Глава 16
– Куда, во имя Донара, они подевались?
Утром следующего дня после инспекции Варом нового форума в Порта Вестфалика Арминий пребывал в гадком настроении. Он только что вернулся в лагерь после двухдневного отсутствия. Ну почему все идет не так, как он замыслил? Арминий снова и снова нервно расхаживал по залитой солнцем поляне. Он исходил ее уже вдоль и поперек. С десяток его воинов стояли среди высоких буков, молча наблюдая за ним. До города была недалеко, но они достаточно углубились в лес, чтобы не быть замеченными с дороги, что вела на юго-запад, к Понс Лаугона и другим римским поселениям. Лошадей они также привязали в лесной чаще, с глаз подальше.
Арминий сердито посмотрел на Осберта, стоявшего ближе других.
– Не знаю, – спокойно ответил тот.
– Сколько можно ждать… Иди и поищи их! – приказал Арминий, но тотчас передумал. – Или нет. Оставайся на месте! Не хватало, чтобы римский офицер задался вопросом, что делает на дороге одинокий ауксиларий.
Осберт даже не шелохнулся.
– Да. Чем меньше поводов для подозрений, тем лучше.
– Эти молодые болваны-херуски, что трепали языками в местных тавернах, о чем-то забыли. Вы в курсе, что их болтовня дошла до ушей Вара?
– Да. Ты говорил, – как можно спокойнее ответил Осберт.
– Нам крупно повезло, что наместник счел их пьяными хвастунами, и не более. Отнесись он к ним серьезно и учини допрос… и дойди это дело до моего брата Флава…
– Но Вар допроса не учинил, а Флав ничего не узнал, – возразил Осберт. – Успокойся.
– Что ты сказал? – Арминий сделал шаг в его сторону.
Все мгновенно напряглись, однако вмешиваться не стали. Право любого воина бросить вождю вызов свято, однако редко кто решался перечить Арминию.
– Ты слышал меня, – сказал Осберт. – Я бы не советовал тебе терять голову. Этим ты ничего не добьешься.
– Я бы не потерпел таких слов от большинства моих воинов, – произнес Арминий игриво и вместе с тем холодно.
– Я не из их числа, – ответил Осберт, расправляя плечи.
Повисла тишина. Затем Арминий сказал:
– Верно. И в данном случае ты прав. Если мне и требуется самообладание, то именно сейчас. Как только эти болваны оказались бы здесь, я бы лично отрезал им яйца и заставил съесть их. Но я не стану этого делать.
Воины рассмеялись. Похоже, буря миновала.
– Но, возможно, они не прибудут, – продолжал Арминий. – Они явно знают: мне известно, что они трепали своими пьяными языками, и именно по этой причине я и вызвал их сюда.
– Если же они отправятся к римлянам… – начал Осберт.
– Тогда нам придется срочно покинуть лагерь. Но я сомневаюсь, что это произойдет. Это молодежь. Им не хватает нашего с тобой хладнокровия. Мело наверняка вложил в них страх перед богами. Когда человек знает, что его найдут и достанут хоть из-под земли и предадут смерти, это делает его сговорчивым… – Арминий наклонил голову. – Прислушайтесь. Это они.
Воцарилась тишина. Он приставил ладонь к уху. Со стороны дороги доносился явственный стук копыт. Хотя всадников еще не было видно, все как один напряглись и взялись за рукоятки мечей.
Наконец из-за деревьев выехал Мело. Один. Все как по команде облегченно вздохнули. Арминий шагнул ему навстречу. Мело вскинул в салюте руку.
– Они со мной, – сообщил он. – Я устроил им нагоняй, но они пришли.
– Все до единого?
– Нет. – Мело скривил губы и сплюнул. – Трое где-то шляются. Мы обыскали все таверны и дома всех шлюх, но так и не нашли их. Бесполезные куски дерьма, вот кто они такие.
– Может, они нарвались на римлян? – спросил Арминий.
– Нет, их главный так не думает. По его мнению, они спрятались где-то, где их нам никогда не найти, или отсыпаются после пьянки.
Арминий заставил себя сдержаться.
– Приведи остальных.
Мело вновь исчез среди деревьев, однако вскоре вернулся с десятком воинов Арминия. Взятые в плотное кольцо, посередине шли пятеро безоружных юнцов – глаза красные, волосы всклокочены, туники в грязных пятнах. Все пятеро явно страдали жестоким похмельем. Впрочем, стоило им узнать Арминия, как их бледные физиономии залились краской стыда. Они не сопротивлялись, когда Мело и другие воины копьями вытолкнули их на поляну.
