Глава 14
Везде хорошо, где наливают, но дома – лучше!

Стрельцы, охранявшие въезд в город, узнали меня и проводили приветственными криками. Я в ответ помахал им рукой и направил коня к дому.

Дворня встретила меня радостной суетой. Беляна заохала и активно включилась в общий хаос. Отдавая распоряжения, не забывала сверкать в мою сторону белозубой улыбкой. Я сам распряг и почистил Ассама. В светлице поковырялся без аппетита в праздничном ужине и с наслаждением погрузился в горячую ванну. Понежиться в ароматной воде, правда, не удалось – прибыл гонец от Осетра, воевода жаждал новостей.

Нехотя я засобирался к предводителю славенской дружины, хвастаться особо-то нечем – зеленомордый избежал расплаты, цель похода не достигнута, а кому охота докладывать о неудачах?!

Когда доставал из походной сумы нарядный пояс с бляхами, на середину комнаты выкатился непристойный серебряный кубок – подарок фомора. Помнится, эта чаша способна посылки отправлять даже в иные миры и пространства.

Еще не убранный, богато накрытый стол подсказал, кому гостинец не помешает. Я взял кувшин самогона. Большой шмат сала с прослойками мяса, несколько соленых огурцов и шершавый каравай черного хлеба. Положил это все в кубок и… вспомнил адресата – Жбана. Он меня когда-то в Нави угостил, теперь и я его попотчую. Как только образ командира отряда чертей окончательно сформировался в моей голове, снедь с шипением исчезла. В комнате явственно завоняло серой и вроде жженым рогом. Я распахнул слюдяное окно, сквозняк вынес в огород неприятные запахи, хлопнула дверь в светлицу.

Хотел было я приказать заложить двуколку, но Осетр прислал за мной свою карету, запряженную восьмеркой тяжеловозов.

Неспешно золоченый короб на колесах тащился по улицам Славена. Побрякивая бубенцами на сбруе, крупные лошади раздвигали широкими мощными грудями толпу людей и всадников. Телеги, двуколки, возки и кареты попроще уступали солидному средству передвижения дорогу.

Возле дома воеводы караульные отсалютовали мне оружием. Незнакомый думный дьяк проводил меня к воеводе. Осетр ожидал меня в небольшой полутемной комнате. Когда я вошел, он широко улыбнулся. Крепко пожал мне руку, приобнял и усадил в кресло, сам сел напротив.

Я, не дожидаясь расспросов, рассказал о походе в подробностях, стараясь ничего не пропустить. Не стал только сообщать воеводе о способе пленения Узана и происшествиях московских, а равно рио-де-жанейрских, пражских, бангкокских и т. д. Эта информация, как мне показалось, ему ни к чему.

Осетр внимательно меня выслушал, когда я закончил, неопределенно хмыкнул, после секундного раздумья закричал в коридор, чтобы пришел дьяк.

– Да, вот он каков, болотный затворник! И по времени все совпадает, с год как к князю Косматко служить попросился. Показалось – полезен будет. Немало витязей выучил навыкам полезным, ратным. Ну, да ничего, без его премудростей обойдемся! – И уже вошедшему дьяку: – Срочно отправь грамоты о розыске Косматки во все концы княжества и за его пределы. Назначь награду в сто золотых монет за живого или мертвого и десять серебряных – за достоверные сведения о нем.

Дьяк кивнул и поспешно вышел.

– А про его козлиный облик что же не упомянул? А шептуном не быстрее будет? – поинтересовался я.

– Да, про козлоголового с зеленым лицом уж давно повсюду орут! Толку-то… А шептунам нас как раз перевертыш энтот, Косматко, и обучил. Теперь отказались от них. Как ты с Петром сотоварищи в Дикое Поле ушел, князь указ издал: любое колдовство запретить под страхом смерти. Даже клясться старыми богами нынче нельзя. О как! Вострому особые полномочия дадены – по его слову любого: в острог! Несколько инородцев огнем спалили, двух баб-повитух после водяного испытания посмертно признали невиновными. Холодная полна подозреваемыми. Эх, времена смутные! К Роману кошмары не приходят, но крепко переменился княжич. За Вострым хвостом ходит, на допросах лично присутствует.

– А князь что же? – удивился я.

