Глава 38
Старому пришлось хорошенько двинуть ему, чтобы успокоить, но это было правильно, потому что Амелин полностью потерял над собой контроль. Еще больше, чем я. И то была не дикая, обезумевшая ярость, а сомнамбулический приступ или транс, точно его сознание находилось не здесь, а лишь отдавало телу команды «уничтожить противника» и то с методичной одержимостью и спокойствием пыталось их исполнить.
В широко распахнутых глазах – ни грамма эмоций, только холод, зияющая пустота и мертвое безмолвие. Выглядело это жутко.
После мощного хука Амелин тихо поплыл и, медленно осев на руки шатающемуся Петрову, отключился.
– Что вы за нелюди такие? – Кузя исступленно тряс своего друга за плечи.
Но тот не шелохнулся. Кровь из разбитой головы залила уже пол-лица, белую футболку и пол.
Макс выглядел неживым. Старый сел и стал щупать на его шее пульс.
Настины тихие всхлипывания переросли в истерические рыдания, пьяный Петров глупо улыбался, а Марков добрел до своего матраса и повалился на него.
– В больницу нужно, – сказал Старый.
– А кто за руль сядет? – запричитал Кузя. – Может, скорую вызвать?
– Связи на два километра нет, – сухо сказала я.
Мы задумчиво молчали, продолжая разглядывать Макса.
Но тут из коридора послышался гулкий раскатистый стук шагов, и все резко обернулись.
– Здрасьте, – Герасимов обалдело застыл в дверях.
– Это еще кто? – нахмурился Старый.
Вдруг Настя, совершив невообразимой силы рывок, запрыгнула на Герасимова, прицепилась и замерла.
– Что тут происходит? – Якушин отодвинул их и вошел в зал.
– Значит, это ваши альфа-самцы? – хмыкнул Старый, нервно прикуривая. – Отлично. Пацаны, кто у вас за рулем?
– Ну я, – отозвался Якушин, озираясь. Весь промокший от снега, он казался сильно уставшим, но от увиденного его глаза все больше округлялись.
– Поехали, – скомандовал Кузя. – Человека спасать нужно. Тут у вас одни беспредельщики.
– Мы на снегоходе еле проехали. Дороги отвратительные, – сказал Якушин.
– Кузина машина – зверь, – заверил Старый, с помощью Кузи взваливая Макса к себе на плечи. – Валера, подъем.
– Я не пойду, – спокойно отозвался Валера.
– Валера, пожалуйста, кончай фигней страдать. Ты же видишь, что происходит, – сказал Кузя.
– Я не пойду, – четко проговаривая каждое слово, произнес Валера.
– Что за дерьмо? – Старый позеленел от бешенства. – Мы должны ехать.
– Без меня, – Валера перевернулся на другой бок.
– Тут вопрос жизни и смерти, – взвился Кузя. – Поехали.
– Потом убью, – процедил сквозь зубы Старый и со своей тяжелой ношей грузно проследовал до дверей.
Якушин посмотрел на нас и потрясенно развел руками:
– На день оставить нельзя.
А затем коротко бросил Герасимову:
– Идем.
– Нет, – неожиданно у Семиной прорезался голос. – Вы не должны нас бросать. Пожалуйста!
Она так крепко держалась за Герасимова, что тот лишь пожал плечами и, многозначительно скосившись на Настю, покачал головой.
– Хоть кто-то в состоянии со мной ехать? – раздраженно спросил Якушин.
– Я поеду, – вызвалась я.
– Я знаю, Тоня, что ты во всех бочках затычка, но сейчас ситуация серьезная. Машину толкать или снег расчищать.
– Почему это я затычка?
– Только не вздумай обижаться. Петров?
Но когда Петров поднял на него мутные, осоловевшие глаза, Якушин сам отказался от этой затеи.
– Давай, я, – Марков неуверенно поднялся. – Пусть меня тоже доктор осмотрит.
