Глава 27
Капищенской Леди Гагой ритуальный креатив Петрова не закончился. На следующий день он достал из гаража несколько старых покрышек, отнес их в заднюю часть дома, туда, где находилась открытая площадка для отдыха, и расчистил большой ровный круг. Затем выложил по его краю покрышки, а полые места внутри них забил ветками.
Занимался он этим около часа, серьезно и старательно, в полном одиночестве и без камеры. А мы с Амелиным наблюдали за его чудаковатыми манипуляциями из окна мансарды.
Возникло множество версий на этот счет, однако даже Амелин удивился, когда, неожиданно исчезнув из нашего поля зрения, Петров, шумно топая, ворвался к нам. Спецовка расстегнута, волосы намокли, глаза блестят.
В руках он держал нерасправленный мусорный мешок.
– Извините, что помешал. – Петров по-деловому направился к сундукам.
– Что ты делаешь? – окликнула я, когда он принялся вынимать оттуда мягкие игрушки и запихивать в мешок.
– Скоро узнаете. – Петров на секунду остановился и внимательно посмотрел в глаза розовой обезьяне с длинными болтающимися руками и ногами. – Будет шикарно.
– Мне кажется, это не самая лучшая твоя идея, – сказал Амелин, подходя к нему и вытаскивая из мешка ту самую панду.
– Идея замечательная, – заверил Петров, закидывая игрушки еще быстрее, пока Амелин не отобрал остальные. – Вы просто концепцию не знаете. Я потом расскажу.
Он быстро стянул почти полностью набитый мешок и, послав мне воздушный поцелуй, выскочил за дверь.
– Пойдем посмотрим, – озабоченно предложил Амелин.
Я направилась к окну, в то время как он зашнуровывал кеды.
– На улицу идем, глупенькая. Будет очень плохо, если он так сделает.
– Как сделает? – не могла понять я.
– Если он сейчас все это подожжет, мы тут все сдохнем раньше времени. Это будет так вонять!
– Петров не идиот, – на улицу тащиться не хотелось. – Зачем ему поджигать игрушки?
– Он не идиот, – Амелин натянул пальто, – он так видит. А это еще хуже.
– Как он видит?
– Дети Шини. Забыла? И эти игрушки, неужели непонятно? Деструктивизм и отторжение. Взгляд художника. В черном едком дыму горящей резины пылает и плавится наше детство. Жалкие молящие о помощи глаза, перекошенные рты, и все такое.
Звучало дико.
Я осторожно выглянула в окно. Петров уже добрался до своей конструкции и стал перекладывать содержимое мешка внутрь покрышек.
– Нужно найти Якушина, – сказала я.
Амелин уже раскрыл дверь, но после моих слов замер на пороге.
– Зачем?
– Чтобы остановил Петрова.
Он несколько секунд постоял, подумал и отпустил дверь. Она со звонким щелчком закрылась. Затем резким движением содрал пальто, потому что оно застревало на рукавах, бросил его прямо посреди комнаты, пошел и завалился на кровать.
– Потом приходи. Расскажешь, как прошло.
– Не понимаю, на что ты обиделся. – Такая быстрая смена настроения меня очень удивляла. – Тебе все равно нельзя на улицу.
– Пока ты тут стоишь и болтаешь со мной ни о чем, возможно, бедные обезьяны и жирафы, пожираемые неистовым пламенем, уже корчатся в предсмертной агонии и их невинные души молят, чтобы этот ужас поскорее закончился, – смакуя каждое слово, мрачно произнес он. – А если я сейчас начну объяснять тебе, что любая обида – это результат собственных завышенных ожиданий, спасать твоему герою будет некого.
На лестнице мне повстречался Герасимов. После того как я рассказала, что Петров собрался поджигать шины и игрушки, он выскочил на улицу даже без верхней одежды.
Мы добежали до места, и Герасимов чересчур резко развернул Петрова к себе. В руках у того оказалась большая пятилитровая бутыль, он старательно заливал посаженные внутрь шин игрушки.
– Не вздумай зажечь, – угрожающе предупредил Герасимов, от него после бега шел такой же пар, как из бутылки.
– Чего зажечь? – Петров нахмурил брови, пытаясь сообразить, о чем речь.
– Ну, эту свою хрень.
– Как тебе такое в голову пришло? – Петров посмотрел на Герасимова как на идиота. Герасимов также посмотрел на меня.
– Я же ледяные скульптуры делаю. В Сокольниках видел. Помните Крысобела из «Ледникового периода», замороженного в куске льда? Должно получиться так же. А шины для того, чтобы мешок нужную форму имел и не расползался по земле. Видите?