– Не препятствует, – со вздохом проговорил воевода, но тут же встряхнулся. И энергично произнес: – Не нашего ума дело, Васька! Ты, я смотрю, нос повесил, дак зря, хоть и сбежал вражина рогатый, но, чую, сюда не сунется. А про то, как вы с Петром и дружинушкой в Диком Поле погуляли, достойную песню сложат, помяни мое слово! Так что взбодрись и жди награды от князя. А я тебе подарок прямо сейчас сделаю!

Осетр открыл сундук и достал сверток красного цвета. Когда воевода развернул алую ткань, в его руках очутился Тричар и шелковая рубаха, расшитая золотым шитьем. Я не сдержал радостного вопля – для меня самого стало сюрпризом то, как дорог мне меч, подаренный усопшим фомором. Осетр заулыбался, хлопнул меня по плечу и сказал:

– Бери меч свой, пригодится! У Славена врагов не перечесть, а друзей: посчитать одной руки хватит! Рубаха шелковая лично от меня, в бой под броню и кольчугу надевай – материал прочный, золотой нитью укрепленный: от ран убережет, наконечники стрел, опять же, проще доставать, не дай бог, конечно!

– Сивуху нашли, значит! Как он, где был?

Воевода помрачнел, нехотя ответил:

– Жив твой дружок, руки-ноги на месте. Пьет, играет, как и раньше… Поговорил бы ты с ним… Через неделю, как вы в поход выступили, объявился! С мечом и побитой рожей… Где был, ума не приложу! Ярыжки все кабаки, все его лежки-дорожки облазили – не нашли! А он околесицу несет: тут помню, тут не помню… Ну, да и пес с ним, сами разберетесь… Извини, оставить тебя должен – дела. Петр с войском вернется – в вашу честь пир закатим, как положено. А сейчас отдыхай, заслужил! Карету возьми, домой поезжай, выспись и ни о чем не думай – после пира поработаем…

На обратном пути к дому я уже не замечал столичную суету и городские красоты – думы одолели: где сейчас Косматко, как его найти, что сказать Сивухе – пропадает ведь парень! Какую новую работу даст мне Осетр, как там Петр с парнями, что с Горяном сейчас, очнулся ли Ланс, что со всеми водяниками? Радовался ли Жбан подарку… Стоп, а вот про задание чертей я совсем позабыл за суетой! Испуганно спохватился: а маячок, который они мне дали! Но присмотрелся, успокоился – висит мутный шарик за левым ухом, невидимый, на месте.

Оторвавшись от дум, я осознал, что карета стоит на месте уже несколько минут! Путь на улицу Красную преградили стражники, остановили весь транспортный и пеший поток вечно спешащего куда-то славенского люда.

– Чего там? – спросил я возницу.

– Битюг взбесился, ловят, – лениво ответил одетый в синее с золотым конюх и отложил кнут.

Улица позади нашей кареты была запружена повозками и людьми, чуть спереди от нас, по небольшому свободному пространству, бегал мощный жеребец. С морды его свисали клочья пены и оборванные постромки, за ним на измочаленных о камни мостовой ремнях волочилось дышло.

Хозяин коняги, небольшой мужичонка в армяке, гонялся за четвероногим грузовиком, костеря его последними словами. Я было сунулся помогать, но тут подоспел стражник с ургой в руках. По-хозяйски покрикивая, ловец разогнал любопытствующих и ругателя, стал приманивать жеребца морковкой, называя его, не в пример хозяину, ласковыми именами. Вокруг места событий сгрудилась толпа.

Я понял, что задержка надолго, махнул рукой возничему, мол, пешком дойду. Сунул сверток с мечом и рубахой под мышку и зашагал в сторону Армянской улицы. В надежде обойти пробку.

Но не тут-то было, все улицы вокруг, и Армянская, и Южная, накрепко «встали». Я, недолго думая, повернул на Протасовскую. Дошел до Дикопольской и двинул в сторону Степных ворот, где дымила кузница мастера Кудло.

Хохол явно расширился, на юго-восточной стороне выросло несколько новых мастерских. Оттуда раздавался грохот и визг, из труб вылетали снопы искр, по двору бегали закопченные работники, катали тачки с углем и рудой, отработанным шлаком, кудрявыми металлическими стружками и прочим мусором. Отходы производства грузили на обитые жестью телеги, которые вереницей стояли у ворот, и тут же, по мере заполнения, увозили хлам за город. Гляди-ка, чуть ли не завод!

