Глава 12
Зеленый огонь

Тварь за стеной заворочалась, заскрежетали о стену лабиринта кольца хитиновой брони. Сэмэн вжался в грязь, надеясь, что запах земли и нечистот заглушит запах крови. Напротив него так же вжимался в стену долговязый кружавщик. Он смешно приседал на бледных ногах и закрывался крыльями, пытаясь отгородиться от яркости дня. В прорехах серых туч, оставленных вчерашним ливнем, показалось солнце, и кружавщик не выдержал. Заверещал, захныкал, рванулся в сторону и вверх, переваливаясь через низкую стену. Видно, искал щель, куда можно забиться от беспощадного света. Он бы взлетел, но крылья у него были загодя искалечены, чтобы забава не прерывалась. За стеной, где исчез нетопырь, громко захлюпала грязь. Раздался громкий визг, возня. С вершины стены свалился кирпич. Дико и весело завопили зрители. Потом все стихло. Сэмэн подался вперед, прислушался. Шорох раздался справа. Стараясь не двигаться, мустанкер скосил глаза. В паре метров от него из дыры в стене показалась белая от бетонной крошки голова второго чудовища. Жвала медленно открывались и закрывались. Между ними пульсировало светло-розовое, склизкое, мясное. Сэмэн подобрался, готовясь к прыжку. Пальцы левой руки крепко сжали ствол пистолета. Вместо правой кисти теперь была культя, слава богу, обработанная и закрытая терапевтическим гелем – трясуны не любили, когда мясо портится. Наркотики, которые пленным давали с пищей, притупляли боль, но меняли восприятие. Когда его швырнули в лабиринт, оставили в пистолете четыре заряда. Три он израсходовал, из них – один удачно. Два других ушли в молоко. Тот, прежний Журибеда поржал бы, наверное, над дурнесеньким мазилой, но в нынешнем постоянно плывущем и меняющемся мире все выглядело ненадежным. Проще использовать пистолет как дубинку. Хотя и опаснее. Сэмэн рванулся вперед…

Когда их стали вырезать из застрявших танков, казак им устроил. Сколько челюстей своротил, прежде чем свет померк! Потом были отрывочные картинки: их с Цайгори выволакивают на городскую площадь Аманкаргая, походя лупцуют. Здесь же мучаются захваченные кружавщики.

Трясунами верховодят чернокожие близнецы Мафак и Шифак из семьи Брайс. Мафак подходит к Сэмэну, и тот плюет в него. Довольно прицельно. Потом темнота и ночь, пронизанная молниями, и дикая боль в руке. Старик-стихомант рассказывает что-то трясунам, а его странный зверь ходит кругами. И вот теперь это место, не то жилой комплекс, не то военная база. Сверху раньше был стеклянный купол, теперь от него остались только металлические балки каркаса, торчащие наподобие китовых ребер, составленных в круг, словно великан строил себе шатер, да так и не доделал, бросил работу. Под куполом руины здания, в центре едва сохранились первые этажи. Зато по краям перекрытия, завязанные на изогнутые балки крыши, держались довольно хорошо. С них трясуны могли наблюдать, как брошенные в грязь несчастные воюют с гигантскими многоножками – любимицами близнецов Брайс.

В отличие от сурового аскетичного Мубарака и могучего грозного Матео, младшие братья были словно молодые звери рядом с бывалыми хищниками. Их уже переполняла взрослая сила, но все еще хотелось играть и красоваться. Они даже были по-своему справедливы, как может быть справедлив один мальчишка к другому. Жаль, что это почти не распространялось на живые игрушки, которых у близнецов и так было в достатке, а после штурма подземного города еще прибавилось. Сначала Журибеда не различал их, но теперь знал прекрасно: у Шифака на шее в виде амулета висит отрубленная кисть руки, очень знакомая кисть. При мысли об этом глаза Сэмэна застилала красная пелена ярости, а наркотики в крови делали это чувство по-настоящему ослепляющим.

