Глава 19
На следующее утро, когда я закончила мыть посуду, в кухню прямо с улицы, в спецовке и сапогах ворвался Петров.
– Где Семина? – бросил он, оглядываясь.
– Моется. А что случилось?
– Слушай, у тебя есть помада? Или какая-нибудь другая ваша краска?
– Только блеск и тушь. У Насти целый чемодан этого добра. А зачем тебе?
– Хотим Маркову девушку сделать. Статуя – идеальный вариант.
С этими словами он помчался ломиться в ванную к Семиной, спрашивая, можно ли у нее взять помаду, а когда та разрешила, попросил меня принести.
Не горя особым желанием, я все же поднялась в нашу комнату, залезла к Насте в сумку и нашла пузатую косметичку. Чего там только не было! Даже туго свернутые в трубочки красные шелковые ленты.
Выбрала самую яркую, алую помаду, застегнула сумку, задвинула под кровать, и уже собралась вернуться, как вдруг рядом, почти за самой дверью, что-то громко и отрывисто стукнуло. Затем отчетливо послышались тихие, крадущиеся шаги. Я осторожно выглянула из комнаты.
Посмотрела направо – неосвещенный коридор был по-прежнему пуст. С левой стороны шел тусклый сероватый свет, а дверь в башенку, прежде наглухо запертую, неожиданно оказалась приоткрыта и колыхалась на сквозняке. Очень странный и пугающий факт: вчера я лично несколько раз пыталась ее открыть.
Любопытство сгубило кошку, но я двинулась в сторону таинственного света, и тут вновь раздалось нечто похожее на быстрые шаги. Я обернулась, но услышала лишь едва различимый щелчок, словно кто-то бежал, а потом скрылся в одной из спален. Тем временем открытая дверь продолжала мерно покачиваться, точно кто-то невидимый приглашал войти.
Я замерла в нерешительности, а когда снова подалась вперед, отчетливо уловила движение за своей спиной, быстро развернулась, но успела заметить лишь неясные очертания белой, плавно удаляющейся фигуры. Через несколько секунд она растворилась в глубинах коридорного мрака.
В животе похолодело, ладони покрылись испариной, голова кружилась, нахлынувший приступ паники мгновенно парализовал. Неизвестность, одиночество, беззащитность и просто страх, тупой бесконтрольный страх, от кончиков пальцев до самого затылка.
В ту же секунду звучный, отрывистый хлопок резко и болезненно вырвал меня из оцепенения.
Не отдавая себе отчета, я пронзительно завопила и опрометью бросилась вниз. Пронеслась мимо растерянной Насти и, стремглав выскочив на улицу, упала прямо в объятия обалдевшему от неожиданности Якушину. Крепко уткнулась ему в плечо и замерла.
– Что случилось? – он с тревогой попытался заглянуть мне в лицо.
Но я молчала, не зная, как описать то, что видела, и тем более то, что чувствовала. Казалось, стоит вынырнуть из-под телогрейки, и опять начнется паника. Якушин все же оторвал меня от себя, и сразу стало дико холодно.
– Кажется, там было привидение, – сказала я ему на ухо, так, чтобы никто не слышал.
– Что? – он недоверчиво поморщился. – Это, наверное, Петров прикалывается.
– Нет, правда, дверь в башенку открыта.
– Она же была заперта, – Якушин задумался. – Хочешь, чтобы я сходил и посмотрел?
Я смущенно кивнула.
– Чего такое? – поинтересовался стоявший неподалеку Герасимов.
– Идем выгонять призрака, – весело скомандовал Якушин и, подхватив лопату, решительно направился к дому.
Подорвавшись, парни наперегонки понеслись в дом. Даже прихрамывающий Марков. Вломились, как стадо обезумевших слонов, и засыпали снегом весь холл и лестницу. На крыльце с ними столкнулся Петров, а когда понял, куда все бегут, тут же с улюлюканьем бросился следом. Они влетели на третий этаж с таким грохотом, что если там и были привидения, от такого шума наверняка все попрятались.
Внутри башенки оказалась деревянная винтовая лесенка, ведущая вверх и вниз. Наверху – небольшая круглая комната, где стоял широкий письменный стол и кресло, остальное пространство занимали большие книжные шкафы. Воздух был спертый, застоявшийся, но сырость не чувствовалась. Хорошее, вполне располагающее место, не хуже мансарды. Здесь же мы нашли шахматы, колоду карт и сигары, но ни малейшего намека на призрак.
В самом низу оказался чулан и две двери. Одна, деревянная и очень крепкая, запертая со стороны лестницы на засов, вела прямиком в гараж, а другую – массивную и оббитую железом, открыть не удалось.