Сам Кудло обнаружился в старой своей кузне. На черной стене висел чертеж чего-то замысловатого, и кузнец, тягая себя за чуб, вносил в него поправки. Яростно спорил с подручным детиной с могучими руками и в кожаном фартуке. Увидев меня, Кудло улыбнулся и, не здороваясь, воззвал ко мне:

– Вот хоть ты ему скажи, что не взорвется ракета, если пороховые газы через дополнительные отверстия вылетать будут! Испытаем, если надо, сбоку от сопел клапанов насверлим, и полетит, родимая, никуда не денется!

Я растерянно пожал плечами. О ракетостроении знаю только то, что его придумал Циолковский, а больше ничего.

Хохол стиснул мне ладонь и замахал на мрачного подмастерья руками:

– Уйди ты, свищ зубной, не до тебя сейчас: видишь, человек ко мне пришел, издалека пожаловал!

Парень кивнул мне и недовольно пробормотал в густую черную бороду:

– Опять напьешься до зеленых соплей и железных птиц, а дело стоит… – и вышел, хлопнул на прощание дощатой дверью.

Кудло крикнул ему вслед:

– Ты еще поговори мне, варнак, злыдень! Волю взяли…

Но видно было, что совсем не рассердился кузнец на своего ученика – напротив, довольно улыбался. Убедился, что дверь закрыта, сказал:

– Толковый парень! Все на лету хватает, норов, правда, больно строптивый… Но это ничего. Из таких настоящие мастера вырастают! Ну, что пить будешь, витязь знаменитый?! Слухом-то земля полнится, как вы с Петрухой Жеребцовым Дикое Поле вспахали! Расскажешь?

– Конечно, – ответил я, предвкушая удовольствие от описания подвигов, – а пить буду чай!

Кудло изумленно посмотрел на меня, убедился – не шучу, пожал плечами и повел меня в соседнюю комнату, чистую и с большими окнами.

Пока я рассказывал ему про степные приключения, кузнец дергал за разноцветные шнурки и нам работные люди со двора подавали то самовар, то колотый сахар, то сладкие пирожки, варенья разные, мед.

Я с удовольствием пил маленькими глотками ароматный чай с чабрецом, мятой и смородиновыми листьями, вприкуску, с сахаром, не забывал и про прочую снедь.

Кудло порадовали вести «с полей», он довольно отдувался, хлопал себя по коленям, ухал и смеялся. Про испытания Лала пришлось рассказ даже повторить. Время быстро и незаметно пролетело, за окном стало темно.

Я почувствовал легкое беспокойство, как будто кто-то следил за мной недобрым оком, но в комнате мы были только вдвоем.

Мастерские затихли, только где-то взлаивали собаки, вторя друг другу. Я засобирался домой, как вдруг… В сердце неприятно кольнуло – я понял причину своего нервного возбуждения.

Шарик чертей! Доселе невидимый, даже мне горел ровным зеленым светом! Выходит, Кудло – неупокоенный тугор?!! Вот так раз! И что мне теперь с этим делать?!!

Кузнец что-то почувствовал, смеяться перестал. Молчание, казалось, сгущало воздух в комнате. Я знал, что должен пометить украинца маяком, иначе меня убьют через три дня, такой был уговор со Жбаном и его братьями. Но рука не поднималась сделать это.

То, что Кудло старый и давно бродящий без покаяния дух из моего канона, многое объясняло: взять его знания о самогоноварении, ракетах и артиллерии…

Но мне не хотелось вот так, на полуслове, обрывать наше приятное общение, и вообще кузнец мне нравился, я не желал ему зла. Украинец внезапно переменился, посмотрел на меня совсем по-другому, пронзительно и остро. Его взгляд исходил из глубины черепа, будто кто-то сидящий внутри завладел глазами. Но глядел Кудло не на меня, а на висящий в воздухе шар-маяк.

– Вот и достали они меня, чучелы рогатые, – скрипучим голосом проговорил кузнец и отвел взгляд.

