Глава 21
Кажется, она уже это слышала. Озолотить ее обещал Зайцев, если найдет живой и невредимой Алину Яковлеву и больше никогда не появится в поле его зрения.
– Озолочу, если больше никогда вас рядом не увижу, – проскрипел он, провожая ее до двери.
Сам лично выпроводил за дверь, как будто боялся, что она передумает и еще час просидит в кресле для посетителей. И станет задавать свои каверзные вопросы, на которые он не был готов отвечать без адвоката. Но запросить адвоката – практически признать вину. Вот он и не запросил. И морщился от ее поганых вопросов. А потом пообещал озолотить, если она найдет Алину и исчезнет навсегда.
Да, господин Зайцев надеялся, что Алина его дочь. Внебрачная дочь, которую Ростислав Яковлев воспитывал как свою и любил всей душой. Увы, Зайцев ошибался. Или заблуждался. Или просто хотел в это верить. А может, таким образом отводил от себя подозрения. Мотив мстить Яковлеву у него имелся, это доказано. У Ростислава Яковлева есть звукозапись, на которой Зайцев ему угрожает.
– Алинка – Ростика дочь, – с ядовитым хохотком признался его помощник Игорь Заботин. Прямо от Зайцева Маша двинула туда. – Как она родилась, он анализы сразу сделал. Потому как были у него подозрения на этот счет. Его покойная жена крутила с Зайцевым, что да, то да. Ростислав влез. Отбил, получается, ее у Глеба. Надо же, а мы с ним все думали, думали, какого это внебрачного ребенка Зайцев от всех скрывает? Информация засекречена, узнать ничего не удалось. А это вон что – он на Алинку нацелился. Вот идиот, а? Неужели не понял, что такой человек, как Ростислав, не даст обвести себя вокруг пальца? Идиот. Понятно теперь, откуда такая неприязнь. А мы-то все надеялись участок взять. Вон, оказывается, откуда ноги растут. Тогда, конечно, он к похищению не причастен, зря Ростик его подозревает. Он и без того руки бы не стал марать, не его уровень. А при таком раскладе…
Зайцева из числа подозреваемых Маша вывела сразу, невзирая на утверждение Яковлева, что у того был мотив.
Бывшая любовница Яковлева тоже выпала из числа возможных похитителей. Кого еще подозревать? Светлану, мачеху Алины? Так она всю жизнь ей как мать, она не стала бы так мстить неверному мужу. И на ночь игры в квест у нее алиби. Вот на время смерти Стеллы алиби у нее нет, это да. Спала, говорит, одна была в доме. Но что касается Алины…
– Ни за что! Никогда! – отчаянно замотал головой Игорь Заботин, когда она поделилась с ним идеей о причастности Светланы. – Видели бы вы ее! Из нее просто жизнь ушла, когда Алинка пропала. А тут еще эта история с Ростиком.
Историй с Ростиком случилось много, хотелось Маше добавить. Оставалось неясным, зачем он ночью поехал в компанию к Голубевым? Хотел поговорить насчет Инны, но почему ночью? Почему не по телефону?
– А может, он следил за ними?
– За кем? – не понял полковник Суворкин, когда Маша сумбурно докладывала в конце рабочего дня, как продвигается дело.
– За Голубевым и его сестрой. Она же исчезла сразу после похищения Алины. Почему, с какой стати? Чего боялась?
– А сама она что на этот счет говорит?
– Ничего. Повторяет заученно, мол, скиталась. Обычное дело, говорит. В соседний райцентр моталась к друзьям-байкерам.
– Проверили?
– Так точно, была она там. Но сколько именно времени, никто не помнит. А еще, говорит, на фирме отца отсиживалась, пока он был в рейсе. Чтобы мать не доставала.
– Проверили?
– Как проверишь? Ее, по ее словам, Володя прикрывал. Володи теперь нет.
– Да-а, Ильина. Месяц прошел, а ты ни с места, только трупы множатся. А девчонку так и не нашли. Рабочей версии путной даже нет.
Суворкин недовольно поджал губы. Оглядел подчиненную с головы до ног. Придраться не к чему: китель отутюженный, юбка без единой пылинки. Лицо, правда, бледное, осунувшееся какое-то. Может, все же пьет втихаря?
