ГЛАВА 40
Его встретила миссис Луна, как и во время первого визита на Чарльз-стрит. Однако не стоит думать, что она оказала ему такой же прием, как тогда. Тогда она не знала о нем почти ничего, но, к счастью, теперь она знала много больше и обращалась с ним слегка пренебрежительно, так, будто все, что он скажет или сделает, стапет лишь еще одним подтверждением его омерзительной двуличности и порочности. Она считала, что он обошелся с ней бессовестно. И он знал, что она так думала, и потому решил, что это негодование было таким же поверхностным, как и все ее мнения, поскольку если бы она действительно верила, что он обидел ее, или имела хоть какую-то гордость, то ни за что не согласилась бы иметь с ним дело. Рэнсом не появлялся на пороге дома мисс Чанселлор без веской причины, и теперь, оказавшись там, не собирался уходить, пока ему было с кем поговорить в этом доме. Он попросил сообщить о своем приходе миссис Луне, когда узнал, что она находится здесь, едва ли надеясь, что она захочет увидеть его. Такой отказ был вполне логичным следствием тех писем, которые она писала ему последние четыре или пять месяцев, — писем, полных самых язвительных упоминаний о его прошлых проступках, о которых он все равно ничего не помнил. Письма утомляли его, и он лишь мельком просматривал их, так как его мысли были обычно заняты совершенно другим.
— Я ничуть не удивлена вашему дурному вкусу и грубости, — сказала она, когда он вошел в комнату, глядя на него таким тяжелым взглядом, какого он раньше в ней и не подозревал.
Рэнсом понял ее намек на то, что он избегал встречи с ней с того самого визита ее сестры в Нью-Йорк. Она думала, что после того вечера у миссис Беррейдж он испытывает к ней антипатию, которая сделала невозможными любые знаки внимания. Он не рассмеялся, так как был слишком озабочен и поглощен своими мыслями. Но он ответил тоном, который, очевидно, разозлил ее так же, как разозлило бы и неуместное веселье:
— Я думал, что вы не сможете видеть меня.
— Почему я не смогу видеть вас, если вы окажетесь прямо передо мной? Вы думаете, что мне не все равно, вижу я вас или нет?
— Я полагал, что вы хотели бы этого, исходя из ваших писем.
— Тогда почему вы думали, что я откажусь?
— Потому что так обычно поступают женщины.
— Женщины, женщины! Вы так много о них знаете!
— Я каждый день узнаю что-нибудь новое о них.
— Что ж, вы, очевидно, до сих пор не знаете, как отвечать на их письма. Удивительно, что вы не притворяетесь, будто не получали их от меня.
Теперь Рэнсом мог улыбнуться: возможность выплеснуть накопившуюся злость вернула ему хорошее настроение.
— Что я могу сказать? Вы просто ошеломили меня. Кстати, я ответил на одно из них.
— Одно из них? Вы говорите так, будто я написала их дюжину! — воскликнула миссис Луна.
— Я полагал, что это и было вашей целью — оказать мне такую честь и написать их как можно больше. Они были сокрушительны, а когда мужчина сокрушен, то все кончено.
— Да, вы выглядите так, будто вас разнесло на мелкие кусочки! Я рада, что больше никогда не увижу вас снова.
— Я, кажется, понял теперь, почему вы приняли меня — чтобы сказать мне это, — сказал Рэнсом.
— Считайте это одолжением. Я возвращаюсь в Европу.
— Правда? Чтобы дать Ньютону образование?
— Ах! Я удивлена, как вам хватает смелости говорить об этом — после того как вы покинули его!
— Давайте оставим эту тему, и тогда я скажу вам, чего хочу.
— Мне абсолютно безразлично, чего вы хотите, — заметила миссис Луна. — Вы даже не удосужились спросить, куда именно я еду.
— Какое значение это имеет для меня, если вы покидаете эти края?
Миссис Луна поднялась на ноги.