Он весь как-то сгорбился, ссутулился и стал меньше и суше. Казалось, он стареет на глазах. Но его неподвижность продлилась недолго. Кудло неожиданно распластался в прыжке, вытянув руки с растопыренными пальцами вперед. Я инстинктивно защитил глаза. Но украинец целил не в меня. Он пролетел мимо, перекувырнулся и встал в углу с маяком в руке.

– Постой, не надо! – закричал я.

– Не парься, Василий, я сам, – спокойно проскрипел кузнец, – у меня двадцать два побега, я чертей не боюсь. Когда настоящий Кудло в себя придет, расскажет, о чем мы с ним договорились… Чую, еще увидимся, Тримайло! Не поминай лихом!

Кудло раздавил маяк в руке, одновременно доставая из кармана пузатую глиняную бутылку, вытащил из нее зубами пробку, но глотнуть не успел. Мощный толчок сбил его с ног, кузнец даже проехал по полу до стены.

За спиной кузнеца вырос Жбан в человеческом обличье: все тот же ношеный пиджачок, кепочка, старые брюки с пузырями на коленях.

– Привет вам, братия, – неприятно растягивая слова, почти пропел черт, – спасибо тебе, Тримайло, за самогон, за сало и за энтого фрукта – отдельно!

Кудло слабо шевелился, похоже, здорово ушибся при падении. Но бутылку свою не выпустил, снова потянулся к горлышку. Жбан, к моему удивлению, спокойно наблюдал за происходящим, не пытаясь помешать кузнецу.

– Ты давай-давай, не стесняйся… Застесняешься – на месте останешься! Пей свой мескалин… Думаешь, он тебе поможет в другой канон ускакать, как в прошлый раз?

Кудло все же сделал глоток, потом еще один: ничего не происходило!

– Вот и я про это, – продолжил Жбан, – в маяке водица была добавлена, из новых штук-дрюк: наши головастики не дремлют. Жидкость эта навроде жидкого гвоздя Карроха. И она тебя к этой реальности пришпилила, как мотылька энтомолог… Разочаровал ты меня, да… Шел и побаивался: а вдруг что нового придумал, умелец-то ловкий. А ты – никакого уважения! Старыми фокусами нас провести решил! Ладно, за это тебе отдельный спрос учиним… А теперь поехали!

Черт подошел к кузнецу, резко схватил воздух над его плечами, потянул вверх. Раздался неприятный треск, и… Жбан вытащил из Кудла тугор долговязого и худого мужчины с длинными волосами, в квадратных очках, клетчатой рубашке и синих джинсах. Победоносно подняв доходягу над собой, черт исчез с легким хлопком, в комнате запахло серой и жженым рогом. «Аромат» сгустился и усилился, я закашлялся и открыл окно, показалось, что кто-то шарахнулся в темноту, но я не обратил на это особого внимания, мало ли народу вокруг шмыгает…

Когда я снова оглядел комнату, в ней снова находился Жбан, на этот раз со своими братьями. Вновь прибывшие Угур, Фриц и Калямба радостно мне скалились, протягивали мозолистые ручищи для приветствия.

Ничего не поменялось со времени нашей последней встречи в облике младших демонов Плавильни: Угур в красной феске, белой рубашке и черном жилете, красных шароварах; Фриц в форме вермахта. На этот раз еще и в рогатом мотоциклетном шлеме. Калямба щеголял, как и прежде, в костюме «Адидас» на голое тело.

После недолгих приветствий Жбан сказал:

– Прибыли мы сюда полным составом не только и не столько чтобы поздороваться. Хотя, признаться, вижу твою разбойничью рожу не без чувства гордости! Я ведь твоего папашу знал, когда он совсем юный был, тугоров таскали из твоего канона в пытошные Плавильни… Да… В общем, визит наш связан с выполнением тобой своей части сделки, и мы готовы к осуществлению твоего желания… Ессно, с оговорками, связанными с естеством исполнителей, я тебя тогда еще, при заключении предупреждал… Так что слушаем!

– А откуда вонь эта, ну серой там и палеными ногтями? – поинтересовался я отчасти потому, что интересно, отчасти чтобы выиграть время, желание-то еще придумать надо, потом только осуществлять. – В Плавильне ничего подобного не чувствуется?