В чулане же под лестницей, за дощатой перегородкой, стоял новенький блестящий снегоход, а за ним – целый склад всевозможного зимнего инвентаря: лыжи, снегоступы, санки. Судя по всему, сюда воришки не смогли пробраться.
Якушин так обрадовался снегоходу, что забыл, для чего мы пришли. Сразу полез разгребать чулан и велел парням вытаскивать вещи наверх.
– Все, Тоня. Нет здесь никаких призраков, – на бегу бросил он, когда я сказала, что все равно непонятно, почему башня открыта.
А когда они утащили снегоход, на вбитом в дощатую перегородку загнутом гвоздике я заметила большой золотистый ключ с двумя бородками. Сняла его и начала рассматривать. Вдруг нагрузившийся лыжными палками Марков, не доходя до гаражной двери, повернулся ко мне:
– Ладно, Осеева, я тебя прощаю. Ты все же тогда возле школы за меня заступилась.
– И я тебя, – откликнулась я со странным облегчением. Он согласно кивнул и ушел.
Ключ оказался от второй, запертой железной двери. Он без труда вошел в замок и легко повернулся. Внутри – кромешная тьма, хоть глаз выколи. А бездонный проем мрака – мой самый жуткий страх. О том, чтобы войти туда в одиночку, и думать было нечего.
Парни уже выкатили на улицу снегоход и пытались проверить, работает ли он.
– Саша, – я легонько тронула за плечо сидевшего на корточках Якушина.
– Что еще? – он резко и недовольно поднял голову.
– Да нет. Ничего.
Я собиралась уйти, но он отложил отвертку и выпрямился.
– Говори же.
– Я нашла ключ и открыла ту железную дверь.
– И что там?
– Темно и воняет сыростью.
– Замечательно!
– Саш, я тебя обидела чем-то?
– Нет, просто придумываешь всякое и отвлекаешь. Займись тоже чем-нибудь полезным.
Амелин сидел на кровати в наушниках и, обложившись книгами, что-то читал. На подоконнике и сундуках тоже стояли стопки книг.
– Привет, – я вытащила у него из уха наушник, и он разулыбался так, словно увидел чудо из чудес.
– Наконец-то ты пришла!
– Откуда у тебя все эти книжки?
– В библиотеке взял. Представляешь, даже словарь английского нашел.
Он показал квадратный словарик в мягкой обложке.
– В какой библиотеке? – подозрительно спросила я.
– Которая в башне. Там, оказывается, полно всего интересного.
– Как ты туда попал?
– Через дверь, глупенькая.
– Прекрати паясничать. Как ты открыл дверь?
– Я нашел ключи, – сказал он, вытаскивая из-под подушки увесистую связку. – В сундуке, под игрушками лежали.
И в подтверждение помахал у меня перед носом большеглазой плюшевой пандой.
– Значит, это ты там ходил? – я вырвала у него панду и замахнулась.
Он моментально прикрыл голову руками.
– Где ходил?
– Сейчас как врежу.
– Я только книжки взял, и все, – жалобным голосом проговорил он из-под рук.
– Дай сюда ключи.
– Не могу, – он шутливо спрятал связку за спину. – Всем известно, что женщинам нельзя давать ключи. Особенно, если это касается запертых дверей.
– Ладно, у меня тоже есть кое-что.
Уловка мигом сработала, он заинтересовался.
– Что же?
Теперь была моя очередь вредничать.
– Я нашла свой ключ, – достала и показала ему, – от одной таинственной двери.
– Так, значит, душераздирающий вопль, который заставил меня похолодеть от ужаса, был возгласом радости и удивления, когда ты нашла этот ключ?
Он сиял, невероятно довольный своей шуткой.
– Как же ты меня бесишь!
– Не бесись. Просто расскажи, что за дверь.
– И не собираюсь. У тебя удивительная способность злить на ровном месте.
– Хочешь, я тебе почитаю? Это всегда помогает.
Он потянул меня за руку и усадил рядом, затем раскрыл книгу и стал с середины читать.
«Пришла в себя девушка и огляделась – видит, стоит перед ней дворец черного мрамора, вокруг него прекрасный сад раскинулся, а возле дворца – косматый зверь. Обмерла красавица со страху, а зверь вдруг говорит ей ласковым голосом: – Не бойся меня, красна девица, я тебя не обижу. Погуляй сперва по саду, а потом во дворец ступай, там тебе и стол, и ложе приготовлены. Да смотри: что бы с тобой ни приключилось, не произноси ни звука, даже если тебя мучить станут» .
– Зачем ты мне это читаешь? – я шлепнула пандой по книге, и та захлопнулась. – Это подкол такой?
