вместе, а?
– Ох, сынок! – вздохнула Маша с горечью. – Я бы все дни своей жизни с тобой проводила! Только сам понимаешь.
– Мам, я все понимаю. Понимаю, что тебя могут дернуть прямо по дороге. Посреди сеанса в кинотеатре. Вытащить с карусели или из зоопарка. Я все это понимаю. Но начало-то выходного будет нашим. Твоим и моим, мам.
Вот ведь. Довел-таки мать до слез.
– Прости меня, – прошептала она. – Прости меня, Валерка. Я самая плохая мать на свете.
– Ты самая лучшая, мам, – тоже странно дрогнувшим голосом отозвался сын. И тут же закончил на подъеме: – И самый лучший в мире сыщик.
– Скажешь тоже! – улыбнулась она сквозь слезы.
– Кстати, мам, эту девушку еще не нашли?
Алину?
– Откуда ты о ней знаешь?
– Так в сети пишут.
– И что пишут в сети? – заинтересовалась Маша.
– Что ее похитили во время квеста. А еще пишут, что ее исчезновение специально разыграли, чтобы клиентов привлечь.
– Привлекли?
Маша зло сощурилась. Не сегодня – завтра у нее будет ордер на выемку документов и обыск этого заведения, вот тогда ИП Голиков покрутится.
Мерзавец.
– Еще как! Там, говорят, очередь на месяц вперед.
– Замечательно, – буркнула Маша.
Еще минуты две поговорила с сыном, попросила ничего не рассказывать отцу. Трижды расцеловала его по телефону и нажала отбой.
– Очередь, говоришь? На месяц вперед?
В кабинет Суворкина она не вошла, а влетела. Наткнулась на его осуждающий взгляд. Притормозила у стола и пробормотала извинения.
– Судя по набранной скорости, капитан, вам есть о чем доложить? – скривил губы полковник. – Та-ак. Присаживайтесь.
Маша послушно присела за стол, от него подальше. Она сегодня, как на грех, была одета не по форме. Рассеянно натянула утром черные брюки и темно-синий джемпер. Даже вспомнить не могла почему. Полковник, само собой, прицепился.
– Считаешь, это барахло, что на тебе, тебе больше идет?
– Никак нет, товарищ полковник. – Маша медленно полезла из-за стола.
– Да сиди уже! – махнул рукой Суворкин. – Вырядится как пугало, понимаешь, и думает, что красиво. Да тебе форма знаешь как идет! Да ты в ней красавица просто. А в этом барахле кто? Торговка с рынка.
– Прошу прощения, товарищ полковник. – Маша потупила глаза. – Виновата. Исправлюсь.
– Виновата она. В плаще тебе тоже красиво. И шарфик этот вот. – Суворкин поводил рукой по шее. – Тоже не лишний, красит тебя. А это вот, что на тебе сегодня… Маша, ну барахло же! Кто в твою сторону посмотрит, когда ты так выглядишь? А ты же молодая, красивая баба, капитан.
Ничего себе! Она прикусила губу, чтобы не улыбнуться. Суворкин шефство, что ли, над ней решил взять? Пристроить ее решил? Здорово! Особенно насчет бабы-капитана. Вот бы ее бывший потешился, если бы услышал подобное.
– Докладывай уже, – потребовал начальник. – Есть основная рабочая версия?
– Пока нет, товарищ полковник. – Маша заметила, как поползли к переносице его редкие брови, и поспешила добавить: – Версий несколько, товарищ полковник. Пока не провели обыск в том месте, где проводится игра, не изучили документы и записи, судить наверняка достаточно сложно.
– Говори, что не сложно. – Он издевательски улыбнулся. – Говори, капитан Ильина.
– Установить точное время исчезновения Алины Яковлевой не удалось. – Маша выложила первым то, что ее особенно тревожило. – Игра проходила в темноте, были задействованы актеры. Фамилии участников группы узнать не удалось… пока. Их тщательно от меня скрывает ИП Голиков.
– Разберемся. Дальше! – Голос Суворкина неприятно заскрипел.
То ли ее осуждал за непрофессионализм. То ли на Голикова злился, что тот умышленно тормозит расследование.
– Друзья Яковлевой тоже в затруднении. Все в один голос утверждают, что было темно и страшно. Все происходило в суматохе, на скорости, каждый и себя плохо осознавал, что говорить об остальных. Трое из них Яковлеву вообще почти не знали. Еще важный момент: подруги, одетые одинаково, были похожи даже на улице при свете дня, что уже говорить о темноте.
– Ты куда это клонишь? – прищурился Суворкин. – Думаешь, их перепутали?
– Не исключаю такую возможность, товарищ полковник. Тем более что Инна Голубева, подруга Яковлевой, до сих пор где-то шатается.
– Что значит шатается?
– Не явилась домой после той ночи. Ее никто из домашних не видел. – Маша подробно описала визиты в дом Голубевых.
– Опа! Ничего себе. Еще одна пропавшая девушка нарисовалась? – Он принялся постукивать ладонями по столу. – Родители Яковлевой, понимаешь, бьют тревогу, ищут дочь. Подключили волонтеров, всех, кого только можно. А родители Голубевой…
– Считают это нормой, – закончила за него Маша. И поправилась: – Точнее, это для них не чрезвычайное происшествие. И потом, она звонила матери и предупредила, что ей надо куда-то по делам. Что за дела у нее могут быть – можно только догадываться. Голубева до сих пор чудом не угодила за решетку.
– Помню, ты докладывала. Итак, версия номер один: Яковлеву похитили по ошибке, вместо Голубевой. Та могла вляпаться в нехорошую историю, и итог – похищение. Она догадалась и теперь скрывается. Так?
