Глава 20
Он играет ключевую роль, связывая воедино две Америки
Наша экспедиция, крайне непродолжительная, лишь положила начало процессу осознания важности объекта и хранящихся на нем сокровищ. Раскопки тайника – и открытие его секретов – начались только после возвращения экспедиции в джунгли, во время сухого сезона следующего года. Но прежде чем оценивать значение города, нужно было ответить на более насущный вопрос: какой народ построил его? Подсказку дали поразительные пещеры Тальгуа, расположенные в горах Агальта, к северу от Катакамаса.
В апреле 1994 года проживавшие в Катакамасе волонтеры Корпуса мира Тимоти Берг и Грег Кейб услышали о пещерах близ реки Тальгуа, в горах, милях в четырех от города. Местные жители устраивали там пикники, и Тимоти с Грегом решили увидеть пещеры своими глазами. К ним присоединились их приятели-гондурасцы Десидерио Рейес и Хорхе Янес. Вчетвером они доехали на попутке до конца ближайшей к пещерам дороги, прошли по берегу реки и стали исследовать самую большую пещеру – гигантскую трещину в известняке на высоте сто футов. Оттуда вытекал подземный ручеек, образуя водопад, который низвергался в реку.
Друзья вскарабкались по склону до пещеры, включили фонарики, зашли внутрь и двинулись по неглубокому ручейку. Пещера, широкая и просторная, с ровным полом, как бы приглашала на легкую прогулку вглубь горы. Через полмили один из приятелей увидел уступ в стене на высоте около двенадцати футов над полом. Они подняли наверх одного, чтобы тот посмотрел, а он подтянул к себе второго.
К своему удивлению, два молодых человека увидели на уступе множество артефактов доколумбовой эпохи, включая черепки керамических изделий. Казалось, никто еще не забирался сюда – по крайней мере, в современный период. В поисках новых черепков они обнаружили еще один уступ в двадцати футах над собой, а за ним – загадочное отверстие.
Вернувшись через три недели с приставной лестницей и веревками, они добрались до второго уступа. Оказалось, что это вход в еще одну систему пещер. Перед друзьями предстало умопомрачительное зрелище. Вот что впоследствии писал Берг: «Мы увидели множество сверкающих человеческих костей, разбросанных по полу прохода; большинство вросло в скальную породу. Еще мы увидели несколько керамических и мраморных сосудов. Все это дополнялось множеством впечатляющих особенностей пещеры, включая скрытые расщелины, где тоже лежали кости и черепки керамики, покрытые тонкой пылью». Черепа, необычно удлиненные, были словно присыпаны сахарной пудрой, как конфеты, – их покрывали сверкающие кристаллы кальцита.
Так был обнаружен впечатляющий древний склеп, который стал одной из важнейших археологических находок в Гондурасе после открытия Копана.
По счастливому совпадению это случилось в то время, когда Стив Элкинс и Стив Морган занимались в Гондурасе съемками и поисками Белого города. В тот момент они снимали раскопки археологического объекта на острове Санта-Элена близ Роатана. Элкинсу позвонил Брюс Хейнике, до которого дошли слухи о находке. Возвращаясь с острова на катере, Элкинс и его команда возбужденно спорили о том, что это за черепа, покрытые кристаллами. Стив Морган придумал для объекта название: «Пещера сияющих черепов». Не очень точное (на самом деле черепа не сияли), оно тем не менее сразу же прижилось, и сегодня пещера известна под этим именем.
Молодые первооткрыватели сообщили о находке Джорджу Хейзманну, в то время возглавлявшему IHAH. Хейзманн работал вместе с Элкинсом над проектом «Белый город», и они стали обсуждать, что делать дальше. Элкинс, который уже возвращался в Лос-Анджелес, перевел деньги в IHAH, чтобы институт нанял людей для охраны пещеры от грабителей и провел предварительное исследование. Когда Хейзманн вошел в пещеру, он тоже был ошеломлен. Хейзманн и Элкинс связались с известным спелеоархеологом и специалистом по культуре майя Джеймсом Брейди. Затем Хейзманн и Брейди организовали совместное гондурасско-американское исследование некрополя, которое началось в сентябре 1995 года.