– Это не подкол, – он невинно захлопал глазами. – Это сказка «Розочка». У меня в детстве такая книжка была, когда я с бабушкой и дедушкой в деревне жил, пока не уехал.
Там было классно. Особенно заброшенные поля, которые летом цвели красным клевером. Еще там была речка. Быстрая и очень холодная. Я на полном серьезе думал, что это тот самый источник, в котором течет живая и мертвая вода. Даже несколько раз пытался оживить дохлую мышь. А еще бабушка всегда готовила ужин, даже когда после работы приходила. Что-то очень вкусное: жареную картошку или макароны по-флотски. А на обед оставляла нам суп. Дед больше всего любил грибной, и у нас повсюду сушились грибы. Если бы ты знала, как они обалденно пахнут. Наверное, это было счастье. Жаль, что я об этом тогда не знал.
– Чего же ты от них уехал?
– Потому что они умерли. Просто взяли и умерли в один день. Так бывает. Но не спрашивай, пожалуйста, как «так», – на выдохе прохрипел он и в ту же секунду закашлялся до слез.
– Ты таблетки пил? – попыталась я сменить тему.
Он помолчал немного, возможно, вспоминая свое, а затем поднял глаза и хитро сказал:
– Главное мое лекарство – это ты.
Ему определенно нравилось ставить меня в неловкое положение.
– Будешь продолжать в том же духе, прекращу с тобой общаться. Вроде все хорошо, а потом – бац, и начинается пурга.
– Расскажи, чего тебе привиделось?
– Это было на самом деле. Не хотите, можете не верить.
– Они не верят? Даже твой Якушин?
– Почему мой?
– Что, я не вижу, как ты на него смотришь?
– Никак я не смотрю. Он просто старше, и я к нему прислушиваюсь.
– Особенно внимательно ты прислушивалась к нему у фонтана. Это было очень трогательно.
– Иди на фиг.
– Так что? Расскажешь, чего боишься? Я же рассказывал про зарезанного мальчика.
Я ответила не сразу, потому что такое было сложно объяснить.
– Обычно они приходят по ночам из темноты и кажутся лишь призрачными образами чего-то жуткого и необъяснимого. Теперь это случилось средь бела дня, и было до ужаса правдоподобно.
Амелин понимающе кивнул.
– Раньше я тоже боялся темноты. Нам соседи снизу регулярно перерезали провода из-за того, что Мила после клуба приводила гостей, и они шумели. Мы иногда по два месяца без света жили. Поначалу я тоже паниковал, потому что приходилось всю ночь сидеть в темноте одному, но потом привык и научился с ней дружить.
– Почему ты сидел ночами один? – живо заинтересовалась я.
– Потому что у сестры работа такая. Она танцовщица, – новый приступ кашля свалил его на подушку, несколько книг слетели с кровати и рассыпались, а когда я их подняла, он уже снова сидел, как ни в чем не бывало.
– Это ужасно – оставаться ночами одному, – понимающе сказала я. – У меня тоже такое было.
– И что?
– Ничего, – про это говорить не хотелось.
– Понимаешь, темнота как боль – ее просто нужно принять, тогда она станет частью тебя самой, – произнес он многозначительно.
– Зачем мне ее принимать, если я от этого физически болею?
– А ты просто расслабься и не думай о плохом. Темнота обостряет чувства, обоняние и слух. Ты становишься сильной, но по-другому.
– Ерунда. У меня сердце в эти моменты останавливается, и я задыхаюсь.
– Это как глубоко нырнуть внутрь себя. Так глубоко, что мысли отходят на второй план, остаются только ощущения. Даже приятно. Мы все приходим из темноты и уходим в нее. Темнота, одиночество и боль – суть нашего пребывания в этом мире.
– Опять твои заупокойные разговоры? Меня от них тошнит.
– Или терпи и пересиль себя, или живи все время в страхе, – заявил он поучительно, как было у него дома, когда мы приходили с Герасимовым.
– Слушай, не нужно мне ля-ля про терпение. Я видела твои руки. Ты сам замороченный и слабый. И вообще суицидники не имеют права поучать кого-либо.
На мгновение помрачнев, Амелин снова натянул сияющую улыбку.
– Просто сильнее смерти ничего нет, а темнота не убивает.
– Мне надоело с тобой разговаривать, – я встала.
– Так что за той дверью?
– Темный и страшный подвал.
– О! – вдруг обрадовался он. – Клин клином, Тоня. Давай сходим туда ночью?
– Еще чего.
– Значит, ты все-таки слабачка. Что и требовалось доказать, – по лукавому выражению лица я видела, что он пытается взять меня «на слабо», и не ошибся. Со мной это всегда работало.
В конце концов не одной же мне туда идти.
– Хорошо, – сдалась я. – Только пока никому ничего не говори.
