Глава 16
Не могу пошевелить ногами, меня засасывает
С наступлением вечера я пробрался в свою палатку, радуясь тому, что нахожусь на твердой земле, а не в этом чертовом гамаке. Дождь барабанил по крыше, а я читал в свете фонарика книгу Джона Ллойда Стефенса, выпущенную издательством «Довер пабликейшнс». Несмотря на дождь, змей, грязь и насекомых, я испытывал воодушевление – не только потому, что мы нашли потерянный город, но и из-за первобытно-дикого совершенства долины. Я был во многих нетронутых человеком местах, но в таком девственном – еще никогда. Враждебность среды лишь усиливала осознание того, что мы первыми разведаем и откроем миру эти края.
Я проснулся в пять часов от обезьяньего рева, перекрывавшего дробь дождя. Утро было таким темным, что рассвет, казалось, еще не наступил. Лес был погружен в сумерки, окутан туманом. Крис уже поднялся и, как обычно, испытывал нетерпение, граничившее с исступлением, – так ему хотелось продолжить работу. Лагерная кухня и место сбора уже были частично обустроены. Мы расселись под синим брезентом, за раскладными пластмассовыми столиками. На одной плитке закипала вода для еды, на другой стоял чайник для кофе, который наконец привезли в лагерь. Дождь превращал лесную подстилку в скользкую грязь, толщина которой, казалось, росла с каждым часом. Вода собиралась в углублениях в брезенте, и ее время от времени приходилось сгонять на землю шестами.
Во время завтрака несколько человек сообщили, что посреди ночи слышали шаги ягуара по периметру лагеря: хищники рычали и урчали. Вуди успокоил нас – мол, ягуары почти никогда не нападают на людей, – но я не очень-то верил ему, помня случай с Брюсом Хейнике. Другие беспокоились, что крупные животные, которых они слышали, могут наткнуться на палатку. Однако Вуди сказал, что это маловероятно, поскольку ночные животные хорошо видят в темноте.
– Есть еще четыре площади, на которые я хочу взглянуть, – сказал Крис, глотая кофе. – Выше по реке есть странная Г-образная насыпь. Хочу понять, что это такое. Работы много. Давайте начнем.
Я облачился в дождевик, но с неба лило так, что вода стала проникать под него, к тому же в нем было жарко, и я вспотел. Я обратил внимание, что никто из команды Вуди не надел дождевиков: они занимались своими делами, промокнув до нитки и сохраняя веселый вид.
– Снимите его, – сказал мне Вуди. – Лучше отказаться от этого раз и навсегда. Поверьте мне: когда вы промокнете, вам будет вполне удобно.
Стоило мне снять плащ, как я тут же промок… и обнаружил, что Вуди прав.
После завтрака члены экспедиции в полном составе собрались на берегу реки, под непрекращающимся дождем и отправились во второй поход. Стив Элкинс, несмотря на больную ногу, присоединился к нам, опираясь на синюю инвалидную трость. Пришли и Алисия Гонзалес с Анной Коэн. Мы перебрались на другой берег и пошли по дороге, расчищенной вчера. Добравшись до второго заиленного канала, Алисия попыталась перейти на другую сторону, но застряла, и ее, к нашему ужасу, стало засасывать.
– Не могу пошевелиться, – сказала она с удивительным спокойствием, хотя ее продолжало засасывать. – Совсем не могу шевелить ногами. Меня засасывает. Да-да, ребята, засасывает.
Алисия погрузилась в канал уже по пояс, и, по мере того как она пыталась выбраться, вокруг нее бурлило все сильнее. Это напоминало сцену из дешевого фильма ужасов. Вуди и Салли поспешили к ней, ухватили за руки и медленно вытащили. Когда покрытая грязью Алисия оказалась в безопасности, на твердой земле, стало ясно, что произошло: она начала переходить через канал, грязь заполнила противозмеиные гетры, и получилось что-то вроде залитых цементом сапог, которые неумолимо тащили ее вниз при каждом движении. Позднее она сообщила: «Я уже думала, что буду пить чай со змеями».
А вот Элкинс без особого труда преодолел заполненный грязью канал, удерживая равновесие с помощью своей палки. Потом он взобрался по скользкому валу, цепляясь за корни и стволы небольших деревьев.
– Завтра мы закрепим здесь веревки, – сказал Салли.
