Глава 38

Валерия взяла тележку и снова пошла к теплице. В молчании они продолжили грузить деревца на прицеп. Прошлое неспокойно двигалось между ними, медленно переливалось море воспоминания, принося с собой водоворот картин из прошлого.

Когда Йоне было одиннадцать, его отец Ирьё, полицейский, погиб – его застрелили из двустволки во время ссоры в Весбю, в Упланде. Мать, Ритва, была домохозяйкой и дохода не имела. Деньги кончились, и им с Йоной пришлось покинуть дом в Мэрсте.

Йона быстро научился отвечать приятелям, что ему не хочется в кино, научился говорить, что не голоден, когда они сидели в кафе.

Он поднял на прицеп последнее деревце, поправил ветку и осторожно закрыл решетчатую дверцу.

– Ты рассказывал про маму, – напомнила Валерия.

– Я знаю – она понимала, что я стыжусь того, как мы живем. – Йона отряхнул руки. – Наверное, она тяжело это переживала, потому что на самом деле нам жилось неплохо, она бралась за любую работу, была уборщицей, брала книги в библиотеке, мы их читали и обсуждали по вечерам.

Закатив тележку в сарай, они подошли к домику Валерии. Валерия открыла дверь подвала, ведущую в прачечную.

– Вымой руки здесь, – сказала она и открыла кран над большой стальной мойкой.

Он встал рядом с Валерией, опустил испачканные в земле руки в тепловатую воду. Валерия вспенила мыло, ставшее черным от грязи, и стала мыть ему руки.

Слышно было только, как бежит, поблескивая, вода по рифленым стенкам мойки.

Улыбка исчезла с лица Валерии, пока они выливали воду, снова вспенивали мыло и мыли друг другу руки.

Они медлили под потоком тепловатой воды, вдруг осознавая прикосновение. Валерия мягко обхватила два его пальца и подняла на него серьезные глаза.

Йона был гораздо выше ее, и хоть он и нагнулся, когда целовал ее, ей пришлось встать на цыпочки.

Они не целовались с гимназии и теперь смотрели друг на друга почти застенчиво. Валерия взяла красное полотенце с полки и вытерла ему руки.

– Представь себе, ты здесь со мной, – нежно сказала Валерия и погладила Йону по щеке, провела рукой к уху, до светлых непослушных волос.

Она сняла кофту и вымыла подмышки, не снимая белого лифчика с потерявшими цвет бретельками. Кожа у нее была ровного цвета, словно оливковое масло в фарфоровой миске. На обоих плечах татуировки, а руки неожиданно мускулистые.

– Прекрати смотреть на меня, – улыбнулась она.

– Это так трудно, – сказал Йона и отвернулся.

Валерия переоделась в черные спортивные штаны с белыми лампасами и желтую майку.

– Поднимемся?

Дом у нее был маленький и просто обставленный. Полоток, пол и стены – все белое. Входя в кухню, Йона ударился головой о лампу.

– Осторожно, – предупредила Валерия и поставила цветы в стакан с водой.

Стульев вокруг стола не было, на разделочном столе – три противня с хлебом под полотенцем.

Валерия добавила дров в старую печь, раздула угли и вынула горшок.

– Есть хочешь? – спросила она и достала из буфета хлеб и сыр.

– Я всегда хочу есть.

– Отлично.

– Стулья есть?

– Всего один… это чтобы тебе пришлось сесть мне на колени… Я выношу стулья, когда пеку, – объяснила Валерия и указала на гостиную.

Йона прошел в соседнюю комнату с телевизором, диваном и старым, крашенным вручную шкафом. Вдоль одной стены стояли шесть стульев; он взял два и вернулся на кухню, снова задел лампу головой, придержал лампу рукой и сел.

Свет еще какое-то время дрожал, скользил по стенам.

– Валерия… на самом деле я не в увольнении, – начал Йона.

– Ты же не сбежал из тюрьмы? – улыбнулась она.

– В этот раз – нет.

Светло-карие глаза Валерии скользнули в сторону, она посерела лицом, словно стояла за ледяной стеной.

– Я знала, что это случится. Знала, что ты опять станешь полицейским, – сказала она и тяжело сглотнула.

– Я не полицейский, но мне пришлось согласиться на последнее задание, другой возможности не было.

Валерия осторожно оперлась одной рукой о стену. Она избегала взгляда Йоны. Вены на шее сильно бились, губы побледнели.

– Ты даже сел в тюрьму по-настоящему?

– Я принял предложение позавчера.

– Понимаю.

– С полицейской службой покончено.

– Нет, – улыбнулась Валерия. – Ты, может быть, сам так думаешь, но я-то знала, что ты просто хочешь назад.

– Неправда, – ответил он и в эту же минуту понял, что Валерия права.

– Я никогда никого так не любила, как тебя, – медленно проговорила Валерия и потушила огонь в духовке. – Я знаю, что в жизни мне везло нечасто, я знаю, что садовничеством особо не похвалишься… Но я узнала, что ты сидишь в Кумле… Решила, что мне больше не нужно стыдиться, что ты поймешь. Но теперь… Ты же не хочешь работать здесь, с чего бы? Ты всегда будешь полицейским, ты – полицейский, я же знаю.

– Мне было бы хорошо здесь.

– Ничего не выйдет, – хмуро сказала Валерия.

– Выйдет.

– Ничего страшного, Йона, просто так уж есть, – сказала Валерия, без выражения глядя на него.

– Я полицейский, это часть меня. Мой отец погиб, когда на нем была полицейская форма… ему не понравилось бы, что я в костюме, но лучше костюм, чем тюремная роба.

Валерия опустила глаза и скрестила руки на груди.

– Я, наверное, слишком остро все воспринимаю, но я хочу, чтобы ты ушел, – тихо сказала она.

Йона медленно кивнул, провел рукой по столу и поднялся.

– Сделаем так, – сказал он, пытаясь встретиться с ней взглядом. – Я остановлюсь в маленькой гостинице в Васастане, она называется “Ханссон”. Завтра мне нужно вернуться в Кумлу, но я надеюсь, что ты придешь повидать меня независимо от того, полицейский я или нет.

Когда он выходил из кухни, Валерия быстро отвернулась – она готова была разрыдаться. Она услышала тяжелые шаги в сенях, потом дверь открылась и закрылась.

Подойдя к окну, Валерия смотрела, как он садится в машину. Когда машина скрылась из виду, Валерия осела на пол, привалившись спиной к батарее, и перестала сдерживать слезы, старый плач, который ждал в ней с тех пор, как разошлись их пути и между ними разверзлась пропасть.