Он прыгнул и с размаху впечатал рифленую рукоять пистолета в округлую голову сколопендры. Череп чудовища треснул, на лицо и грудь Сэмэна брызнула сероватая слизь. Мощное тело многоножки забилось в конвульсиях. Мустанкер отлетел к стене, сильно ударился плечом и упал в грязь. Голова кружилась, все вокруг казалось расплывчатым, нереальным. В этом зыбком мире появление второго чудовища сопровождалось громкими, как выстрелы пушек, звуками всплесков. Кирпичное полотно стен и светло-голубой росчерк неба отступили, поблекли, и сквозь них, словно чернила сквозь тряпицу, отчетливо проступило блестящее тело, обрамленное узкими ворсистыми крючьями, впаянными в эластичные ложементы ножных креплений. Высоко в зените подобием адского солнца торчала чудовищная голова, щелкали ядовитые жвала.

«Конец игре, – пронеслось в голове у Сэмэна. – Жалко, Тих не видит».

Живая башня сколопендры над ним резко подалась вперед, извиваясь так яростно и странно, словно хотела оплести невидимую горизонтальную ось. Сэмэн прищурился, силясь разогнать наркотический морок. Ось и правда была. Нечто тонкое и острое пробило тело сколопендры, пришпилив ее к стене.

Журибеда выпростал руку из грязи. Оказывается, он так и не выпустил пистолет. Помогая себе культей, мустанкер с трудом перехватил тяжелое оружие, поднял его и выстрелил дважды, разнося чудовище на куски.

Сразу стало светлее, и тогда казак увидел стоящего над ним воина в черном бронескафе, украшенном вороньими перьями. Его узкое оливково-черное лицо было неподвижно, зеркальные кругляши отражали лежащего в грязи человека. Мубарак Мрачный вернулся в семью.

Близнецы вскочили со своих тронов.

– Что ты делаешь, Мубарак? Зачем ты убил нашего чемпиона?

Видно было, что Шифак едва сдерживается, чтобы не напасть на брата.

– Развлечения… бои, – тонкие губы сухорукого едва двигались, но слова странным образом достигали адресатов, заставляя их ежиться, словно под порывами холодного ветра пустошей. Мубарак говорил с нескрываемым презрением.

– Сейчас не время для веселья! – возвестил сухорукий, и на сей раз слова его, усиленные динамиками скафа, услышали все, кто был под куполом. – Воины! Тяжелые времена настали для нас. Победа досталась нам дорогой ценой. Наш вождь и отец, владыка Матео, пал, убитый коварством врага! Я, Мубарак, по праву старшинства собираю совет!

После этих слов установилась недолгая тишина, потом арена заполнилась криками. От восторженной какофонии у Сэмэна закружилась голова, навалилось ватное лиловое забытье. Только одна мысль беспокоила мустанкера, не давая сразу погрузиться в наркотический сон: «Победа… Он сказал, победа… Значит, Том погиб?»

Вода лилась с небес, сочилась сквозь трещины и поры камня и падала на лоб, покрывая его холодной пленкой.

Журибеда с трудом открыл глаза. Камень тут же сдвинулся в сторону. Из водянистого мрака выплыло лицо ангела, неподвижное и прекрасное, как на иконах в церкви Святого Власия.

Казак сморгнул влагу и узнал склонившегося над ним.

– Нтохо? Ты чи ни?

– Да, мастер. Я вызвался ухаживать за вами.

– Как ты… Что ты делаешь у этих людоедов?

– Господин Изатбай… после того случая на дамбе я стал неугоден ему, и он отправил меня наблюдать, как выполняются условия договора.

– А-а-а, значит, это правда. Рыжебородый спознался с нарколыгами. Что же он хочет?

Сэмэн попытался сесть, и это, как ни странно, ему удалось. Правда, голова тут же начала сдвигаться вправо, а крыша палатки, в которой он лежал, подалась влево. Казака замутило, и он испортил бы пол, если бы Нтохо не успел подставить банку. Стало легче. Голова больше не кружилась.

– К нему являлся некто… ужасный. Он был почти невидим. И они заключили сделку, – сказал Нтохо. – Им нужен мастер Тихон!

– Как?! И этот прозрачный хмырь тоже с ними??

Журибеда в удивлении покачал головой – выходит, Тих был прав. Все это неспроста, и атака трясунов, и прочее.

Казак хотел было проверить, на месте ли серьга-клипса, но вовремя остановился. А вдруг Нтохо с ними заодно?

– Вот, возьмите, – компаньон достал маленькую капсулу и, бросив ее в плошку с водой, протянул Журибеде. – Это блокатор, он нейтрализует действие наркотиков. В трудное время лучше сохранять ясность сознания.

