На девятый год ведения войны римское командование настолько почувствовало уверенность в благополучном ее завершении, что впервые пошло на сокращение действующей армии. Общее количество легионов теперь не должно было превышать двадцати одного (Ливий, XXVI, 28, 13). Были распущены сицилийские легионы Марцелла, кроме «штрафных». Сокращались вдвое легионы, действовавшие в Кампании, и часть армии в Иллирии.

Вместе с тем отношение к предстоящим боевым действиям сохранялось достаточно серьезным, что показала история с очередными консульскими выборами. Голосовавшая первой центурия младших Вотуриевой трибы, по которой судили об общих итогах, отдала предпочтение Титу Манлию Торквату Младшему и Титу Отацилию. Однако присутствовавший при этом Манлий Торкват вовсе не желал принимать начавшиеся поздравления. Ссылаясь на болезнь глаз, он отказался от должности и потребовал, чтобы голосование проводилось снова и при этом были выбраны более подходящие для руководства армией люди. К его мнению прислушались, и на повторном голосовании консулами были избраны испытанные в боях Марк Клавдий Марцелл и Марк Валерий Левин (Ливий, XXVI, 22).

Еще в конце 211 г. до н. э., когда была взята Капуя, сенаторы решили, что нет смысла обоим консулам воевать в Апулии и одного из них следует перевести на македонское направление. Но теперь, после доклада Валерия Левина о делах в Иллирии, было решено назначить в качестве консульской провинции Сицилию и передать тому консулу управление флотом (командовавший им Тит Отацилий умер). После некоторых интриг это назначение получил Марк Валерий Левин. Руководящий состав римской армии претерпел незначительные изменения, и все полководцы, удачно проведшие предыдущую кампанию, сохранили власть и армии. Гай Кальпурний ведал Этрурией, пропретор Квинт Фульвий – Капуей, проконсул Гней Фульвий оставался в Апулии, его коллега Публий Сульпиций действовал в Иллирии. В Сардинию и Сицилию назначались новые преторы – Публий Манлий Вольсон и Луций Цинний соответственно (Ливий, XXVI, 28).

Но хотя положение на фронтах казалось обнадеживающим, перед римскими сенаторами возникла новая, давно назревавшая опасность. Поскольку численность армии была уменьшена, провести очередной набор солдат удалось без проблем, но восполнить необходимое количество гребцов оказалось труднее – казна была пуста, и обеспечивать полагающееся жалованье было нечем. Помня о предыдущем опыте выхода из подобных ситуаций, консулы распорядились, чтобы гребцов выставляли и снабжали тридцатидневным довольствием и жалованьем частные лица. Однако, в отличие от прошлого раза, теперь этот указ вызвал настоящую бурю негодования, и, по словам Ливия, для открытого мятежа не хватало только вождя. Горожане жаловались, что консулы, разорив Сицилию и Кампанию, взялись за самих римлян, что у плебеев не осталось ничего, кроме пустой земли, так как постройки сожгли враги, рабов скупили на корабли и в армию, а деньги ушли на выплату податей. Консулам, которым разгневанная толпа высказала все это, еле удалось притушить разгоревшиеся страсти, назначив на следующий день в сенате разбирательство этого вопроса (Ливий, XXVI, 35, 1–8).

Сенаторы хорошо осознавали и справедливость народного возмущения, и опасность, которая за ним стояла. Тем не менее сути дела это не меняло: казна была пуста, и, если не раздобыть средства, возникала реальная угроза потерять все завоеванное на Сицилии, а также становилось невозможно предотвратить вторжение македонских войск Филиппа V и доставку подкреплений Ганнибалу из Карфагена. Так или иначе, деньги были нужны, и, кроме как у частных лиц, взять их было неоткуда. Выход предложил Марк Валерий Левин. По его мнению, чтобы подать пример остальным, сенаторы сами первыми должны сдать в казну свои богатства. С ним согласились, и почти всё (кроме специально оговоренного, очень небольшого количества) золото, серебро и медь сенаторов ушло на оплату флота. Это дало свои результаты: видя такое отношение к нуждам государства со стороны его руководителей, простой народ тоже сделал свои взносы в казну, и необходимые средства были собраны (Ливий, XXVI, 36).