Когда мы подошли к основанию пирамиды, из-за реки донеслись счастливые крики и пение. Салли вызвал по рации Спада, оставшегося в лагере, и тот сообщил ему, что солдаты гондурасских сил специального назначения, выделенные для охраны нашей экспедиции, прибыли в хорошем настроении, совершив пеший переход от места слияния рек. Кроме оружия и одежды, у них ничего не было. Они собирались разбить лагерь рядом с нашим и жить тем, что дает лес: сооружать жилища из палок и листьев, еду добывать с помощью охоты, а воду брать из реки.
– Дай им брезент, – велел Салли. – И еще таблетки для очистки воды. Мне не нужна шайка солдат, страдающих поносом, рядом с нашим лагерем.
Когда мы добрались до алтарных камней, Элкинс опустился на колени и начал удалять с них листья и грязь, дотрагиваясь до резной поверхности. По поверхности одного из них проходила необыкновенная кварцевая жила: возникало впечатление, что камень специально обтесали, желая сделать жилу более заметной. Она указывала строго на север. Элкинс счел, что это крайне важно, а кто-то другой предположил, что, возможно, канавку проделали для отвода крови человеческих жертв. Крис закатил глаза.
– Давайте держать себя в рамках и не строить необоснованных измышлений. Мы понятия не имеем, что это такое – фундамент, алтарные камни или что-то совсем другое.
Крис попросил Анну расчистить участок и обследовать камни: сам он собирался отправиться на север для осмотра четырех площадей. Алисия Гонсалес и Том Вайнберг остались, чтобы работать с Анной. Дэйв Йодер с камерами, завернутыми в пленку, тоже остался, намереваясь делать снимки, как и члены съемочной группы, изо всех сил старавшиеся защитить аппаратуру от дождя. Киношники поставили Элкинса рядом с камнями, закрепили на нем петличный микрофон и стали брать у него интервью.
Крис устремился вперед и снова принялся как сумасшедший прорубаться через лес, сверкая своим мачете. Ко всем мачете прикрепили розовую полоску ленты производства фирмы «ДэйГло», чтобы лезвия были заметнее и никто случайно не попал под удар. В этих густых зарослях, размахнувшись мачете, вы вполне могли снести голову соседу по расчистке, и, несмотря на ленты, время от времени раздавались предостерегающие окрики. Вуди, Хуан Карлос и я старались не отставать от Криса. За оврагом мы осмотрели вторую площадь, по размерам вдвое больше первой; вдоль ее границ тоже располагались насыпи, террасы и приподнятые земляные платформы. На противоположной стороне мы увидели две новые насыпи, низкие, идущие параллельно друг другу, с плоским пространством между ними. Фишер нанес их на карту с помощью навигатора. Он считал, что, с учетом формы и размеров, участок может быть площадкой для месоамериканской игры в мяч. Это вызывало особый интерес, так как указывало на возможную связь этой культуры с ее могучими соседями, обитавшими западнее и севернее, – майя. В месоамериканских культурах игра в мяч была не просто времяпрепровождением, каким мы обычно считаем спортивные игры, а религиозным ритуалом, символизировавшим борьбу сил добра и зла. Возможно, игра позволяла также решать разногласия между разными группировками, не прибегая к военным действиям, хотя она и сама нередко кончалась кровопролитием, включая обезглавливание проигравших или их капитана.
Я брел по джунглям следом за Крисом и Хуаном Карлосом, которые делали наземную съемку и наносили увиденное на карту. Больше всего меня интересовала знаменитая «автобусная» насыпь, выглядевшая так интригующе на лидар-картах. В действительности же она оказалась непонятным земляным сооружением с четко очерченным основанием и крутыми стенами.
– Что это за фигня? – спросил я у Криса, пока он исследовал сооружение, занося точки в навигатор.
– Думаю, фундамент общественного здания или храма, стоявшего на возвышении, – сказал он, пояснив, что постройка стояла в дальнем углу большой площади, где ее было хорошо видно. – Сверху тоже имелось что-то, сделанное из непрочных материалов.
Дождь прекратился, но с деревьев продолжали падать миллионы капель. Свет проникал вниз, облачно-зеленоватый, словно он проходил через воду пруда. Я стоял, вдыхая насыщенный запах жизни, с изумлением глядел на безмолвные насыпи, огромные умирающие деревья, опутанные фигами-душителями, ковры висячих лиан, цветы, поникшие под тяжестью воды, слушал крики птиц и животных. Связь с реальным миром исчезла, – казалось, мы очутились вне времени и пространства.
