Глава 14
Не срывайте цветы
Шестнадцатого февраля, на рассвете, передовая группа погрузилась в фургон и поехала в направлении Эль-Агуакате – убогого аэродрома в джунглях, построенного ЦРУ во время борьбы между сандинистами и контрас. Он располагался у подножия гор, милях в десяти к востоку от Катакамаса. Нас ждали два вертолета: прилетевший из Альбукерка «Эй стар», раскрашенный в яркие цвета, карамельный и белый, и гондурасский «Белл-412» серой боевой окраски. Первый полет совершался только с целью визуальной разведки, для определения двух вероятных посадочных площадок: одна – близ археологического объекта, ниже по течению, другая – у слияния двух рек. Во время этого полета посадки на У1 не предполагалось.
Я летел в гондурасском вертолете с Дэйвом Йодером, Элкинс – в «Эй стар». Мы договорились, что две «птички» будут постоянно поддерживать визуальный контакт. В 9:45 обе машины взлетели, направившись на северо-восток.
Гондурасский вертолет поднялся в воздух тяжело и сразу же повел себя неустойчиво, дав крен. На приборной панели загорались красные огоньки, сработала тревожная сигнализация, так что в конце концов мы развернулись и полетели назад в Агуакате, где вертолет, по-прежнему накренившийся, сел, слегка проехав по земле. Оказалось, что вышел из строя контроллер бортового компьютера. Мне уже приходилось летать в сомнительнго вида самолетах, но с вертолетом есть больше оснований для тревоги: при выходе из строя двигателя он не сможет спланировать, и пилот должен попытаться осуществить «безмоторный спуск», что означает просто-напросто падение камнем с неба. Вертолет – дорогостоящая машина, требующая обслуживания в значительном объеме. Гондурасская армия не имеет средств для того, чтобы обеспечить своим летчикам такой же налет, как, скажем, у пилотов ВВС США. Еще больше меня беспокоил тот факт, что вертолеты были старыми и, прежде чем попасть в Гондурас, побывали в собственности нескольких стран.
Пока мы ждали на аэродроме, вернулся «Эй стар». Несмотря на договоренность держаться вместе, «Эй стар» все же слетал на объект. Элкинс спрыгнул на землю. «Удача, – сказал он, улыбаясь и выставляя вверх большой палец. – Мы можем приземляться прямо на участке! Но руин не разглядеть – слишком густая растительность».
Гондурасские ВВС пригнали другой «Белл» на замену неисправному, и оба вертолета отправились во второй разведывательный полет в долину У1. На этот раз пилот «Эй стар» хотел зависнуть прямо над потенциальной посадочной площадкой и внимательнее разглядеть ее. Летевшие на военном вертолете собирались обследовать более обширную посадочную площадку ниже по реке и понять, сможет ли она вместить более крупный «Белл». Поскольку две потенциальные площадки находились всего в нескольких милях друг от друга, две «птички» могли лететь вместе, поддерживая визуальный контакт.
Я опять отправился на военной машине. Полчаса мы летели над гористой местностью. Огромные участки лесов были вырублены, даже на склонах крутизной сорок или пятьдесят градусов. Я видел эту территорию впервые. Если в 2012 году мы залетали в Москитию с северо-запада, то теперь – с юго-запада. Я видел, что вырубки производились не ради древесины: почти все стволы остались на земле, и их сжигали после высыхания, о чем свидетельствовали вездесущие дымки. Конечная цель, насколько я понимал, состояла в том, чтобы превратить эту землю в пастбища для скота, который мог пастись даже на самых крутых склонах.
Наконец незаконные вырубки остались позади, и мы полетели над девственным ковром джунглей, устилающим горы.
Когда мы оказались в долине, у меня вновь возникло ощущение, что я покидаю XXI век. Впереди показался крутой горный хребет – северная граница У1. Пилот направил вертолет в V-образное ущелье. За хребтом показалась долина – небольшие всхолмления с изумрудно-золотистой растительностью, пестревшей тенями от облаков. По долине петляли две реки, яркие и чистые, солнечные лучи отражались зайчиками от водной ряби. Я помнил эти зайчики по лидар-съемкам трехлетней давности, но теперь зрелище показалось мне еще более великолепным. Высокие деревья дождевых лесов, тесно стоявшие на холмах, оплетенные лианами и цветами, возле берегов рек сменялись солнечными полянами. Под нами пролетела стая цапель – белые точки на зеленом ковре. Вершины деревьев подрагивали – невидимые сверху обезьяны прыгали с ветки на ветку. Как и в 2012 году, не было заметно никакого присутствия человека: ни дорог, ни просек, ни дымков.