– Приветствую вас, – довольно тепло поздоровался Арминий. Все пятеро пробормотали ответное приветствие, однако никто не рискнул посмотреть ему в глаза.
– Вы хотя бы знаете, почему вы здесь? – спросил он.
– Знаем, – ответил один из них, парень лет двадцати, с лохматыми каштановыми волосами. – Потому что мы трепали языками в Порта Вестфалика.
– Что ж, для начала неплохо, – заметил Арминий. – Люблю честных людей. Скажи мне, что именно вы трепали. Ты и твои дружки. И не упусти ни единой подробности.
– Мы пришли в селение, взглянуть на размеры римского лагеря, – ответил юный воин. – Все в деревне только и говорили про твою засаду, про то, какой ты храбрый и умелый вождь и какая слава ждет тех, кто в ней примет участие.
Что ж, оно даже к лучшему, подумал Арминий, что люди воодушевлены. Похоже, жрец Сегимунд сделал свое дело.
– То есть ты хочешь принять участие в засаде? – поинтересовался он у парня.
– Еще как хочу! – ответил тот. – Только об этом и мечтаю!
Остальные четверо подхватили его восклицания. Арминий посмотрел каждому в глаза. Трудно сказать, говорили ли они правду. Явственнее всего на их лицах читался страх. С другой стороны, нет ничего удивительного в том, что они пришли посмотреть на своего будущего противника.
– Ну, хорошо. Вы осмотрели лагерь. Но почему не ушли сразу?
Молодой воин залился краской.
– Мы проделали долгий путь и решили, что пара кубков вина не пойдет нам во вред. А не выпить ли нам, подумали мы, за успех этой будущей засады?
– Легко себе представляю. Один кубок, затем второй, затем третий… В конце концов вы сами не заметили, как напились. Я прав? – с издевкой в голове спросил Арминий.
– Верно. Примерно так и было. Не помню, кто первым упомянул засаду. Тогда нам показалось смешным – вести такие разговоры по соседству с римским лагерем.
– В таверне были легионеры?
– Нет, мы убедились в этом прежде, чем начали пить.
Арминий в упор посмотрел на воина, но тот не отвел глаз.
– Продолжай, – приказал командир.
– Я не помню всего, что там говорилось. К тому времени я уже был пьян. Думаю, разговор сводился к тому, как удивятся римляне, сколько легионеров убьет каждый из нас и сколько добра можно награбить. – Устыдившись своих слов, воин потупил взор. – Зря мы это болтали.
– Молодые воины вроде вас всегда склонны к похвальбе. Так было и так будет. В этом нет ничего дурного. Глупо другое – то, что вы говорили такие вещи, сидя пьяными в таверне рядом с вашим будущим врагом. – Арминий вздохнул, представив себе, как бы отреагировал Тулл, услышь он разговоры этих юнцов. – Ваша болтовня могла сорвать все наши замыслы – все, что я вынашивал и обдумывал многие годы. Сорвать, так и не дав им осуществиться. Вы хотя бы понимаете, насколько я зол? – Последние слова Арминий буквально прошипел.
Молодой воин поник еще больше. Его дружки стояли, переминаясь с ноги на ногу. Вокруг них ауксиларии Арминия застыли в полной готовности. Всего одно его слово, и эти безмозглые юнцы будут изрублены в кашу.
«Как же мне с ним поступить?» – подумал Арминий. Их можно убить, и это послужит хорошим назиданием всем остальным: пусть знают, какая судьба ждет болтунов. Можно убить одного или двух, а остальных отпустить – пусть расскажут всей округе об их наказании. Есть и третий способ: пусть его воины устроят молокососам хорошую взбучку, чтобы на тех не осталось живого места, после чего отпустят их, строго-настрого наказав впредь держать язык за зубами.
Нет, последнее решение слишком мягкое, оно их ничему не научит. Лучше убить пару человек. Арминий вспомнил про такую вещь, как децимация, пусть редко, но применяемую римлянами. Как-то раз он даже стал ее свидетелем. Тогда провинившиеся легионеры дрогнули и бежали с поля боя…
Но нет, стоило ему это вспомнить, как от его уверенности в правоте не осталось и следа. Неужели он уподобится римлянам? Германские воины, бежавшие с поля боя, подвергались всеобщему осмеянию и становились изгоями до тех пор, пока вновь не доказывали в бою свою храбрость. Такая форма наказания была не только эффективной, но и менее жестокой, чем заставлять воинов до смерти избивать своих же товарищей дубинками и кулаками.