Брейди и его команда стали изучать этот лабиринт из пещер, углублений, ответвлений, набитых костями. В дальней его части они нашли еще один ход, проделанный в потолке одного из ответвлений, поднялись туда и оказались в помещении, которое, видимо, служило центральной погребальной камерой. То был грот длиной сто футов, шириной – двенадцать и высотой – двадцать пять. Осветив углы камеры, археологи увидели нечто поразительное – пространство с замысловатыми сталактитами, натеками, прозрачными полотнищами кальцита, которые свисали с потолка, словно занавеси. Каждый уступ, каждая трещина, каждая полка были заняты человеческими костями и черепами с зияющими глазницами; все покрывал слой ослепительно-белых кристаллов. Кости в тропиках сохраняются редко, но здесь кальцитовое покрытие законсервировало их. «Это что-то невиданное и неслыханное: костные останки в таком огромном количестве, – писал Брейди. – Археологическая летопись лежала перед нами, как открытая книга, – бери и читай».
Среди костей обнаружились великолепные артефакты – изящные сосуды из мрамора и из расписной керамики, нефритовые ожерелья, обсидиановые ножи, наконечники копий. У некоторых керамических сосудов в донышке имелись отверстия – любопытная и широко распространенная в доколумбовой Америке практика: ритуальное «убийство» предметов, помещаемых в захоронение, чтобы их дух мог последовать за хозяином в потусторонний мир.
Брейди и его команда установили, что скопления костей являются вторичными захоронениями. Тела умерших сначала погребали в других местах, а после разложения плоти кости извлекались, очищались, окрашивались охрой и переносились в пещеру, где складывались вместе с могильными дарами. Многие артефакты добавлялись позднее, как подношение мертвым.
В месяцы, прошедшие между обнаружением склепа и исследованием Брейди, вандалы и мародеры, несмотря на все усилия охраны, опустошили многие захоронения. Впоследствии Брейди сказал мне: «Даже когда мы работали там, они приходили и грабили. Каждый раз по возвращении туда мы обнаруживали, что объем разрушений резко возрос. Они рылись в костях, разламывали их на мелкие кусочки в поисках ценностей».
Сама по себе находка была поразительной, но настоящее потрясение исследователи испытали после радиоуглеродного анализа. Возраст самых старых костей составлял три тысячи лет – гораздо больше, чем кто-либо предполагал, – а захоронения делались на протяжении тысячи лет. Таким образом, склеп являлся самым ранним свидетельством пребывания человека в Гондурасе и одним из древнейших археологических объектов в Центральной Америке.
Как вспоминал Брейди, после нескольких дней работы ему «пришло в голову, что способ захоронения совсем не характерен для майя». Пещера располагалась на границе майяских территорий, но захоронение, видимо, принадлежало абсолютно другой, практически неизвестной нам культуре. Майя тоже хоронили мертвецов в пещерах, но расположение костей и набор артефактов отличались от того, что встречалось в майяских захоронениях. Склеп был создан представителями сложной, социально стратифицированной, способной к выдающимся художественным достижениям культуры, появившейся на удивление рано, еще до майя. «Если бы только знать, что это за народ!» – сказал Брейди.
По словам Брейди, майя и этот неизвестный народ, похоже, имели общие космологические представления. Обе культуры «отводили основополагающую роль священной живой земле – главной силе вселенной». Если в Старом Свете считали, что мертвые живут на небесах, то, согласно верованиям месоамериканских народов, они обитают в земле и в горах. Пещеры священны, поскольку они напрямую связаны с подземным духовным миром. Предки, обитающие под землей, продолжают заботиться о живых, приглядывают за ними. Живые могут общаться с мертвыми, зайдя глубоко в пещеры, где следует оставлять подношения, совершать обряды и молиться. Пещера, по существу, представляет собой храм, место, куда живые приходят просить предков о содействии и защите.
Пещера сияющих черепов и аналогичные захоронения, найденные приблизительно в это же время, остаются самыми ранними свидетельствами пребывания человека в Гондурасе. Но действительно ли эти люди являлись предками тех, кто тысячу лет спустя строил в Москитии города вроде найденных нами на У1 и У3?
«Черт побери, я не знаю, – сказал Брейди. – Мы тонем в море незнания. И конечно, Москития расположена еще дальше и исследована еще хуже». От трех до двух тысяч лет назад, сказал он, создавались захоронения, но не поселения. Тысячу лет спустя появились поселения, но захоронения больше не устраивались.
Археологи отмечают, что им неизвестно ни о каких объектах, создававшихся в течение тысячи лет после захоронений в пещерах Тальгуа. В этот период в восточном Гондурасе обитали люди, но следов их пока не обнаружено.
