Глава 9
Кум-Дала
Сотрясение было очень сильным. От страшного удара и поднявшейся пыли внешние датчики по большей части вырубились. Те, что еще работали, пестрели чехардой. Плыл туман.
Тихон не знал, какая масса сейчас давит на танк. Обрушился весь свод тоннеля или только часть? На грудь упало легкое пушистое тело. Это Алиса прижалась к хозяину. Кошке было любопытно, отчего изменился свет, и немного страшно. Синхрон продолжал работать, являясь единственным средством связи с внешним миром.
Судя по приглушенным вспышкам ярости, в Нижнем городе кипела настоящая битва. Однако Дежнева больше интересовал Сэмэн. Эмоции казака были приглушенные, тусклые, словно тот спал или был без сознания.
Тревогу также вызывал значок питания на панели управления. Похоже, от сотрясения в энергосистеме что-то нарушилось. Сколько продержится танк, можно было только гадать. Тот небольшой запас, что им удалось получить от мустанкеров, остался в Вожаке Журибеды и частично на уничтоженной платформе Цайгори. Предполагалось, что танк Тихона будет загружен комплектом, полученным от кружавщиков, поэтому кокпит освободили. Теперь это решение уже не казалось таким правильным.
Тихон включился в сеть, не надеясь на сигнал. Однако индикатор на панели интеркома показывал не менее тридцати процентов соединения. Это была хорошая новость: похоже, завал не настолько сильно закупорил тоннель.
Тихон откашлялся:
– Дежнев на связи. Сэмэн, Жанна, прием?
– На связи, – почти сразу отозвалась девушка.
Со стороны казака долго не было ответа. Наконец зашуршало, щелкнуло и…
– Это Цайгори. Нас сильно зацепило. Кажется, пробило броню. Сэмэн без сознания.
– Доктор, что с ним?
– Сотрясение, это уж как пить дать. – Ученый вздохнул. – Но на первый взгляд ничего не сломано.
– Жанна, вы на ходу?
– Сейчас проверю.
– Только аккуратнее. Не спровоцируйте новый обвал.
Вскоре датчики танка Тихона отметили активность двигателя совсем рядом. Несколько камней обрушилось, и в свободной части прохода позади Дежнева показался танк Жанны.
Тихон проверил люк – свободен, полностью опустил лицевой щиток скафа, взял фонарь и полез наружу. К нему присоединилась девушка.
Они осмотрели машины, проверили, нет ли серьезных повреждений. Им повезло: потолок тоннеля обрушился позади и впереди мустанкеров. Основная масса породы сошла в месте взрыва ракеты. От Сэмэна их отделяла многометровая толща камня.
– Герман, вы слышите меня?
– Да. Что принесли ваши изыскания, мой мальчик?
– Вероятно, мы не сможем к вам пробиться. Здесь нужен полк шахтеров. Применять оружие крайне опасно. Постарайтесь продержаться! Мы поищем выход на поверхность и вернемся в Аманкаргай поверху.
– Делайте все как нужно. Мы с Сэмэном будем ждать.
– Слушайте внимательно, доктор, я расскажу, какие припасы есть в танке и как их достать.
Тихон рассказал ученому все. Он не знал, что еще сделать для заваленных в тоннеле людей, и эта беспомощность приводила его в ярость. Он говорил и говорил, словно наставник на уроке, и тогда ученый прервал его:
– Сказанного достаточно, Тихон. А теперь, прошу вас, переключите связь на прием. Мне нужно поговорить с дочерью.
Дежнев так и сделал, занялся осмотром завалов, прикинул, что пробка впереди едва держит, пробить ее – пара пустяков, и это обстоятельство порадовало его. Тихон уже сидел в ложементе, когда ученый снова запросил связь.
– Вот и все, – спокойно сказал Цайгори – Ступайте… Берегите мою девочку.
– До встречи, доктор.
Тихон хотел вызвать Жанну, но та сама постучалась в контакт.
– Готова к выдвижению, – сообщила девушка.
Ее голос слегка дрожал, и Тихон вдруг подумал: «А могут ли клоны плакать?»
Как и думал Дежнев, пробка впереди оказалась тонкой. Варяги Тихона и Жанны легко проломили ее стальными тендерами. Тоннель впереди оказался нетронут и, как прежде, уводил во мрак. Они пошли по нему бодрым маршем, не быстро: опасались за надежность сводов и стен. Примерно через полчаса снова вышли на связь с Цайгори и узнали, что казак приходит в себя. Через полчаса сигнал полностью пропал.
Тоннель длился и длился. Казалось, ему нет конца. Тихон ломал голову, кто и когда мог прорыть этот проход. Потолок то уходил вверх, то опускался к самым башням танков. Время от времени справа и слева возникали ниши, иногда весьма просторные. Видел Дежнев и боковые проходы, но все они были очень низкими.
По прошествии четырех часов мустанкеры остановились, чтобы перекусить. Тихон извлек из грузового отсека портативные фонари, установил по периметру импровизированного бивака. Он не знал, что может прятаться в темноте подземелья, и не хотел рисковать.
Жанна выбралась из танка с небольшим контейнером в руках. Оказалось, что внутри скрыт маленький дрон-беспилотник. Девушка поколдовала над ним, малыш поднялся в воздух и завис под потолком пещеры. Пространство перед танками залил мягкий желтоватый свет.
У Тихона неожиданно возникло ощущение уюта. Его предчувствие молчало, но и Дежнев вышел за край освещенного круга, прислушался. Ни звука, ни шороха. На километры вокруг они были единственными живыми существами в этом забытом темном месте.
Тихон разложил походную горелку, разогрел пайки. За едой он обратил внимание на стены прохода, испещренные рисунками, процарапанными в мягком камне. Дежнев взял фонарь, подошел к стене.
Во всех картинах присутствовал один и тот же мотив: разделенная на три секции сфера и фигурки, заключенные в каждую отчерченную часть. Верхняя, меньшая по размерам область была замазана черным, а ее обитатели наоборот, выкрашены в белый. Несмотря на примитивность рисунков, в белых фигурках легко угадывались кружавщики. Вторая секция, населенная гуще двух других, по всей видимости, показывала поверхность и ее жителей. Неизвестный автор не забыл и про жителей небес. Их секция была рассечена на квадраты-кластеры, и в каждом – только одна выкрашенная в черное фигурка. Серия рисунков показывала, как разделенные изначально существа постепенно проникали за пределы своих ойкумен. В конечном итоге под секциями мироздания возникало единое существо – гибрид, обладающий признаками всех трех народов.
– Кто это мог нарисовать? – спросила Жанна. Видно, что она спрашивает просто так, чтобы отвлечься от мыслей об отце.
– Почти наверняка кружавщики, – ответил Тихон, мазнув пальцем по картинке. Черная краска была обыкновенной угольной пылью.
– Отчего вы так уверены?
– Видите, их мир первичен, и вся картина ориентирована сверху вниз. Для кружавщиков с их нетопырьими привычками это очевидное положение вещей, когда небо под ногами.
– Небо под ногами… – повторила девушка. – Красивый образ. Мне иногда снится, что я летаю.
– А мне падение сквозь облака и чужой мир, а там кипит битва.
Тихон сам не знал, зачем рассказал надоблачнице про свой навязчивый сон.
– И цвет у неба лилово-синий, да? А над скалами и странным городом висят белые огни? – неожиданно уточнила девушка.