– Дурачина ты, Вася, простофиля! – вдруг вспыхнул Жбан. – Тебе шанс представился, за который иные на все готовы: такое иной раз вытворяют, что для них потом в Плавильне новые статьи Уложения о преступлениях непростительных специально придумывают. А ты вопросы задаешь бессмысленные и глупые! А знаешь ли ты, что я, по всем правилам, могу признать ответ за исполнение твоих чаяний, вот отвечу – и шабаш?!!

– Да ладно, Жбан, чего нервный-то такой? – обеспокоился я. – Может, есть-пить желаешь? Или не терпится беглого тугора помучить? Оттого и торопишься, вишь, к словам цепляешься… Если невмоготу, давай с желанием повременим пока. Только… не хотелось бы, если честно!

Я хотел их задержать, мне казалось, что это отсрочит страдания Кудло или как его там. Не дожидаясь ответа чертей, полез в буфет доставать запасы кузнеца. Расставил тарелки, чашки, стаканы, нашел четверть самогона, туесок соленой капусты, десяток свежих огурцов, в чистой тряпице копченый окорок.

Братья не стали заставлять себя упрашивать. Угур с Калямбой утащили во двор самовар, через открытую дверь слышно было, как они весело переругиваются, раздувая сапогом щепу. В конце концов, мы все уселись за стол, выпили по стакану КВНа, закусили, попили чайку. Жбан с удовольствием крякнул, прихлебывая чай с вареньем, неторопливо проговорил, сосредоточенный на вкусе уваренных с сахаром яблок:

– Хорошо угощаешь, Василий… Ты не думай, что мы чурбаки бесчувственные, никуда мы не спешим… Кента твоего очкастого пытать и без нас найдется кому: там желающих – очередь! А я лично бегунка зауважал… Мы тут историю его изучили от нечего делать. Бегает он от смерти обычной и от доставки куда положено уже триста земных лет… Да… Пассажир серьезный! Кстати, про вонь, раз уж ты спросил: старый транспортатор межканонный коптил, как поломанный мотоцикл, и запах этот от отработанного топлива был. Лет двести назад механизм усовершенствовали, дым и дух неприятный исчезли. Но чтобы людишек не смущать и традиции не нарушать, порешили дым убрать, а запах все-таки оставить как важный элемент мифологии, закрепленный в великих произведениях искусства. И изобрели одорант специальный, высоким требованиям взыскательной публики соответствующий…

– А вы кто такие? – прервал неторопливую беседу очнувшийся Кудло, выпучив на нас мутные карие глаза.

– О, очнулся! – удивился Калямба. – А мы и забыли про тебя.

Черт утратил четкие очертания, будто размазался по комнате нагромождением полосок, и в мгновение ока очутился возле украинца, резко нажал большим пальцем правой руки ему за ухом. Тело кузнеца обмякло, расслабилось, Кудло снова повалился на пол, сильно грюкнув чугунной башкой о грубые доски.

– Вот и ладненько, – почти пропел Калямба, возвращаясь на место, – поспит до утра и все забудет, нам свидетели среди гражданских ни к чему.

Когда черт двигался в обычном для глаз темпе, казалось, что его тело и конечности находятся под жестким контролем, иначе они бы снова сорвались в неудержимую пургу.