– Плохо работать стала, Ильина. – Суворкин запустил по столу ее два листика отчета. – Народу опрошено человек пятьдесят, а результат – ноль.
– Так точно, товарищ полковник. – Маша на всякий случай поднялась и вытянулась по стойке смирно.
– А почему так?
– Мне не ясен мотив, товарищ полковник.
– Что-что? – Суворкин даже закашлялся от возмущения. – Месяц прошел, а тебе мотив не ясен? А что так?
– Непонятно, зачем похитили Алину. Выкуп никто не требовал, акции возмездия тоже ниоткуда ждать было нельзя. Яковлев сначала пытался обвинить Зайцева, мол, это их разборки из прошлой жизни. Но тоже мимо. Зайцев считал и считает, что Алина его дочь. Он не знает пока, что Яковлев давным-давно сделал генетическую экспертизу.
– А может, знает? Может, все-таки знает? И решил тем самым… Н-да.
Суворкин встряхнулся, не позволил себе развить версию, даже в черновом наброске казавшуюся скверной. Вряд ли он усидит в этом кресле, если подобная версия станет рабочей.
– Кто еще у тебя проходил по делу подозреваемым?
– Бывшая любовница Яковлева. Но она мертва.
– И ребенок пропал?
– Пропал.
– Хм, Ильина, а ты не находишь здесь никакой связи?
– Хотите сказать, что Яковлев отомстил за похищение дочери и похитил ребенка своей любовницы? – Маша дождалась одобрительного кивка. – Но ребенка при нем не было, когда он с расцарапанным лицом выбежал из квартиры Стеллы Зиминой. А за пару часов до того, как он пришел, малыш был в квартире. Бабушка, мать погибшей, подтвердила, что говорила с дочерью по телефону и слышала его плач. Отец непричастен, его алиби подтвердилось.
– А чье не подтвердилось, чье? – заорал Суворкин и принялся постукивать ручкой по столу. – Обрадовались, схватили Яковлева и спихнули на него все. А дальше? В суде дело запросто может развалиться к чертовой матери. И что тогда – сразу три «глухаря»? Дочку Яковлева похитили – мотива нет ни у кого. Бывшую любовницу Яковлева убили – снова нет мотива? А как же ссора между ней и Яковлевым? Может, она причастна к похищению его дочери. Он явился к ней с разборками, убил ее в пылу ссоры, забрал ребенка, чтобы, как говорится, око за око. Только вот куда он его дел, когда по лестнице бежал с пустыми руками? Не в мусоропровод же кинул! А может, он потом вернулся? Ладно-ладно, помню, что не возвращался. Аптекарша это подтвердила и записи с камер в его офисе. Кто тогда забрал ребенка? Может, тот же, кто и Алину похитил? Может, это один и тот же человек? Что вздыхаешь, Ильина? Думала об этом?
– Так точно, товарищ полковник. Только нет никакого подтверждения, что похититель один и тот же.
– Но, согласись, сработано профессионально.
– Так точно, товарищ полковник. Записи с камер на подъездной дороге к дому погибшей Стеллы тоже не дали результата. Проверили почти всех водителей – пустышка.
– Что же это за гиблые дела такие? Голубева еще убили… Слушай, а может, прав его отец? Может, это в самом деле разборки какие внутренние? Водители чего-нибудь не поделили. Не очень верится, что Яковлев с таким кинжалом проехал через весь город, чтобы убить. Если ехал ради разговора – зачем ему нож? Да еще такой! Странный нож, Ильина. С буквами.
– Так точно, товарищ полковник. Орудие убийства странное, но удар профессиональный, точно в сердце. Яковлев такими навыками не владеет. На случайную удачу я бы списывать не стала.
Она запнулась, не зная, что говорить дальше. Она, как в паутине, увязла во всех этих делах. А суд над Яковлевым не за горами.
– Разрешите обратиться, товарищ полковник? – Она наконец решила произнести то, что пришло в голову сегодня после разговора с Голубевым.
– Давай.
– Я думаю, что все эти дела могут быть никак не связаны между собой.
– Ты мне уже об этом докладывала, – проворчал он. – Не помнишь?