– А у тебя что?
– Скорей всего, рука вывихнута. Возможно, зуб шатается. И синяки наверняка по всему телу. Это не считая ноги.
Когда они ушли, в доме снова воцарилась тишина.
– Что случилось? Кто они? Зачем вы их пустили? – начал расспрашивать Герасимов, безуспешно пытаясь освободиться от Насти.
Подобрав с пола черную футболку и толстовку с «Рамштайном», я подошла к Амелину, которого Петров заботливо привалил к стене. Он сразу открыл глаза. Его мелко колотило, то ли от холода, то ли от стресса, а все лицо покрылось яркими красными пятнами.
– Живой? – тихо поинтересовался он.
– Надеюсь, хотя бы сотрясение ему обеспечено.
– Ты злая, – он еле шевелил губами.
– Конечно, это я лупила человека так, чтоб он наверняка сдох.
Улыбнуться он не смог, хотя и попытался. Только кивнул, и я поняла, что ему действительно плохо.
– Что с тобой?
– Я же говорил, – он перевел дыхание, – аллергия.
– Ты правда можешь умереть? – Когда имеешь дело с таким человеком, всегда нужно быть начеку. – Только без шуток, пожалуйста.
– Не знаю. Я не хочу. Сейчас.
– Что же ты за наказание?
Я думала, у меня не осталось сил ни на волнения, ни на активные действия. Однако новый приступ паники взбодрил. Я опрометью бросилась вниз, слетела по лестнице и, не одеваясь, помчалась догонять Якушина. Но когда выскочила на дорогу к «Газели», черного «форда» там уже не было.
На улице рассвело, снег прекратился, лес вокруг стоял изумительно пушистый и белый, как на самых волшебных сказочных картинках. Издевательское противоречие между природой и моим душевным состоянием.
И вдруг вместо кристальной белизны перед глазами встала ночь, дорога, Якушин, рассказывающий про свой кулон DNR и ругающий медсестру, давшую ему аспирин. Я точно помнила, как он достал таблетки и кинул в бардачок. Аспирин и супрастин, который вроде бы от аллергии. Оставалось открыть машину. И я понеслась обратно.
Добежала до дома, ворвалась в зал. Положение дел было еще хуже, чем я думала. Амелин дышал странно, со свистом и хрипами, но кашля не было, только тяжелое шумное дыхание; его губы посинели, глаза закатились.
И все – Герасимов, Петров, Настя, даже Валера сидели на полу вокруг него с выражениями растерянности и страха.
– Тоня, где ты ходишь? – упрекнула меня Настя. – Он все время теряет сознание и тебя зовет. Иди, посиди с ним. Я не могу этого видеть. У меня слабая нервная система. Что с ним происходит?
– Аллергия, – и я принялась яростно перерывать вещи Якушина: сумку, постель, карманы одежды.
– Что ищешь? – поинтересовался Герасимов.
– Ключи от машины. Там в бардачке лекарства.
– Они у Сани всегда в куртке, – сказал Герасимов. – Но я могу открыть машину и без ключей.
Спустя два часа после того, как мы впихнули в Амелина таблетки, его дыхание стало спокойным, пятна начали бледнеть, а руки потеплели. Все это время мы почти не разговаривали, сидели и следили за каждым его движением, ждали, что будет.
Часы в гостиной громко тикали. Огонь в камине потух. Сквозь покрытые узорчатой изморозью стекла пробивались слабые солнечные лучи.
Настя первая нарушила тишину, умиленно проворковав ласковым, сюсюкающим голосом, точно новоиспеченная мать у колыбели младенца:
– Посмотрите, как он похож на ангела.
Это прозвучало наивно и совершенно неуместно, но мы дружно засмеялись – сначала над ней, а потом над словами Герасимова, что если ангелы такие, он сделает все, чтобы не попасть в рай. И сразу с наших плеч будто упал страшный груз.
