Глава 37
Йона медленно катил по неровной гравийной дороге к садоводческой школе Валерии, думая о том, как София описала убийцу: стрелял с открытыми глазами, оружие держал двумя руками, забрал пули и гильзы и вставил в пистолет полный магазин, прежде чем покинуть дом.
Чтобы выстрелить из оружия простого действия, нужно дослать патрон в патронник.
Для этого придется выполнить некоторое число движений. В шведской полиции кладут всю руку на затвор, целятся в пол и оттягивают затвор назад.
Но убийца обхватил затвор большим и указательным пальцами, а вместо того, чтобы оттянуть его, он дослал патрон и тем же движением вынес пистолет вперед, чтобы сразу начать стрелять. Техника изощренная, но если хорошо натренироваться, она поможет сэкономить время при перестрелке.
Йона вспомнил, как изучал когда-то старую интерполовскую запись. Камера слежения сняла убийство Фатхи Шкаки перед “Дипломат-отелем” на Мальте.
Исполнителями убийства были два агента Моссада, из подразделения под названием “Кидон”.
На черно-белой зернистой картинке Йона видел, как человек со скрытым лицом отправляет патрон в ствол именно таким образом, а потом трижды стреляет в жертву, садится на мотоцикл позади сообщника, и оба исчезают.
Рассказ Софии подтверждал: убийца великолепно обучен, прошел военную подготовку.
За все время оружие не опустилось ниже уровня его лица, дуло постоянно оставалось направленным вперед.
Йона словно видел этого человека: как он стреляет, бежит, меняет магазин, не теряя линии огня.
Мысли перешли к польскому “Грому” и американским “Морским котикам”. Но ведь убийца оставался на месте гораздо дольше необходимого.
Он не был напуган, не колебался, он просто позволил времени утекать, а сам наблюдал за предсмертными судорогами своей жертвы.
Йона посмотрел на часы. Всего через три часа ему предстоит передать привет жене Салима Рачена.
Он остановил машину перед маленькой мызой Валерии с ветвистым садом и взял один из двух букетов, лежавших на пассажирском сиденье. Большая плакучая береза касалась ветвями травы. Воздух, прогретый солнцем позднего лета, был теплым и влажным. Никто не открыл, когда он постучал, но в доме горел свет, и Йона пошел искать Валерию.
Она оказалась в теплице на заднем дворе. Стекла запотели, но Йона ясно увидел, что она там. Волосы собраны в небрежный пучок; вылинявшие джинсы, сапоги, красная стеганая курточка испачкана землей. Валерия передвинула несколько тяжелых горшков с апельсиновыми деревцами, обернулась и увидела его.
Темные глаза, непослушные кудри, стройное тело.
Валерия ходила в параллельный класс гимназии, где он учился, и он не мог оторвать от нее взгляд. Ей в числе первых он рассказал, как погиб отец.
Они встретились на вечеринке, потом он проводил ее домой. Он целовал ее с открытыми глазами и до сих пор помнил, что подумал тогда: что бы с ним ни случилось в жизни – он все-таки поцеловал самую красивую девочку в школе.
– Валерия, – позвал Йона, открывая дверь теплицы.
Валерия сжала губы, чтобы не улыбнуться, подбородок наморщился, но глаза смеялись. Йона протянул ей букет ландышей; Валерия вытерла испачканные в земле руки о джинсы и взяла цветы.
– Значит, тебе дали увольнение, чтобы ты явился на практику? – Валерия игриво изучала его.
– Да, я…
– И ты думаешь, что справишься с обычной жизнью, когда выйдешь на свободу? Быть садовником иногда тяжело.
– Я сильный.
– Не сомневаюсь, – улыбнулась Валерия.
– Обещаю, ты не раскаешься.
– Хорошо, – прошептала она.
Какое-то время они просто стояли и смотрели друг на друга, потом Валерия опустила глаза.
– Прости, что я выгляжу вот так, – сказала она. – Но мне нужно погрузить пятнадцать саженцев грецких орехов… Микке и Джек через час заберут прицеп.
– Ты красивее, чем всегда, – сказал Йона и следом за ней вошел в теплицу.
Деревья росли в больших черных пластмассовых горшках – два с половиной метра в высоту, густые кроны.
– Можно переносить их за стволы?
– Мы их перевезем на тележке. – Валерия подкатила желтую тележку с платформой.
Йона поставил на нее первое деревце, и Валерия повезла ее через дверь вверх по тропинке, к разворотной площадке. Светло-зеленые листья взволнованно затрепетали возле головы Йоны, когда он поднял дерево на прицеп с решетчатыми стенками.
– Мальчики молодцы, что помогают, – сказал Йона, с тяжелым стуком поставив горшок.
Они перевезли еще несколько деревьев. Кроны шуршали, земля сыпалась из трещин в пластмассовых горшках, падала на тропинку.
Валерия забралась на прицеп и сдвинула горшки вглубь, чтобы освободить место.
Снова спрыгнула на землю, сдула волосы с лица, хлопнула руками, чтобы стряхнуть землю, и села на оглобли прицепа.
– Так трудно понять, что они уже взрослые! – Она посмотрела на Йону. – Я сделала не одну ошибку, дети выросли без меня.
Ее янтарные глаза потемнели, стали серьезными.
– Самое главное – это что они вернулись, – заметил Йона.
– Но этого могло и не случиться… учитывая, что они пережили, пока я сидела в Хинсеберге… Я предала их, как никто никого не должен предавать.
– Хотя им следует гордиться тем, какой ты стала, – заметил Йона.
– Они никогда не простят меня по-настоящему… Ты рано потерял отца, но он был герой, это много должно было значить, может, не тогда, но позже.
– Да, но ты вернулась, у тебя была возможность объяснить, что ты сделала ошибку.
– Они не хотят говорить об этом. – Валерия опустила глаза, и между густых бровей пролегла морщинка.
– Во всяком случае, ты не умерла.
– Но им было стыдно. Даже если они говорили об этом со своими друзьями.
– Мне стыдно, что нам с матерью пришлось нелегко в смысле денег… поэтому я никогда не приглашал тебя к себе.
Валерия взглянула ему в глаза.
– Я все время думала – твоя мама хочет, чтобы ты встречался с финскими девочками.
– Нет, – рассмеялся Йона. – Она тебя обожала. Считала, что ничто не сравнится с кудрявыми волосами.
– А чего ты стыдился?
– Мы с мамой жили в однушке в Тенсте, я спал на кухне на матрасе, который каждое утро убирал в чулан… у нас не было ни телевизора, ни проигрывателя, мебель облезлая…
– И ты работал на складе – или где там?
– В пекарне “Экесёос” в Брумме… иначе мы не потянули бы съемную квартиру.
– Ты, наверное, думал, что я избалованная, – пробормотала Валерия, разглядывая руки.
– Жизнь несправедлива, это быстро понимаешь.