После тысячелетнего периода истории Гондураса, о котором мы ничего не знаем, начинают появляться небольшие поселения – в Москитии, между 400 и 500 годом нашей эры. Археологи считают, что население Москитии говорило на диалекте чибчанского языка, принадлежащего к группе языков, распространенных в Нижней Центральной Америке до самой Колумбии. Это означает, что Москития поддерживала более тесные связи с южными соседями, чем с майя, которые говорили на языках другой группы.
Крупнейшая чибчаязычная цивилизация, муиска, находилась в Колумбии. Это было мощное вождество, известное замысловатыми изделиями из золота. Конфедерация Муиска стала источником легенд об Эльдорадо, основанных на реальной традиции, согласно которой нового правителя обмазывали липкой грязью, а потом покрывали золотой пылью, после чего он нырял в озеро Гуатавито в Колумбии, смывая с себя золото и преподнося его богам.
Коренное население Москитии, возможно, пришло с юга, самостоятельно или под давлением. Но ориентация на юг изменилась, когда майяский город Копан, расположенный в двух сотнях миль к западу от Москитии, стал могущественным и известным. Появление небольших поселений в Москитии в 400–500-х годах совпадает с возникновением в Копане правящей династии. Мы не знаем, связаны ли эти два события, но нам известно многое об основании Копана, одного из наиболее изученных городов майяского царства. Обитатели Копана достигли немалых высот в искусстве, архитектуре, математике, астрономии и иероглифическом письме, а великолепные общественные сооружения города содержат немало надписей, рассказывающих о его основании и истории. Влияние Копана в конце концов распространилось и на Москитию.
В 426 году из майяского города Тикаль (современная Гватемала) пришел правитель по имени К’инич-Йах-К’ук’-Мо’ (Солнечноглазый Ослепительный Кетцаль Мако) и захватил власть в Копане в результате переворота или внешнего вторжения. Он стал первым «священным правителем» Копана и основал династию, шестнадцать представителей которой превратили Копан в блистательный город, несколько веков господствовавший в регионе.
Кетцаль Мако и его отборные воины-майя смешались с местным населением, жившим в долине Копана до них. Этот коренной народ, вероятно, был чибчаязычным, родственным племенам Москитии. Археологические работы в Копане наводят на мысль о том, что после прихода к власти Мако город стал мультиэтническим. В некоторых районах Копана обнаружены украшенные головами животных зернотерки, похожие на те, что найдены в Москитии. Мако женился на коренной жительнице Копана – возможно, дочери местного вождя – явно для того, чтобы закрепить свою легитимность и заключить союз с местной аристократией, как это делали когда-то европейские короли.
Южнее Копана власть майя, видимо, не распространялась. Возможно, их устрашили непроходимые джунгли и горы или они встретили сопротивление. В результате даже после майяского завоевания Копана в V веке Москития развивалась сама по себе. Однако две эти цивилизации не были изолированы друг от друга. Видимо, они активно вели торговлю, и, возможно, даже воевали. По многочисленным хвастливым надписям о великих победах и подвигах мы знаем, что майяские города-государства отличались воинственностью и часто вступали в вооруженные конфликты друг с другом и с соседями. Эти конфликты лишь усиливались с ростом богатства и населения майяских городов-государств, увеличивавшим их спрос на ресурсы.
В 2000 году археологи обнаружили захоронение Кетцаля Мако. В течение нескольких веков излучина реки Копан проходила по центральной укрепленной части города, и, хотя река уже много лет текла в другом месте, высокий берег старого русла сохранился. Эрозия обнажила наслоения построек, которые возводились по мере роста города. Новый главный храм в Копане всегда строился поверх старого и вокруг него, отчего получалось сооружение, похожее на русскую матрешку.
Археологи совершили настоящий подвиг, проделав хорошо продуманную, почти детективную работу: обследовав срез берега и выявив самое старое основание, они обнаружили гробницу. Прорыв туннель в этом основании, исследователи наткнулись на заполненную землей лестницу, которая вела в изначальный храм, скрытый под восемью последующими. После расчистки лестницы на ее вершине нашли захоронение со скелетом мужчины. Его рост составлял приблизительно пять футов и шесть дюймов, а возраст – между пятьюдесятью пятью и семьюдесятью годами. Надписи и погребальные подношения, вместе с другими находками, подтвердили, что это гробница Кетцаля Мако.