— Ах, вежливость, вежливость! — воскликнула она. Затем подошла к окну — одному из тех окон, откуда Рэнсом впервые, по настоянию Олив, насладился видом на Бэк-Бэй. Миссис Луна смотрела вперед с видом человека, которому немного жаль оставлять все это. — Мне казалось, вы должны знать, куда я еду, — сказала она. — Я еду во Флоренцию.
— Не отчаивайтесь! — ответил он. — Я отправлюсь в Рим.
— И привезете туда столько наглости, сколько там не видели со времен императоров.
— Разве они были наглыми, помимо прочих их недостатков? Мне, в свою очередь, кажется, что вы должны знать, зачем я пришел, — сказал Рэнсом. — Я не стал бы просить вас, если бы мог просить кого-то еще. Но я в большом затруднении и не знаю, кто может помочь мне.
Миссис Луна повернулась к нему с выражением явной насмешки:
— Помочь вам? Помните ли вы последний раз, когда я просила вас помочь мне?
— Тот вечер у миссис Беррейдж? Я действительно не согласился тогда. Я помню, что настойчиво предлагал вам стул, чтобы вы могли встать на него, чтобы все видеть и слышать.
— Видеть и слышать что, простите? Вашу отвратительную страсть?!
— Именно об этом я и хотел поговорить, — продолжал настаивать Рэнсом. — Так как вы уже все знаете, это вряд ли шокирует вас, и поэтому я рискну просить вас.
— Где можно добыть билеты на ее лекцию сегодня вечером? Возможно ли, что она еще не прислала вам один?
— Я уверяю вас, что приехал в Бостон не для того, чтобы услышать ее, — сказал Рэнсом с унынием в голосе, которое миссис Луна расценила как выражение негодования. — Единственное, что я хотел бы узнать, — это где я могу найти мисс Таррант прямо сейчас.
— И вы думаете, что это тактично — спрашивать об этом у меня?
— Я не вижу причин, по которым это стоит признать бестактным, но я знаю, что вы думаете именно так. И я задаю этот вопрос вам только потому, что не могу представить, кто еще мог бы помочь мне. Я был в доме родителей мисс Таррант, в Кембридже, но он закрыт и пуст, никаких признаков жизни. Я поехал туда сразу по прибытии утром, и позвонил в вашу дверь, только когда убедился, что мое путешествие в Монаднок-Плейс было бесполезным. Служанка вашей сестры сказала мне, что мисс Таррант не живет в этом доме, но добавила, что миссис Луна здесь. Не думаю, что вам понравилось бы, что вас сочли подходящей заменой. И я не пытался убедить себя — и служанку тоже, что вы ею являетесь. Я только подумал, что, по крайней мере, могу доверять вам. Я не стал спрашивать о мисс Чанселлор, потому что уверен: она не захочет мне помочь.
Миссис Луна слушала этот подробный отчет, слегка повернув голову в сторону молодого человека и устремив на него самый презрительный взгляд из своего арсенала.
— Что ж, ваша цель, если я правильно поняла, — сказала она, — в том, чтобы я предала свою сестру.
— Хуже. Я предлагаю вам предать мисс Таррант.
— Что мне за дело до мисс Таррант? Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Вы действительно не представляете, где она живет? Видели ли вы ее? Разве мисс Олив и она не постоянно вместе?
Миссис Луна повернулась к нему, скрестив руки, и, вскинув голову, воскликнула:
— Послушайте, Бэзил Рэнсом, я никогда не думала, что вы дурак, но мне начинает казаться, что с момента нашей последней встречи ваш ум притупился!
— В этом нет никаких сомнений, — улыбаясь, ответил Рэнсом.
— Вы хотите сказать, что не знаете о мисс Таррант все, что только можно знать?
— Я не только не видел ее, но и ничего не слышал о ней последние десять недель. Мисс Чанселлор спрятала ее.
— Спрятала ее? Когда все стены и заборы Бостона пестрят ее именем?
— О да, это я успел заметить, и не сомневаюсь, что если я дождусь вечера, то смогу увидеть ее. Но я не хочу ждать до вечера. Я хочу видеть ее прямо сейчас, и не на публике, а с глазу на глаз.
