Глава 19
Это наши отцы-прародители

Мы вышли на посадочную полосу, сухую, нагретую так, что над ней дрожал воздух, – настоящая благодать после липких джунглей. Солдаты, охранявшие полосу, удивились при виде нас, мокрых, покрытых грязью. По их словам, в Катакамасе, всего в семидесяти милях от У1, дождей не было вообще. Они не стали сразу впускать нас в фургон, вежливо попросив облиться из шланга. При помощи палки я очистил свои ботинки. Даже струя воды смыла липкую грязь с тела лишь через пять минут. Оказавшись в отеле, я позвонил жене, принял душ и переоделся. Уложив в мешок свою вонючую одежду, я отнес ее в стирку, сочувствуя тем, кому придется этим заниматься. Затем я лег на кровать, подложив руки под голову. Недовольство из-за того, что пришлось покинуть У1, смягчалось восхитительным ощущением сухости, которого я не знал восемь дней, хотя на мне еще оставались следы укусов.

Наконец я присоединился к Стиву у бассейна. Мы погрузились в пластиковые кресла и заказали холодного «Порт-Ройяла». Стив выглядел измотанным.

– Чудо, что мы выбрались оттуда живыми и здоровыми, – сказал он, промокая лоб салфеткой. – И что никого не укусила змея. Но, бог мой, сколько трудов! Когда я начинал, у меня была одна цель: опровергнуть или подтвердить легенду о Сьюдад-Бланка. Начало было таким, и вот как все повернулось. Может, этого и хотел обезьяний бог – завлечь нас туда.

– И что вы думаете? Подтвердили легенду?

– Мы подтвердили, что в Москитии обитало многочисленное население, которое создало культуру высокого уровня, не уступающую ни одной другой культуре Центральной Америки. Если мы вместе с гондурасскими властями сумеем сохранить это место, я сочту, что действительно кое-чего добился. Работа продолжается и, может быть, будет идти до конца моей жизни.

Тем вечером к нам за ужином присоединился Вирхилио. Я спросил его о вырубках в джунглях, над которыми мы летели. Он был потрясен и озабочен тем, что увидел. По его словам, мы нашли объект в последний момент – еще немного, и порубщики и мародеры добрались бы до него. Он разговаривал об этом с президентом, который был твердо намерен приостановить уничтожение лесов и даже восстановить вырубленное. В конце концов Вирхилио развел руками:

– Гондурасское правительство считает своим долгом защитить этот район, но у него нет денег. Нам срочно необходима международная помощь.

Вскоре помощь была оказана. Год спустя Международное общество сохранения природы (МОСП) обследовало долину, имея в виду сделать ее одним из своих объектов. Общество направило на У1 Тронда Ларсена, биолога и директора Программы быстрой оценки, чтобы выяснить, какую биологическую важность представляет долина и заслуживает ли она особой защиты. МОСП работает в различных странах, сотрудничая с правительствами и другими структурами в деле спасения экологически важных территорий. Это одна из самых эффективных экологических организаций в мире: она участвовала в защите материковых, прибрежных и морских районов общей площадью 2,8 миллиона квадратных миль в семидесяти восьми странах.

Гондурасские военные доставили Ларсена в долину, где он прошел пять миль, исследуя горные хребты, в южном и северном направлениях, двигаясь вдоль безымянной реки. Археологией он не занимался – только биологией.

Долина произвела на Ларсена сильное впечатление. «Для Центральной Америки это уникальное явление, – сказал он мне, – девственно-чистый, нетронутый лес» с «очень старыми деревьями», которые «давным-давно не видели человека»: возможно, пятьсот лет. Ларсен утверждал, что здесь созданы идеальные условия для обитания ягуаров, о чем свидетельствуют их следы и фекалии, обнаруживаемые повсюду. И еще, отметил он, это идеальное место для многих обитателей дождевых лесов, чувствительных к окружающей обстановке, особенно паукообразных обезьян. «Их изобилие – показатель потрясающего здоровья леса, – сказал он мне. – А это самые чувствительные животные из всех. Их поведение свидетельствует о том, что они прежде не видели человека». Он показал свои снимки паукообразных обезьян знаменитому приматологу Расселу Миттермейеру. Миттермейер был заинтригован, решив, что белые отметины у них на лице, необычно яркие, могут указывать на принадлежность животных к неизвестному подвиду. Правда, он оговорился: прежде чем что-либо утверждать, необходимо увидеть их живьем.

