На следующий день миссис Луна оказалась ранней пташкой, и ее сестра не могла понять, чем она обязана высочайшему визиту в одиннадцать утра. Впрочем, причина очень скоро открылась, когда Аделина поинтересовалась у Олив, не она ли обеспечила Бэзилу Рэнсому приглашение к миссис Беррейдж.

— Я? С какой стати мне это делать? — спросила Олив, почувствовав укол понимания, что его пригласила не Аделина, как она полагала.

— Я не знаю — ты же позвала его.

— Аделина Луна, когда такое было?! — воскликнула мисс Чанселлор, глядя на сестру убийственным взглядом.

— Только не говори, что ты забыла, как пригласила его к себе полтора года назад!

— Я не звала его — я лишь сказала, что если он окажется там, то может зайти.

— Да, я помню, как это было: он оказался там, и затем выяснилось, что ты его ненавидишь и пытаешься от него избавиться.

Мисс Чанселлор, как я уже сказал, поняла, почему Аделина пришла к ней в это время, вместо того, чтобы, как обычно, писать письма, и особенно после того, как получила накануне все необходимое ей внимание. Она пришла затем, чтобы выместить свое дурное настроение, которое, как Олив знала по опыту, часто толкало ее на необдуманные поступки. Ей казалось, что Аделина довольно сильно расстроена тем, что ей не удалось связать Бэзила Рэнсома узами брака, хотя она и сама рассчитывала на это, еще когда эти двое познакомились у нее на глазах в доме на Чарльз-стрит. Тогда миссис Луна, казалось, собиралась взять с него столько, сколько сможет, если это не потребует больших усилий с ее стороны. Олив спокойно приняла бы его в качестве шурина, поскольку в таком случае вред, который он мог бы принести, был бы довольно ограниченным и предсказуемым. Сейчас осязаемое присутствие в ее жизни этого молодого южанина могло навредить ей куда больше.

-- Я написала ему тогда по очень конкретной причине, — сказала она. — Я думала, что нашей матери хотелось бы, чтобы мы с ним познакомились. Но это было ошибкой.

— Откуда ты знаешь, что это ошибка? Готова поспорить, матери он бы понравился.

— Я имею в виду свое поведение. Я позволила своему представлению о долге слишком надавить на меня. Всегда позволяю. Долг должен быть очевидным, не следует самой гоняться за ним.

— Было ли очевидно, что ты в итоге окажешься здесь? — спросила миссис Луна, которая определенно была не в лучшем настроении.

Олив некоторое время изучала носки своих туфель.

— Я думала, что к этому времени ты выйдешь за него замуж, — просто ответила она.

— Выходи за него сама! С чего тебе в голову пришла такая идея?

— В первый раз ты мне написала о нем очень много. Ты писала, что он чрезвычайно внимателен и нравится тебе.

— Его желания — это одно, а мои — совсем другое. Я ведь не могу выходить за каждого мужчину, который за мной ухаживает и следует за мной по пятам? Иначе я бы уже стала мормонкой! — сказала миссис Луна.

Олив не стала спорить и просто сказала:

— Я была уверена, что это ты послала ему приглашение.

— Я, дорогая моя? Это совсем не соответствует моему отношению к нему.

— Значит, это она его послала.

— Кого ты имеешь в виду, говоря «она»?

— Миссис Беррейдж, конечно.

— Я подумала, ты говоришь о Верине, — вскользь заметила миссис Луна.

— Верина — ему? Но с какой стати? — Олив одарила сестру холодным взглядом, миссис Луна хорошо знала, что это за взгляд.

— А почему бы и нет — раз уж они знакомы?

— Она видела его лишь дважды до вчерашнего вечера. Вчера они встретились в третий раз, и она с ним поговорила.

— Это она так сказала?

— Она рассказывает мне все.

— Ты так уверена?

— Аделина Луна, что ты имеешь в виду? — пробормотала мисс Чанселлор.

— Ты так уверена, что вчера они встретились только в третий раз? — продолжила мисс Луна.

Олив вскинула голову и оглядела сестру от шляпки до подола платья:

— Ты не имеешь права делать такие намеки, пока не знаешь наверняка!

— О, я-то знаю — я в любом случае знаю побольше тебя!

И миссис Луна, сидя рядом со своей вдруг замкнувшейся сестрой у окна большой жаркой темной гостиной интерната на Десятой улице, где перед камином лежал коврик с изображением ньюфаундленда, спасающего тонущего ребенка, а стены украшал ряд цветных литографий, поделилась с ней ощущением, которое возникло у нее вчера, — ощущением, что Бэзил Рэнсом искренне заинтересовался Вериной Таррант. Должно быть, это Верина уговорила миссис Беррейдж послать ему приглашение и попросила не рассказывать об этом Олив, иначе Олив бы помнила об этом — разве нет? Не стоило и говорить, что миссис Беррейдж сама послала ему приглашение, она ведь даже не знала о его существовании. Бэзил Рэнсом сам сказал, что не был знаком с миссис Беррейдж. Миссис Луна в курсе, с кем он был знаком, а с кем не был, или, во всяком случае, могла с уверенностью сказать, что члены «Клуба по средам» не относятся к тому типу людей, с которыми Бэзил Рэнсом водит знакомство. Одна из причин, почему она не хотела вступать с ним в более близкие отношения, как раз и заключалась в его крайнем недружелюбии. Предположение, что только Верина могла послать ему приглашение, было самым вероятным. В любом случае Олив может легко узнать это у нее или, если она боится, что та скажет неправду, спросить у миссис Беррейдж. Вполне возможно, что Верина застала миссис Беррейдж врасплох своей просьбой и та сама придумала какое-то объяснение. Поэтому Олив лучше поверить, что Верина скрыла, что он будет присутствовать на собрании, и у нее на то были свои причины.