— В самом деле? Как интересно! — воскликнула миссис Луна, прерывисто смеясь. — И что же вы собираетесь сделать с ней?
Рэнсом поколебался с ответом.
— Я думаю, что мне не стоит говорить этого вам.
— Так ваша очаровательная честность имеет границы! Моя бедная сестра, ты действительно слишком простодушна. Вы полагаете, это имеет значение для меня?
Рэнсом не ответил на этот вопрос, но после бросил:
— Честно, миссис Луна, вы никак не поможете мне?
— Господи, что за взгляд у вас, что за ужасные слова вы говорите! Честно! Вы только послушайте его! Вы думаете, что я настолько влюблена в это создание, что хочу сохранить ее только для себя?
— Я не знаю, я не понимаю, — сказал Рэнсом, медленно и мягко, но все еще с устрашающим взглядом.
— Вы думаете, я лучше понимаю? Вы не идеальный молодой человек, — продолжала миссис Луна. — Но я действительно думаю, что вы заслуживаете лучшей судьбы, чем быть брошенным особой вроде нее.
— Я не был брошен. Она очень нравится мне, но она никогда не отвечала мне взаимностью.
На это миссис Луна саркастически ответила:
— Очень странно, что в вашем возрасте жизненной мудрости у вас ни на гран!
Рэнсом только задумчиво и даже отрешенно заметил:
— Ваша сестра действительно очень умна.
— Этим вы, видимо, хотите сказать, что я нет! — Миссис Луна внезапно сменила тон и сказала очень спокойно и смиренно: — Господь свидетель, я никогда и не притворялась, что умна!
Рэнсом смотрел на нее некоторое время и наконец понял значение этого изменившегося тона. Ей вдруг стало ясно, что, со всеми этими афишами в витринах магазинов, с рекламными листовками на каждом заборе, Верина, имея возможность вскоре прославиться на всю страну, стала столь одержима своим высшим предназначением, что родственник-южанин ее дорогой подруги показался ей слишком слабой партией, и его можно считать отвергнутым. Если так оно и было, то для миссис Луны выгоднее остаться. Эти мысли пронеслись у Бэзила в голове очень быстро, но он все же успел обдумать, что ему следует сказать:
— И когда же вы отплываете в Европу?
— Возможно, никогда, — ответила миссис Луна, глядя в окно.
— А как же образование Ньютона?
— Я должна постараться довольствоваться той страной, которая дала вам ваше образование.
— Неужели вы не хотите видеть его человеком, принадлежащим к высшему обществу?
— О, высшее общество! — пробормотала она, глядя, как в сгущающейся темноте огни города отражались в водах залива Бэк-Бэй. — Я принадлежу к высшему обществу, и разве это принесло мне счастье?
— Возможно, после всего я смогу отправиться во Флоренцию! — сказал Рэнсом, смеясь.
Она оглядела его еще раз, на этот раз медленно, и заявила, что никогда не сталкивалась с более странным явлением, чем его намерения, — она была бы очень рада, если бы он объяснился. Учитывая его убеждения (которые и привлекали ее в нем, поскольку характер Рэнсома ей не нравился), почему он должен гоняться за второсортной позеркой с таким неистовством? Он мог сказать, что это не ее дело, и тогда ей нечего было бы ответить. Поэтому она призналась, что спрашивает исключительно из интеллектуального любопытства, что всегда страдала от этого ужасного противоречия. Учитывая то, что она слышала от него о его убеждениях и теориях, его взглядах на жизнь и его великих сомнениях в будущем, она считала, что он найдет неестественность мисс Таррант отвратительной. Разве не были ее взгляды такими же, как взгляды Олив, и разве он и Олив не провалились, пытаясь примирить их? Миссис Луна действительно была озадачена.
— Вы знаете, некоторые люди, встречая загадку, не могут спать, пока не сумеют найти решение.