Оказалось, что он вставил черные пластиковые мешки внутрь шин, вложил игрушки и теперь заливал водой.
– За ночь застынет и будет красота, – пообещал Петров. – Памятная концептуальная инсталляция «Дети Шини».
Мы с Герасимовым переглянулись.
– Дура ты, Осеева, – помолчал немного и добавил: – Ты, Петров, тоже.
Потом развернулся и ушел.
Я немного постояла, недоуменно наблюдая за детскими играми Петрова, и, переполненная эмоциями, пошла в дом.
Поднялась наверх, чтобы рассказать Амелину, как он ошибся насчет Петрова, но у него уже сидели Настя и Марков. Настя училась танцевать танго. Амелин, придерживая ее за спину и глядя под ноги, показывал какие-то движения. Марков валялся на овечьем ковре и посмеивался над ними.
– О, Тоня, – выпуская Семину из рук, обрадовался Амелин. – Давай я тебя тоже учить буду.
– Нет уж. Развлекайтесь без меня.
Заходить не хотелось, я осталась в дверях.
– Чего ты такая злая? – спросил Марков.
– А то, что все это полный бред и маразм.
– Что именно? – Настя удивленно вскинула брови.
– То, чем все здесь занимаются. Петров со своими игрушками, вы с танцами.
– Что плохого в танцах? – Амелин захлопал ресницами.
– Так не может продолжаться всегда. У нас нет денег и бензина, никто не знает, где мы и что с нами. Может, вас всех это устраивает, а я так не могу. Нам нужен план, какая-то цель, выход.
Эта мысль давно бродила во мне, но оформилась только сейчас, когда я увидела нас будто со стороны.
Амелин сел на подоконнике, болтая ногами.
– А чего ты хотела, когда сбегала? – с мягким нажимом спросил он. – Как ты себе это представляла?
– Не так.
– Я тоже не так представлял. Но получилось гораздо круче.
– Тоня, не понимаю, что тебя расстраивает? – Настя опустилась на сундук, но я не двинулась с места, по-прежнему стоя в дверях.
– То, что мы живем так, словно завтра не наступит никогда, будто это один бесконечный день.
– Еда у нас действительно заканчивается, – признал Марков.
– Как ты это себе представляла? – прицепился Амелин. – Хотела на вокзалах ночевать с наркоманами и бомжами? Останавливать дальнобойщиков и всячески умолять их подбросить тебя хоть куда-нибудь, чтоб в дороге немного отдохнуть? Греться в магазинах и караулить в «Маке» недоеденный гамбургер?
Он смотрел так, словно я одолжила у него миллион, а теперь уверяла, что ничего не брала.
– Я вот, например, это себе так представлял.
– Когда я убегала, у меня были деньги.
– Ты, Осеева, что-то конкретное предлагаешь? – подперев голову, Марков вопрошающе щурился в мою сторону.
– Ты у нас самый умный. Вот и предлагай, откуда еду брать, деньги и вообще, что нам теперь делать.
– Главное до весны протянуть, – с серьезным лицом сказал Амелин. – А там подножный корм пойдет: грибы, ягоды. Можно будет огород вскопать и картошку выращивать. Тоня, ты умеешь картошку выращивать?
– Иди на фиг.
– Нет, правда. Если умеешь, я на тебе женюсь. Потому что, если есть картошка, можно даже не уметь готовить.
– Твой тупой юмор уже достал.
– А ты сходи, пожалуйся, к Якушину. – Он вдруг спрыгнул с подоконника и, ухватив Настю за руку, резко стянул с сундука, чтобы танцевать дальше.
От неожиданности Семина громко взвизгнула. Марков засмеялся.
Я ушла, громко хлопнув напоследок дверью.
Все, что я сказала в запале, не успев хорошенько обдумать, было реальным положением дел. Мы сбежали из дома девять дней назад, а ощущение было такое, что прошла целая вечность. Да, в Капищено было относительно спокойно, если не считать все странные и нереальные вещи с темными комнатами, белыми фигурами, бродящими по коридорам, пакетами и привязыванием к кровати.
Однако они принимались как нечто должное, необходимое условие проживания здесь. Ведь нельзя приехать в чужой дом, беспрепятственно жить в нем и полагать, что такая жизнь будет протекать без происшествий. А чтобы вернуться в реальность, зажечь свет в темноте, нужно было проснуться.
Якушин нашелся в беседке. Он сидел на перилах, вытянув ноги вперед, и курил сигару, одну из тех, что мы нашли в библиотеке. Сигареты у него кончились пару дней назад. Увидев меня, он беспокойно заерзал и чуть не свалился с перил.