К тому же вина этих юнцов не идет ни в какое сравнение с трусостью во время сражения. Да, их пьяная болтовня могла иметь катастрофические последствия, но, судя по реакции Вара, все обошлось. Так как же ему с ними поступить, мучился вопросом Арминий.
– Ну, что, убить их? – раздался рядом с ним голос Мело.
Юноши начали громко молиться.
– Что ж, они это заслужили, – ответил Арминий ледяным тоном. Пусть задумаются о своей судьбе.
– Одно твое слово, и мы… – произнес помощник, сжимая рукоять кинжала.
Острое лезвие подсказало Арминию мысль. Идеальное решение. Взяв в руки свой кинжал, он подошел к пленным херускам. Те с несчастным видом переглянулись. Их главарь единственный не отступил назад. Наоборот, когда острие кинжала приблизилось к его лицу, расправил плечи.
– У меня есть полное право убить вас за то, что вы сделали, – процедил сквозь зубы Арминий.
– Верно, – ответил молодой воин, твердо глядя ему в глаза. – Мело знает мою семью. Он расскажет им, что я умер, как подобает мужчине.
Арминий поднес кинжал к его скуле. Острие замерло под самым глазом. На лицах остальных юношей читался ужас. Сначала молодой воин слегка вздрогнул. Но Арминий не убирал кинжал до тех пор, пока на лбу у воина не выступили капли пота.
– Не знаю даже, что я должен вырезать тебе первым, прежде чем убить? Глаз или все же язык? – произнес он, перемещая острие к губам херуска. – Тогда ты точно не произнесешь ни слова, даже в царстве смерти.
По лицу юноши градом катился пот, он даже не шелохнулся.
– Убей меня, и все дела, – пробормотал он.
Да, это настоящий воин, подумал Арминий. И, пожалуй, еще один. Остальные, после увиденного, тоже будут сражаться не на жизнь, а на смерть. Чуть приподняв кинжал, Арминий легким движением кисти распорол воину щеку. Рана была не глубокой и не длинной, но шрам после себя оставит наверняка. Воин ахнул от боли, но остался стоять, готовый встретить свою участь от рук Арминия.
– Эту отметину получит каждый, – объявил тот, переходя к следующему воину. Поняв, что смерть, похоже, ему не грозит, второй херуск расправил плечи и приготовился.
Вжик – Арминий распорол ему щеку. Еще один сдавленный стон.
– Вы получите эту метку не только в наказание, но и как знак того, что все вы – участники моей засады, – объявил командир. Увидев на лицах юношей растерянность, он улыбнулся. – Надеюсь, вы еще не отказались от этой идеи? У вас еще не пропало желание обагрить ваши копья римской кровью?
– Не пропало! – крикнул главарь. Остальные подхватили его крик.
– Отлично, – произнес Арминий, делая надрез следующему. После этого разрезал щеку четвертому воину, затем пятому. Несмотря на боль, было видно, что те рады остаться в живых. Внезапно по губам одного из воинов скользнула усмешка. Заметив это, Арминий мысленно выругался. Нет, надрезов будет явно недостаточно. Не раздумывая, он шагнул к воину, который только что усмехнулся.
– По-твоему, это смешно?
В глазах воина промелькнул страх.
– Нет, я лишь…
Больше он ничего не сказал – кинжал глубоко впился ему в грудь. Для верности Арминий несколько раз повернул лезвие в ране. Когда же он его вытащил, руки ему и тунику обагрила горячая кровь. Воин рухнул ему под ноги, как мешок с зерном, и, раз дернувшись, затих. Под ним начала собираться лужа крови. Остальные застыли, в ужасе глядя на это зрелище.
Арминий выждал десяток ударов сердца, давая им возможность прийти в себя. Затем, по-прежнему сжимая в руке окровавленный кинжал, отступил и окинул взглядом остальных воинов.
– Кому-то из вас тоже смешно?
Ответом ему стало молчание.
– Знайте, вы будете в первых рядах тех, кто нападет на римлян.
Его слова были сродни свинцовым ядрам, выпущенные из пращи. Этот приказ был не что иное, как смертный приговор, и юные воины это знали. Но лучше встретить смерть в бою, чем получить удар кинжалом в сердце на этой поляне.