— Вы не можете быть более озадачены, чем я, — сказал Рэнсом. — Однако объяснение, очевидно, следует искать в той же самой формуле, которую вы столь успешно применили ко мне. Вам нравятся мои взгляды, но вы испытываете другое чувство по отношению к моему характеру. Я же осуждаю взгляды мисс Таррант, но ее характер... что ж, он мне по душе.
Миссис Луна смотрела на него так, будто ждала продолжения объяснения.
— И это все? — спросила она.
— Все ли это? — повторил Рэнсом, улыбаясь. Затем добавил: — Ваша сестра победила меня.
— Я так и думала, что она кого-то победила недавно: она казалась такой беззаботной и счастливой. Я сомневалась, что это только потому, что я собралась уезжать.
— Неужели она была очень счастлива? — спросил Рэнсом с упавшим сердцем.
Его лицо вытянулось, когда он задавал этот вопрос, и миссис Луна снова повеселела.
— Конечно, я имею в виду, настолько счастливой, насколько это возможно для нее. Все относительно. Ожидание сегодняшней лекции привело ее в невыразимое состояние! Она не может усидеть и трех минут, она выходит по пятнадцать раз за день, и она произвела столько маневров, расспросов, обсуждений, телеграфных сообщений и реклам, столько волокиты и переживаний, что можно было бы вывести на поле боя целую армию. Что они там обычно делают с армиями в Европе? Мобилизуют, верно? Что ж, Верина была мобилизована, и здесь находился штаб.
— Вы пойдете сегодня в Мюзик-холл?
— Для чего? Я не имею ни малейшего желания хохотать целый час.
— Никаких сомнений, мисс Олив должна быть в приподнятом настроении, — продолжал Рэнсом рассеянно. Затем, изменив тон, он резко спросил: — Если этот дом был, как вы выразились, штабом, как получилось, что вы не видели ее?
— Олив? Я только ее и видела!
— Я имею в виду мисс Таррант. Она должна быть где-то поблизости, если собирается выступать сегодня.
— Мне что, выйти и поискать ее? Il пе manquait plus que cela!' — закричала миссис Луна. — Что с вами, Бэзил Рэнсом, что вам нужно?
В ее голосе слышался вызов. Она пыталась быть надменной, пыталась быть сдержанной, но обе стратегии снова и снова сталкивали ее лицом к лицу с соперником, которого она не могла принимать всерьез и который был абсолютно невосприимчив ко всем ее трюкам.
Я не знаю, стал бы Рэнсом отвечать на этот вопрос, если бы им внезапно не помешали. Пока он говорил, портьера в дверном проеме вдруг приподнялась и через порог шагнул посетитель.
— Господи! Какая досада! — довольно громко воскликнула миссис Луна.
Не сдвинувшись с места, она устремила свой безжалостный взгляд на незваного гостя, джентльмена, лицо которого было знакомо Рэнсому. Это был мужчина с молодым лицом и густыми, но преждевременно поседевшими волосами. Он стоял и улыбался миссис Луне, нисколько не смущенный отсутствием расположения с ее стороны. Она смотрела на него так, будто не знала его, а Рэнсом в это время готовился уйти, чтобы оставить их наедине.
— Я боюсь, вы не помните меня, хотя мы виделись раньше, — сказал молодой человек очень дружелюбно. — Я был здесь неделю назад, и мисс Чанселлор представила меня вам.
— О да. Ее нет дома сейчас, — невнятно пробормотала Аделина.
— Так мне и сказали — но это меня не остановило. — И молодой человек улыбнулся Бэзилу Рэнсому.
Улыбка делала его более приятным, чем то пыталась изобразить миссис Луна, и в то же время подчеркивала его превосходство.
— Я очень хотел бы получить некоторую информацию, и я уверен, что вы будете столь добры, что снабдите меня ею.
— Кажется, я припоминаю — вы как-то связаны с газетчиками, — сказала миссис Луна.
К тому времени Рэнсом отыскал молодого человека среди своих воспоминаний. Он был на том знаменитом вечере у мисс Бёрдсай, и доктор Пренс охарактеризовала его как блестящего журналиста.