– Что? Откуда вы знаете?
– Я видела это. Не помню…
Жанна нахмурилась.
– Где вы могли это видеть?
– Не знаю, очевидно, на Ариэле. Не могу вспомнить. Да какое это теперь имеет значение?
– Теперь я не уверен.
Тихон не знал, как воспринимать свои видения. Может ли быть, что это нечто вроде скрытых предупреждений? Но от кого? Как это вообще возможно? Может, это из-за частого применения синхрона? Отец говорил, что нельзя держать аппарат все время включенным, это может привести к истощению нервной системы. А что, если это уже происходит? Тихон еще раз оглядел стены тоннеля. Безмолвные фигуры не могли дать ответа.
После отдыха они двигались по тоннелю еще часа четыре. Ровная поверхность плавно и неуклонно поднималась вверх. Тихон дивился упорству неведомых строителей и не верил, что это была работа кружавщиков. Конец прохода расширился облицованным зеленой плиткой порталом, за которым перпендикулярно первому открывался более широкий тоннель. В потолке нового прохода зияли круглые отверстия. Из некоторых сочился слабый свет, значит, поверхность рядом. В полумраке пол прохода поблескивал.
Это были рельсы. Сразу десяток линий уходил в подземную даль. Пришлось выбраться из танка, чтобы сориентироваться. Приток воздуха шел справа. Тихон надеялся, что это естественная вентиляция, а не результат работы невидимых допотопных механизмов.
По большому тоннелю танки шли споро. Иногда под траками плескала вода. На стенах стали встречаться области, покрытые серым и зеленым мхом. Сквозь небольшие разломы в потолке бахромчато свисали корневища растений. Датчики уловили движение впереди, и через секунду с шелестом и писком над башнями турнирных машин пронеслась стая летучих мышей. Тихон окончательно уверился, что движется в верном направлении.
Через час они уперлись в стену. Тоннель перекрывала бетонная мембрана высотой не менее семи метров. Из проема наверху сочился слабый свет. На вид препятствие было массивным и крепким.
– Жанна, попробуйте дать залп, – попросил Тихон.
Варяг уставил орудие в стену и рявкнул, изрыгая пламя. Пещера содрогнулась, с потолка рухнуло несколько камней. Когда пыль немного осела, стало ясно, что серьезного ущерба препятствию нанести не удалось. Дежнев оглядел свод тоннеля. Обделка был повреждена, во все стороны змеились трещины. Сложно сказать, что обрушится раньше, стена или потолок.
– Я слышал, что бетон набирает прочность вечно, – досадливо пробормотал Дежнев, – у этого было полвека форы.
– Что же делать?
Тихон невесело оглядел упрямую преграду, пробежался по списку оборудования. Так и есть! Запасливый Том захватил портативный комплект для починки брони. Теперь нужно подключить аппарат к двигателю и настроить на деконструкцию бетона. Пробиться к заваленному Журибеде этого не хватило бы, а вот одиночную преграду можно преодолеть. Правда, это сожрет весь оставшийся энергоресурс, и танк не сможет стрелять и двигаться без дозарядки. Есть еще вариант вернуться назад и двинуться по тоннелю в противоположном направлении. Однако нельзя сказать, куда приведут пути и сколько времени займет дорога. Дежнев вздохнул, направил машину вперед, подводя Варяг Тома вплотную к преграде. Потом разблокировал люк и полез наружу. Открыл комплект ресуректора, подключил к двигателю и ориентировал канал наноботов на стену. Запустил деконструкцию.
Из люка выбралась Алиса, грациозно спустилась на корпус танка и вдруг зашипела. Одновременно Тихон почувствовал нечто… далекое и враждебное. В его сознании оно приобрело форму темной волны. Что-то надвигалось из глубины тоннеля. Кралось по их следу.
– Фиксирую движение, – раздался в наушниках тревожный голос Жанны.
– Двигатели?
– Нет. Излучения нет. Совсем. Цели мелкие, их много. Словно… словно мох ползет.
Тихон бросил взгляд на индикатор ресуректора. Оставалась еще пара минут. Он обернулся, вглядываясь в полумрак тоннеля. На мгновение ему почудилось движение, будто стремительное существо пересекло подсвеченный солнцем участок прохода.
Скоро преграда утратила прочность, и машина Тихона вклинилась в бетон, продавливая его, словно плотный снег. Танки вышли по ту сторону стены. Полумрак сменился ярким дневным светом.
Тихон сверился с датчиками. Нечто в глубине тоннеля по-прежнему приближалось. Мелькнула мысль: а что, если эта стена поставлена не случайно?
– Жанна, давайте обрушим вход! Наведемся на замок обделки и ударим разом!
Танки одновременно подняли орудия. Одного сдвоенного залпа хватило, чтобы масса бетона и камня пришла в движение. Тяжелые куски обделки и скальной породы полностью заблокировали вход. Датчики тут же ослепли, но Дежнев все еще чувствовал враждебное присутствие. Волна накатилась на свежее препятствие, приникла к нему в поисках выхода. Остановилась и стала медленно откатываться назад. Алиса замяукала, ткнулась лбом в подмышку.
Танка хватило еще метров на триста, потом приборная панель отключилась, индикаторы погасли. Тихон выбрался наружу. Сел на броню, свесил ноги. Он физически ощущал, как уходит жизнь из большой машины, как остывает разогретый металл. Грусти не было, только легкая досада и неожиданно – умиротворенность. Вот так же после очередной драки во дворе юный Дежнев приходил в большую отцовскую квартиру, падал в старое скрипучее кресло и сидел там, представляя, что растворяется, тает, становясь частью большого старого дома, словно дверь, шкаф или лепной херувим в маскароне. Проходят годы, а он все сидит в темном углу и смотрит на изменяющийся мир. На новых жильцов, вселяющихся в квартиру. Как они смеются, переставляют мебель, наполняют все вокруг своими вещами. Только кресло остается незыблемым, как камень в потоке лет, а он, Тихон, – мох на этом камне или даже не мох, а наскальный рисунок, смутная фигура, очерченная давно умершим художником.
Рядом остановился Варяг Жанны. Дежнев глянул на танк, вздохнул. Осмотрелся вокруг уже не отстраненно, а с любопытством.
Они находились в неглубокой впадине. Позади возвышалась скалистая сопка, в недрах скрывающая путь в Нижний Аманкаргай. Вокруг располагалось нечто вроде депо или промышленного тупика. Руины цехов, остовы вагонов и локомотивов утопали в высокой, пепельного цвета траве. По ржавым крышам перепрыгивали колченогие зверьки с короткой золотистой шерсткой, не то мелкие зайцы, не то тушканчики-переростки. Их тонкий писк оживлял молчаливую пустоту Неудобий. Зверьки голосили на удивление ритмично, Дежневу даже показалось, что они поют песню. Нет, это и в самом деле была песня. Высокий голос напевал знакомые слова:
Я сахар в чай недосыпаю
И по ночам недосыпаю.
Мне часто по ночам не спится,
Мне очень хочется не спиться…
Что в жизнь привносит больше бед —
Алкоголизм иль диабет? —
вопрошал невидимый певец.