Вскоре снова полил дождь. Мы продолжили разведку. Работа была утомительной: промокшие до нитки, мы протискивались через джунгли, не видя, куда ступаем; земля под ногами была скользкой, как лед. Мы поднимались все выше и выше по крутым ущельям и склонам холмов, покрытых опасной грязью. Через какое-то время я понял, что не надо хвататься за стебли бамбука: иногда они ломались, на кромках образовывались острые зазубрины, а содержимое полого нутра проливалось на меня. На других растениях, за которые можно было бы ухватиться, красовались опасные шипы или роились ядовитые красные муравьи. Дождь следовал за дождем, будто кто-то открывал и закрывал кран. Около часа дня Вуди встревожился, поскольку река могла выйти из берегов и тогда мы не добрались бы до лагеря. Поэтому мы вернулись к Анне, Алисии и Тому, которые обследовали ряд камней. Очистив пространство от растений, они обнаружили в углу площади каменную лестницу, уходившую в землю и частично скрытую обрушившимися насыпями. Мы остановились под дождем, и Вуди дал каждому горячего сладкого чая с молоком из термоса. Все возбужденно переговаривались. Расчистка была минимальной, но теперь я лучше понимал, как выглядел раньше этот уголок города с рядами камней, установленных на валунах. Они походили на алтари, но являлись местами, где совершались жертвоприношения или восседали высокопоставленные люди. А может, они были чем-то другим? Еще одной загадкой стала лестница, уходившая в землю. Куда она вела – в гробницу, другое подземное помещение или к чему-то, давно смытому водой?
Возвратиться пришлось очень рано. Двинувшись в лагерь цепочкой, мы опять обошли основание пирамиды. Мы проходили здесь уже не в первый раз, но не замечали ничего особенного. И вдруг Лусиан Рид, шедший в хвосте, воскликнул:
– Эй, тут какие-то странные камни!
Мы повернулись, чтобы посмотреть, – и началась суматоха.
В обширной низине мы увидели несколько десятков необычных каменных скульптур – точнее, их верхушки, торчавшие из земли. Покрытые мхом, они до этого мелькали среди листьев и лиан, теперь же, в лесном полумраке, можно было изучить их формы. Первое, что я увидел, – рычащую голову ягуара, торчащую над лесной подстилкой, потом краешек каменного сосуда с головой птицы и более крупные сосуды, украшенные высеченными змеями. Рядом находилось множество предметов, похожих на троны или столы, некоторые – с резьбой по краям и на ножках, на первый взгляд выглядевшей как ряд символов. Изваяния были почти полностью засыпаны землей, виднелись только верхушки – каменные айсберги. Я был поражен. Скульптуры находились в прекрасном состоянии; вероятно, никто не прикасался к ним уже несколько веков. Если требовалось доказательство того, что в современный период долину никто не исследовал, то оно у нас было.
Члены экспедиции столпились в низине, толкая друг друга и испуская удивленные возгласы. Киношники вели съемки, Дэйв Йодер без устали щелкал своим фотоаппаратом, я тоже достал свой «Никон» и стал снимать под дождем. Археолог Крис, сыпля проклятиями, призывал всех отступить, не прикасаться ни к чему, прекратить топтаться и, во имя всего святого, смотреть под ноги. Бранясь, он вытолкнул нас с площадки и огородил ее испанской полицейской лентой с надписью CUIDADO, «предупреждение», которая (вот это предусмотрительность!) оказалась в его рюкзаке.
– Никто не должен заходить за ленту, – сказал он, – кроме меня, Оскара и Анны.
Стив, опиравшийся на палки, уставший, измученный болью после тяжелого путешествия по руинам, был поражен:
– Удивительно, что есть такое место, жемчужина всего участка, веками пребывавшее в первозданной чистоте! – Дождь поливал нас, но никто не обращал на него внимания. – При виде того, как зарос участок, сколько всего оказалось под землей, понимаешь, что шансов наткнуться на этот объект было очень мало. В метафизическом смысле нас привела сюда судьба.
Крис Фишер тоже был слегка ошарашен. «Я предполагал, что найду город, – сказал он мне позднее, – но ничего подобного не ожидал. Такой нетронутый объект – большая редкость. Это может быть ofrenda, то есть приношение, или тайник. Это сильное ритуальное действо, совершенное, чтобы изъять из обращения предметы роскоши».