Наш «Белл», более крупный, направился вдоль петляющей реки, «Эй стар» летел впереди и ниже нас. Когда мы приблизились к верхней посадочной площадке – той, что находилась близ руин, – «Эй стар» завис над густо заросшим участком у берега реки. Двадцать минут мы кружили над ним, а потом направились вниз по реке ко второму участку, более крупному и не такому заросшему. Окончательно определившись с площадками, мы полетели назад на Агуакате.
Ранним утром следующего дня, 17 февраля, мы прибыли на Агуакате, собираясь лететь в долину, чтобы разбить там лагерь. Аэродромный терминал, убогое бетонное здание с одним помещением, где с потолка отваливалась плитка, был забит нашим грузом: портативными генераторами, упаковками банок с питьевой водой, туалетной бумагой, пластиковыми коробками с вымороженными продуктами «Маунтин хорс», брезентом, кемпинговыми фонарями, тентами, стульями, кушетками, парашютным шнуром и другими необходимыми вещами.
На борту «Эй стар» находились Вуди, Салли и Спад, вооруженные мачете и бензопилой для расчистки посадочной площадки у руин. Вертолет вернулся два часа спустя, успешно высадив их на площадку у реки: там было всего несколько деревьев и кустарники высотой от шести до девяти футов, которые легко вырубались с помощью мачете. Спилить нужно было всего несколько небольших деревьев.
Все шло по плану. Расчистка заняла бы часа четыре. Нам не надо было спускаться на тросе – вертолет мог сесть на твердую землю. Следующим рейсом прилетели Крис Фишер, Дэйв Йодер и Лусиан Рид. Через два часа вертолет вернулся и дозаправился, после чего мы с Хуаном Карлосом вышли на разогретую посадочную полосу и забрались в него. У каждого из нас был рюкзак с самым необходимым, включая еду и воду на два дня, поскольку для полного завоза всех припасов требовалось еще как минимум сорок восемь часов. Пару дней мы должны были существовать автономно. Поскольку посадочная площадка на объекте была очень невелика, а «Эй стар» за один полет мог доставить лишь ограниченное количество груза, бо́льшую часть его переправили на армейском «Белл» и выгрузили на второй площадке, ниже по течению. Оттуда «Эй стар», совершив множество челночных рейсов, перевез груз в наш лагерь.
Мы с Хуаном Карлосом уложили рюкзаки в корзинку, закрепленную на левом борту вертолета, – внутри места не было. Стив Элкинс принес свой айфон и снял десятисекундное видео, на котором я передавал привет своей жене Кристине, поскольку в следующие девять или десять дней я не смог бы выходить на связь. Я думал о том, что может произойти за это время, и это были странные мысли. Стив пообещал отправить ей видео, когда вернется в Катакамас.
Перед отлетом мне представилась возможность поговорить с нашим вторым пилотом Роландо Сунигой Боде, лейтенантом гондурасских ВВС.
– Мой дед постоянно говорил о Сьюдад-Бланка, – сказал он. – Знал кучу историй.
– Каких историй?
Роландо махнул рукой – мол, говорить не о чем.
– Ну, всякие древние предрассудки. Он рассказывал, что конкистадоры нашли Белый город и захватили его, но совершили ошибку, потому что срывали цветы. Все умерли. – Он рассмеялся и погрозил пальцем. – Не срывайте цветы!
Мы с Хуаном Карлосом надели шлемы и пристегнулись. Хуан пребывал в возбужденном состоянии.
– Когда я впервые посмотрел на картинки со зданиями и увидел, какие они большие, у меня возникло сто тысяч вопросов. И вот теперь мы в шаге от того, чтобы найти ответы.
Вертолет взлетел, и мы погрузились в молчание, принявшись снимать удивительно зеленую и неровную местность внизу.
– Вон там Лас-Круситас, – сказал Хуан Карлос. – Я попросил пилота лететь этим маршрутом.
Я посмотрел вниз, на далекий археологический объект, считавшийся крупнейшим в Москитии до съемок У1 и У3. На открытом, поросшем травой пространстве по обе стороны реки Анер виднелись курганы с крутыми склонами, насыпи и площади. Многие говорили, что это потерянный город Обезьяньего бога, найденный Мордом, но мы-то знаем, что Морд ничего такого не находил и вообще не добрался до этой части Москитии.