Семина принесла всем, даже Валере, чай с лимоном, яблоки и целый пакет сухарей с сахаром. Я наконец начала согреваться.
Постепенно все стали расползаться по делам. Герасимов, все еще в куртке, озадаченно кружил вокруг стола, думая, как тащить его обратно. Настя выметала с пола окурки. Петров схватился за камеру, проверяя, работает ли она.
Валера вышел в коридор. Мне тоже стоило занять себя чем-нибудь, но подняться я не успела, потому что Амелин открыл глаза и сразу схватил меня за руку.
– Я не хотел. Я нечаянно.
– Успокойся. Все прошло.
– Только, пожалуйста, не отдавай меня им.
– Никого нет. Все ушли. Спи.
– Они скоро придут за мной и арестуют.
– Кто тебя арестует?
– Полиция, глупенькая.
– Прекрати. Я скажу, что он о тебя бычки тушил, и все подтвердят.
– Почему мы не сбежали, когда могли?
– Скажи спасибо, что я тебе нож не дала.
– Но я ведь знал, что будет что-то такое. Почему ты меня не слушала?
– А что, собственно, было? – попыталась отшутиться я. – Может, я давно мечтала поцеловаться с Марковым, а ты влез.
– Этот гад тебя ударил.
– Успокойся. У тебя был жуткий приступ.
– Нужно срочно уходить отсюда, – на его лице читалась паника.
Амелин попытался встать, но я его удержала.
– Сиди тут, сейчас чай принесу. Надоело постоянно тебя откачивать. Подумал бы хоть о других.
А когда я с чашкой горячего чая вернулась в зал, Амелина там уже не было.
Я поднялась в мансарду. Ни его, ни вещей, ни подушки, ни одеяла. Забыла, что мы переселили его в подвал. Подошла к окну, постояла немного, подумала и решила, что не буду лезть. Пусть отдохнет, а попозже извинюсь.
Взгляд скользнул по фонтану, деве, кованым воротам и неожиданно справа, почти под самыми окнами, уловил неясное движение. Я отставила чашку, залезла с коленками на подоконник и, крепко прижавшись лбом к стеклу, посмотрела вниз. В самом деле, к крыльцу пробирались трое. Долго разглядывать не пришлось – на них была форма.
Я успела добежать до второго этажа, когда на первом раздался настойчивый стук в дверь и обрадованные голоса Петрова и Насти.
– Не открывайте! – изо всех сил крикнула я, но было поздно.
– Что такое? – Герасимов высунулся из зала.
– Полиция. Они им открыли.
До нас донеслись возмущенное негодование Петрова, Настино жалобное поскуливание и отрывистые, резкие вопросы полицейских.
– Бежим. – Я схватила Герасимова за руку, потому что этот тормоз мог раздумывать еще тысячу лет, и мы помчались к башне. Вылетев на лестницу, в считаные минуты, добрались до подвала.
– Амелин, – заорала я. – Быстро запирай дверь!
Он вышел со стороны бильярдной и застыл с рюкзаком в руках, глупо хлопая глазами.
– Запирай, кому говорят!
Но как только раздался нарастающий топот ног по металлическим ступенькам, до него моментально дошло. Выхватив из кармана ключ, он быстро повернул его в замке и выключил свет.
Через пару секунд кто-то остановился за дверью и подергал ручку:
– Эй, Семеныч, тут подвал. Но вроде заперт и свет, кажись, не горит.
– Вроде сюда бежали, – отозвался немолодой, с явной отдышкой голос. – А вон там что за дверь? Глянь-ка.
– Гараж.
– Значит, смотались. Вызывай наряд. Я за ними по лесу гоняться не собираюсь. Остальных оформляйте. Улов небольшой, но на премию, может, потянет.
Их голоса удалялись, вскоре уже было не разобрать ни слова.
В кромешной тьме раздавалось лишь наше взволнованное дыхание.