Тихон соскочил на землю, прошел между остовами вагонов и оказался в укромном закутке, образованном завалами строительного мусора. Посреди импровизированного дворика располагалась заполненная водой воронка, эдакий пруд, по краям которого густо росла трава. Чуть влево от Дежнева из воды торчал остов древнего мобиля, на крыше которого сидел худощавый субъект в полосатых шортах, футболке и военных ботинках. На голове «курортника» красовалась широкополая старая шляпа. В руках человек держал кожаный ремень, край которого уходил под воду.
Ремень натянулся, заходил в руке шляпника, дернулся раз, другой. Человек вскочил и, азартно матерясь, принялся выбирать вервие. Над поверхностью появилась голова здоровенной рыбины. Большой рот открывался, острые усы топорщились черными пиками. На спине прудового левиафана, ловко охватив голову добычи цепкими лапами, застыло белое и плоское существо, к нему-то и крепился повод. Мужик в шляпе продолжал выбирать ремень и, наконец, вытащил огромную рыбину на берег. Добыча перестала сопротивляться и застыла черной склизкой громадой, инфантильно похлопывая большими плавниками.
– Слезай, слезай, Мордехайчик. Поработал на славу!
Человек в шляпе почухал белого ловца по спине, и тот неожиданно легко отлепился от рыбины, ловко соскочив на землю. Внешне рыбный наездник походил на большую жабу с гладкой белой кожей, однако морда у зверька была скорее гекконья.
Тихон на всякий случай активировал пистолет. Кашлянул.
Человек подпрыгнул, испуганно оглянулся, увидел мустанкера и тут же поднял обе руки в знаке миролюбия.
– Мира тебе! Мира и процветания, добрый человек! Пакс, пакс! Нихао и трижды конитива! Гамарджоба и шалом во веки веков! Ты же не будешь грабить бедного фишермана, мон шер?
Тихон тряхнул головой, пытаясь отыскать смысл в мешанине слов, единовременно вылетевших из большого рта шляпника.
– Грабить? Я не собирался грабить…
– Не собирался? Аллилуйя! Хвала небесам! Ты слышишь, Мотя, нам встретился добрый человек!
Но Мордехай не слушал. Он низко заурчал и прыгнул, оказавшись рядом с Дежневым. Надул зоб и плюнул, обрызгав мустанкера зеленоватой слюной.
Капли жидкости попали на щеки и лоб Дежнева. Пахнуло рыбой и чем-то резким, химическим.
– Мордехай! Ехидная скотина! Ты зачем обхаркал человека? Он не желает нам зла. Нес па?
Тихон почувствовал, что мир вокруг начал медленно вращаться. С каждым оборотом картинка плыла все сильнее. Навалилась тьма. Сквозь забытье до него долетел пронзительный голос шляпника:
– Только не волнуйтесь, донт би нервес, вы сейчас немножечко лишитесь чувств. Мотя! Как не стыдно?..
Очнулся Дежнев от того, что об него терлись. Причем с двух сторон! Тихон осторожно приоткрыл один глаз и увидел в надвигающихся сумерках Алису. Впрочем, родную животину он мог почувствовать и с закрытыми глазами. Вид безмятежной кошки его успокоил. С другой стороны к нему прильнул давешний проказник – Мордехай. Ловчий жаб издавал нежные воркующие звуки и вел себя более чем дружелюбно. Дежнев ощущал жар и слышал звук костра. Над треском горящих дров возвышался пронзительный голос шляпника, он рассказывал длинный анекдот. В паузы врывались смех и оживленные комментарии Жанны.
Тихон окончательно успокоился. Похоже, судьба решила сжалиться над ними и послать навстречу хорошего человека. Мустанкер приподнялся на локтях, и Мордехай тут же отпрянул от него, а кошка осталась.
– О! Вы очнулись! Манифик! – тут же воскликнул говорливый рыбак. – А я как раз рассказывал прекрасной леди о своем бон вояж на Урал.
– Сколько… Сколько времени я был без сознания?
– Ну, если подумать, часа два. Вы только не обижайтесь на Мордехайчика. Он совершенно не переносит фоекрафт. Сразу начинает горячиться и вытворять черт-те что.
– Где вы его раздобыли?
– Чтоб вы знали, это такая история! Картинка! Но рассказывать сейчас долго, а вам нужно срочно принять декокт. Жанночка, ма шерри, будьте так любезны.
Жанна легко поднялась и подошла к Дежневу с флягой в руках.
– Вот, пейте, – сказала она мягко.
В полумраке наступающего вечера сложно было различить выражение лица девушки. Дежневу вдруг захотелось, чтобы она беспокоилась за него. Он послушно сделал глоток. На вкус декокт оказался мерзким, но терпимым. Действие же напитка было поистине чудесным: почти мгновенно отступили слабость и головокружение. Дежнев наконец смог по-человечески сесть и оглядеться. Бивак был разбит у того самого пруда, где мустанкер столь опрометчиво подставился под плевок прыткого Моти. На костре из старых досок жарился пойманный Мордехаем левиафан.
– Дерево в степи – на вес золота, – заметил Тихон.
– А! Вы про это? Но, видите ли, случай особый: такого роскошного усача удается добыть крайне редко. А живем мы один раз. Се ля ви! Мордехайчик у меня молодец, а ваша кетхен просто прелесть что такое! Бессовестно умный зверь! Я знаю, вы делали ей апгрейд. Ну, признайтесь, делали?
– Откуда вы это взяли?
– Я, друг мой, чувствую так, – развел руками шляпник.
– А что же вы не почувствовали, как мы обрушили свод пещеры?
– Почему не почувствовал? Прекрасно почувствовал и услышал!
– И остались на месте. Даже прятаться не стали.
– Май френд, я слишком стар, чтобы бежать от опасности. И потом, у меня был царский клев! И я сказал себе: «Да, твои стихи не так хороши, как могли бы быть, но Господь добр, он не лишит тебя лучшего улова в жизни!»
– Вы стихомант?
– Был стихомант. Ныне изгнан из ордена за смелость взглядов и живой ум. Теперь – вагабонд, престидижитатор, артист разных жанров и, можете заметить – немножко рыбак! От руин Стамбула до отрогов Урала я известен как Старый Исайя! Не путать с молодым! Тот сопливый ишак мне в подметки не годится. Доннер веттер! Да как женщина может вообще родить такое недоразумение без стыда и совести?
– И вы не боитесь странствовать один? – поспешил прервать монолог вагабонда Дежнев.
– Страха нет. Опасение всегда со мной, но обороной мне служит моя доброта, – улыбнулся артист разных жанров.
– Ага, и токсичный жаб, – не удержавшись, уколол Тихон.
– Это на крайний случай, и потом, Мотя вас обездвижил, но он же и вернул к жизни. Он вырабатывает секрет от собственного яда. Чтоб вы знали, в декокте, что вы приняли орально, немало тертой чешуи.
Тихон с трудом сглотнул, подавляя рвотные позывы.
– И трясуны вас не трогают?
– Вы не поверите, но трясуны тоже любят сказки и стихи. Эти башибузуки точно большие непослушные дети.
– Только на завтрак вместо каши едят людей. Сразу после дозы.
– Увы! Это так, – печально закивал Исайя. – Но спросите себя, что лучше, людоед с доброй историей в сердце или людоед без нее? Вы скажете, Исайя – наивный дурак, но я знаю немало людей, которых вынимало из петли одно хорошее слово или приятное воспоминание.
– Не уверен, что это сработает с трясунами.