– Однако до этого один из моих воинов покажет вам место засады, – сказал Арминий. – Вы поможете с насыпью, которая спрячет нас от римлян. Там будут землекопы от других племен. Вы присоединитесь к ним и расскажете, что случилось здесь и откуда у вас на щеках эти отметины. – Это был заключительный удар. Если кто-то из них не подчинится, на него в придачу к шраму навсегда ляжет клеймо труса. Все, что ему останется, – это уйти из племени и стать изгоем, вести жизнь без близких и друзей. Для большинства воинов это было сродни смертному приговору.
Первым ответил главарь. Гордо вскинув подбородок, он шагнул вперед и, не обращая внимания на стекавшую по щеке кровь, произнес:
– Перед великим Донаром клянусь, что выполню любой твой приказ. В противном случае да сразит он меня на том же месте.
Арминий удостоил его едва заметным кивком.
Затем по очереди похожую клятву принесли и остальные. После чего Арминий их отпустил.
– Вам сообщат, где и когда мы встретимся. Где-то вскоре после сбора урожая. А пока точите копья.
К тому времени, когда Арминий добрался до огромного лагеря рядом с Порта Вестфалика, он уже принял решение. Он не только нанесет визит Вару, но и пригласит его поохотиться на оленя. Проведя в обществе наместника целый день, он сумеет выяснить, есть ли какие-то причины для беспокойства.
Погруженный в свои думы, Арминий сразу даже не заметил сидящую рядом с дорогой на корточках женщину. Голова ее была скрыта под шерстяной шалью, из-под которой раздавался плач. Картина была довольно необычная, и херуск натянул поводья. Мело и другие воины последовали его примеру. Арминий посмотрел на ближайших часовых, которые стояли, лениво опершись на свои щиты.
– Эй вы! Что тут у вас происходит? – довольно грубо спросил он на латыни.
Поняв, что перед ними командир, солдаты вытянулись в струнку.
– Эта глупая баба пришла к воротам пару часов назад. Якобы чтобы поговорить с самим наместником, – ответил старший по возрасту легионер с густой щетиной на лице. Его более юный и щуплый напарник фыркнул.
– Понятное дело, мы ее не впустили, – продолжил щетинистый, – но она даже слушать нас не пожелала. В конце концов начальник караула вышел и поговорил с ней. Она кричала, что один из наших ребят изнасиловал ее дочь и что такие вещи нельзя оставлять безнаказанными. Насильник должен быть найден и понести наказание.
Арминий посмотрел на женщину. Та продолжала горько рыдать. Если это притворство, то очень умелое.
– А что сделал офицер?
Один из часовых презрительно фыркнул.
– Он задал ей несколько вопросов по поводу того, что случилось. Получала ли ее дочь деньги, как звали того солдата, из какой он центурии и так далее. Она рассердилась и принялась кричать, что ее дочь не шлюха. И откуда ей знать имя этого ублюдка, если он себя не назвал? «Я требую, чтобы меня пустили к Публию Квинтилию Вару!» – повторяла она.
– Начальник караула согласился передать наместнику ее просьбу? – спросил Арминий, заранее зная ответ.
Часовой смерил его недоуменным взглядом.
– Нет. Он бросил ей несколько монет и велел убираться отсюда.
– Это даже больше, чем ей предложил бы я, – добавил второй легионер. – У меня от нее уже болит голова. – Он плюнул в сторону женщины. – Убирайся отсюда, пока цела, – рявкнул он ей на ломаном германском наречии.
Грубость солдата возмутила Арминия. Бросив поводья Мело, он спешился и присел рядом с женщиной.
– Расскажи мне, что случилось, – тихо сказал он ей. Ответа не последовало. Он потрогал ее за плечо. Женщина тут же отпрянула. – Не бойся, – успокоил ее Арминий. – Я тебя не обижу. Я сам из местных, как и ты.
Шаль слегка колыхнулась, и на него посмотрела пара испуганных глаз.
– Ты кто?
– Я Арминий, вождь херусков. Сдается мне, ты тоже из этого племени.
Легкий кивок. На смену страху пришло подозрение.
– Ты служишь римлянам?
– Да, но это не значит, что я позволю злу остаться безнаказанным.
Шаль соскользнула с головы. Заплаканное лицо женщины было все в морщинах, старых и новых, а ее всклокоченные волосы были скорее седыми, чем светлыми. Щеки были в царапинах, причем свежих – она явно исцарапала себя сама. И все же, хотя годы и сделали с ней свое черное дело, было видно, что в молодости она была красавицей. Судя по всему, ее дочь тоже красива, и это многое объясняет.