Боюсь, вчерашнее замечание Рэнсома о том, что миссис Луна потеряла голову, было недалеко от истины. Потому что если бы она не была в этот момент ослеплена злостью, то поняла бы, в какой ужас привела свою сестру, походя обвинив во лжи разом Верину и миссис Беррейдж. Неужели люди лгут так, как утверждает миссис Луна? Олив старалась никогда не лгать и полагала, что люди, которые ей нравятся, поступают так же. Она не могла поверить, что Верина намеренно обманула ее. Возможно, миссис Луна в более спокойный час догадалась, что Олив решит, будто причиной увлечения Бэзила Рэнсома Вериной служит его размолвка с Аделиной. Так она и старалась сейчас представить дело мисс Чанселлор. Олив внимательно слушала, отчетливо чувствуя опасность, для чего ей вовсе не требовались откровения Аделины, так как это чувство посетило ее еще вчера. Также она видела, что Аделина выдумала эту размолвку. Мистер Рэнсом был явно увлечен Вериной, но жестокосердие миссис Луны тут было ни при чем. Олив поняла, что отношения в данном случае складываются куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. Она не стала озвучивать свою версию, согласно которой Аделина по непонятным причинам пыталась завлечь Бэзила Рэнсома и потерпела неудачу, затем, видя, что он обратил внимание на Верину, обозлилась и решила навредить и ему, и девушке. И она могла этого добиться, если бы заставила Олив вмешаться. У Олив было огромное желание вмешаться, но вовсе не из-за того, что ее волновало унижение Аделины. Не могу поручиться, что Олив не считала фиаско сестры еще одним примером ее абсолютной никчемности и не презирала ее за это. Она понимала, что желание завлечь мужчину вполне естественно, и в то же время считала, что очень неблагородно не признаваться в попытке это сделать в случае поражения. Эти выводы Олив оставила при себе, но все же заявила сестре, что не понимает, в чем ущемлены интересы Аделины в таком случае. Как ей могло повредить то, что он переключил свое внимание на Верину? Что ей за дело до Верины?

— О, Олив Чанселлор, как ты можешь задавать такие вопросы? — смело ответила миссис Луна. — Ведь Верина — все для тебя, а ты все для меня. И не сделает ли тебя несчастной попытка — удачная попытка — забрать у тебя Верину? Неужели ты думаешь, что я не буду сочувствовать тебе и так же страдать?

Я уже говорил, что Олив старалась никогда не лгать, но при этом она старалась держать правду при себе, если это позволяло не усугублять ситуацию. Поэтому она не сказала: «Боже мой, Аделина, ну и чушь! Ты сама знаешь, что ненавидишь Верину, и будешь только рада, если она исчезнет!» Она ответила лишь:

— Что ж, я понимаю, хотя это очень спорно.

Она хорошо понимала, что миссис Луна была готова помочь ей помешать Бэзилу Рэнсому добиться своей цели. И тот факт, что ее помощь продиктована злобой, а не нежными чувствами по отношению к сестре и ее подруге, не делал это подспорье менее желательным перед лицом реальной опасности. У Олив были дурные предчувствия, впрочем они у нее были всегда. Но возможно, Аделина что-то видела, и что, ради всего святого, она имела в виду, говоря о тайных встречах Верины? Когда она спросила об этом, миссис Луна сказала лишь, что это не точная информация и в любом случае она не шпионит за ним, но прошлой ночью он при ней открыто восторгался этой девушкой и тем, как она держится перед публикой. Конечно, ему не по душе ее идеи, но он достаточно самоуверен, чтобы считать, что она от них откажется. Возможно, он просто пытался уязвить ее — как будто ей есть до этого дело! Все будет зависеть от самой девушки. Конечно, если есть вероятность, что Верина попадется на его удочку, Аделина должна посоветовать Олив быть внимательнее; просто обязана поделиться своими впечатлениями, независимо от того, получит ли за это хоть какую-то благодарность. Она лишь хотела предостеречь, и только Олив могла принять такую информацию настолько прохладно, чем страшно разочаровала ее.

Этот упрек вовсе не уменьшил холодность мисс Чанселлор. Она прекрасно понимала, что никогда не показывала Аделине, насколько важно для нее было спасти Верину от такой опасности, и никогда не рассматривала ее в качестве хранительницы своей подруги. Поэтому ее ошеломило откровенное предложение миссис Луны сообща расстроить планы Верины. Олив призвала на помощь все свое хладнокровие, чтобы развеять это впечатление, и хотя таким образом могла навлечь на себя гнев сестры, она лучше разочарует ее, чем окажется в ее власти, — тем более понимая, что Аделина хочет извлечь из этого дела какую-то выгоду для себя!