– Верно, брат, так держать! – похвалил его Жбан. – Так о чем я? Ах, да, про запах… Теперь ты знаешь, я тебе все рассказал, а теперь про бегунка. Зовут его Зосима, и побегов у него действительно двадцать два. Он к последним волхвам ушел в тысяча семьсот четырнадцатом году, в аккурат после Гангутского сражения, по тем временам даже перезрелым, в тридцать лет. Стали бородатые колдуны Зосиму обучать: ну там как колдовать, как богам поклоняться, как себя блюсти, ну и что можно, чего нельзя и такое-всякое. Только Зосиме это все неинтересно было, и в богов он не то чтобы не верил – ему до них дела не было. А что ты хочешь – купец! Дружок твой жаждал только одного – долгой, а лучше бесконечной жизни. Надо сказать, не он один. Но Зосима от остальных отличался: не только желал, но и много работал, уходил в занятия с головой. Про тугор и разделение ему ведуны рассказали, они же немало сообщили о свойствах трав и грибов. Первый выход из тела ему удался под мухоморами. В пространстве полета тугора Зосиме встретились тикайцы. Надо признать, парень-то наш не робкого десятка – любая встреча в Куполе Ветра с непривычки здорово пугает. Тикайцы и в теле не являются эталоном красоты и привлекательности, а уж когда разделяются, то и вовсе на злобных тараканов похожи. От их самоназвания и клич «Тикай!», убегай то есть, и произошел. Но! Совладал тогда Зосима со своим страхом, и тикайцы его за это зауважали и многому научили, особенно по части зелий. И купец наш ушел в эксперименты с собственным телом и тугором со всей присущей ему страстью. Как результат – тело свое он быстро довел до полного изнеможения и готов был уже к законному разделению, как бомж, хлебнувший метанола. Но тугор свой Зосима постами и химией неплохо укрепил и совершил свое первое непростительное преступление – перешел в физическое тело другого человека, в старца, который находился поблизости! Статья 71, мать ее, по этой самой норме в Плавильне парятся ровно восемь че… тугоров! Для них даже специальный круг создали! Но Зосима девятым становиться не спешил: тело древнего старца, соседа по избушке, покинул и продолжил с механизмами разделения разбираться. Ессно, его художества без внимания не остались, и пожаловали к нему наши коллеги, по эзотерикам специалисты. А в те времена любили все наши, и мы не исключение, всякие эффектные появления. Вот и явились черти, как есть, в нечистом сиянии преисподней: пылающие, с рогами, в кольцах-наградах, верхом на раскаленном каменном змее – дым, сера, брызги лавы… Сам бы обгадился, если бы с выделения всего этого постоянно не видел. Нашараха́ли нашего клиента как надо. Да только он от этого еще изобретательней стал, исследований своих не бросил – напротив, памятуя о неприятных сценах, удвоил усилия. И в конце концов у него все получилось – научился он из тела в тело скакать. Только столкнулся Зосима с двумя проблемами: во-первых, что делать с личностью, которая в теле уже обитает, и, во-вторых, как из тела резко выскакивать, если в нем долго находишься, тугор-то пристывает! Но и эти неудобства наш герой смог преодолеть: с личностями договариваться научился, предлагал свои немалые знания, которые приносят безбедную интересную жизнь, а в расставании с плотью помогли сочетания зелий, полученные практическим путем – самым надежным. Про него наши наблюдатели, оказывается, давно знали, но по приказу руководства не трогали. Хотела верхушка наша посмотреть, как долго энтот ловкач сможет мимо Плавильни проскакивать. Но и на него, как ты, возможно, помнишь, проруха случилась: в результате комплексного воздействия виски и кокаина Зосима почувствовал всесилие и решил, что сможет полететь с десятого этажа, но закон земного притяжения воспротивился честолюбивым замыслам… и началась наша общая история, про которую ты полностью в курсе…

Черти за разговором вылакали весь самогон, выдули весь чай из самовара и находились в сытой самодостаточности, развалившись в расслабленных позах вокруг стола. Недолго посидели они в блаженной эйфории, и Жбан сказал:

– Спасибо, Вася! Пора и честь знать! Если ты ничего не желаешь, то…

– Вообще-то, есть одна мысль! – прервал я старшего из адовых слуг. – Встретиться мне очень нужно… с… э… почти человеком одним, все у нас никак правильное общение не сложится, просто беда!

– Да знаем мы, про кого ты, – задумчиво проговорил Жбан и посмотрел своими горящими глазищами прямо на меня. – Козломордого уконтрапупить хочешь? Так?

– Ничего от тебя не скроешь, – польстил я ему, – поможешь?

– Вопрос сложный, но мы нерушимо связаны договором… Особь эта очень непростая. На нем знак самого Карроха, а энтот темный божок одна из ипостасей ужасного огненного властелина – лорда Белиала, коий и есть наш начальник и господин… Потому помощь тебе в умерщвлении или членовредительстве имущества своего сюзерена мы оказать не сможем, но встречу вашу организовать нам вполне по силам! Если ты пообещаешь, что верх над супротивником одержишь честно, не прибегая к крестному знамению, святой воде и иным дьяволопротивным христианским способам!

После недолгого раздумья я согласился:

– Обещаю! Но сохранность имущества вашего грозного господина не гарантирую!

– Годится, – ответил Жбан, – по слову твоему!