– Помню, товарищ полковник.
– Помнишь, куда я тебя послал с этой идеей?
Маша покраснела – вспомнила, как орал Суворкин, что нечего огород городить, когда есть подозреваемый, который по одному делу был взят с поличным, а по другому – почти взят на месте преступления. А что молчит и не хочет сотрудничать со следствием – его личный выбор.
– Ты снова об этом? Не связаны, понимаешь, эпизоды! Дело одной ногой в суде. Хочешь сказать, что собираешься его развалить? Знаешь, что мне на это ответит начальник тамошнего отдела? – Суворкин кивнул на окна. – Он мне руки не подаст! Спасибо, скажет, дал в помощь сотрудницу, нечего сказать. В общем так, Ильина. Два дня сроку тебе. Два дня, чтобы разговорить Яковлева и доказать его непричастность к этим двум убийствам.
– А Алина Яковлева?
– Об этом пока забудь. На пару дней забудь. Сосредоточься на том, что я тебе сказал. Два дня тебе сроку, Ильина. И потом, как у католиков при венчании: если тебе есть, что сказать, скажешь, а если нет, то не заговоришь об этом уже никогда. Поняла?
– Малыш за стенкой был очень беспокойный. – Молодая женщина из соседнего подъезда, через стенку от Стеллы недовольно сморщилась. – Плакал по ночам, нам с мужем выспаться не давал. А зачем вы спрашиваете? Разве та женщина, его мать, не погибла?
– Погибла, – подтвердила Маша.
– А разве убийцу не арестовали? В новостях говорили. В газетах писали, что убийца пойман. – Соседка обернулась к мужу, ища поддержки. – Коль, разве нет?
– Писали. Говорили. Все точно. – Колю визит следователя явно выдернул из-за стола: взгляд помутневший, в руках тарань.
– Тогда в чем проблема, не пойму? Что снова за вопросы? – Молодая соседка воинственно дернула плечиками. – Ходите друг за другом. Жить невозможно. Невозможно расслабиться. Скажи, Коль!
– Да, – кивнул Коля и потащил в рот засушенный рыбий хвост.
– Понимаете, в чем дело. – Маша приложила правую руку к груди. – Ребенок пропал.
– Какой ребенок? – вместе выдали супруги.
– Тот самый, что плакал по ночам. Ребенок погибшей.
– С чего это вы взяли? – возмутился Коля. Вытащил рыбу изо рта, вытер тыльной стороной ладони губы.
Жена потрясенно поводила глазами. Ребенка, даже не дающего спать по ночам, ей было жаль.
– От мужа погибшей поступило заявление. Вот мы и ищем.
– А, теперь понятно, – подобрел Коля. – У них там какая-то история с этим ребенком.
– Какая, если не секрет? – Маша ненавидела себя за этот обход, за эту жалкую улыбку. – Любая информация сейчас важна, понимаете! Уж простите, что я вас побеспокоила.
– Коль, рассказывай давай! – Жена щелкнула пальцами по его животу, обтянутому белоснежной майкой. – Раз сказал «а», говори теперь «бе».
– Так дама эта вроде его украла у отца и сюда привезла. А отец, этот иностранец, вроде его вернуть хотел. Вот и пишет заявы, что ребенок пропал. Только он у бабки, так я думаю. У матери этой дамочки, которую того, прибили.
Устал от такой долгой речи – вспотел, подхватил край олимпийки, болтающейся на вешалке в прихожей, и принялся тут же вытирать лоб и щеки.
Бедный. Уморился.
Маша подавила неприязнь и снова улыбнулась, теперь благодарно. Снова через силу и через «не хочу».
– А почему вы думаете, что ребенок у бабушки? Она всячески отрицает, что причастна к похищению, и тоже, между прочим, внука ищет. Вы кого-то видели? Или слышали что-то в ночь убийства?
Жена Коли глянула зверем, давая понять, что за язык его, идиота, никто не тянул. Теперь начнется. Теперь они не отстанут. Потеснила его, встала перед Машей со скрещенными на груди руками.