– Очень похоже на У1, правда? – сказал Хуан Карлос.
Я согласился. С воздуха объект поразительно напоминал наши лидар-изображения – те же похожие на автобус насыпи, те же площади, те же идущие параллельно друг другу земляные валы.
За Лас-Круситас начинались крутые горы, некоторые – в милю высотой. Мы маневрировали между вершинами; вырубки под нами сменились девственным ковром джунглей. В какой-то момент, когда за штурвалом сидел Роландо, вертолет резко дернулся.
– Извините, – сказал он. – Уворачивался от птицы.
Наконец впереди появилась характерная выемка среди гор, вскоре мы пролетели над ней и оказались в долине. Мы следовали вдоль реки, а под нами парили два алых попугая. Прижавшись к окну, я сделал несколько снимков с помощью своего «Никона». Через несколько минут мы увидели посадочную площадку – зеленый клочок, устланный срубленными растениями. Вертолет развернулся, сбросил скорость и опустился. Вуди стоял на коленях на краю площадки, подавая знаки пилоту; вода в реке забурлила.
И вот мы коснулись земли. Нам велели взять свои вещи и как можно скорее убираться с площадки. Мы выпрыгнули, подхватив свои рюкзаки, а Вуди и Салли подбежали к вертолету и принялись выгружать из корзины снаряжение и припасы, скидывая их в кучу на краю площадки. Через три минуты вертолет уже был в воздухе.
Я провожал его взглядом – он поднялся выше крон деревьев, развернулся и исчез из вида. Наступила тишина, которую вскоре нарушил странный громкий рев, доносившийся из леса. Казалось, кто-то запустил гигантскую машину или генератор и теперь устройство набирало обороты.
– Обезьяны-ревуны, – сказал Вуди. – Орут при каждом прилете и отлете. Видимо, реагируют на звук.
Посадочную площадку очистили от густых зарослей «омаровых клешней», или геликонии, растения, известного также под названием «ложная райская птица». Толстые стебли источали белый сок. Красно-желтые цветы и темно-зеленые листья, разбросанные повсюду, покрывали бо́льшую часть площадки. Мы не срывали цветы – мы их уничтожали. В душе я надеялся, что Роландо во время посадки не обратил на них внимания.
– Собирайте вещички, – обратился к нам Вуди, – берите мачете, расчищайте участок под спальное место и устраивайтесь.
Он кивнул в сторону непроходимой стены джунглей. В ней уже была проделана небольшая темная дыра, похожая на вход в пещеру. Я поднял свой рюкзак, Хуан Карлос сделал то же самое, и я последовал за ним в зеленую пещеру. Через лужу грязи были перекинуты три ствола, дальше возвышался земляной вал высотой пять футов. Мы вошли в таинственный мрачный лес с деревьями, напоминавшими гигантские колонны собора под невидимым пологом. Стволы диаметром от десяти до пятнадцати футов удерживались в земле при помощи утолщенных комелей и корневых выростов. Многие были оплетены фигами-душителями, прозванными matapalos («убийцы деревьев»). Ревуны продолжали издавать громкие звуки, меж тем как мои глаза привыкали к темноте. В воздухе стоял насыщенный, пьянящий, пряный запах земли, цветов, гниения. Здесь, среди больших деревьев, подлесок был негустым, а земля – плоской.
Появился археолог Крис Фишер в белой соломенной ковбойской шляпе, которая светилась, словно маяк в ночи.
– Привет, ребята.
Я огляделся.
– Ну… что нам теперь делать?
Вуди и двое других сасовцев раскладывали припасы.
– Вам нужно найти место, где вы повесите свой гамак. Два дерева на подходящем расстоянии друг от друга. Я покажу.
Я последовал за Вуди туда, где обосновался он сам. Там уже висел зеленый гамак с тентом от дождя и москитной сеткой. Вуди начал сплетать небольшой столик из срезанных стеблей бамбука и натянул кусок брезента, чтобы укрываться от дождя. Это было очень хорошее место стоянки, удобное, прекрасно устроенное.