Эта непродолжительная экспедиция настолько впечатлила Международное общество сохранения природы, что его вице-президент – актер Харрисон Форд – отправил президенту Гондураса Эрнандесу письмо с одобрительным отзывом о его усилиях в деле сохранения природы. Как писал Форд, МОСП установило, что это один из «самых здоровых тропических лесов в обеих Америках» и что долина У1 вместе с окружающей ее территорией является «необычайным экологическим и культурным сокровищем, имеющим всемирное значение».

В вечер нашего возвращения из джунглей Вирхилио сказал мне, что президент хочет как можно скорее сообщить миру о наших находках на У1, до появления слухов и неточных описаний. Он спросил, не может ли «Нэшнл джиогрэфик» разместить что-нибудь на своем сайте. На следующий день я написал короткую, в восемьсот слов, статью, которую опубликовали 2 марта 2015 года. Вот несколько отрывков из нее:

Публикация в Интернете вызвала живой интерес у публики, ссылки на нее стали быстро распространяться. С восемью миллионами просмотров и сотнями тысяч перепостов статья стала второй по популярности за всю историю существования онлайн-версии «Нэшнл джиогрэфик». Она появилась на первых страницах газет Гондураса и других центральноамериканских стран. И конечно, многие СМИ сообщили о находке Белого города.

Президент Эрнандес приказал военным постоянно охранять объект от мародеров, которые могли вычислить его местонахождение. Несколько недель спустя он на вертолете отправился в джунгли, чтобы увидеть город своими глазами. По возвращении он заявил, что правительство сделает «все необходимое» для защиты долины и всего региона, пообещав принять меры для прекращения незаконных вырубок, подбирающихся к долине. «Мы, гондурасцы, – торжественно заявил президент, – несем ответственность за сохранение своей культуры и своего наследия. Мы должны узнать и изучить культуры, которые предшествовали нашей; ее создавали наши предки, внесшие вклад в формирование нашей нации. Поэтому правительство сделает все, чтобы начать исследование и изучение этого нового археологического объекта».

Патрик Лиги, сенатор от Вермонта, проявляющий особый интерес к Гондурасу, выступил в сенате, призвав Соединенные Штаты поддержать усилия гондурасцев, направленные на «обеспечение безопасности и сохранение» У1.

Возникла дискуссия. Кристофер Бегли из Трансильванского университета (археолог в «Стране джунглей») и Розмари Джойс из Беркли опубликовали письмо с критикой работы экспедиции, предложив своим коллегам и студентам подписать его. Члены экспедиции обвинялись в том, что они «сделали ложные заявления об открытии», преувеличили ценность объекта, пренебрегли предыдущими археологическими разысканиями в Москитии и проявили неуважение к коренным обитателям Гондураса, не приняв во внимание, что те знали о существовании объекта. Критиковались также публикации в «Нэшнл джиогрэфик» и «Ньюйоркере», якобы содержавшие «риторические элементы, которые свидетельствуют об устаревшем и оскорбительном этноцентрическом отношении, идущем вразрез с усилиями антропологов, направленными на увеличение инклюзивности и многообразия». Авторов беспокоил язык сообщений, который, по их мнению, говорил о возвращении к порочной колониальной археологии в стиле Индианы Джонса.