– Ничего мы такого не слышали, товарищ капитан. – Даже вспомнила звание этой особы, которая ввалилась к ним без приглашения в самый разгар футбольного матча, а они-то с Колей планировали посидеть у телика с пивом. – Нас в ту ночь даже дома не было. Коля в ночь работал, я у мамы ночевала. Мы уже вашим говорили. Сколько можно одно и то же повторять! Ходите друг за другом и ходите! Не видели, не знаем.
– Но ребенок-то не найден, поймите.
Маша стиснула зубы, начала бешеный отсчет четных двузначных.
Надавать бы по башке этим равнодушным любителям пива. Тряхнуть как следует, напомнить о гражданском долге. Но нельзя, не уполномочена. Да и бесполезно: супруга будет насмерть стоять за своего Колю, который снова принялся посасывать тараний хвост.
– Нам больше нечего вам сказать, товарищ капитан.
Стеллина соседка нырнула за Машину спину к входной двери. Защелкала замком, распахнула дверь, жестом приказала ей убираться. Взгляд – холодный, злой.
– Извините. – Маша глянула на супругов с мольбой, снова презирая себя за это. – Если вдруг что-то вспомните, прошу вас…
– Нечего нам вспоминать.
Дверь с грохотом захлопнулась.
Какие все-таки люди! Маша подавила желание выругаться, тяжело вздохнула, побрела к лифту. Футбол им дороже истины. Дороже пропавшего малыша. А ей вот, получается, больше всех надо. Яковлев этот, не открывающий рот до сих пор. Погибшая его любовница. Ее ребенок. Ей вот, Маше, важнее заниматься чужими детьми вместо того, чтобы воспитывать своего. Спихнула его на бывшего мужа, а он тот еще воспитатель! С теми еще, понимаете, ценностями. Нет, а как по-другому? Как она тому же Валерке станет в глаза смотреть, если бросит все на произвол судьбы? Скажет: «Идем, сынок, в парк на карусели, а мальчик Стеллы пусть себе где-нибудь загибается. Найдется, может, когда-нибудь. А не найдется, и бог с ним. Так, что ли? Так же нельзя. И Валерка ей так скажет. Хотя на каруселях с ней не катался уже бог знает сколько. Да, поганая у нее жизнь. Полковник, подозревающий ее в тайном недуге, видно, лучше ее самой давно в ее делах разобрался.
Лифт, как назло, застрял где-то. Маша без конца тыкала пальцем в перекошенную кнопку – бесполезно. Та подмигивала красным, хотя в шахте было тихо. Какая-то гадина держит его наверху или внизу. Держит, чтобы ей досадить. Заставить ее тащиться по ступенькам. А у нее сил вообще не осталось. Поквартирный опрос, который она устроила по собственной инициативе, вымотал окончательно. Первый день из отпущенных полковником двух подходил к концу. Результат – ноль. Что она должна делать, если завтра к вечеру не будет никакой информации в защиту Яковлева?
Маша прислонилась лбом к стене, облегченно выдохнула. Кнопка наконец загорелась зеленым, в шахте загудело. Лифт пополз на этаж, где она его дожидалась. Неожиданно дверь квартиры, из которой ее выставили, загремела. Маша резко обернулась. Коля, в наброшенной на толстые плечи олимпийке, той самой, которой вытирал вспотевшие лоб и щеки, вышел на площадку с мусорным пакетом.
– О, вы все еще здесь? – удивился, обходя Машу стороной. – Лифт ждете? Зря. Тупит без конца.
– Вроде едет?
Маша прислушалась. В шахте по-прежнему обнадеживающе гудело.
– Он так вот гудит-гудит, а потом бац и встал, – бубнил Коля, громыхая крышкой мусоропровода. – Идите пешком лучше, товарищ капитан. Так вернее. А то еще застрянете.
И довольно хихикнул, сволочь.
Маша двинулась к ступенькам.
– Это правильно, – одобрил Коля уже ей в спину. И неожиданно добавил: – Вы к Егору зайдите. Он что-то видел перед рейсом.
– К кому? – Она дернулась, обернулась. – К Егору? Кто это?
– Да есть тут один дальнобой. Он в ту ночь в рейс выходил и вроде что-то видел. Болтал вчера с мужиками – говорят, видел.