Я углубился на пятьдесят ярдов в лес, рассчитывая обеспечить себе личное пространство после того, как прибудут все члены экспедиции. (Пятьдесят ярдов в джунглях – немалое расстояние.) Фишер дал мне свой мачете, помог расчистить небольшую площадку и показал, как вешать гамак. Работая, я услышал какую-то возню в кронах деревьев. Там, на ветках, собралась стая паукообразных обезьян, выражавших недовольство. Они визжали и ухали, спускались пониже, повисали на хвостах и в ярости трясли ветки, чтобы устрашить меня. После получаса таких протестов они обосновались на ветке, принялись верещать и глазеть на меня, словно я был некой ошибкой природы.
Час спустя пришел Вуди – посмотреть, как я устроился, – посчитал, что мой гамак подвешен неправильно, и подрегулировал его. Затем он посмотрел на обезьян.
– Это их дерево, – сказал он, несколько раз втянув носом воздух. – Чувствуете запах? Обезьянья моча.
Но день уже клонился к вечеру, и мне не хотелось переносить свое пристанище в другое место. Я расположился поодаль от основной группы и понимал, что в темноте мне нужна приметная дорожка, иначе можно заблудиться. Я вернулся на посадочную площадку, по пути расчищая с помощью мачете уже проложенную вчерне тропинку. Несколько раз я терялся, и приходилось возвращаться назад, ориентируясь по срубленным растениям. Хуана Карлоса я нашел в месте, где он устроился. Вместе с Крисом мы прошли к реке и уставились на стену деревьев на другом берегу. Они поднимались ввысь, терраса за террасой: неприступная зелено-коричневая преграда с пятнами цветов и щебечущих птиц. Не более чем в двухстах ярдах за ней начинался потерянный город, где, вероятно, были земляные пирамиды – те, что мы видели на лидар-изображениях. Под покрывалом дождевого леса они оставались совершенно невидимыми. Было около пяти вечера. Мягкое желтое солнце проливало свой свет на деревья, распадаясь на лучи и золотые блестки, разбрасывая свои монеты по лесной подстилке. По небу проплыло несколько пушистых облаков. Речушка глубиной около трех футов и шириной около пятнадцати, с прозрачной, кристально чистой водой, журчала, перекатываясь через каменистые пороги. Дождевой лес вокруг нас полнился криками птиц, кваканьем лягушек, звуками, которые издавали другие животные: все они сливались в единый приятный шум, и на его фоне выделялась перекличка двух алых ревунов – один сидел на дереве поблизости от нас, другого, вдалеке, мы не видели. Температура – семьдесят градусов, воздух чистый, свежий и довольно сухой, со сладким запахом цветов и зелени.
– Вы обратили внимание? – спросил Крис, подняв руки и улыбнувшись. – Никаких насекомых.
И верно: жутких роев кровососущих насекомых, о которых нас предупреждали, нигде не наблюдалось.
Оглядевшись, я подумал, что был прав: место вовсе не страшное, каким его выставляли, – более того, казалось, что здесь настоящий рай. Ощущение опасности и беспокойство, подсознательно преследовавшие меня после инструктажа Вуди, отступили. Естественно, сасовцы готовили нас к худшему, но они переборщили.
Когда настали сумерки, Вуди пригласил нас на свою крохотную площадку, где горела крохотная плитка. На ней стоял чайник, в котором кипятилась вода, – можно было приготовить чай и развести нашу вымороженную еду. Я вскрыл пакет с курицей тетраццини, налил в него кипящую воду и, когда продукт впитал ее, принялся есть, а потом запил все это чашечкой чая. Затем мы принялись слушать истории Вуди, Спада и Салли об их приключениях в джунглях.
Темнота опустилась всего за несколько минут, словно кто-то закрыл дверь, – мы оказались в полном мраке. Дневные звуки перешли в нечто более экзотическое, таинственное: рулады, скрежет, рокот и зов, похожий на крик про́клятых. И тут начали появляться насекомые – первыми прилетели комары.
Костра мы не разводили. Вуди включил кемпинговый фонарь, который слегка рассеял тьму, и мы сгрудились вокруг него, посреди бескрайнего леса, слыша шаги крупных, невидимых нам животных.
По словам Вуди, бо́льшую часть жизни он провел в джунглях по всему миру – в Азии, Африке, Южной и Центральной Америке, – но в таком лесу, где явно не ступала нога человека, еще никогда не бывал. Когда он оборудовал свое спальное место, до нашего прилета, рядом с ним опустилась куропатка и принялась что-то клевать. Мимо прошел кабан – присутствие человека явно не смущало его. Вуди также сказал, что наличие паукообразных обезьян – несомненный признак того, что территория необитаема: обычно при виде людей они бросаются наутек, если не находятся в защищенном пространстве.
