Глава 19

– Ты просто утащил его на другой конец света? – говорит Кармель, возмущенно постукивая мыском сапога. – Где у него ни связей, ни преимуществ? Втравил черт знает во что? – Она сужает глаза. – Ты говорил, что позаботишься о нем.

– На самом деле, Кармель, я говорил…

– Да мне пофиг, что ты там говорил!

– Как ты вообще нас нашла? – спрашиваю я, и она наконец делает вдох.

Она вломилась в дом, эдакая катастрофа в сапогах до колена, и все с визгом затормозило. Слышно, как наверху резко выключился душ. На деюсь, Томас не поскользнется и не раскроит себе башку, торопясь спуститься сюда. И надеюсь, он не забудет обмотаться полотенцем.

– Морвран сказал, – отвечает Кармель. – И твоя мама.

В голосе ее тлеет огонь, не разгораясь, но и не угасая. Взгляд ее задерживается на моих руках с закатанными рукавами и в клочьях мыльной пены, капающей на пол. Этакая старомодная домашняя картинка. Ничего похожего на поток опасностей, которых она ожидала. Я вытираю мыло о джинсы.

Джестин выскальзывает у меня из-за спины, старательно не поворачиваясь спиной к Кармель, которую не знает. В движениях ее присутствует напряжение, словно она готова к броску. Кто бы ее ни учил – учили ее хорошо. Она двигается как я и вдвое подозрительней меня. Ловлю ее взгляд и качаю головой. Не надо приветствовать Кармель так же, как нас, произнося нараспев проклятия и высасывая воздух у нее из легких.

– Она сказала, что знает вас, – говорит Джестин. – Полагаю, не соврала.

– Разумеется нет, – отрезает Кармель, оглядывая с ног до головы стоящую рядом со мной Джестин. Протягивает руку. – Я Кармель Джонс. Друг Томаса и Каса. – Они пожимают друг другу руки, и я выдыхаю. Джестин всего лишь любопытно, а враждебность Кармель направлена на меня. Но инстинкт мне подсказывает, что поладят они примерно как змея с мангустом.

– Забрать у тебя сумку? – спрашивает Джестин, указывая на здоровенный баул Кармель, белую дизайнерскую штуку с навороченными собачками на молниях.

– Спасибо, – говорит та и передает ей ремень.

Мы напряженно таращимся друг на друга, пока Джестин не поднимается наверх и уже точно не может нас услышать. Удерживать серьезное лицо реально трудно. Кармель изо всех сил изображает гнев и обиду, но на самом деле ей хочется меня обнять, я же вижу. Вместо этого она толкает меня так сильно, что я спотыкаюсь и цепляюсь за подлокотник дивана.

– Почему ты не сказал мне, что вы сюда едете?

– У меня сложилось впечатление, что тебе это неинтересно.

Она кривится:

– Мне и было неинтересно.

– Тогда что ты тут делаешь?

Мы оба смотрим наверх. Посреди лестницы стоит Томас. Он так тихо спустился. Я-то ожидал топота и грохота. Отчасти ожидал, что он бездыханный свалится к нашим ногам голышом и с шампунем в волосах. Внимательно наблюдаю за лицом Кармель при виде его. Так выглядит счастливый человек, когда знает, что не имеет права на счастье.

– Мы можем поговорить? – спрашивает она.

Жилка у нее на шее начинает биться быстрее, губы она поджимает, но мы оба знаем Томаса. Он не позволил бы ей пересечь океан и получить от ворот поворот.

– Выйдем, – отвечает он и протискивается между нами к двери. Кармель выходит следом, а я выкручиваю шею, выглядывая в разные окна, следя за их перемещениями, пока они ходят вокруг дома.

– Тут какие-то сложности, – говорит мне в ухо Джестин, и я подскакиваю. В этом месте так легко подкрасться к человеку. – Она отправится с нами?

– Думаю, да. Надеюсь.

– Тогда я надеюсь, что они разберутся между собой. Только разбитых сердец и совершаемых на этой почве глупостей нам не хватает. – Она складывает руки на груди и уходит обратно в кухню доубирать остатки завтрака.

Вероятно, мне следовало бы выяснить у Джестин, в чем дело, за что мы состязаемся, но Томас с Кармель пропали из виду. От присутствия Кармель у меня голова кругом. Она почти сверхъестественна, нежданный кусочек Тандер-Бея, вставленный в здешнюю картинку. После всего что она наговорила в тот день у меня в комнате, я думал, она ушла навсегда. Выбрала жизнь, какой у нас с Томасом никогда не будет. Я был рад за нее. Но, идя следом за Джестин в кухню, я чувствую в груди большой воздушный шарик облегчения и радости.

Посматривая в окна, замечаю их в самом западном, выходящем на садик за домом, – их видно, если как следует вытянуться влево. Сцена крайне напряженная – они стоят глаза в глаза, руки открыты. Но черт подери, я не умею читать по губам.

– Ты словно старушенция какая, – поддевает меня Джестин. – Вытри со стекла отпечаток носа и помоги мне с посудой. – Она сует мне в руки губку. – Ты моешь, я вытираю.

С минуту мы молча отскребаем тарелки, и ей все труднее сдерживать самодовольную ухмылку. Видимо, она думает, что я пытаюсь подслушать, о чем они говорят.

– Нам надо выехать утром, – говорит Джестин. – И на поезде ехать долго, а потом еще пешком топать и топать. Путешествие займет два полных дня.

– Куда конкретно путешествие-то?

Она протягивает руку за тарелкой:

– «Конкретно» не существует. Орден на карте не отмечен. Это где-то в Шотландском Нагорье. В западном Хайленде, к северу от озера Лох-Этайв.

– То есть ты там уже бывала? – Толкую ее молчание как «да». – Просвети меня. Что нас ждет?