Арминий не обратил внимания на цокот лошадиных копыт. В этом месте всадники – обычное дело. Но цокот почему-то замер прямо у него за спиной.
– Прочь с дороги! – крикнул знакомый голос. Туберон. В душе Арминия мгновенно шевельнулся гнев, но он даже не поднял глаз.
– Приветствую тебя, трибун! – поздоровался Мело.
– А, Мело! Я сразу тебя не узнал, – произнес Туберон уже мирно, вернее, почти мирно.
– Освободите трибуну дорогу, – велел Мело воинам по-германски.
Когда трибун и его свита проезжали мимо, Арминий решил встать. Узнав его, Туберон удивленно нахмурил брови, затем посмотрел на сидящую у дороги женщину, скривил губы, но ничего не сказал.
– Арминий! – поздоровался он и учтиво кивнул.
– Трибун! – ответил херуск, глядя ему вслед, и про себя подумал: «Ах ты, кусок дерьма. Заносчивый римский щенок. Такие, как ты, лишь еще больше укрепляют меня в своей правоте».
– Не обращай внимания на этого сопляка, – пробормотал он, снова садясь рядом с женщиной. – Может, он и родился во дворце, но ведет себя как будто родом из навозной кучи.
Женщина ответила ему печальной улыбкой. Арминий же, подавив в себе гнев, заговорил с ней как можно мягче:
– Расскажи мне, что стряслось с твоей дочерью.
– Мы… мы пришли сюда вчера, чтобы продать шерсть. К тому времени, когда мы ее продали, было уже поздно, и я нашла на постоялом дворе комнату. В таверне было полно солдат, но хозяин поклялся, что нам здесь ничего плохого не сделают. И все же, поужинав, мы на всякий случай сразу же вернулись к себе. Но, похоже, один из солдат заметил мою дочь. Не успели мы лечь спать, как он плечом выбил дверь… – Женщина вытерла слезы. – Я закричала, но снаружи у него стоял дружок, чтобы не дать никому прийти нам на помощь. Приставив к горлу дочери нож, он… – Из горла женщины вырвались сдавленные рыдания.
Арминий стиснул зубы. Подобные вещи случались в римских лагерях сплошь и рядом. Обычно насильники оставались безнаказанными. Старшие офицеры, вместо того, чтобы покарать виновных, всячески их выгораживали.
Очередное подтверждение тому, подумал Арминий, что для правителей действует одно правило, а для подданных – другое. Ответ начальника караула и, в частности, брошенные им монеты – такого женщина никак не ожидала.
– Извини, что с твоей дочерью так обошлись, – сказал Арминий.
– Ты поможешь? – В голосе женщины первые прозвучала надежда.
Арминий заставил себя посмотреть ей в глаза.
– Найти солдата, что надругался над ней, не зная ни его имени, ни подразделения, практически невозможно.
– Гай, – тотчас сказала женщина. – Я слышала, как приятель называл его Гай.
– Это самое распространенное римское имя, – возразил Арминий.
– А еще у него рябое лицо.
– Рябое лицо у многих.
Она как будто уловила его сомнения.
– Моя дочь, ей всего пятнадцать лет! Она до сих пор истекает кровью после того, что сделал с ней этот зверь. Ты наверняка можешь мне помочь. Умоляю тебя, сделай хоть что-нибудь!
Арминий тотчас вспомнил судьбу собственной тетки – над ней также надругались, после чего у нее на глазах до смерти замучили ее сына. А потом убили и ее саму. Перед глазами херуска поплыл кровавый туман. Он сжал руку женщины, заставляя ее посмотреть ему в глаза.
– Тот, кто надругался над твоей дочерью, за это заплатит. Это я тебе обещаю. Клянусь всемогущим Донаром, месть найдет насильника.
– Когда? – шепотом спросила она.
– Скоро. Большего сказать не могу.
– Я подожду, – ответила женщина, вытирая с лица слезы. – Но как я узнаю, что он наказан?
– Ты не должна ни с кем об этом говорить. Ты меня поняла? Ни с кем, – шепотом приказал Арминий.
– Клянусь жизнью дочери, что не стану.
– Я же клянусь собственной жизнью и собственным именем Арминия, что ты узнаешь, когда этот сукин сын понесет заслуженную кару.
Она посмотрела на него большими глазами.
Арминий едва не сказал ей, что вскоре насильник – а также все его дружки – станут пищей воронов. Увы, сказать это – значит поставить под удар весь его план.
– Это узнают все, – сказал он.