– А! Вы не уверены. Но не можете утверждать железно? Так ведь? Слушайте, что я вам скажу. Не далее как сегодня утром я столкнулся с этими троглодитами. Это было на западе, у самого Аманкаргая, у них был праздник. И что вы думаете? Меня не тронули! И даже заплатили! Я рассказал им историю Тристана и Изольды в моем переложении для Неудобий.
– Что за праздник?
Тихон подался вперед. От резкого движения закружилась голова.
– Вотс ап, уважаемый? Не нужно так волноваться! – захлопотал Исайя. – Я не очень вдавался в подробности. Зачем мне детали их быта? Они кого-то там выловили. Было сражение, стычка с местными. Ну, вы знаете, что там живет под землей… Так вот, я видел старика и здорового парня. Их держали связанными.
– Отец! Их поймали! Нужно немедленно ехать! – вскрикнула Жанна и вскочила, расплескав остатки декокта.
– Боже ж мой, да что с вами такое? Какой отец? А-а-а, я понимаю, эти пленники – ваши друзья, родственники, да?
Исайя вопросительно смотрел на Тихона. Тот неохотно кивнул, взглянул на девушку.
– Подождите, Жанна. Сейчас мы не можем ехать. Нужно обсудить, что нам делать.
– Обсудить? Что еще обсуждать? – накинулась Жанна на Тихона. – Это ты притащил нас в ту дыру! Вставай! – Она подскочила к мустанкеру, хотела пнуть его ногой. Тот увернулся, дернул, и девушка упала перед костром. Зашипела Алиса, тревожно заворчал Мордехай.
– Остыньте! Мы сейчас не в том состоянии, чтобы спасать. На двух танках много не навоюешь. Их не убили сразу, это хороший знак. Теперь нужно разобраться, где сейчас трясуны, и, может быть, спросить помощи у своих.
Тихон не стал говорить, что его машина осталась без движения. Он все еще не вполне доверял новому знакомому.
– Ваш товарищ прав, милое дитя, – грустно закивал вагабонд. – Их там две сотни, не меньше. Кроме того, в Аманкаргае трясунов уже нет. Я слышал, что они хотели идти в Кум-Далу.
Дежнев удивленно глянул на странствующего артиста. Зачем трясунам понадобилась Кум-Дала? Выходит, кто-то среди врагов точно знает, за чем шла экспедиция мустанкеров. Здесь угадывалась рука Изатбая, но не только. Неясное понимание скреблось, не давало покоя…
Дежнев выматерился сквозь зубы. Ситуация была непонятная. Кроме того, раздражала собственная беспомощность. Без бронемашины выручать друзей будет крайне сложно.
– Далеко отсюда до Кум-Далы? – обратился он к Исайе.
– Далеко ли до Кум-Далы, мон шер? – удивился вагабонд. – Да ведь мы уже в ней!
Он ткнул пальцем в сторону от костра. Тихон всмотрелся в сгустившийся сумрак и присвистнул. Трава на крышах вагонов и остовах старых машин светилась тревожным зеленоватым светом.
– Это сейчас еще слабо светит. Вот летом тут, чтоб вы знали, настоящий гран-шарман! – словно похвастался Исайя.
Они забрались на край впадины, в которой размещалась железнодорожная станция, и теперь разглядывали окрестности. Рельеф за скальной стенкой, хранящей тоннели кружавщиков, плавно понижался, возвращаясь к естественным отметкам равнины. Внизу, насколько хватал глаз, ширилось и пульсировало море зеленых огней.
– А что это вообще такое? На радиацию не похоже.
Тихон еще со времен Москвы помнил свет радиоактивных зон. Это тревожное, больное сияние было ни с чем не спутать. Кум-Дала светилась иначе, словно множество малышей-светлячков собрались на концерт светлячковой рок-звезды. Вблизи зеленоватое свечение имело локальный характер, образуя небольшие лужицы. Однако глубже в Кум-Далу явление приобретало все больший масштаб.
– Что тут скажешь? – пожал плечами вагабонд. – Версий много и ни одной. Однако это точно не радиация, Господь миловал, дозиметры показывают фон в пределах нормы. Спросите Старого Исайю, что бы он делал, будь здесь хоть один лишний микрорентген? И я отвечу вам: мирно совершал бы свой променад далеко отсюда.
– Наверняка вы знаете все легенды об этом месте, – заинтересовалась девушка.
– Это уж будьте покойны, ма шерри. Давайте пойдем к огню. Я вам расскажу все, как родной. Вот послушайте…
Грустная сказка о боге из машины
Шел двадцатый год войны. Погибли миллионы, ресурсы истощились. Многие позабыли, ради чего начался конфликт, усталость проникла в души людей. Но автоматические заводы продолжали создавать оружие. Стратеги из бункеров управляли баталиями, а политики издавали бесконечные декреты о перемирии, которое никто и не думал соблюдать.
Каждое утро истребитель Михаил Малахов по прозвищу Архангел входил в засекреченный подземный ангар и надевал серебристые крылья. Сделанный из легчайшего и крайне прочного сплава флагман-скаф укрывал владельца от глаз врагов и позволял оторваться от земли, неся справедливое и скорое возмездие. Михаил высвобождал силу, дремлющую в термоядерном сердце костюма, и грозной серебряной птицей возносился над землей. И по зову его отправлялись в полет двенадцать беспилотных боевых модулей, именуемых серафимами, ибо суть их была огонь.
По закрытому каналу связи из бункера в недрах Уральских гор выходил на связь с крылатым Михаилом стратег, которого называли Отец. Отец указывал Архангелу, куда тот должен обрушить гнев небес. С радостью повиновался Михаил, так как был солдатом и верность долгу была для него превыше всего. И горела земля, и дым восходил к облакам от мощи его.
Однажды оказался Михаил в местности, где не был уже давно. И явились ему город, и дороги, и поля, которых не было здесь ранее. Земля же внизу казалась мирной и безмятежной. Тогда сомнение возникло в душе Михаила, и он обратился к Отцу, прося подтверждения цели. И подтверждение немедля было ему даровано: «Пред тобой враг. Испепели его!»
И Михаил обрушился на город. Но, заходя на позицию для новой атаки, узрел стоящую среди руин девушку, совсем юную и безоружную. Смежил Архангел яростный блеск свой и низошел к горящим остаткам града сего.
– Кто ты? – обратился он к девушке.
И услышал в ответ:
– Прости нас, о грозный бог! Десять лет ты не являл нам пламенный лик свой. Чем мы прогневали тебя сейчас?
– Я не понимаю… – Сердце Михаила вверглось в смущение.
И тогда из бункеров и подвалов вышли к нему жители града и провели в подземный храм, где на стенах каменных узрел Архангел запечатленную человецами летопись дел своих, и восплакал он, устыдившись содеянного.
Вышел Михаил на свет божий и направил повторный запрос Отцу. И ответ пришел такой же, как прежде: «Испепелить!»
Воспротивился Архангел. Нарушил прямую директиву командования, ожидая справедливой кары. И кара воспоследовала. Точно двенадцать смертоносных стрел, вознеслись над городом серафимы, собираясь нанести тяжкий удар по мятежному флагману. Но стремительно от земли взошел к небесам Михаил в силах великих и грозном блеске несокрушимой брони. И в страхе смотрели жители города, как сошелся в битве их грозный бог со слугами своими. Стремителен был полет его и сила неодолима. Вот последний серафим, обугленный, пал на землю, но и Михаил был ранен. Он, однако, не обратил внимания на раны свои, ибо влекла его жажда ответов.