Последняя фраза напомнила Сэмэну Тома с его восточными премудростями. От мысли, что друг погиб, нахлынула тоска, хоть плачь.

– А что с Цайгори? – вновь обратился он к Нтохо.

– Владыка Мубарак забрал его у братьев и велел отвести в свой шатер для беседы. Вечером он собирает совет. Кто знает, что они решат. Вам стоит быть готовым к любому развитию событий.

Нтохо указал глазами на опорожненную Сэмэном чашу. На дне покоилось маленькое, тонкое лезвие.

Здание длинное, приземистое и пустое, точно съеденный червем орех, тянулось и тянулось, загораживая вид на южные всхолмья. Зачем здесь возник этот неуклюжий монстр, было неизвестно. Прямо впереди между нагромождений строительного мусора мелькали белые хвосты пустынных коз. Тихон увеличил скорость турборатора, и рев двигателей заставил стадо двигаться еще стремительнее.

После дождя говоруны утопали, видимо, программа патрулирования погнала их дальше, в бессмысленный дозор. Танк, как и предсказывал Тихон, врубился сразу. Призраки больше не одолевали процессор, так что за день они существенно продвинулись в глубь Кум-Далы, где и натолкнулись на стадо.

Раздался выстрел. Одна коза дернулась, выбиваясь из ритма, завалилась в сторону: Жанна стреляла метко. Дежнев подкатил к подстреленному животному и принялся работать ножом, готовя козу к перевозке. Поглядел вверх и увидел Жанну на одном из балконов. Та помахала ему рукой. Внезапно Дежнева огорошило неожиданное чувство уюта. Словно он не охотился посреди Кум-Далы, а сидел дома в Москве, в старом кресле, и смотрел, как за окном идет снег. Острые углы бродяжьего бытия странным образом сгладились. Заботы померкли, растворились в зеленых глазах девушки-аватара, ставшей вдруг очень родной и близкой.

Когда сгустился вечер, они забрались на крышу длинного здания и устроили пикник. Ели мясо, говорили о всякой чепухе, а потом любили друг друга под весенним звездным небом, и Кум-Дала загадочно светилась. Сон навалился мгновенно, глубокий, без сновидений.

Просыпался Тихон медленно, непривычно выкарабкиваясь из уютной теплой дремоты. Из кухни пахло едой, совсем рядом бурчало радио, неугомонный утренний дворник скреб асфальт. Какая еще, к чертям, кухня?! Какой дворник? Тихон приоткрыл глаза. В туманном ореоле он разглядел портативную печь, на которой жарилось мясо. Значит, Жанна проснулась, только ее не видно. Однако откуда же этот звук? Дежнев поднялся, огляделся и увидел девушку. Та лежала у края крыши и рассматривала что-то внизу, откуда и доносились музыка и голоса. Тихон осторожно приблизился, лег рядом с девушкой, тронул за плечо. Жанна серьезно посмотрела на него, приложила палец к припухшим губам, и Дежневу тут же захотелось поцеловать возлюбленную. В конце концов, какая разница, что там внизу? И все же он заглянул за край.

Зрелище, представшее глазам мустанкера, моментально заставило его вынырнуть из мечтательного состояния.

Внизу вдоль здания на восток двигалась процессия. Скрипели поврежденные корпуса, мерно и резко поднимались суставчатые ноги, изношенные траки отсчитывали пустынные километры. Здесь были и старые знакомые – говоруны, и более мелкие аппараты, шпионы и диверсанты давно минувшей войны. Встречались и незнакомые Тихону приборы. Некоторые выглядели совершенно разбитыми, другие – почти новыми, словно только что выбрались из тайного схрона. Над колонной машин стервятниками кружили разномастные беспилотники. Неведомая сила сколотила из техники настоящий караван, но самое странное, что звуки, которые слышал Тихон, действительно издавало радио. По всей видимости, для трансляции использовались динамики говорунов. Однако теперь вместо лживых призывов из них доносился бодрый молодой голос диктора:

– Здравствуйте, друзья! Все, кто проснулся, и все, кто еще не ложился. Этим утром с вами в эфире Адмет и программа «Музыкальная пустошь»! А теперь позвольте предложить вашему вниманию старинную песню из далекого двадцатого века. Поет Алла Пугачева!

Дежнев встал на ноги, поднял кусок кирпича и швырнул его в ближайшего говоруна. Снаряд ударил механоида в бок, с лязгом отскочил и упал в пыль. Жанна в испуге посмотрела на мустанкера.