В марте напомнила о себе Капуя. Несколько знатных кампанцев из семейства Калавиев, а также те, чьи родители были казнены по распоряжению Квинта Фульвия Флакка, организовали поджог в Риме. Начавшись с торговых лавок вокруг форума, пожар стал распространяться на частные дома и продолжался ночь и весь следующий день. Среди прочих построек пострадали рыбный рынок, тюрьма и Царский атрий. Поскольку сам факт поджога был очевиден, за информацию о злоумышленниках была объявлена награда. На кампанцев донес один из рабов Калавиев, и после арестов и пыток все виновные были наказаны (Ливий, XXVI, 27, 1–9).

Тем временем Ганнибал тоже по-своему пожинал плоды сдачи Капуи. Его положение среди союзников становилось все ненадежнее. Чтобы сохранять их лояльность, было необходимо содержать гарнизон в каждом городе, перешедшем на его сторону, но теми силами, которые были в его распоряжении, позволить себе такую роскошь Ганнибал не мог.

И даже расположенные в городах пунийские войска не могли служить гарантией, что почти повсеместно усилившиеся в последнее время проримские партии не смогут провести успешный мятеж и вернуться под власть Рима. Характерная история произошла в Салапии, что к северу от Канн. Его союзнические отношения с Карфагеном обеспечивал гарнизон из пятисот нумидийских всадников. Наибольшим влиянием в городе пользовались Дасий и Блатий, и если первый был другом и союзником Ганнибала, то второй задумал передать Салапию Марцеллу. Через лазутчиков контакт с консулом был установлен, однако Блатий не чувствовал, что у него одного хватит сил должным образом организовать заговор. Не придумав ничего лучше, он обратился за поддержкой к Дасию, надеясь, очевидно, склонить на свою сторону. Дасий тут же донес обо всем Ганнибалу, который вызвал их обоих к себе. Представ перед вражеским полководцем, который в тот момент еще не закончил разбирать какое-то предыдущее дело, Блатий вновь попытался убедить Дасия участвовать в его заговоре. Тот возмущенно закричал, что прямо в присутствии Ганнибала его пытаются склонить к измене. И вот парадокс – его слова показались Ганнибалу и прочим присутствовавшим при этой сцене настолько нелепыми, что им просто не поверили, восприняв как грубую попытку очернить своего соперника, тем более что, кроме самого Дасия, предложений Блатия никто не слышал. Ганнибал отпустил обоих, после чего Блатий снова принялся «обрабатывать» Дасия и в итоге добился своего. Заговорщики организовали нападение на гарнизон, который после упорной схватки был почти полностью уничтожен: в плен попало не более пятидесяти человек. Так Ганнибал лишился не только города, но и отряда своих лучших всадников (Ливий, XXVI, 38, 6–14).

(По-другому историю Дасия и Блатия передает Аппиан. По его рассказу, Ганнибал организовал над ними настоящее судебное разбирательство, но Блатий сумел убедить, что Дасий клевещет на него. Когда их отпустили, Дасий вроде бы согласился на доводы Блатия, выспросив, откуда тот намерен привести подмогу. Блатий назвал самый дальний от них римский лагерь, но сам направился в более близкий Рим, предугадав, что Дасий пойдет за подкреплениями к Ганнибалу. Первым с отрядом в тысячу всадников в Салапию вернулся Блатий, занял город и убил Дасия, когда тот, думая, что Блатий еще далеко, приехал в город готовиться к отражению римлян (Аппиан, Ганнибал, 45–47).

Воспользовавшись тем, что Ганнибал ушел в Бруттий, Марцелл продолжил развивать успех и, перейдя в Самний, захватил там Марморею и Мелы, при этом были перебиты шесть тысяч солдат пунийских гарнизонов, а в руки римлян попало большое количество зерна (Ливий, XXVII, 1, 1–2).