– Так точно, товарищ полковник. Я спросила у матери, какие были отношения у Инны с Яковлевой.
– И что она?
– Утверждает, что Алину ее дочь любила больше, чем собственных братьев и сестру. И что никогда не причинила бы ей вреда.
– Пока отставим в сторону эту версию. – И Суворкин зачем-то отставил на край стола пепельницу. – Что у тебя есть еще?
– Хозяин заведения Голиков.
– А ему зачем? Проблем не хватало?
– Так рейтинг, товарищ полковник! Мне тут сын полчаса назад заявил, что в сети сумасшествие просто. Все обсуждают пропажу девушки во время квеста. И знаете, как реагируют? Очередь на месяц вперед на игру!
– С ума сойти. – Полковник откинулся на стуле. – А сам Голиков утверждает, что не при делах?
– Естественно. – Маша вспомнила, как нагло смотрел на нее этот толстяк. – И эти его слова мне в спину. Специально сказал, чтобы позлить. Раздразнить.
– Ничего, мы его тоже подразним уже завтра. Сегодня вечером ордер будет подписан, капитан, так что прямо завтра он у нас покрутится. Будем считать, у нас с тобой две рабочие версии. Первая – во время похищения произошла ошибка. Вторая – причастность Голикова. Возможно, держит где-то девчонку до поры. Правда, верится с трудом. Все, ступай работать, капитан Ильина.
Опустил глаза, принялся за чтение документов. Ее как будто перестал замечать. А зря. Ей было еще что сказать.
– Товарищ полковник, извините. Еще один момент. Не могу не поделиться информацией.
– Давай.
Суворкин поднял взгляд. Осуждающе качнул головой, оглядел ее с головы до ног. Пробормотал под нос свое «вырядилась, понимаешь».
– Когда пошла волна о пропаже девушки, был звонок. Звонил мужчина. Не представился.
– Что хотел не представившийся тебе мужчина, Мария? – торопил полковник.
– Порекомендовал полиции проверить одну даму.
– Проверить на предмет?..
– На предмет причастности к похищению.
– Это ты так грамотно говоришь? Или он так сказал? – Повторил, смакуя: – Проверить. На предмет. Причастности. Надо же, как грамотно стали выражаться.
– Это он так сказал. Я, говорит, рекомендовал бы вам проверить некую даму – так и сказал – на предмет причастности к похищению. И назвал фамилию. И причину, по которой нам следует обратить на нее внимание.
– Я услышу причину, Ильина? – рявкнул полковник. – Что ты мямлишь?
– Стелла Ветрова, в замужестве Зимина. Недавно вернулась из Америки с двухлетним сыном. Я навела справки по рекомендации анонима.
– Так в связи с чем нам следует обратить на нее внимание?
– Дело в том, что она бывшая любовница Ростислава Яковлева, отца Алины. Расстались около двух лет назад.
– Нехорошо расстались? – Суворкин сделался серьезным.
– Она его бросила. Уехала за границу с перспективным малым, родила там ребенка. Но что-то у них не заладилось, и она вернулась.
– С ребенком? – зачем-то уточнил Суворкин и снова низко нагнул голову, вчитываясь в какую-то бумагу.
– С ребенком. И, по слухам, ребенка этого она у мужа выкрала.
– Что значит выкрала?
– Сын – гражданин США. А она его, мягко говоря, забрала.
– Похитила, другими словами.
– Так точно, товарищ полковник. Получается так.
– Думаешь, это для нее теперь привычное дело и она могла похитить дочь бывшего любовника? – Суворкин глянул на нее как на недоросля и покачал головой. – Только зачем она ей? Ильина, ты того… Не заговаривайся, что ли.
– Дело в том, что они встретились, товарищ полковник. Ростислав Яковлев и Зимина. Встретились в ресторане, который раньше был их местом. И там у них произошла ссора. По словам швейцара, Зимина сильно гневалась. А когда Яковлев уже сел в машину, крикнула ему вслед, что он об этом сильно пожалеет.
– Ничего себе! – На Суворкина ее слова явно произвели впечатление. – А как ты нашла тот ресторан? Ты ведь там была, так?
– Так точно, товарищ полковник, была, опросила персонал. Нам же надо было определить фигурантов. А ресторан тот аноним и подсказал. Не исключаю, что звонил как раз тот самый швейцар, который со мной так охотно делился.
– Что, стиль изложения соответствует?
– Так точно, товарищ полковник. Говорит витиевато.
– Так-так. – Суворкин погрузился в размышления. – Вполне возможно, что Зимина обратилась к бывшему возлюбленному за помощью. Ребенок в стране на нелегальном положении, правильно я понял?
– Так точно.
– Во-о-от, – протянул нараспев Суворкин. – Она обратилась к нему за помощью. Он отказал. И она решила поквитаться. Так ты думаешь?
– Не исключаю такой возможности, товарищ полковник. Если она загнана в угол, то станет искать любые пути для спасения собственного ребенка.
– Но тогда у нее должен быть сообщник. Сама-то она девку здоровенную сцапать вряд ли сможет.
– А зачем ее цапать? Она могла ее просто заманить.
– Могла. Или не могла. – Суворкин вернул пепельницу на прежнее место. – Понеслось, называется, версии растут как плесень. Понял я все. Давай, навести эту беглянку. Расспроси, проверь алиби. Не мне тебя учить, капитан.
– Так точно, товарищ полковник. – Маша вытянулась по стойке смирно у двери. – Разрешите идти?
– Ступай уже. – Он раздраженно отмахнулся и все же бросил ей в спину ядовитое: – И будь любезна, не являйся больше мне на глаза в этих портках.