Останки священного правителя были покрыты великолепными изделиями из нефрита и ракушек, и, кроме того, на скелете было нечто вроде своеобразных «очков», также из ракушек. Судя по костям, в течение жизни он неоднократно получал ранения: об этом свидетельствовали зажившие переломы, включая две сломанные руки, поврежденное плечо, тупую травму груди, сломанные ребра, трещину на черепе и сломанную шею. Специалист по физической антропологии, который проводил экспертизу останков, записал: «Если бы покойный жил в наши дни, мы могли бы сказать, что он выжил в автокатастрофе после того, как был выброшен из машины». Но в те давние времена такие повреждения, вероятно, наносились в ходе знаменитой месоамериканской игры в мяч – «питц» на классическом майяском языке. (Во время боевых действий майя пользовались колющим оружием вроде копий, вместе со специальными устройствами для метания, а в рукопашной схватке применяли колющее или дробящее оружие, которое, скорее всего, вызвало бы повреждения иного рода.) Из ранних сообщений и изображений, сделанных в доколумбову эпоху, мы знаем, что игра эта была крайне жестокой. Один монах, живший в XVI веке, редкий очевидец этого зрелища, рассказывал, что игроки погибали мгновенно после сильного удара пятифунтовым каучуковым мячом. Он описал и многие другие случаи, когда игроки «получали страшные повреждения» и, унесенные с поля, впоследствии умирали. Игра в мяч была важнейшим месоамериканским ритуалом, необходимым для поддержания миропорядка, а также здоровья и процветания народа. Поскольку большинство повреждений Кетцаль Мако получил в молодости, до своего появления в Копане, можно предположить, что он добился высокого положения в обществе за счет игры в мяч. Не исключено, правда, и обратное: играть в мяч его обязывал высокий статус. В любом случае найденное захоронение подтверждало, что он не занял трон властителя по наследству, как представитель местной элиты. Кетцаль Мако явно не был уроженцем Копана. Символы на его щите и большие «очки» в стиле Граучо Маркса говорят о том, что он происходил из древнего Теотиуакана, расположенного к северу от Мехико – некогда крупнейшего города Нового Света. (Сейчас это живописные руины, где находятся некоторые из самых высоких пирамид в Америке.) Однако изотопный анализ костей показал, что Кетцаль Мако вырос не в Теотиуакане, а, скорее всего, в майяском городе Тикал на севере Гватемалы, в двух сотнях миль от Копана. (Питьевая вода содержит уникальные для каждого места химические элементы, которые затем обнаруживаются в костях.)
Четыре столетия спустя после смерти Мако, приблизительно в 800 году, Копан достиг максимального расцвета: в этом обширном и могущественном городе проживало, вероятно, около 25 000 человек. Но не все шло гладко; различные факторы – экологические, экономические и социальные – уже давно подрывали основы местного общества и в конечном счете привели к его гибели. Ученые много лет вели споры, пытаясь разгадать тайну падения и запустения Копана, а также других блистательных городов майя.
Скелеты могут рассказать немало, и многие раскопанные захоронения в Копане свидетельствуют о том, что после 650 года здоровье и питание простолюдинов, видимо, стали ухудшаться. При этом правящий класс разрастался в течение нескольких поколений, каждое из которых численно превосходило предыдущее; археологи называют такое явление «возрастающим паразитизмом элиты». (Аналогичным образом в наши дни увеличивается численность саудовской королевской династии, которая насчитывает не менее пятнадцати тысяч принцев и принцесс.) Рост числа аристократических отпрысков, вероятно, привел к кровавой войне внутри правящего сословия.
Джаред Даймонд в своей книге «Коллапс» утверждает, что причиной гибели Копана стало загрязнение окружающей среды вместе с некомпетентностью правителей и их нежеланием выполнять свои обязанности. Примерно с 650 года их обуяла строительная лихорадка – они возводили величественные храмы и сооружения для прославления себя и своих деяний. В надписях на камне, обнаруженных в Копане, ни разу не упоминаются простолюдины, что типично и для майяских надписей. Между тем все эти сооружения возводили простые рабочие. Земледельцам приходилось кормить их, а также священных правителей и знать. Такое деление на классы обычно не порождает проблем, если каждый считает себя частью системы и полагает, что отдельный человек играет заметную роль в жизни общества, участвуя в важных ритуалах, которые обеспечивают поддержание миропорядка.