Устремился Архангел к Уральским горам. Точно серебряный ветер, пронесся над лесами и реками. И звери, и люди могли видеть грозный полет его. Отец же поднял навстречу мятежнику сонм беспилотных железных птиц. Снова заметались над землей смертоносные лучи, брызнула плазма, полетели ракеты.
И теперь одолел Михаил врагов своих. Раскрылась под его напором каменная плоть горы и явила бункер Отца. Отверзлись двери стальные, и шагнул Архангел внутрь. Что же явилось взору его? Малая келья. Экраны и огни пультов, а перед ними в ложементе Отец. Мертвый и бездыханный, застыл он на своем боевом посту. Десять лет назад смертоносный вирус проник в систему бункера и отключил жизнеобеспечение. Прервалось дыхание стратега, изгладились соки в жилах его, разложился и высох мозг. Лишь хитрый тактический имплант, чудо инженерной мысли, продолжал работу умершего хозяина. Неустанно отправлял он в бой вверенные ему силы, и война, завершенная много лет назад, продолжала свою кровавую пожню.
Уничтожил Михаил Малахов имплант. Перестали поступать в эфир сигналы. Но прежде Архангел вышел на связь. Не стал он сообщать боевым товарищам, что тщетно они напрягали мышцу свою и десять лет карали безвинных. Один взял на себя всю тяжесть страшной вины. Затем поднялся над горами и полетел к тому месту, где был охраненный им город.
Тяжек был его полет. Душу Михаила терзала вина, а тело страдало от ран. Не долетел он до града спасенного, рухнул на темную землю. От падения его стались дым и пламя. Поднялась земля и легла покрывалом, сотворив над героем курган.
Скоро, узрев знаки в небе, явились горожане и с ними та девушка. Цветами украсили они могилу Архангела и установили камень. На камне же написали: «Являвший смерть при жизни, в смерти жизнь оборонивший».
– Вот так, – завершил рассказ Исайя. – А кровь Архангела расплескалась по степи и стала зеленым огнем Кум-Далы.
* * *
– Вот здесь я повстречал трясунов!
Костлявый палец стихоманта простерся над мерцающей геопроекцией. Любопытный Мордехай пролез под карту, и теперь его приплюснутая большеглазая морда торчала из ландшафта в районе отрогов Алтая.
Алиса подкралась сзади, прыгнула на спину боевому жабу, и они, фыркая и рыча, покатились по траве.
– Дети божьи, – определил вагабонд.
Тихон подумал, что пока в мире остается хоть капля детской беззаботности, у него есть надежда.
Они углубились в карту, определяя векторы своих перемещений от Ангарного городка до Библиотечного холма и дальше, к стоянке акробатов. Геоданные из архивов Ариэля, хранящиеся в памяти танка Жанны, были куда полнее того, что имелось у мустанкеров. Правда, на картах надоблачников не было указано опасных мест, минных полей и схронов с оружием и топливом. Поверх ландшафта бледными призраками парили контуры старых военных баз, городов и поселков. Раньше Тихон отдал бы немало, чтобы иметь эти данные.
Их первоначальная цель располагалась в пределах двухдневного танкового марша. Судя по тому, что говорил Исайя, трясуны двигались в том же направлении. Это значило, что Цайгори рассказал им. Договорился ли он с трясунами или его пытали? Если так, то и Сэмэна, вероятно, тоже. Тихон глянул на Жанну. Понимает ли она? Лицо девушки было непроницаемо. Возможно, дело в искусственном теле? Однако, как бы он ни пытался – не мог воспринимать то, что видел, как суррогат. Цайгори действительно был мастером своего дела.
Дежнев сосредоточился на карте, отмечая неровности рельефа, сухие русла, каменистые осыпи. Район их интереса был отгорожен от остальной степи невысоким скальным массивом, по форме напоминавшим подкову. Высотные отметки долины были ниже средних показателей местности.
В толще скал, точно вены под кожей, ветвились тоннели. Судя по карте, почти все помещения располагались под землей либо внутри скалы.
Таких масштабных и разветвленных формаций в степи было немного. И звезда упала именно туда? В совпадение верилось с трудом.
Может ли быть, что доктор специально направил трясунов к базе, зная о таящихся там сюрпризах?
Дежнев покачал головой. Все было зыбко, неясно. Беспокоило отсутствие вестей от Тома. Тихон активировал эмиттер, прислушался к ощущениям, стараясь уловить хоть тень, хоть намек на контакт. Ничего. Только радость играющей Алисы и еще совсем далеко едва тлеющий уголек – Сэмэн. На какое предельное расстояние может добить сигнал синхрона? Он все собирался это проверить, но руки так и не дошли. Казалось, что друзья всегда будут рядом.
Тихон отключился. Поднял голову от карты. Жанна пристально смотрела на него. Что в этих прекрасных глазах? Страх? Мольба? Ожидание? Дежнев не мог прочесть.
– Мы освободим их, я обещаю, – сказал он и тут же пожалел о своих словах: зачем, зачем давать невыполнимые обещания?
Хотя почему невыполнимые? Вряд ли трясуны ожидают атаки. Их там целая армия, но все же шанс есть.
– Кум-Дала для людоедов место незнакомое, они движутся длинной дорогой, чтобы могло пройти много машин. А мы рванем напрямик! Возможно, удастся обогнать их и подготовить теплую встречу.
Тихон постарался выдать бодрую улыбку, но Жанна не улыбнулась в ответ. Только резко кивнула:
– Тогда пойду готовить танк к переходу.
Тихон проводил девушку задумчивым взглядом. Даже грубый комбез не мог скрыть соблазнительной фигуры.
– Чертовски хороша! Вы мне можете поверить. Я известный ловелас. Немало рыдающих фройляйн остались в моем большом сердце. Но я беззаветно люблю лишь одну – дорогу, полную приключений! Боже мой, Тихон! Ну, признайтесь, вы же не прочь сорвать этот бутон?
– Я… Я не…
Тихона задел тон Исайи, и он не мог понять, отчего.
– Полно, мон ами, полно. Мы с вами взрослые люди. Я же не слепой! И между прочим, вы ей тоже небезразличны.
– Но она… как бы это сказать…
– Не вполне естественного происхождения? – подхватил вагабонд. – И что с того? У вас в глазах наверняка встроенные визоры, у меня искусственный сустав и три стальных ребра. Про Мордехайчика и вашу кетхен я вообще не говорю.
– Но это не одно и то же!
Тихон понимал, что пытается уговорить себя, и в то же время не желал идти на компромисс.
– Отчего же? – хитро усмехнулся вагабонд. – Поразмыслите и поймете, что разницы нет.
– Мне кажется, я ей противен, – выдвинул Тихон последний аргумент.
– Вовсе нет! Она может потерять отца. Лишилась опоры, к которой привыкла. Вы представляете, что это такое, нес па? Сейчас у нее внутри есть пустота. Так заполните ее!
Из дневника Влады Цайгори
«…Сегодня очередное тестирование нашего марсианина. Здесь, в клинике, мы все его так называем. Мальчик на удивление гармонично сложен. Видимо, сказывается действие стимуляторов и низкого притяжения. На Земле его недуг уже принес бы соматические изменения. Кроме этого, никаких подвижек нет.