Больше всего Криса впечатлила вырезанная в камне голова – по его словам, это мог быть портрет оборотня, человека-ягуара, шамана «в виде духа или в измененном состоянии сознания». На голове его, судя по всему, имелся шлем, и поэтому Фишер связал изображение еще и с игрой в мяч.
– Но это одни предположения, мы ничего не знаем наверняка.
Он подозревал, что многое находится под землей.
Как показали раскопки, так оно и было. В громадном тайнике нашлось около пятисот предметов, но еще более загадочным, чем размеры хранилища, был сам факт его существования. Такие ритуальные собрания артефактов, похоже, являются особенностью потерянных городов в древней Москитии (майяской и другим культурам они не свойственны), а значит, они могут дать ответ на вопрос, что отличает жителей Москитии от их соседей и определяет их место в истории. Зачем устраивали эти тайники? Почему их оставляли здесь? Хотя подобные тайники находили в Москитии и прежде, ни один не сохранился в первозданном виде, здесь же мы имели редкую возможность провести систематическое изучение и раскопки объекта. Раскрытие смысла этого подношения, как оказалось позднее, стало самым важным на сегодня достижением экспедиции, с последствиями, имеющими значение не только для Москитии. Но пройдет еще целый год, прежде чем мы осознаем масштаб нашей находки.
Несмотря на приподнятое настроение и возбужденное состояние, возвращение в лагерь вымотало нас физически: единственным способом спуститься с крутых холмов было почти неуправляемое скольжение вниз. Несмотря на беспокойство Вуди, речка вздулась несильно, и мы смогли перейти ее вброд. Дождь прекратился, небо стало проясняться. Мы надеялись, что вертолет скоро привезет оставшиеся припасы и снаряжение для лагеря, пока еще не полностью обустроенного. Нам нужны были пища и вода, генераторы для подзарядки ноутбуков и аккумуляторов для камеры, а также медицинская палатка и гостевая палатка для ученых, чье прибытие ожидалось в ближайшие дни.
Когда мы вернулись, Крис объявил, что собирается обследовать объекты, расположенные, согласно лидар-картам, за лагерем. Его энергия поражала. Мы направились за наш лагерь, прошли мимо стоянки солдат: те сооружали общее жилище, используя наш брезент и устилая листьями осклизлый пол. У них горел костер – понятия не имею, как они сумели его разжечь на таком дожде. Один солдат возвращался с охоты, неся на плече заднюю ногу оленя. Олень, как выяснилось позднее, оказался исчезающим видом, который водится в Центральной Америки, – большим мазамой. Неделю спустя командование приказало солдатам прекратить охоту – в лагерь стали доставлять военные пайки. Как рассказали солдаты, им понадобилось почти пять часов, чтобы дойти пешком до нашего лагеря от нижней посадочной площадки у слияния рек, хотя расстояние составляло всего три мили. Они шли по реке против течения – это было быстрее и безопаснее, чем прорубаться через джунгли.
За солдатским лагерем находился крутой склон – аномалия, которую хотел исследовать Крис. Мы забрались на вершину, спустились с другой стороны и оказались на плоской овальной площадке, окруженной чем-то вроде насыпных валов. Пространство было открытым, почти лишенным подлеска. Площадка напоминала плавательный бассейн с плоским дном и крутыми стенами. Небольшой проход в одной из сторон вел назад, к плоской местности, где мы разбили лагерь. С другой стороны по склону холма спускалась полоса, похожая на древнюю дорогу. Крис решил, что насыпи были стенками резервуара для сбора воды в сезон дождей: ее выпускали в сухой сезон, чтобы поливать растения на полях, где теперь расположился наш лагерь.
– Вся терраса, на которой мы находимся, видимо, была искусственно выровнена и использовалась в сельскохозяйственных целях, – сказал он.
В те времена часть террасы, вероятно, занимала роща какао-деревьев. Алисия Гонзалес нашла рядом с нашим лагерем несколько растений, которые, по ее предположению, были небольшими деревцами какао.