С точки зрения майя, священные правители отвечали за сохранение миропорядка и умиротворение богов с помощью церемоний и ритуалов. Простолюдины были готовы поддерживать привилегированный класс, пока тот выполнял свою миссию, совершая эффективные ритуалы. Но после 650 года, вследствие порубок леса, эрозии и истощения почвы, урожаи стали падать. Рабочее сословие – землепашцы и строители пирамид, – вероятно, все больше страдало от голода и болезней, тогда как правители присваивали все бо́льшую часть ресурсов. Общество двигалось к кризису.
Даймонд пишет: «Нельзя не задаваться вопросом: почему правители и знать не увидели и не разрешили эти внешне очевидные проблемы, подтачивавшие основы общества? Они явно были сосредоточены на утолении сиюминутной жажды обогащения, ведении войн, строительстве выдающихся сооружений, межклановом соперничестве и получении от земледельцев продовольствия в количестве, позволявшем обеспечивать всю эту деятельность». (Если все это звучит знакомо, добавлю, что археология способна сделать множество предупреждений, актуальных и в XXI веке).
Другие археологи считают такой подход упрощенным, полагая, что священные правители видели приближение кризиса и пытались решать проблемы теми же способами, что и в прошлом: увеличение объема строительства (программа создания рабочих мест) и интенсификация рейдерства (изъятия ресурсов). Оба эти способа подразумевали перемещение рабочей силы в город с близлежащих земледельческих хозяйств. Но на сей раз старые методы не принесли желаемого результата. Непродуманные строительные проекты активизировали вырубку леса, в результате сократившееся еще до того количество осадков уменьшилось еще сильнее, что ускорило деградацию и эрозию почвы, привело к заиливанию ценных сельскохозяйственных угодий и рек. Засухи в период между 760 и 800 годом, видимо, вызвали голод, который больнее всего ударил по простолюдинам. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения общества, и без того близкого к разобщению и внутреннему конфликту. Голод стал признаком того, что священные правители не исполняют свои социальные обязательства. Все строительные проекты пришлось приостановить; последние надписи в городе относятся к 822 году, а около 850 года сгорел королевский дворец. Город так и не оправился от этого. Кто-то умер от болезней и голода, но большинство земледельцев и строителей, видимо, просто ушли. На протяжении столетий население города неуклонно сокращалось, и к 1250 году долина Копана по большей части покрылась джунглями. То же самое произошло и с другими майяскими городами-государствами – не со всеми сразу, а постепенно.
Между 400 и 800 годом, во время подъема Копана, в Москитии возникали и понемногу развивались небольшие поселения. В период же упадка Копана в Москитии, напротив, наступило невиданное процветание. К 1000 году, когда большинство майяских городов уже населяли обезьяны и птицы, древние обитатели Москитии строили собственные города, которые начинали напоминать майяские: площади, приподнятые платформы, насыпи, холмы правильной формы, земляные пирамиды. Видимо, тогда же распространилась и месоамериканская игра в мяч.
Как люди, жившие в те давние времена в дождевых лесах Москитии, смогли основать поселения и достичь процветания в джунглях с их змеями и болезнями, в регионе, гораздо менее пригодном для проживания, чем большинство земель, населенных майя? Какими были их взаимоотношения с могущественным соседом, что позволило им преуспевать, когда Копан шел к гибели? Иными словами, как они пережили то, что не смогли пережить майя?
Майя – наиболее изученная из древних культур Америк. Обитатели Москитии – это белое пятно, вопросительный знак, воплощением которого стала легенда о Белом городе. Эта культура настолько малоизвестна, что даже не имеет официального названия. В этом смысле открытие и продолжающееся исследование У1 и У3 являются событиями исключительной важности, так как они привлекли внимание всего мира к региону и стали поворотной точкой в формировании нашего представления об этом исчезнувшем народе. То была могущественная цивилизация, занимавшая территорию более чем десять тысяч квадратных миль на востоке современного Гондураса – в месте, где проходили торговые и иные пути между Месоамерикой и чибчаязычными цивилизациями на юге.