– Так, стоп! – Маша в два прыжка очутилась с ним рядом, схватила за руку, не позволяя снова скрыться за дверью, где его стерегла жена. – Кто болтал с мужиками? Какие мужики? Кто такой Егор? Где живет? Отвечать! Или за сокрытие ответишь!
Ага, терпение лопнуло, бывает. Коля, конечно, напрягся сразу и забубнил, что с этими ментами, с ней в смысле, только связываться. И что-то насчет добра, которое не следует делать, иначе боком выйдет.
– Отвечать! – приказала Маша, пропустив все остальное мимо ушей.
– Егор живет в доме напротив. На втором этаже, подъезд напротив нашего. Дверь прямо с лестницы. Упрешься. Упретесь, то есть, – поправился он. – С мужиками я вчера в домино играл. Они болтали, что Егор в ночь, когда бабу эту убили, что-то видал во дворе.
– Что? – Маша схватила Колю крепче: дверь квартиры приоткрылась, оттуда высунула нос встревоженная супруга.
– Не знаю, мужики не говорили. Может, и Егор не говорил. Его спросите. Но что-то такое болтали, вроде бабка внука забрала.
– Коля! – взвизгнула жена, полностью показавшись из-за двери. – Быстро домой!
Коля исчез, как будто сквозняком подхватило. Маша и глазом не успела моргнуть, как замок их двери снова заворочался.
Егор, значит? Навестим и Егора.
Егор, как оказалось, после рейса запивал дня на три. Так ей описала ситуацию дама из соседней квартиры.
– Пушкой не разбудишь. – Она с сочувствием глянула на Машу, которая уже минут десять молотила в дверь руками и ногами. – Вы его девушка, что ли?
– Девушка, ага. – Маша показала удостоверение. – Малыш пропал из дома напротив. А ваш сосед в ту ночь вроде что-то такое видел.
– Вон оно что. – Дама горестно поджала губы. – Деточку украли? Надо же… Я думала, бабушка это.
– Какая бабушка? – напряглась Маша.
– Та женщина, которая ребеночка несла. – Соседка попятилась и попыталась скрыться за дверью.
– Так, стоп! – прикрикнула Маша, теряя терпение. Вцепилась в ручку двери. – Остановитесь, прошу вас! Любая информация может быть важна! Почему вы все ее скрываете, не пойму!
– Так это, не спрашивал никто. – Дама перепугалась, уронила руки вдоль тела. – Детектив только какой-то здесь шастал. Только я с ним говорить не стала, а Егорка вчера болтал с ним. Долго болтал. Только он за водку чего ни наговорит.
– Что еще за детектив?
Маша тут же подумала, что Алекс Зимин, не надеясь на отечественную правоохранительную систему, нанял кого-то в частном порядке. Но соседка дальнобойщика Егора уже сунула руку в карман и достала оттуда визитку.
– Заботин Игорь Всеволодович, так он представился. И удостоверение частного детектива мне показал.
Надо же. Маша опешила. С каких это пор помощник Яковлева подался в сыскари? Ищет ребенка Стеллы? Или пытается восстановить справедливость?
– И что он хотел, этот Заботин?
– Егора увидеть хотел. Ему уже разболтали мужики, что Егорка что-то такое видел, вот он и хотел с ним побеседовать. И водки мерзавцу приволок. Он и пьет со вчерашнего дня. И песни поет.
– Песни? Какие песни?
– Патриотические, романтические! – Соседка важного свидетеля Егора покрутила пальцем у виска. – Идиот, одно слово. В рейсе не нюхает даже. А как возвращается – все, нам житья нет.
– А с вами Заботин говорил?
– Пытался. – Она вывернула валиком нижнюю губу. – Только я не стала с ним делиться.
– Почему это? – удивилась Маша.
– Нет у меня доверия к этим частникам. Нет и не будет никогда. Кроме денег, их ничто не интересует. Моя знакомая однажды…
Пришлось выслушать историю неудавшейся попытки разыскать собаку через частное детективное агентство.
– И фотографии возили с ней, и денег сколько отвалили. Все равно не нашли. Попытались подсунуть нам чужую собачку, представляете! Вот поэтому и не стала я с ним говорить. Не доверяю, – произнесла она по слогам. – А вам кое-что расскажу. Идемте за мной. Идемте, девушка.