– Что делаешь? – Я подошла и оперлась о столб так, чтобы видеть его лицо.
– Ничего.
– На тебя не похоже.
– Надоело все. – Он почему-то избегал смотреть на меня. – Живут же люди, не напрягаясь. И мне надоело.
Сигара разгорелась красным огоньком.
Она пахла сладкой вишней. Чужой, густой, незнакомый запах.
– Природа вон, живет себе спокойно и живет, а мы чего-то с ума сходим, дергаемся без толку.
– Природа, она, между прочим, всегда есть. Чего ей торопиться и дергаться?
– А может, нужно просто ловить момент? – Он расстегнул молнию на куртке, достал свой кулон и посмотрел на него. – Просто здесь и сейчас.
– Ты сам говорил, что в деревне можно попроситься на работу или хотя бы за еду что-то сделать.
– Это я фигню говорил. – Он прищурился от дыма. – Сейчас зима. Что в деревнях зимой можно делать? Не знаешь исконный русский уклад? Только водку пить. Все от безделья дуреют, не только мы.
– Может, доехать до города или поселка?
– В баке чуть меньше половины. Даже если хватит туда и обратно, а денег не найдем, вообще не на чем ездить будет. А как раздобыть деньги за одну поездку, я без понятия. Единственное, что могу предложить, выехать куда-то, где есть связь, и тупо вызвать полицию.
– Нет, это ужасно, – я вспомнила наши фотографии по телевизору. – Давай еще что-нибудь придумаем?
– Ну вот и думай, а я уже устал. С этими раздолбаями даже за дровами нормально не сходишь. Дети Шини, блин. Монстры и демоны. Вы все как выпускники детского сада. Совершенно неприспособленные к жизни. Оторванные. Только разговаривающие взрослыми заумными словами, а на самом деле ничего, кроме своих компов, не видевшие.
– Не знаю, что ты за свои восемнадцать успел увидеть, но если бы не был таким же, не сидел бы тут с нами.
– Девятнадцать.
– А то я не в курсе, сколько тебе лет.
– Значит, не в курсе.
– Что, правда? Сегодня уже двадцатое января? Поздравляю. – Я сделала шаг к нему, но он со словами «только никому не говори, ненавижу этот день» перекинул ноги через перила и прыгнул в сугроб.
В ту же секунду раздался страшный треск, и на моих глазах Якушин начал медленно проваливаться под снег. Я и предположить не могла, что умею так быстро преодолевать барьеры. Вот бы наш физкультурник порадовался! Я даже через коня никогда так не летала.
Упала рядом с Якушиным и ухватила его двумя руками за куртку на плечах. На какое-то время он перестал сползать. Снег вокруг быстро осыпался, и моим глазам предстала глубокая черная дыра, дна которой видно не было и в которую Якушин мог сорваться.
Повиснув на локтях где-то на уровне груди, он рывками подтягивался, но снег под его руками и животом скользил, и с каждым следующим разом Якушин съезжал все ниже.
Говорят, в критических ситуациях у людей просыпается сверхсила, и в тот момент я испытала это на себе. Потому что Якушин был нормальный взрослый парень, килограмм восемьдесят, наверное, вместе с одеждой, а я, по данным полицейских, «на вид пятнадцать».
И когда на меня жаркой волной накатило осознание того, что любая следующая попытка может стать последней, я дернула его с такой силой, что чуть не вырвала себе руки, но зато у него получилось вылезти по пояс, и я, потеряв равновесие, упала назад.
Выбравшись, Якушин остался лежать возле той ямы лицом вниз, а я подползла к ней на четвереньках и заглянула внутрь. Пустота и чернота. По краям – гладкие каменные выступы. И стены тоже серые, каменные.
– Это колодец, – сказала я, словно это должно было успокоить.
В ответ он горестно застонал и нехотя поднялся. Весь с ног до головы в снегу, даже на лице снег. Пластырь отклеился и потерялся. На носу осталась небольшая ссадина.
Дрожащими руками я помогла ему отряхнуться.
– Зря ты меня спасала, – с тяжелым вздохом произнес он. – Умереть в свой день рождения довольно эпично.
Если бы это сказал Амелин, я пропустила бы мимо ушей, но слышать подобное от Якушина было более чем странно.
– Ничего эпичного не вижу. А еще говоришь, что ты взрослый.
– Ладно, в следующий раз моя очередь спасать. Увидишь призрака – зови, – он усмехнулся своим словам, дружески похлопал меня по плечу и вскоре окончательно вышел из того уныло-задумчивого состояния, в котором я его нашла.