Он с непередаваемым достоинством принял определение, которым наградила его миссис Луна, и продолжал сиять улыбкой в сторону Рэнсома, как будто, в свою очередь, припоминая его лицо. А потом бросил фразу, которая все объяснила:
— Я из «Веспера», вы ведь слышали о нем? — Затем он продолжил: — Что ж, миссис Луна, мне все равно, я не отвяжусь от вас! Нам нужны последние новости о мисс Верине, и они должны поступить из этого дома.
— О боги, — пробормотал Рэнсом на выдохе, забирая свою шляпу.
— Мисс Чанселлор спрятала ее. Я обшарил весь город в поисках, но даже ее собственный отец не видел ее уже неделю. У него есть предположения, но это не то, что нам нужно.
— Что же вам нужно? — не удержался Рэнсом, когда мистер Пардон (даже его имя всплыло в его памяти) закончил свое вступление.
— Мы хотим знать, как она себя чувствует в преддверии сегодняшнего вечера. Каковы ее ожидания. Как она выглядит, во что будет одета к шести часам. Боже милостивый! Если бы я смог увидеть ее, я бы знал, чего я хочу, равно как и она! — воскликнул мистер Пардон. — Вы должны знать хоть что-то, миссис Луна, — не может быть, чтобы вы ничего не знали. Я не буду спрашивать больше о том, где она, потому как это может показаться давлением, — конечно, если она сама хотела спрятаться. Хотя я обязан сказать, что она совершает ошибку: мы могли бы использовать эти часы с выгодой для нее! Но не расскажете ли вы мне что-нибудь личное — ну знаете, что-нибудь такое, на что падок читатель? Что у нее будет на ужин? Или она будет выступать на голодный желудок?
— Знаете, сэр, представления не имею, и мне совершенно безразлично. Ничем не могу помочь! — закричала Аделина гневно.
Репортер внимательно уставился на нее. Затем страстно произнес:
— Вы ничего не можете с этим поделать — потому что вы не одобряете этого? — Он уже нащупывал в своей сумке блокнот.
— Господь милосердный! Вы же не собираетесь это опубликовать? — воскликнула миссис Луна.
У Рэнсома вырвался циничный смешок.
— О, но, пожалуйста, выскажите свой протест; дайте нам хоть что-нибудь! — продолжал мистер Пардон. — Наличие протеста в стенах этого дома добавит теме очарования. Мы должны получить его — у нас ведь больше ничего нет! Публика интересуется вашей сестрой не меньше, чем мисс Вериной. Они знают, как она ее поддерживала. И я бы с удовольствием написал о ней. Я прямо вижу заголовок: «Что думает об этом семья мисс Чанселлор!»
Миссис Луна опустилась в ближайшее кресло со стоном, закрывая лицо руками.
— Милостивые Небеса, я рада, что уезжаю в Европу!
— Это еще одно интересное замечание — здесь не бывает мелочей, — сказал Маттиас Пардон, делая стремительные записи в своем блокноте. — Могу я поинтересоваться, почему вы едете в Европу, — из-за вашего неприятия взглядов сестры?
Миссис Луна снова вскочила, почти выхватив записи из его руки.
— Если вы будете иметь наглость опубликовать хоть слово обо мне или упомянуть мое имя в печати, я приду в ваш офис и устрою скандал!
— Дорогая леди, это будет для нас божьим даром! — воскликнул мистер Пардон восторженно, но все же убрал блокнот в сумку.
— Вы действительно повсюду искали мисс Таррант? — спросил его Бэзил Рэнсом.
Мистер Пардон, услышав этот вопрос, бросил на него взгляд, полный внезапного лукавства, как на конкурента. Рэнсом добавил:
— Можете не беспокоиться, я не репортер.
— Но вы же зачем-то прибыли из Нью-Йорка.
— Да, прибыл. Но не как представитель прессы.
— Быстро же вы спелись, — пробормотала миссис Луна с негодованием.