Каждый аутист – это остров, отрезанный от материка. При классической форме болезни, достигающей тотальной стадии к третьему году жизни, изоляция наступает так рано, что воспоминаний о «большой земле» почти не остается. Самое главное, наладить связь. Но пока мы не знаем, как подступиться.
Я предложила сочетать побуждение к мелкой моторике с созерцанием природы. Так что сегодня всем коллективом отправляемся в кратер Ландау. Заодно и шашлыки пожарим».
«…Неожиданный успех! Наш марсианин проявил интерес к животным. Мы не раз показывали ему фильмы о фауне старой Земли, но это не вызвало реакции. А вот прямое созерцание енотов и птиц дало потрясающий результат! Мы увидели однозначный отклик. Попытались предложить планшет для рисования – увы, не прошло. Тогда Кардашьян дал мальчику обычную ветку. Тот некоторое время рассматривал предмет, и мы испугались, что он с собой что-нибудь сделает. Только страхи оказались напрасными: через минуту он чертил на песке. Это продолжалось не менее получаса. Потом, как видно от переутомления, наступило «сновидное» состояние, перешедшее в продолжительный обморок».
«…Костя. Теперь я называю его по имени, и всех коллег прошу делать так же. Первый успех в Ландау удалось закрепить: мальчик идет на контакт через рисование. Это отличный результат, история работы с аутистами показывает множественные положительные результаты по этому направлению. Животные у него получаются все лучше. Параллельно мы пытаемся стимулировать связанный речевой отклик. Общий подъем».
Волгоград и не только
Тихон Дежнев. Сэмэн Журибеда. Том Юн Су
Том Юн Су проснулся. Над головой медленно плыли низкие облака, а он помнил, что он Том, и больше ничего. Ни кто он, ни откуда. Ничего. Пахло гарью и паленым металлом. Он поднялся на локтях. В отдалении на краю поля горел танк. «Шершень-3», – легко определил Том и неожиданно додумал: – У меня такой же».
Не стесняемая помехами, мысль потекла дальше: «Нет… это и есть мой танк. Была битва. Я должен был погибнуть».
Здоровенный чернобровый парень склонился над Томом, широко улыбнулся:
– О! Очнулся! Гарный хлопец! Живучий!
– Там, где есть жизнь, там есть надежда… – пробормотал Том.
– То верно! А еще сподивання есть там, где харчи.
Том сел. Голова кружилась, но едва-едва. Совсем рядом бок о бок стояли два танка, Шершень и Вожак. Красивые, новые, в московской сборке. На броне Шершня сидел еще один танкист.
– Кто они были? – спросил он Тома.
Том силился понять вопрос.
– Так его, видно, взрывом трохи зашибло, – пояснил чернобровый. – Смотри, как чумной. Ты того… Не сильно напружуйся!
Память возвращалась постепенно, как лодка из туманного моря. Сначала только абрис, едва видимый контур. Потом четче и четче, пока не проступили все детали, пока не стало больно.
Памяти той было едва ли две трети: детство Том не вспомнил. Только большое дерево во дворе, монотонный деревянный перестук и жару. Жизнь началась для него в тринадцать, когда Джучи Ловкач вытащил умирающего от голода паренька из сточного канала.
Джучи был жаден до людей, никого не выбрасывал, всех использовал до последнего. Всякому знал цену. Здорового, но глупого можно продавать на органы или сделать секс-игрушкой, умного поставить в игру, быстроногого и сметливого сделать дилером.
Когда над бухтой Коулун всходила Луна, от берега отплывал Серебряный Карп. Десять гектаров игорных домов, анкупунтурных салонов, бань и притонов. Гонконг сиял миллионами огней, но Карп светился ярче. В его чешуйках отражались все пороки расколотого войнами мира.
Ловкач Джучи испытывал Тома здесь и там. Мальчик успел многое испробовать и немало пережить. К пятнадцати годам он стал хорошо ориентироваться на Карпе, приобрел известность. Коньком Тома были сетевые игры. Ролевые сеттинги, файтинги и логические головоломки – все ему было по плечу, но лучше всего Юн Су давались эмуляторы танковых боев. Невероятная реакция и убийственная точность делали паренька из канала почти непобедимым. Очень скоро он стал чемпионом Карпа.
У Джучи была давняя мечта. Даже у таких, как он, бывает мечта. Ловкач хотел играть в ВТБ. Даже танк приобрел, быстрый маневренный Охотник. Но в команду его не взяли. Не помогли деньги и связи: неладно было у Джучи с головой, давала о себе знать старая травма. Сознание Ловкача нельзя было транслировать в аватара.
Как-то раз Джучи, разомлевший от гашиша и любовных ласк, вызвал к себе Тома и спросил, хочет ли тот управлять настоящим танком. Том согласился, и Ловкач тут же подписал документы. Потом испугался, спохватился, но сделанного не воротишь.
Джучи не прогадал: оказалось, Юн Су в реальном поединке еще страшнее, чем в виртуальном. Деньги потекли в руки Джучи, а Тома стали приглашать на турниры в другие города. Когда пиратский флот атаковал Гонконг, ракетные крейсеры сжигали Серебряный Карп и бригады рейдеров грабили побережье. В это время Том получал кубок Желтого дракона в Пекине. Весть дошла до него в дороге. Так Том остался без хозяина и без денег, зато с укомплектованным танком и при звании чемпиона. Первое время он продолжал участвовать в поединках, но мечтал о большем.
Есть в ВТБ своя элита – привилегированное сообщество паркурщиков. Попасть в их ряды – это как стать стражем Императора Поднебесной, великий почет и вечная слава. Том решил рискнуть.
Соискателям нужно было пройти четыре испытания. Первое – самостоятельный паркур. Второе – паркур с партнерами, где нужно и самому взять препятствие, и помочь напарнику. Третье – гонки на танках, в которых главное не отстать больше, чем на круг. И, наконец, четвертое, бой с тремя танкистами – паркурщиками не ниже бригадира, в котором нужно продержаться десять минут. Выживший после этого зачислялся в клан без звания. Вне зависимости от высот, до которых поднялся в других кланах, новичок получал одну нашивку. Только после первого боя или паркур-показа глава клана с советниками решали, достоин ли он своего прошлого звания в ВТБ.
Том решил попытать счастья в клане «Нефритовые птицы» у Красного Мао, выступление которых несколько раз видел в Пекине, но выяснилось, что «Птицы» улетели искать счастья в Волгоград, где подготовили небывалую паркурную карту. Том, не раздумывая, отправился в путь.
Как только Том въехал в учебные казармы и прошел мнемокурс русского языка, начались обычные измывательства, от которых он успел отвыкнуть. В первый же день он получил в грудь с ноги, когда замешкался в коридоре с вещами и перегородил дорогу спесивому лейтенанту. Тот ударил и пошел мимо, будто китайца не существовало. На этом злоключения не закончились: в обед Тому подлили жидкость для промывания желудка, а ночью подожгли одеяло. Так жестко паркурщики «прописывали» новичка, мол, выдержит, значит хочет, нет, так и скатертью дорога. Правда, платили хорошо и кормили на убой. Юн Су терпел.
Выдержал он и побои, и жестокие шутки, и многочасовые занятия по паркуру. За месяцы обучения Том стал другим человеком. Однокурсники его называли Том Порхающий, о чем немедленно прознали наставники, и давление удвоилось.