Тем временем армия под командованием проконсула Гнея Фульвия Центимала продвигалась к Гердонии. Проконсул был уверен, что взять город не составит большого труда: известие о том, что Ганнибал ушел в Бруттий, а Салапия пала, должно было, по его мнению, усилить проримские настроения в городе. Вследствие этого, а также, по словам Ливия, собственной врожденной небрежности Гней Фульвий, подойдя к Гердонии, расположил лагерь в неудобном месте и не позаботился даже о боевом охранении. Обо всем этом стало известно Ганнибалу, и он решил не упускать такой удобный и редкий в последнее время случай не только разгромить вражескую армию, но и защитить союзников. Далее, в соответствии с текстом Ливия, события разворачивались следующим образом. Без обоза, форсированным маршем пунийская армия подошла к Гердонии и выстроилась перед римским лагерем. Гней Фульвий не испугался и тоже вывел свою армию в поле, построив два легиона один за другим. Ганнибал решил повторить маневр, принесший победу при Каннах. Пока сражалась пехота, пунийская конница обошла римлян, захватила лагерь и опрокинула вторую линию, а следом за ней и первую. Погибло, по одним данным, тринадцать тысяч римлян и союзников, по другим – семь тысяч, среди них сам Гней Фульвий и одиннадцать военных трибунов. Те, кто уцелел, присоединились к армии Марцелла. Жители Гердонии, которые, по информации Ганнибала, действительно хотели передаться римлянам, были переселены в Метапонт и Фурии, их старейшины, уличенные в переговорах с врагами, казнены, а сам город сожжен (Ливий, XXVII, 1, 3–15). У Аппиана мы находим другое описание событий: сохранив полную скрытность действий, Ганнибал подошел к римскому лагерю и на рассвете атаковал его конницей, а сам с пехотой обошел вокруг города и ударил римлянам в тыл. Погибло до восьми тысяч римлян, включая проконсула, но части армии удалось отбиться и не дать захватить лагерь (Аппиан, Ганнибал, 48). В данном случае из двух имеющихся версий хочется отдать предпочтение изложенной Аппианом, так как кажется нелогичным, чтобы Ганнибал, узнав о том, что Фульвий выбрал для лагеря неудобное место и не выставил караулов (на что особо указывает Ливий), не воспользовался этим и предложил противнику правильное сражение.

Новости о разгроме под Гердонией не испугали Марцелла, который отписал в Рим, что не даст Ганнибалу долго радоваться, и перешел из Самния в Северную Луканию. Подойдя к городу Нумистрону, на холме рядом с которым находилась пунийская армия, он предложил сражение. В ходе боя, длившегося до ночи, полководцы постепенно вводили в дело свежие силы, но решающего преимущества ни одному из них добиться не удалось. На следующий день Марцелл снова был готов к сражению, но пунийская армия не выходила из лагеря, после чего ночью ушла в Апулию. Марцелл, оставив в Нумистроне раненых, двинулся вслед за врагом, и под Венузией произошло новое столкновение. На этот раз дело обошлось небольшими стычками, и враждующие армии продолжили движение по Апулии. Ганнибал надеялся завлечь преследующих римлян в засаду, но Марцелл шел осторожно, не переставая проводить разведку, и в ловушки не попадался (Ливий, XXVII, 2).

Тем временем в Капуе, занимаемой войсками Квинта Фульвия Флакка, возник заговор, во главе которого стояли кампанские аристократы братья Блоссии. Римский военачальник, желая нажиться от сдачи городских домов в аренду, выселил из них солдат и разместил их в импровизированном городке вдоль крепостных стен и ворот. По-видимому, обосновывал он это тем, что легионеров может изнежить городской образ жизни, как это случилось ранее с занимавшими Капую пунийцами. Однако, если от городских соблазнов римляне теперь и были защищены, их скученные, наспех собранные хибары навели капуанцев на мысль устроить грандиозный поджог. Было уже назначено время, но кто-то из рабов Блоссиев донес об этом Квинту Фульвию. Ворота города были заперты, началась облава, и сто семьдесят заговорщиков были схвачены, а признанные виновными казнены. В награду за донос рабы получили свободу и по десять тысяч ассов (Ливий, XXVII, 3, 1–5).

Постепенно вытесняя карфагенян из Средней Италии, римское правительство не забывало и об отряде, защищавшем тарентинский акрополь, из-за которого в значительной степени Ганнибал не помог вовремя Капуе. Возврат самого города пока еще не входил в планы римлян, и их главные усилия были сосредоточены на снабжении воинов Марка Ливия продовольствием. Ответственным за это был назначен Децим Квинкций, в свое время выслужившийся у Марцелла. Создав флот в двадцать кораблей, большинство из которых он стребовал с союзных городов – Регия, Велии и Пестума, – он направился из Регия в Тарент, но милях в пятнадцати от города встретился с равной по численности тарентинской эскадрой под командованием Демократа. Ветер к тому времени стих, и завязался бой. Так как, по-видимому, у обеих сторон корабли и используемая тактика были одинаковыми, бой приобрел характер большой рукопашной схватки между экипажами. Корабль Децима Квинкция сцепился с кораблем под командой Никона Перкона, в свое время участвовавшего в заговоре и сдавшего Тарент Ганнибалу. В ходе боя тарентинскому капитану удалось поразить Квинкция копьем, и тот упал за борт. Видя гибель командира, римляне дрогнули и позволили врагам захватить носовую часть корабля, а когда к их корме подошла еще одна тарентинская трирема, сопротивление было сломлено окончательно. После этого часть римских боевых кораблей была потоплена, другие выброшены на берег, большинство же транспортов рассеялось по морю (Ливий, XXVI, 39, 1–19).