В письме высказывались, однако, и ценные соображения, которые я суммирую ниже. Археологи прошлого употребляли ныне запрещенные обороты. Печальная правда состоит в том, что до недавнего времени многие археологи были поразительно бесчувственны и невежественны, когда дело доходило до полевых работ, игнорируя чувства, религиозные убеждения и традиции коренных народов. Они незаконно раскапывали захоронения, иногда грабили свежие могилы, выставляли человеческие останки и похоронные принадлежности, требующие осторожного обращения, на всеобщее обозрение в музеях, вывозили священные предметы, не имея на них прав собственности, говорили о «доисторических» индейцах так, словно до Колумба у них не было истории, рассказывали местным жителям об их прошлом и происхождении, считая их знания мифами, заявляли об «открытии» объектов, давно известных коренным обитателям этих мест. Самым сильным оскорблением была идея «открытия» европейцами Нового Света, словно проживавшие здесь народы не существовали до прихода европейцев. Выражения «потерянный город» и «утраченная цивилизация» вызывали неприятные ассоциации с археологическими представлениями и методами, ставшими достоянием прошлого.

Я согласен с большей частью этих доводов и рад тому, что сегодня археологи в своих исследованиях и выступлениях стараются быть как можно более точными и учитывать самые разнообразные представления. Однако такой подход ставит в трудное положение нас, пишущих об археологии для непрофессионалов, поскольку практически невозможно найти адекватную замену таким словам, как «потерянный», «цивилизация» и «открытие», не насилуя язык.

При этом авторы письма критиковали не только словоупотребление. Обвинение в том, что участники экспедиции не знали (или, того хуже, игнорировали) прежние археологические исследования в Москитии, вызвало негодование некоторых ученых. К тому же оно было необоснованным. Стив Элкинс и его исследователи просматривали архивы как в Гондурасе, так и в Соединенных Штатах, собирали копии всех опубликованных и неопубликованных работ, докладов, фотографий, карт, дневников, составили перечень всех материалов по Москитии, появившихся за сто предыдущих лет. В своей статье в «Ньюйоркере» от 2013 года, посвященной открытиям, сделанным с помощью лидар-съемки, я упоминал о Бегли и его работе, обильно цитировал Джойс и других археологов, дал обзор археологической информации по Москитии. Отчет, опубликованный в «Нэшнл джиогрэфик», содержал ссылку на эту статью. Ничьи заслуги не были забыты.

Кроме того, Бегли заявлял, что никто из членов экспедиции не связывался с ним, но и это неправда. Том Вайнберг просил Бегли о помощи в конце 1990-х годов (о чем свидетельствуют переписка по электронной почте и отчеты), однако впоследствии Стив исключил его из проекта. После успешной лидар-съемки в 2012 году Бегли послал несколько электронных писем Стиву, предлагая свои услуги: «Я буду рад оказать помощь в наземном подтверждении и во всем, что потребуется». По совету других участников проекта Стив отклонил его предложение; о том, чем руководствовались советники, я расскажу ниже.

Журнал «Американская археология» отправил репортера Чарльза Полинга на сбор материалов для освещения этой дискуссии. Полинг проинтервьюировал Бегли и нескольких других людей, подписавших обращение. Бегли написал письмо, где пространно объяснял суть обвинений и утверждал, что публичность, сопутствующая открытию, неоправданна. Вот что он сказал Полингу: «Объект ничем не отличается от тех, которые в течение многих лет находили там археологи, если судить по размерам и каменным артефактам на поверхности. Зачем такая публичность?» Он возражал против участия съемочной группы в работе и называл это «низкопробными киношными фантазиями», которые возрождают «образ великого героя-исследователя». Бегли также сказал, что, хотя ему неизвестно местонахождение объекта, он тем не менее уверен, что «коренные жители знают и о самом объекте, и о том, где он находится». Еще он предположил, что и сам мог побывать на этих руинах. Другие авторы подписей также пренебрежительно отзывались об экспедиции. Джойс сообщила корреспонденту «Американской археологии», что, по ее мнению, экспедиция представляла собой «авантюрное путешествие в страну фантазий». Марк Бонта, этноботаник и специалист по культурной географии из Университета штата Пенсильвания, занимающийся Гондурасом, так отозвался об экспедиции: «Сегодня это, завтра – Атлантида. Настоящее реалити-шоу». Джон Хупс, заведующий кафедрой антропологии в Университете Канзаса и знаток культуры древнего Гондураса, разместил на своей странице в «Фейсбуке» лидар-изображение части У1, опубликованное ООО «ПЛЛ» («Под лучом лидара»), и высмеял его за ничтожные размеры. «Неужели в „потерянных городах“ Гондураса обитали лилипуты?» – саркастически вопрошал он. Бегли и другие присоединились к нему, издеваясь в комментариях над небольшими размерами объекта. В конце концов Хуан Карлос указал Хупсу, что тот неправильно интерпретировал масштабную линейку на лидар-снимке и уменьшил размеры в десять раз: Хупс принял километр за сто метров.