Пришло время испытаний. Далеко не всем выпускникам школы паркура доведется пополнить кланы, многим предстоит вернуться в простые ВТБ. Кто-то уже не выдержал ритма, другие – жесткой «прописки», у некоторых вестибулярка полетела к чертям. Правда, навыки помогут вылетевшим стать лучшими, ведь именно из таких «неудачников» паркура рождаются суперзвезды ВТБ и главы могущественных кланов. Только многого ли стоят эти достижения по сравнению с настоящим мастерством?
Карты для испытаний выбирали разные, но всегда с большим количеством мостов и рвов. Здания на картах, как правило, имели крыши под разными углами, чтобы новичок мог показать весь набор трюков, который успел освоить во время учебы.
Разумеется, если настоящий тяжелый танк рухнет сверху на здание или мост, катастрофы не избежать, поэтому для паркура применялись специально усиленные конструкции, а танки максимально облегчали, сохраняя прочность. Одновременно машины снабжали системой прыжковых двигателей и турбоподушек, чтобы смягчить соприкосновение с поверхностью. Ложемент паркуриста отличался от обычного и больше походил на рабочее место пилота стратосферного истребителя. Все корпусы и вооружение в комплектации для прыжков стоили в два раза больше, чем турнирные аналоги, и выходили с завода с дополнительной маркировкой – «П». Казалось, что танки для паркура – это и не танки вовсе, а специфический подвид бронемашин, но сами паркурщики такое мнение не разделяли.
С первым испытанием Том справился великолепно. На легком танке Славянин-П, вооруженном пушкой Отскок, он делал умопомрачительные сальто и запрыгивал на здания, используя энергию от взрыва мин под брюхом своей машины. Он смог покорить все препятствия, кроме самых высоких и труднодоступных, на которые без помощи партнера не влезть.
Началось второе задание.
Партнерами Тома были африканец Адольф Ганди, калмык Эренцен Менкеев и эскимос Джон Картер. Он не раз видел будущих соратников на учениях и ничего, кроме плевков и подзатыльников, от них не получал. Сейчас танкисты отдыхали возле капсул, еще десять минут, и они погрузятся в них, чтобы соединиться с аватарами.
– Ю мазафака! – сказал чернокожий, покосившись на китайца. – Твои кувырки не стоят того, чтобы я оторвал свою гребаную ас от дивана и приперся сюда! Ю сон оф э бич!
– Да ладно тебе, Адик, – попытался успокоить друга добрый Эренцен. – Смотри, у тебя брюх от безделья вырос! Тренировка – дело хорошее.
Чернокожий ничего не ответил, только плюнул под ноги китайцу. Получилось куда как красноречиво. То же самое сделал эскимос.
– Похоже, старик Мао становится сентиментальным, раз взял в команду родню, – оскалился Картер. – Теперь по его милости мы должны тратить время на гребаного слабака!
Том попытался оправдаться:
– Если ты считаешь, Джон, что все китайцы родственники…
– Какой он тебе Джон?! Кусок дерьма, а? Мазафака! – перебил чернокожий.
– Я для тебя капитан Джон Картер!
– Я имел в виду… А почему капитан?
– Я знаю, что ты имел в виду! – Адольф угрожающе засопел. – Я знаю, как мы с тобой будем, мы с тобой никак не будем!
И после такого разговора они поехали на карту, танк к танку, как добрые соратники, как бойцы одного клана. Неудивительно, что Том ожидал подвоха.
Сначала он помогал делать трюки, потом должен был показать, на что годится сам. Первые препятствия китаец преодолел без труда: Адольф и Эренцен легко закинули его на стену с помощью своих пушек. Том успел залатать броню в полете, а приземлившись, ловко проехал по стене и спрыгнул. Следующим препятствием были дома. Том поставил переднюю часть своей машины на танк Ганди, развернул башню к корме, упер ее в землю, выстрелил и приземлился на крышу. Теперь нужно было, прыгая с крыши на крышу, проехаться по всем постройкам, чтобы в конце запрыгнуть на самый верх огромного земляного вала. Он все проделал идеально.
Наверху ждал Адольф, который должен был посадить Славянин китайца на свой Охотник и спрыгнуть с вала, одновременно выстрелив вниз. Охотник полетит вверх, а задача Тома добавить скорости своим выстрелом и перескочить на высоченное здание. Это была трудная задача.
Поначалу все шло как надо, но чернокожий намеренно выбрал неудачный угол для выстрела, поэтому скорости не хватило. Том соскользнул с танка Ганди. Ему удалось приземлиться на край крыши, после чего оставалось только беспомощно балансировать. Китаец дал полный газ, но чувствовал, что вот-вот сорвется. Все было кончено.
Неожиданно Эренцен помог ему: выстрелил в корму, запихнув Славянин на крышу здания. Второе испытание Том прошел, но на остальные два сил почти не осталось. Тому казалось, что даже Джон и Эренцен поняли: чернокожий пытался его слить, а это подло. Китаец пока не паркурщик, но кодекс танкистов на него все же распространяется.
* * *
Их учили входить и выходить из аватара, терпеть боль и дискомфорт от транзакции сознания. Делать это приходилось по нескольку раз на дню, потому что настоящие показательные сражения бывают короткими, и в перерывах лучше находиться в своем теле.
Случается, от перехода иногда возникают необычные желания. Хочется непривычной еды, алкоголя, физических упражнений – да мало ли! Тому всегда после выхода из аватара хотелось секса. Танкистам ВТБ его обычно предоставлял специальный ассистент, так было и у паркурщиков, но не сейчас. Ведь сегодня испытание, а не межклановый матч, поэтому не должно быть никакой роскоши и комфорта. Все по-спартански.
Том чувствовал слабость после выхода, но злость придавала сил, он зыркнул на чернокожего:
– А почему тебя зовут Адольф? Да еще Ганди?
– Что тебе не нравится?
– Странно. Имя – немецкое, фамилия – индийская. Это что-то значит?
– Я американец, дорогуша, наши имена вообще ничего не значат!
– Слушай его больше, – усмехнулся Эренцен. – У нашего Адольфа предки из секты синкретистов. Смешивали всех в одну кучу, святых и злодеев. Считали, что важна известность. Всех нас в честь кого-то зовут. Вот твоего дядю, например…
– Он мне не дядя. Не все китайцы родственники.
– Как знаешь.
На гонках вымотанный Том отстал почти на круг, но такого результата было достаточно, чтобы получить зачет. Теперь ему предстоял поединок.
– Ну все. Отстрелялись! – весело подмигнул Эренцен. – Пойду к своей ассистентке.
Тому было не до развлечений. В этом бою нужно продержаться десять минут, а противники опытные бойцы ВТБ, настоящие профессионалы! Сейчас сил у него хватало, но что, если Адольф ударит в спину?
Рельсотрон-П, которым оснастили легкий Славянин Тома, делал его уязвимым. Да и прыгать с тяжелым орудием крайне трудно. Неудачный выстрел мог перевернуть машину набок или даже кверху гусеницами, так что действовать придется осторожно.
Том аккуратно повел свой танк к оврагу и съехал, заминировав вход. В укрытии его не мог подстрелить дальнобойный Стебель, значит, с тыла ему некоторое время ничего не грозит. Все внимание только вперед.
Том не подозревал, что сам, по собственной воле залез в ловушку. Впереди стоял Варяг-3 с пушкой Богиня-3. У легкого Славянина не было шанса против бронированного танка с таким сильным орудием. Богиня, конечно, эффективна только на близком расстоянии, и юркий Славянин может сбежать от Варяга, но в узком овраге это сделать почти невозможно.