Раскопки на У1 проливают свет на эту культуру, но одновременно усугубляют тайну. «Мы многого не знаем об этой великой культуре, – сказал мне Оскар Нейл. – На самом деле мы не знаем почти ничего». В Москитии обнаружено не так много археологических объектов, но нигде не осуществлены полномасштабные раскопки. Проведенных археологических работ недостаточно для того, чтобы ответить даже на самые насущные вопросы. Как сказал один археолог: «Лишь немногие люди готовы переносить те адские муки, с которыми сопряжена работа на этих объектах». До получения лидар-изображений У1 и У3 ни один из крупных археологических объектов Москитии не был картографирован исчерпывающим образом.
Благодаря археологическим изысканиям в других областях, покрытых дождевыми лесами (низменности, где обитали майя, и бассейн Амазонки), нам известно, что сложные земледельческие сообщества могли процветать даже в суровых условиях дождевых лесов. Изобретательность человека безгранична. Земледельцы дождевых лесов разработали хитроумные стратегии обогащения почвы. В бассейне Амазонки, например, они решали проблему низкой плодородности почвы дождевого леса, примешивая к ней древесный уголь и другие питательные вещества. Получалась так называемая terra preta, «черная земля», которой засыпали приподнятые земляные платформы, что позволяло повысить урожайность. В Амазонии «черной землей» покрыто не менее пятидесяти тысяч квадратных миль – поразительное достижение, свидетельствующее о том, что этот регион в доколумбову эпоху был густо населен. (Если в бассейне Амазонки провести лидар-съемку, результаты ее, уверен, станут настоящим откровением.) Пока еще нет исследований о том, как народ Москитии занимался земледелием в условиях дождевого леса. На У1 мы обнаружили нечто похожее на ирригационные каналы и резервуар, которые могли использоваться для выращивания урожая в практически сухой сезон с января по апрель. Но остается еще много, очень много вопросов, которые ждут ответов.
Как признает Джон Хупс, исследователи пренебрегали древним народом Москитии из-за их близости с майя. «В данном регионе этот народ теряется в тени майя, – сказал он мне. – В мире есть всего две по-настоящему знаменитые археологические культуры: египетская и майяская. Они отвлекают ресурсы от близлежащих областей». Хупс полагает, что это воспрепятствовало складыванию правильного представления о регионе, который, по его мнению, «играет ключевую роль, связывая воедино две Америки», так как является промежуточным звеном между Месоамерикой, Нижней, Центральной и Южной Америкой.
Еще одна причина такого пренебрежения состоит в том, что затерянные в джунглях насыпи Москитии на первый взгляд не столь привлекательны, как сложенные из тесаного камня храмы майя или тонкие золотые изделия муисков. Обитатели Москитии оставили после себя впечатляющие каменные скульптуры, но не возводили огромных каменных зданий или монументов, на развалины которых люди смотрят с восхищением пять веков спустя. Они сооружали пирамиды, храмы и общественные здания из речного галечника, необожженного кирпича и глины и, возможно, некоторых пород тропических деревьев. В их распоряжении имелось прекрасное дерево – красное, амбровое, фиолетовый палисандр, ароматический кедр. Есть все основания считать, что они достигли поразительных высот в ткачестве и изготовлении волокон. Представьте себе храм, построенный из отполированного до блеска тропического дерева, со стенами из необожженного кирпича, мастерски обмазанный, раскрашенный и разукрашенный, покрытый резьбой, задрапированный внутри прекрасными разноцветными тканями. Такие храмы, вероятно, были не менее великолепны, чем майяские. Но, будучи заброшены, они размокли под дождями и погибли, оставив после себя не слишком впечатляющие земляные и галечные холмы, быстро покрывшиеся растительностью. В кислотной почве дождевых лесов не остается никаких органических веществ, даже костей покойников.
Любопытнее всего то, что к моменту падения Копана или около того народ Москитии начал перенимать кое-что из майяской культуры. Простейшая и наиболее убедительная теория, объясняющая майяское влияние на Москитию, гласит, что, когда в Копане начались голод и волнения, некоторые чибчаязычные жители города просто собрали пожитки и оставили его, рассчитывая найти убежище в Москитии, обитатели которой были близки им по языку и, возможно, даже состояли с ними в родственных связях. Мы знаем, что большинство населения Копана покинуло город; часть их, вероятно, осела в Москитии. Некоторые археологи развивают эту теорию, полагая, что в хаосе, которым сопровождалось крушение цивилизации майя, группа воинов покинула Копан, дошла до Москитии и захватила там власть. В качестве доказательства эти исследователи приводят следующий факт: когда на территории современного Гондураса появились первые испанцы, к юго-западу от Москитии они обнаружили племена индейцев, говоривших на языке нахуа и ацтеков, – возможно, потомков тех, кто вторгся в Москитию. (Другие предполагают, что эти племена произошли от торговцев-ацтеков, а не от захватчиков.)