Корреспондент «Американской археологии» заметил, что Бегли и сам многие годы привозил на объекты в Москитии съемочные бригады и знаменитостей и публично рассказывал о своих поисках Сьюдад-Бланка и «потерянного города», а в статье, помещенной на его веб-сайте, именовался «Индианой Джонсом от археологии». В чем же отличие? Бегли на это ответил: «Я не возражаю против СМИ. Я тоже общаюсь с ними, но делаю это по-другому». Об экспедиции он сказал так: «Эта нацеленность на поиски сокровищ и открытие потерянных городов угрожает самому существованию археологических ресурсов». Бегли продолжил критиковать экспедицию в своем блоге, сравнивая ее участников с «детьми, разыгрывающими сценарий фантастического фильма» и утверждая, что «большинство ученых испытывают отвращение» к такому «колониалистскому дискурсу».

Десять докторов наук, участвовавших в экспедиции, были ошеломлены. Шумная критика выходила далеко за пределы научного спора или дискуссии о языке. Членов экспедиции поразило, что ученые, которые не были на объекте и не имеют о нем ни малейшего понятия, выносят о нем суждения с таким апломбом. Но они поняли, что к письму, подписанному двумя десятками профессоров и студентов, включая таких уважаемых, как Джойс и Хупс, нужно отнестись со всей серьезностью. Видя, что письмо пестрит фактическими ошибками, Хуан Карлос, Крис Фишер и Алисия Гонзалес набросали ответы на часто задаваемые вопросы об экспедиции, пытаясь дать разъяснения критикам. «Главная цель нашей деятельности – продемонстрировать богатое культурное и экологическое наследие этого региона, существование которого находится под угрозой, чтобы привлечь к проблеме внимание международного сообщества и найти средства для начала эффективной консервации… Мы просим этих археологов и всех, кто озабочен судьбой Гондураса и его уникального культурного наследия, присоединиться к нам в этой важной работе, которая потребует совместных усилий и доброй воли всех заинтересованных сторон». В письме отмечалось, что ни один из объектов, обнаруженных на У1 или У3, не был «прежде зарегистрирован в базе данных по культурному наследию, созданной гондурасским правительством».

Ряд СМИ, включая «Вашингтон пост» и «Гардиан» (Великобритания), опубликовали статьи, посвященные этой полемике, где перепечатывались обвинения и цитировались Бегли и другие из числа тех, кто оспаривал важность (и даже само существование) находки. «Любопытно, – написал мне Крис, – что многие репортеры, узнав от меня о наличии „ответов на часто задаваемые вопросы“, не загорелись желанием прочесть публикацию. Им нужны были только агрессивные высказывания, чтобы подлить масла в огонь полемики».

«У меня такое ощущение, будто мы на скамье подсудимых, – писала мне Алисия Гонзалес. – Да как они смеют? Чушь!»

Крис Фишер сообщил «Американской археологии», что обвинения в наш адрес просто смешны. «Наша работа привела к тому, что территорию взяли под охрану. Мы готовим научные публикации. На цифровой карте показано то, что мы видели на местности. Важнейшей целью экспедиции было подтверждение того, что мы увидели с помощью лидара. Не думаю, что это похоже на авантюризм». Особенно Криса обескуражило то, что Бегли назвал его «охотником за сокровищами» – самое тяжелое оскорбление для археолога. «Где его отрецензированные публикации? Где его научные достижения? Я не нашел ни одной его отрецензированной статьи. А если он заявляет, что побывал на этих руинах, то где карта? – вопрошал Крис. – Занимаясь археологией, вы должны производить съемку местности, составлять карты, делать фотографии, вести заметки и так далее. Если он [Бегли] располагает такими материалами, то должен передать их в Гондурасский институт антропологии и истории, поскольку это местное культурное наследие. Если он не делает этого, то его поведение является колониалистским и неэтичным». Но по данным IHAH, Бегли, в нарушение гондурасских законов, не сдал в институт ни одного отчета о своей работе.