– Ты что?! Они же атакуют.

– Нет, – покачал головой Тихон, – они небоеспособны. Что-то блокирует их программу.

Внезапно пришло беспокойство. Алиса! Кошка испытывала страх. Тихон сосредоточился, стараясь проникнуть в чувства своего пушистого напарника. Замкнутое пространство, движение. Алиса не могла выбраться!

– Жанна, что с твоим танком?

Дежнев уже знал.

– Что? – Девушка активировала связь. – Его нет на месте. Погоди… он… движется! Тридцать километров, нет – сорок!

– Замечательно. У нас угнали последний танк, – констатировал Тихон и бросился к турборатору. – Скорее! Постараемся догнать.

Труднее всего преодолеть себя, Сэмэн с детства знал эту простую хитрость. Когда Нтохо принес лезвие и возможность побега, хоть и зыбкая, все же стала немного большим, чем несбыточная мечта, что-то внутри Сэмэна вдруг стало противиться активным действиям. В конце концов, что может сделать однорукий инвалид против свирепых степных воинов? Остаться здесь, и, может быть, тогда не убьют…

Казак усмехнулся. С этим предательским голоском он справляться умел еще со времен хуторов, когда один выходил на защиту родных против лихих грабителей. Правда, тогда у него были обе руки.

Он всматривался в тень стража, смутно видимую сквозь акватиновую ткань шатра. Тюремщик почти не двигался. Может быть, он задремал на посту или ширнулся и ловит кайф? Нет. Ему наверняка запретили ловить кайф до смены. Страж думает, что пленник одурманен и слаб, не может нормально соображать. Поэтому его и не связали. Пусть и дальше так думает.

Сэмэн, стараясь не шуметь, поднялся, чувствуя боль в затекших мышцах. Голова сначала сильно кружилась, и он постоял, привыкая. Стало легче. Прикинул свои шансы. Слишком светло! Даже если он разделается с охранником – местность вокруг хорошо просматривается. Его заметят. Тогда он снова сел, стараясь расположиться как можно удобнее, и принялся ждать.

Снаружи совсем рядом послышались голоса трясунов, потом над степью разнесся тяжелый гул многих моторов. Крики усилились. Земля задрожала, вибрация и шум стали удаляться. Сэмэн осторожно передвинулся к стене палатки и провел лезвием Нтохо по акватиновой мембране. Та легко поддалась. Казак осторожно расширил отверстие, припал к получившейся амбразуре. Ему повезло, палатка с пленником стояла особняком. Это позволяло оценить ситуацию. Между Сэмэном и биваком трясунов располагалась стоянка турбораторов и бронетехники, возле машин скучала охрана. Время от времени к сторожам подходили группы трясунов, принимались что-то обсуждать. Дальше располагались несколько больших шатров: штаб, кухня, может быть, склад. Прочие палатки располагались вокруг подобием неправильного каре.

Бандиты не особенно утруждались, соблюдая лишь подобие порядка. «Погодите, хлопцы, этот однорукий даст вам жару. Будете до ветру по свистку бегать», – мстительно подумал Сэмэн, вспоминая сурового Мубарака. Расхлябанность трясунов, впрочем, была мустанкеру на руку.

Ночь опустилась на степь, как беркут на добычу. Стремительно стемнело. В лагере зажглись огни, голоса стали громче. Сэмэн снова приник к отверстию. Совсем недалеко от него группа трясунов ругалась с охраной. Как видно, они хотели взять турбораторы. Перепалка становилась все громче и готова была перерасти в драку. Сейчас! Сэмэн, стараясь действовать как можно тише, приблизился к выходу из палатки. Снаружи было темно, и силуэт стража уже не разглядеть, однако резкий запах тактиола и звяканье амулетов сказали казаку, что охранник на месте. Когда-то вместе с Тихоном, Томом и Алисой они отрабатывали схему «блэкаут» – бой вслепую. Эх, если бы Тихонова приблуда работала. Сэмэн закрыл глаза, сейчас они только помешают, и сжал в руке тонкое лезвие, весь обращаясь в слух. Дальше действовал быстро.

Он немного не рассчитал рост стражника, и лезвие только оцарапало трясуна, но закричать тот не успел. Сэмэн ударил второй раз, на этот раз точно. Почувствовал щекой горячие капли, охранник беззвучно осел на землю. Сэмэн открыл глаза. Было совсем темно, в слабых отблесках искусственных огней кровь на лезвии казалась антрацитово-черной.