— Что ж, я побывал везде, где только мог, — сказал мистер Пардон. — Я постоянно охотился за агентом вашей сестры, но не мог поспеть за ним. Я полагаю, он вел свою игру. Мисс Чансел-лор сказала мне — возможно, миссис Луна это помнит, — что ее не будет всю неделю и она предпочла бы не говорить мне, как и где она будет проводить свое время до сегодняшнего вечера. Конечно, я дал ей знать, что просто обязан выяснить это, если смогу. Вы помните, — сказал он, обращаясь к миссис Луне, — наш разговор. Я открыто заявил, что если они не будут осторожны, то переусердствуют со скрытностью. Доктор Таррант все это не одобрял. Как бы то ни было, я выжал все, что мог, из того, что у меня было. «Веспер» сообщил публике, что местонахождение мисс Таррант оказалось самой большой загадкой сезона. Очень трудно одурачить «Веспер».
— Мне страшновато открывать рот в вашем присутствии, — сказала миссис Луна. — Но я должна сказать, что моя сестра была с вами до странности откровенна. Она сказала вам так много, что у меня перехватило дыхание.
— Я должен был попробовать: вдруг вы что-то знаете! — продолжил Маттиас Пардон хладнокровно. — Это не совсем честно, потому что на самом деле вам ничего не известно. Мисс Чанселлор изменилась — изменилась разительно, нет никаких сомнений. Потому что еще год или два назад она была невыносима. Если мне удалось сладить с ней, почему у меня не получится сладить с вами? Она понимает, что я могу помочь ей сейчас, и так как я не настроен враждебно, я хочу помочь ей настолько, насколько она сама позволит. Проблема в том, что она пока еще не все позволяет мне. Кажется, она мне не доверяет. Так или иначе, — продолжил он с нажимом, обращаясь скорее к Рэнсому, — полчаса назад в Холле еще ничего не знали о мисс Таррант, кроме того, что около месяца назад она пришла туда с мисс Чанселлор, чтобы попробовать голос, который звепел повсюду, точно серебро, а также того, что мисс Чанселлор заверила всех, что мисс Таррант абсолютно точно будет там нынче вечером.
— Что ж, большего им и не требовалось, — сказал Рэнсом злобно. И протянул миссис Луне руку на прощание.
— Вы уже покидаете меня? — спросила она, одарив его негодующим взглядом, который мог бы смутить любого наблюдателя, но только не репортера «Веспера».
— У меня очень много дел. Вы должны меня извинить.
Он нервничал и не мог успокоиться, его сердце билось чаще обычного. Ему не сиделось на месте, и он не испытывал никаких угрызений совести из-за того, что уходит, предоставив миссис Луне самой избавляться от мистера Пардона.
Этот джентльмен продолжал вмешиваться в разговор, видимо надеясь, что если он задержится, то мисс Таррант или мисс Чанселлор в конце концов появятся.
— Все места в Холле проданы. Ожидается аншлаг. Вот что происходит, когда бостонская публика заражена идеей! — воскликнул он.
Рэнсом хотел как можно скорее убраться подальше и, чтобы облегчить свое освобождение, уже на пороге сказал миссис Луне довольно лицемерно, якобы обещая грядущую встречу:
— Лучше вам прийти сегодня.
— Я не бостонская публика — мне плевать на идею! — ответила она.
— Хотите сказать, что вы не идете? — воскликнул мистер Пардон, с широко распахнутыми глазами похлопывая по своей сумке. — Неужели вы не считаете ее гениальной?
Миссис Луна была на грани. Разочарование оттого, что Рэнсом ускользал от нее, занятый мыслями о Верине, оставляя ее наедине с этим чудовищным газетчиком, пребывание которого здесь делало немыслимым любой эмоциональный бунт. Разочарование оттого, что она видела, как все вокруг насмехаются над ней и никто не способен поддержать ее, было столь сильно, что она потеряла голову, и необдуманные слова сорвались с ее уст:
— Нет, напротив. Я считаю ее грубой идиоткой!
— О, мадам, я никогда не позволю себе напечатать это!
Отпуская портьеру гостиной, Рэнсом еще слышал эти укоризненные причитания.