Одна из самых любопытных теорий, объясняющих, почему обитатели Москитии уподобились майя, основана на модели «эзотерического знания», как называют ее археологи. Во многих обществах элита управляет простолюдинами, заставляя их делать то, что ей нужно, путем демонстрации святости и благочестия. Этот правящий класс священников и вождей устрашает население с помощью тайных ритуалов и церемоний, используя секретные знания. Священники заявляют – и, конечно, сами верят в это, – что они совершают ритуалы, без которых невозможно умиротворить богов, добиться их благосклонности, которая пойдет на пользу всем: отвратит бедствия, болезни, военные поражения, принесет плодородие, дожди, богатые урожаи. В Месоамерике и, возможно, также в Москитии эти ритуалы носили театрализованный характер и включали человеческие жертвы. Благородные правители, познавшие «окончательную истину», пользовались своим знанием, чтобы держать массы в повиновении, не заниматься физическим трудом и накапливать богатства. Привлекательность и престиж эзотерического знания, согласно этой теории, среди прочего базируются на том, что это знание связывается с далекими и экзотическими землями – в данном случае с землями майя. Потому «майяизация» Москитии, вероятно, произошла без внешнего вторжения; возможно, это был способ, посредством которого местная элита добилась господства над простыми людьми и удерживала его.
Когда город У1 находился на вершине могущества, он, вероятно, выглядел впечатляюще. «Даже в этих далеких джунглях, – говорил мне Крис Фишер, – где никто не ожидает ничего такого, имелись густонаселенные города с многотысячным населением. Это очень важные сведения». На У1 располагалось девятнадцать поселений, разбросанных по долине. Была создана обширная искусственная среда обитания: древние жители Москитии преобразили дождевой лес в роскошное ухоженное пространство. Они выровняли террасы, изменили форму холмов, построили дороги, резервуары, ирригационные каналы. В период расцвета У1, вероятно, напоминал запущенный ландшафтный парк с посадками сельскохозяйственных культур и целебных растений, а также ценных какаовых и плодовых деревьев. Эти участки перемежались большими открытыми территориями, предназначенными для публичных церемоний, игр и прочих коллективных действий, а также тенистыми зонами, где велась работа и проходило общение. Там были обширные клумбы – цветы играли большую роль в религиозных церемониях. Между пространствами с растительностью находились жилые кварталы; многие дома стояли на насыпных платформах, соединенных тропинками, что защищало их от сезонных разливов. «Парковые зоны, чередующиеся с застройкой, – сказал Фишер, – это характерная черта городов Нового Света, делавшая их экологичными и удобными для жизни».
Даже виды внутри города продумывались так, чтобы отовсюду можно было наблюдать сакральные сооружения. Пирамиды и храмы должны были быть заметными издалека – это позволяло людям ощущать их могущество и наблюдать за важными церемониями. Все вместе, вероятно, напоминало Центральный парк при Фредерике Лоу Олмстеде, только в более диком виде.
В наше время долина надежно изолирована от мира, но в дни расцвета города она была центром торговли и другой экономической деятельности. «Сегодня, находясь здесь, – сказал Крис, – вы чувствуете себя как на необитаемом острове. Это дикое место, и трудно даже представить, что идет двадцать первый век. Но в прошлом долина вовсе не была изолированной. Она являлась сердцевиной системы интенсивного взаимодействия множества людей». Окруженный горами, как крепостными стенами, город У1, вероятно, представлял собой хорошо защищенное поселение, нечто вроде средневекового замка, который в обычное время был оживленным торговым центром, но в случае угрозы в нем поднимали мост и выводили на стены воинов, чтобы отразить нападение. Благодаря такому расположению У1, вероятно, был частью стратегически важной зоны, являясь опорной точкой, защищавшей внутреннюю часть континента от нашествия с берега. Возможно, он также служил бастионом для защиты от майя.
Около 1500 года эта цивилизация Москитии перестала существовать, но, в отличие от майяской, коллапс которой был растянут во времени, она исчезла сразу же, вследствие какой-то неожиданной катастрофы. «Мы успели лишь мельком взглянуть на эту великую цивилизацию, прежде чем она растворилась в лесу», – сказал Оскар Нейл.