Национальное географическое общество опубликовало на своем сайте ответ членов экспедиции: «Как мы надеемся, наши коллеги оценят внимание, которое привлек к себе этот проект, и его огромную пользу не только для исследователей, работающих в этом регионе, но и для народа и правительства Гондураса. Мы надеемся также, что сообща сможем дать толчок более широким научным исследованиям в Москитии».

Вирхилио Паредес в качестве директора IHAH написал письмо в нашу поддержку, и мы опубликовали его в Сети вместе с ответами на вопросы. В частной переписке Вирхилио сообщал, что его расстроили нападки научного сообщества. Он проверил архивы IHAH, где не нашлось никаких сведений о получении Бегли разрешений от Археологической службы после 1996 года, хотя он продолжал «незаконно» вести исследования и разведку, а также за плату привозил на отдаленные археологические объекты знаменитостей, кинематографистов, туристов, ищущих приключений. Я предоставил Бегли возможность опровергнуть эти серьезные обвинения, но он в переписке со мной не выказал ни желания, ни намерений делать это, сказав лишь, что меня «вводят в заблуждение». Бегли защищался следующим образом: «Все мои поездки в Гондурас осуществлялись на основании необходимых разрешений или не подразумевали никаких действий, которые, согласно закону или правилам IHAH, требуют разрешения». Он отказался конкретизировать эти слова и не пожелал прояснить характер своей деятельности в Гондурасе после 1996 года – археологической, коммерческой или туристической. Затем он прервал нашу переписку по электронной почте, написав: «Надеюсь, на этом допрос закончился… Больше мне нечего сказать по этому поводу».

«Они обрушились на вас, – сказал мне Вирхилио, – потому что сами не принимали участия в экспедиции. Подумать только! Они должны говорить: „Какое участие мы можем принять, какую помощь оказать?“ Этот проект осуществляется ради моей страны, ради Гондураса – ради детей моих детей».

Хуан Карлос Фернандес иронически заметил: «Они расстроены, потому что мы залезли в их песочницу».

Поначалу казалось, что озабоченность наших противников вызвана заботой о научной чистоте, стремлением избежать некорректных допущений (предумышленных или нет) относительно местонахождения объекта. Но потом я узнал, что у этой научной перебранки имелась более глубокая подоплека – из оговорки, допущенной в письме ко мне одним из авторов подписей под обращением, пожелавшим остаться неназванным. Многие из тех, кто поставил свою подпись, в свое время поддерживали президента Селайю. После низложения Селайи в ходе военного переворота 2009 года прежнего директора IHAH Дарио Эураке сняли, а на его место назначили Вирхилио Паредеса. Отправитель письма в мой адрес сетовал, что нынешнее правительство Гондураса, пришедшее к власти в результате переворота, нелегитимно, а Вирхилио Паредес «занимает свое кресло незаконно» – «я с ним сотрудничать не буду». Эураке, который сейчас преподает в Тринити-колледже (Коннектикут), был одним из главных наших критиков. Он сообщил «Гардиан», что нами была предпринята «незначительная» экспедиция с упором на публичность, в которой не участвовало «ни одного археолога с именем».

Стало ясно, что письмо с протестом в какой-то мере было косвенной атакой на нынешнее гондурасское правительство. Это пример того, как переворот и его последствия разделили гондурасских археологов и породили сильные трения между ними. Когда на следующий год начались раскопки, мы увидели новые подтверждения этому – последовали очередные нападки. Многим авторам подписей было трудно отказаться от споров, и они продолжали пренебрежительно отзываться о проекте.