– Думаю, эти животные никогда не видели человека, – заключил он.
Все три сасовца имели нелепый вид в своих капюшонах и лицевых сетках, защищавших от насекомых: это одеяние прикрывало их с ног до головы.
– Это и в самом деле необходимо? – спросил я.
– Я дважды перенес лихорадку денге, – сказал Вуди и выдал потрясающе живописный рассказ об этой болезни, которая во второй раз чуть не убила его. Как он пояснил, ее называют еще костоломной лихорадкой: боль так сильна, что кажется, будто у вас ломаются кости. Когда он закончил, я заметил, что слушатели поливают себя репеллентом, и последовал их примеру. С приближением ночи стали появляться москиты – в большом количестве. Они меньше комаров, напоминают белых мотыльков, парящих в свете лампы, и настолько невелики, что не производят никаких звуков; вы не чувствуете, как они кусают вас, чего нельзя сказать о комарах. Москитов с каждой минутой становилось все больше и больше.
Я горел желанием записать услышанные истории и поэтому поспешил к своему гамаку за блокнотом. Моя новая наголовная лампа не работала, и Хуан Карлос дал мне фонарик с динамо-машинкой. Дорогу к гамаку я нашел без труда, но на обратном пути, в темноте, все выглядело иначе. Я остановился. Со всех сторон была густая растительность, и я понял, что сошел с тропинки. Ночной дождевой лес был насыщен звуками, раздававшимися в густом, сладковатом воздухе, листва окружала меня стеной. И без того неяркий луч фонарика постепенно угасал. Я лихорадочно стал жать на ручку, чтобы подзарядить фонарик, – на это ушла минута. Потом я неторопливо повел лучом по земле в поисках следов в лесной подстилке или порубленных мной днем растений.
Мне показалось, что я нашел тропинку, и я двинулся в этом направлении, шагая быстро, с растущим облегчением раздвигая кустарник, – и вдруг уперся в огромный древесный ствол. Такого дерева я прежде не видел. Сбившись с дороги, я еще больше углубился в джунгли. Пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание и дать сердцу успокоиться. Я не слышал голосов своих коллег, не видел света их лампы. Я подумал, не позвать ли Вуди, чтобы он выручил меня, но затем решил не выставлять себя идиотом в самом начале экспедиции. Внимательно осмотрев землю и несколько раз нажав на ручку фонаря, чтобы прибавить яркость, я наконец обнаружил свои правильные следы и пошел по ним, наклоняясь и вглядываясь в подстилку, делая новый шаг только после того, как находил очередной знак или углубление в подстилке. Несколько минут спустя я увидел свежесрезанный лист и ветку, выделявшую сок, потом еще несколько. Я вернулся на тропинку.
Ориентируясь по листьям и стеблям, словно по хлебным крошкам, я проследовал в центр лагеря, где с радостью увидел гамак Карлоса. Вздохнув с облегчением, я обошел гамак, просвечивая стену леса в поисках тропинки, способной вывести меня туда, где сидят и разговаривают остальные члены группы. Вскоре я услышал приглушенные голоса и увидел свет кемпингового фонаря в просветах между листвой.
Обходя гамак Хуана Карлоса во второй раз, я замер при виде огромной змеи, которая свернулась на земле сбоку от гамака, в трех футах от меня. Не заметить змею было невозможно – она резко отличалась от предметов в камуфляжной окраске. Даже в тусклом луче фонарика она, казалось, излучала свет; рисунок на чешуйчатой спине переливался на фоне окружающей темноты, горели глаза – две яркие точки. Змея смотрела на меня, приготовившись к атаке. Голова раскачивалась назад-вперед, язык то высовывался из пасти, то втягивался назад. Я уже два раза прошел мимо змеи. Луч фонарика, который начал тускнеть, казалось, загипнотизировал ее. Я быстро увеличил яркость.
Я медленно отступил на безопасную дистанцию, которая, по моим прикидкам, составляла шесть футов, – некоторые змеи при атаке преодолевают расстояние, равное длине их тела. Я не единожды сталкивался с ядовитыми змеями, которые несколько раз пытались напасть на меня, причем в одном случае атака чуть не увенчалась успехом – я выставил вперед ногу, и гремучая змея ударилась о подошву моего ботинка. Но я еще никогда не видел такой змеи: в полной готовности, абсолютно сосредоточенной, предельно целеустремленной. Если бы она решила атаковать, я был бы обречен.