– Не знаю. Множество сосен и, может, пара дятлов.

Увиливаем, значит? Раздражение ползет у меня по рукам, начинаясь в горячей воде и заканчиваясь у стиснутых зубов.

– Ненавижу мыть посуду, – говорю я. – И идею таскаться по всей Шотландии за тем, с кем едва знаком, ненавижу. Меня собираются испытывать. Можешь хотя бы сказать мне как?

Она удивлена, это ее впечатлило.

– Ну же, – продолжаю я. – Дело яснее некуда. Иначе бы мы просто поехали вместе с Гидеоном. Так в чем фишка? Или тебе не полагается мне говорить?

– Тебе бы это понравилось, правда? – говорит она и бросает полотенце на стол. – Ты такой прозрачный. – Она подается ближе и пристально меня разглядывает. – Вызов тебя возбуждает. Равно как и уверенность, что ты пройдешь проверку.

– Кончай гнать пургу, Джестин.

– Никакой пурги, Тезей Кассио. Я не могу тебе сказать, потому что не знаю. – Она отворачивается. – Не только тебя испытывают. Мы похожи, ты и я. Я знала, что так и будет. Просто не знала насколько.

Томас и Кармель возвращаются где-то через час и обнаруживают меня валяющимся на диване у Гидеона в гостиной, переключающего телевизор с Би-би-си-1 на Би-би-си-2 и обратно. Они заползают в комнату и рассаживаются, Кармель рядом со мной, а Томас в кресло. Вид у них неловкий, неуклюже примиренный, вроде плохо наложенного грима. Кармель почти выжата, но это может быть просто джетлаг.

– И? – спрашиваю я. – Мы снова одна большая счастливая семья?

Они отвечают мне кислым взглядом. Вышло не так, как я хотел.

– Думаю, я на испытательном сроке, – говорит Кармель.

Бросаю взгляд на Томаса. Он вроде счастлив, но настороже. И это правильно. Его доверие было поколеблено. У меня в мозгу тоже крутятся странные фразочки. Мне хочется скрестить руки на груди и произнести нечто вроде «Не возвращайся, если не намерена остаться!» или «Если ты думаешь, что ничего не изменилось, то ты ошибаешься». Но она наверняка уже наслушалась этого добра от Томаса. Я-то не был ее парнем. Не знаю, почему мне кажется, что мне тоже положена возможность наорать на нее.

Господи. Вот я и превратился в третьего лишнего.

– Кас? Что-то не так? – Брови у Томаса сошлись на переносице.

– Мы отправляемся завтра, – сообщаю я. – На встречу с орденом Бла-бла-бла.

– Орденом чего? – спрашивает Кармель, и, раз я молчу, Томас пускается в объяснения. Я слушаю вполуха, хихикая над его произношением и подкидывая мелкие факты, когда меня спрашивают.

– Путешествие будет испытанием, – говорю я, – и не думаю, что последним. – Реплика Джестин насчет наслаждения сопровождающей вызов нервной дрожью еще булькает у меня в животе. Наслаждаться. Чем тут наслаждаться-то? Вот только я действительно наслаждаюсь, некоторым образом, и именно по описанным ею причинам. А это довольно мерзко, если вдуматься.

– Слушайте, – говорю, – давайте пройдемся.

Они встают и переглядываются, улавливая зловещие колебания.

– Только недолго, ладно? – бормочет Кармель. – Не знаю, о чем я думала, когда надевала в самолет эти сапоги.

Снаружи светит солнце и на небе ни облачка. Направляемся под сень деревьев, чтобы разговаривать не щурясь.

– Что происходит? – спрашивает Томас, когда мы останавливаемся.

– Гидеон перед отъездом кое-что мне рассказал. Насчет ордена и Джестин. – Мнусь. Это по-прежнему звучит невероятно. – По его словам, ее обучали, чтобы занять мое место.

– Я знал, что тебе не стоит ей доверять! – восклицает Томас и поворачивается к Кармель. – Я понял это в ту минуту, когда она прокляла его в переулке.

– Послушай, пусть ее готовили на мое место, но это не значит, что она попытается занять его обманом. Проблема не в Джестин. Ей мы можем доверять. – Томас явно считает, что я тронулся. Кармель воздерживается от суждения. – По-моему, можем. И лучше бы это так и было. Завтра она поведет нас через Шотландское Нагорье.

Кармель склоняет голову набок:

– Вовсе не обязательно изображать акцент, когда произносишь «Шотландское Нагорье». Ты не хуже нас понимаешь, что это не шутки. Кто эти люди? Во что мы ввязываемся?

– Не знаю. В том и засада. Но не рассчитываю, что они будут рады меня видеть. – Это еще мягко сказано. Из головы не идет, как Джестин говорила, выходя из часовни в лондонском Тауэре, и с какой почтительностью взирала на атам. С точки зрения этих людей, я совершил святотатство.

– Если они хотят, чтобы Джестин сменила тебя на посту, что это означает для тебя? – спрашивает Кармель.

– Не знаю. Уповаю на то, что их уважение к атаму хотя бы частично распространяется на изначальный род воина. – Бросаю взгляд на Томаса. – Но когда они выяснят, что я хочу проделать с Анной, они будут драться. Козырь в рукаве в виде Морврановой вудуистской сети мне бы не помешал.

Он кивает:

– Я ему передам.

– А когда ты это сделаешь, вы оба останетесь здесь. Ждать меня тут, у Гидеона. Он прикроет мне спину. Я не хочу, чтобы вы, ребята, в это лезли.

Лица у них бледные. Когда Кармель вкладывает свою руку Томасу в ладонь, я вижу, как она дрожит.

– Кас, – мягко говорит она и смотрит мне прямо в глаза. – Заткнись.