Тем временем сами тарентинцы тоже испытывали недостаток продовольствия и, чтобы пополнить его, устроили рейд по окрестностям. Этим решил воспользоваться командовавший гарнизоном акрополя Марк Ливий и выслал отряд в две с половиной тысячи воинов во главе с Гаем Персием. Атака римлян прошла успешно, и мало кому из четырех тысяч тарентинцев удалось уцелеть. Более того, римляне в тот раз едва не ворвались на плечах врага в город. Так и осаждающие, и осажденные усугубляли положение друг друга, обрекая неприятеля на голод (Ливий, XXVI, 39, 20–23).

Римляне, впрочем, продолжали попытки помочь своим товарищам в тарентинском акрополе. Для этого в Этрурии Марком Огульнием и Публием Аквилием были проведены закупки хлеба, который потом вместе с тысячью римских и союзных солдат был отправлен в Тарент. Чем завершилось это предприятие, Ливий не сообщает, но, по-видимому, успешно (Ливий, XXVII, 3, 8–9).

В конце лета этого года боевые действия вновь коснулись Сардинии, контроль над которой сохраняли два легиона претора Публия Манлия Вольсона. Пунийский флот из сорока кораблей под командованием Гамилькара вначале разорил окрестности Ольвии, а когда в эту область пришли римляне, обогнул остров и разграбил теперь уже его южную часть, вокруг Карал (Ливий, XXVII, 13–14).

Незадолго до проведения консульских выборов в Рим прибыло посольство от нумидийского царя Сифакса, который хотел теперь утвердить заключенный в свое время с братьями Сципионами союз на более высоком уровне. Прием им был оказан самый благосклонный, более того, снарядили ответное посольство, которое должно было посетить также других африканских вождей и вручить им дары. Другое посольство отправили в Египет восстановить союз с Птолемеем IV Филопатором (Ливий, XXVII, 4, 5–10).

Примерно в то же время по поручению консула Марка Валерия Левина к африканскому побережью был направлен флот из пятидесяти кораблей под командованием Марка Валерия Мессалы. В его задачу помимо обычного грабежа входила еще и разведка обстановки во вражеской стране и замыслов ее правительства. Набег прошел успешно – под утро римские корабли вышли к побережью в районе Утики и высадившийся десант опустошил окрестности, захватив большое количество добычи и людей (Ливий, XXVII, 5, 8–9).

Допрос пленных принес очень интересные сведения, которые сразу же переслали консулу Валерию Левину. Оказалось, что в Карфагене находятся пять тысяч нумидийцев во главе с Масиниссой, а по всем африканским владениям идет вербовка наемников для армии Гасдрубала в Испании, которому предписывается идти на подмогу Ганнибалу. Кроме того, идет подготовка большого флота, с помощью которого карфагеняне намеревались отвоевать Сицилию (Ливий, XXVII, 5, 10–13).

В сенате полученные новости вызвали такое волнение, что было решено не ждать положенного времени для консульских выборов, а назначить для их проведения диктатора. После некоторых споров, относящихся к процедуре, Марк Клавдий Марцелл назначил диктатором Квинта Фульвия Флакка, который в качестве начальника конницы выбрал Публия Лициния Красса. Новый диктатор определил день консульских выборов, но и они не прошли гладко. Голосовавшая первой центурия младших трибы Галерии выбрала Квинта Фульвия Флакка и Квинта Фабия Максима. На это возразили народные трибуны Гай и Луций Аррении, говоря, что не должно выбирать в консулы того, кто сам председательствует на выборах. В ответ на это Фульвий Флакк сослался на имевшиеся в прошлом прецеденты, и по общему соглашению сенат постановил, чтобы выборы продолжились без ограничений в кандидатурах. В итоге Квинт Фульвий Флакк и Квинт Фабий Максим стали очередными консулами: первый – в четвертый, а второй – в пятый раз за свою политическую карьеру. Когда выборы консулов и других магистратов были закончены, Фульвий Флакк сложил с себя диктаторские полномочия (Ливий, XXVII, 5, 14–19; 6, 1–11).