– Эй, ребята! – крикнул я, сдерживая дрожь в голосе. – Тут гигантская змея.
– Отступайте прочь и не сводите с нее луча, – велел Вуди.
Змея не шевелилась, устремив на меня свой взгляд. На лес спустилась тишина. Через несколько секунд появился Вуди, а за ним и остальные; наголовные фонари подпрыгивали в темноте.
– Господи Иисусе, – раздался чей-то громкий голос.
– Не подходите, – спокойно сказал Вуди. – Направьте на нее свет. Это копьеголовая.
Он вытащил мачете из ножен, сделал несколько ударов – и росшее поблизости деревце превратилось в семифутовую палку с узким раздваивающимся концом.
– Я ее унесу.
Он двинулся к змее и вдруг, резко ткнув вилкой, прижал ее тело к земле. Змея тут же яростно задвигалась – развернулась, свернулась, задергалась, атакуя во всех направлениях, разбрызгивая яд. Теперь мы поняли, насколько огромной она была. Вуди передвигал вилку вдоль ее тела, подбираясь к шее, между тем как змея неистовствовала, буйно размахивая хвостом и издавая низкое жужжание. Прижав ее шею к земле с помощью палки, которую держал в левой руке, Вуди присел на корточки и ухватил рептилию за шею. Змеиное тело толщиной с руку Вуди билось о его ноги, ослепительно-белая пасть широко распахнулась, обнажив клыки длиной в четверть дюйма, из которых лились струйки желтоватой жидкости. Голова моталась туда-сюда.
Пытаясь вонзить клыки в руку, змея забрызгивала ядом кисть Вуди с тыльной стороны, отчего его кожа пошла пузырями. Вуди уложил ее на землю и придавил извивающееся тело коленями. Вытащив нож из-за пояса и держа змею левой рукой за шею, он аккуратно отсек голову, пронзил ее острием ножа, приколол к земле и только после этого разжал левую руку. Голова вместе с тремя дюймами шеи продолжала крутиться и биться, а обезглавленное тело начало отползать, и Вуди потащил его назад, на свет, чтобы оно не исчезло в кустах. За все это время он не проронил ни слова. Все остальные тоже молчали, ошарашенные происходящим.
Вуди поднялся, ополоснул руки и наконец заговорил:
– Извините, я не смог унести ее. Нужно было немедленно смыть яд.
(Позднее он сказал, что забеспокоился, увидев, как яд стекает к царапине на тыльной стороне руки.)
Он поднял обезглавленное змеиное тело за хвост; кровь все еще текла из шеи. Никто не произнес ни слова. Мышцы змеи медленно сокращались. Мне захотелось прикоснуться к ее телу, я обхватил его пальцами и почувствовал ритмическое сокращение мышц под холодной кожей – поистине странное ощущение. В нем было около шести футов. На спине виднелся поразительный многоугольный узор разных цветов – шоколадный, цвет красного дерева, цвет кофе с молоком. Все смотрели на змею. К нам постепенно возвращались звуки леса.
– Никому не хочется подробнее узнать об этом, правда? – сказал Вуди. – Самка. Они крупнее самцов. Пожалуй, это самая большая копьеголовая змея из всех виденных мной. – Он небрежно намотал тело на руку. – Мы могли бы ее съесть. Настоящий деликатес. Но я использую ее для других целей. Завтра появятся остальные, и им нужно будет увидеть вот это. Все должны понимать, с чем мы имеем дело.
После короткой паузы он добавил:
– Эти твари редко появляются поодиночке.
Когда вечером я улегся в гамак, то долго не мог уснуть. Джунгли, полные звуков, были гораздо шумнее, чем днем. Несколько раз я слышал, как крупные животные бредут невдалеке от меня по лесной подстилке, хрустя ветками. Я лежал в темноте, прислушиваясь к какофонии жизни, думал об убийственном совершенстве змеи и ее природном достоинстве и сожалел о сделанном нами, хотя мы поступили так только из-за смертельной угрозы. Если человек выживает после укуса такой змеи, его жизнь, вероятно, полностью меняется. Встреча со змеей странным образом обострила восприятие нашего пребывания в этих краях. Меня поражало, что в XXI веке где-то еще есть такая первобытная, нетронутая природа. Поистине, мы оказались в затерянном мире, в месте, которое отторгало нас, было для нас чужим. На следующий день мы собирались отправиться к руинам. Что мы увидим там? Я даже представить себе не мог.