Темные тучи стали рассеиваться, и впервые за весь день в небе появились голубые просветы. Показалось молочно-белое солнце, пробивавшее лучами туманный полог. Час спустя мы услышали шум приближающегося вертолета, отчего вновь зазвучал неистовый хор ревунов. К нам прибыли подполковник Осегера и Вирхилио Паредес, глава Гондурасского института антропологии и истории. Подполковник отправился с инспекцией к солдатам, а Вирхилио забрался на нашу кухню и с интересом принялся слушать Стива и Криса, которые рассказали ему о тайнике. Время близилось к вечеру, идти на объект было поздновато, так что Вирхилио и подполковник решили остаться на ночь, а утром отправиться с нами на руины.
Я познакомился с Вирхилио в 2012 году, во время проведения лидар-съемок. Этот высокий вдумчивый человек, не получивший археологического образования, задавал осторожные вопросы и прилагал все усилия, чтобы как следует ознакомиться с особенностями проекта. Вирхилио свободно говорил по-английски. Он происходил из древнего сефардского рода Пардесов. Его предки покинули Иерусалим в XIX веке и обосновались в испанской Сеговии, где их фамилия испанизировалась, приняв форму «Паредес». При фашистском режиме Франко дед Вирхилио переселился из Испании в Гондурас. Его отец окончил медицинский институт в Гондурасе, стал биохимиком и предпринимателем, а теперь готовился уйти на пенсию и подумывал о репатриации в Израиль. Вирхилио воспитывался как католик, окончил американскую школу в Тегусигальпе, получил магистерскую степень в Лондонской школе экономики, жил в разных странах, от Германии до Тринидада и Тобаго, изучал их. На момент переворота 2009 года он работал в Министерстве культуры, и временный президент попросил его возглавить Гондурасский институт антропологии и истории. Это стало большой неожиданностью: в течение последних шестидесяти лет институт неизменно возглавляли ученые, но новая администрация желала видеть на этом месте менеджера. Некоторые археологи высказывали недовольство. «Ученые сражались с туристическим сектором, – рассказывал мне Вирхилио. – Если у вас есть золотая курица, то археологи не хотят, чтобы она несла золотые яйца, а туристические компании хотят зарезать курицу, чтобы сразу достать все яйца. Нужно найти нечто среднее».
О Белом городе Вирхилио узнал еще в детстве. Когда он впервые услышал, что группа Стива ищет город, то счел проект провальным. С того времени, как он стал директором института, разнообразные сумасшедшие рвались в его кабинет, бомбардировали его электронными письмами об Атлантиде или легендарных кораблях с тоннами золота, лежащего на дне. Вирхилио решил, что Стив – один из них. «Я сказал ему: „Давайте выкладывайте очередную легенду!“». Но когда Стив рассказал о лидаре и возможности применения этого прибора для раскрытия тайн Москитии, Паредес заинтересовался: технология показалась ему любопытной, а Стив и его команда производили хорошее впечатление. После ужина и еще одного глотка виски я удалился к себе, снял грязную одежду, повесил ее на бельевую веревку, чтобы она выстиралась под дождем, и забрался в палатку. Место моей стоянки, как и все вокруг, превратилось в лужу грязи. Понаблюдав за солдатами, я попытался соорудить перед палаткой настил из восковых листьев, но неудачно. Грязь просочилась под водонепроницаемый пол палатки, и теперь он хлюпал наподобие водяного матраса.
Забравшись в спальный мешок, я почувствовал, что по мне ползают насекомые. Вероятно, они забрались на меня уже давно, но, двигаясь, я не замечал этого. Вскрикнув, я расстегнул молнию мешка и включил фонарик. Меня покрывали сотни жутких шрамов и пятен… но куда делись насекомые? Я ощутил укус и хлопнул по этому месту рукой; то был клещ размером с москита, почти не видимый глазу. Я попытался раздавить насекомое, но его панцирь не поддавался; тогда я аккуратно положил клеща на обложку книги Джона Ллойда Стефенса, ударил по нему рукояткой ножа и услышал ласкающий слух хруст. К своему ужасу, вскоре я обнаружил и других клещей – не только на себе, но и внутри мешка. Полчаса я доставал их оттуда, клал на плаху, то есть книгу, и казнил. Но этих крохотных существ почти нельзя было разглядеть в постели, поэтому я облился репеллентом и сдался, решив спать с клещами. К концу экспедиции обложка книги превратилась черт знает во что, и я выкинул своего Стефенса.
За завтраком Алисия сообщила о появлении еще одного ягуара, а также о слабом, как шепоток, звуке у ее палатки – она не сомневалась, что там ползала крупная змея.