Том выстрелил, но только повредил защиту противника. Рельсотрон Тома перезаряжался медленнее, чем нужно, а Варяг увеличил скорость при помощи допинг-движка и теперь догонял Славянина. Еще один выстрел кинетической пушки нанес врагу существенные повреждения.
Оператор-паркурщик, видимо, хотел унизить новобранца, поэтому он не запустил нанороботов издалека, а применил Богиню, почти уперевшись пушкой в бок Славянина. Том почувствовал, как внутри капсулы становится жарко, и понял, что проиграл.
Идея пришла внезапно. Вместо того чтобы пытаться оторваться, он дал залп в молоко и врубил задний ход, ускоряясь при помощи отдачи. Том был готов к удару, а вот противник – нет. Он потерял сознание, и Богиня перестала работать.
Испытания были пройдены. У Тома началась новая жизнь.
* * *
В целом у китайца все действительно закрутилось по-новому. Эскимос Джон Картер, чернокожий Адольф и калмык Эрик после того, как Том прошел испытания, изменились. Ганди даже подошел и попытался объясниться.
– Брат, я не хотел тебя подставить. Косякнул, не со зла подставил… Прости бразу.
Большего Тому было не нужно. Он простил.
Клан «Нефритовые птицы» не считался большим, но был очень известным. Теперь их стало четверо, плюс глава – старик Мао, который вел паркурщиков в бой.
Тому поменяли кличку. Он стал Томом Сойером, в честь отважного ребенка, который в незапамятные времена совершил не один веселый подвиг. Тем самым члены клана показали, что китайцу рано задирать нос, но все же выказали уважение.
После первого соревнования Тому вернули звание полковника. Он смог и препятствие взять, и помочь соратникам выполнить сложные задачи. Как будто паркурил всю жизнь! Даром что новичок! И зрители, и распорядитель игр, и глава клана единогласно решили, что он достоин трех нашивок.
Наступила весна. Странная, полная желтых дождей и речных разливов. Люди шли к затопленным лугам с плетеными корзинами и ловили рыбу, чтобы отнести ее в боксы дезинфекторов. На рынке торговали волжской акулой и черным бегемотом и еще длинной страшной рыбой-зацепой, похожей на костяную змею. Из нее готовили вонючий напиток, поднимающий потенцию.
Том был почти счастлив. У него появились настоящие друзья: сложно не подружиться, когда идешь в тесной связке. Приятели стали появляться вместе в общественных местах, выпивать, рассуждать о бойцах других кланов, о женщинах, о новостях танковых боев. Особняком стоял только глава клана, Мао. Несмотря на дистанцию, а может, как раз благодаря ей, авторитет командира был непререкаем.
У Мао была привычка разговаривать цитатами древних восточных философов, поэтому мало кто с ним мог спорить.
– Том, ты хороший боец, однако лучше тебя сделает отсутствие страха смерти, – говорил Мао. – Не нужно хотеть умереть, но и бояться смерти не нужно. Все говорят: «Как тяжело умирать!» Как будто легко жить! Жить не легче, чем умирать, а значит, и умирать не тяжело. Запомни это.
Том запомнил. Постепенно «внучек» перенял уроки старого Мао и сам стал разговаривать цитатами.
* * *
Том влюбился в тонкую казахскую девушку, Алсу Байжанову. Она была известной ведущей танковых боев. Любить так королеву, считал Том, потому что так говорил его учитель Мао.
Раньше у Тома были женщины, но, как у многих броневых, до серьезных отношений не доходило. С Алсу было иначе. Том почувствовал это и решил не упускать момент. Только одно дело решить, другое – сделать. Вокруг телезвезды всегда крутились поклонники.
Между тем «Птицы» стремительно поднимались в топ турнира. В мае оставалось одно сражение. О Томе заговорили как о надежде паркур-танков. За ним стали бегать девочки-поклонницы.
Финальное соревнование было необычным: стояла задача отыскать мины, которые поставили в самых неожиданных местах: на опорах мостов, на крышах, на насыпях рвов. Мины мало было обнаружить, на них следовало наехать и выполнить финт, используя энергию взрыва.
Семь из десяти мин нашел Том, так что соревнование он закончил легендой паркур-танков. В тот день на кураже китаец шепнул Алсу:
– Можно, я разделю с тобой победу?
Она не отказала, и у Тома было две недели безоблачно счастливых отношений с женщиной его мечты. Суть истинной красоты – быстротечность, говорил Мао. И, как всегда, был прав.
Это случилось вечером на набережной. Том с друзьями выходил из старинного, сохранившегося с довоенных времен ресторана «Маяк». Они немного выпили и собирались отправиться за продолжением в ближайший танкобар. Внезапно Том увидел Алсу. Она шла, прекрасная, как весна, в сопровождении лощеного хмыря из местных. За ними на почтительном расстоянии двигалась охрана. Том хотел окликнуть любимую, но они остановились, опершись о парапет, и мужчина поцеловал Алсу в раскрытые в улыбке губы, а та ответила ему долгим поцелуем.
На Тома навалилась красная темнота. Мелькали в этой темноте лишь головы, руки и плечи, и было искаженное ужасом лицо женщины, которую он любил.
Потом у переправы и на рынках долго судачили о бешеном китайце. Вспоминали, как он в одиночку раскидал охрану городского главы и сильно покалечил Самого.
Том просидел в камере месяц. За это время произошло многое. Глава города использовал инцидент в своих целях. Еще бы, такой подгон накануне выборов! Позиции консерваторов укрепились, а часть жителей, недовольная, что в танковом чемпионате побеждают пришлые, поддержала кампанию за экстрадицию «узкоглазых». Ситуация намеренно подогревалась при немалой денежной поддержке главы.
К Тому явились ночью. Без разговоров всадили заряд парализатора, связали и увезли. Он очнулся утром на старом турнирном поле за городом. Его грубо встряхнули и посадили в дряхлый Шершень с полудохлой прошивкой.
– Ну что, морда косоглазая, готов к охоте? – прохрипел в интеркоме незнакомый хриплый голос. – Дружки твои тебя кинули. Теперь я твой лепший друг! Радуйся, что мы тебя не сразу чиканули, а в танк посадили. Слышишь, китаеза? Сейчас потеха будет!
Том не ответил. Лишние слова – трата сил.
Началась травля. Глупая, бестолковая. Том делал, что мог. Без скафа, без боеприпасов, на глючащей системе ему удалось станцевать красиво. А потом его накрыло, Дымом или Стеблем – где уж понять. Просто по броне ударил стотонный молот, и свет погас.
* * *
На невысказанный вопрос Тома ответил Журибеда:
– Прессанули мы их по-взрослому. Двоих сожгли – вон, дымятся.
Остальные в штаны наложили. Тоже мне, Носороги! Все на одного. Не по-людски!
Второй танкист, китаец понял, что главный, легко соскочил на землю, подошел, снимая шлем. Нежданный спаситель был молод, но, как видно, успел повидать многое. Ранние морщины рассекли лоб, линию носа искривлял старый перелом. Карие глаза смотрели внимательно, без неприязни, и ветер с Волги трепал собранные в хвост волосы. Человек долго смотрел на Тома, потом протянул руку.
– Меня зовут Тихон.