Сэмэн обыскал трясуна. Забрал оружие. Не бог весть что – игловик с транквилизатором наподобие цокотушьего. Визоры, которые стражник снял, втирая в веки тактиол. Нож, хороший, надежный. Однако и тонкое лезвие – дар компаньона Сэмэн выбрасывать не стал, спрятал за подкладку комбеза. Снять с мертвеца куртку одной рукой не удалось.

Казак медленно, пригибаясь, двинулся в сторону стоянки. Драка была в самом разгаре, этих пока можно не опасаться. Но как узнать, все ли охранники участвуют в потасовке? Вот и турбораторы, бери любой. Только как управлять одной рукой? Вот если бы танк… тогда другое дело. Там и без рук можно обойтись.

Внезапно из-за кожуха ближайшей машины показались двое бандитов, оба в очках. Они сразу увидели Сэмэна, схватились за оружие. Казак выстрелил дважды. Один трясун упал, другой навалился спиной на турборатор, уронил его. Сэмэн бросился вперед и в сторону, обходя стоянку справа, прижался к корпусу небольшого багги, прокрался вдоль машины, оскальзываясь в грязи, от недавнего дождя, рванулся вперед…

Они стояли полукругом. Пять стражей в бронескафах, с оружием на изготовку. Ждали. Как его вычислили, Сэмэн не знал. Может быть, с летающего дрона? Или кто-то из дерущихся был не так уж увлечен. Навалилась усталость, покалеченная рука налилась болью. Самый здоровенный из пятерки шагнул вперед и вдруг захрипел страшно, утробно. Сэмэн поднял глаза. Ночь сгустилась вокруг загонщиков, закрутилась черным смерчем.

Кружавщики! Он никогда не видел их вне Аманкаргая. Их было много. Чертовски много. Прямо перед казаком опустился на землю высокий нетопырь. Эзоп! Сэмэн знал, что это он. Существо приблизилось, достало планшет. «Жизни взамен отнятых?» – прочел казак. Поднял взгляд на Эзопа. Тот неподвижно возвышался над беглецом подобием жуткой статуи.

– Добре, – медленно кивнул Сэмэн.

Ему было не по себе, словно он должен был решить, умирать трясунам или нет.

– Только вы это… лишнего не берите. Не по-людски это как-то, понимаешь… Хотя нет… как раз по-людски. Нет… слушай, друг, мы ведь не все такие. Не все как эти, разумеешь чи ни?

Эзоп кивнул, неожиданно по-человечески, аккуратно вынул из руки Сэмэна планшет и, оттолкнувшись, прыгнул. Он не летел, а стелился над землей, непостижимый и смертоносный.

Танки стояли чуть в стороне. Их было на удивление немного, и выглядели они ну совсем уж неказисто. У машин слонялся единственный часовой. Сэмэн легко свалил его выстрелом игловика, навалился на поверженного бандита, прижал коленом к земле.

– Ты по-русски разумеешь, падаль? – прорычал казак.

– Д… да, – с трудом выпустили слова сведенные судорогой губы.

– Будешь говорить – останешься жив, ясно?

Молодой трясун кивнул.

– Куда моего деда дели? Где его держат?

– У… уехал, ч-час назад… Мубарак… с ним… Танки.

– Что – танки? – прорычал Сэмэн.

– Взял танки… семь десятков… почти все. Гиганта разбудил… Зап-претил ширяться и тактиол. Наши недовольны… Спорили… Деда… твоего… взял.

– Куда они поехали? – Казак надавил сильнее, и трясун захрипел, на губах его выступила пена. – Куда, тварь?!

– Кум-Дала… – прохрипел стражник и потерял сознание.

Сэмэн как раз карабкался на броню пыльника, кажется, Мантикоры, когда в лагере трясунов раздались истошные крики и выстрелы. Стараясь не оборачиваться, казак, постарался активировать люк. Танк не был закрыт, система запоров попросту не работала. Машина была дряхлой, с допотопной аналоговой системой управления, и в то же время надежной, как все простые и грубые вещи. Сэмэн подключился к интерфейсу, надел шлемофон. Лишь бы движок работал, до Кум-Далы недалеко. И что еще за гигант?