Пережитые нами страдания не могли не отразиться на нашем менталитете, на нашем национальном бытии. Они оставили определенный след в армянской культуре, и, возможно, наиболее очевидный проявляется в той меланхолии, которой особенно отмечены наша музыка и литература, столь богатые элегиями и плачами.

Но у этого явления есть и оборотная сторона. Страдание вызвало у армян особенную реакцию, не имеющую ничего общего с покорностью и пассивностью; ее можно назвать упорством, выдержкой и непреклонностью. В связи с этими чертами нашего характера и наших качеств, обусловленных пережитым опытом, мне вспоминаются слова из Послания святого апостола Павла к римлянам: «...Хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда» (Рим 5, 3-4). Действительно, страдания, пережитые армянами на протяжении их истории, были для них испытанием, в некотором смысле вызовом, на который они отвечали не просто мужеством и стойкостью, но преодолевали их с удивительной творческой мощью. Эту национальную особенность не раз признавали и подчеркивали в разные времена наши составители хроник, а также иностранцы.

К этим соображениям я хотел бы добавить еще одно замечание. Страдание часто рассматривалось армянскими и зарубежными историками как явление, настолько преобладающее в нашей истории, что даже само имя Армении стало неотделимым от него. Богослов-литургист Арчдейл Кинг сказал, что «синонимом армянской историографии является мартирология». Французский академик Даниель-Ропс, говоря в своей истории Церкви о наших мучениках, использует выражение «залитая кровью Армения», но тут же добавляет «живая». Я думаю, что оба эти эпитета дают точное определение: страдание придало нашему народу силы не подчиниться смерти и сохранить себя. Так что, как бы парадоксально это ни было, страдание во многом способствовало развитию творческого начала нашего народа.

Возвращаясь к нашей литературе, я хотел бы заметить, что именно поэтому наряду с упомянутыми мною многочисленными элегиями выделяется и такой крупный литературный жанр, как героический эпос.

Я думаю, что в психологии нашего народа нет чувства богоизбранности. Конечно, исторические факты сближают нашу судьбу с судьбой еврейского народа. Но трагические события армянской истории обусловлены главным образом геополитическими факторами, географическим расположением нашей страны, которая, находясь на перекрестке великих держав древности, всегда использовалась как государство-буфер.

Отчасти причиной преследований, которым мы подвергались, была наша христианская вера. Наши соседи не были христианами и, понимая, что стойкость народа обусловлена верой, пытались уничтожить этот источник национальной идентичности и непреклонности. Так было всегда, начиная с нашествия маздеистов из сассанидского Ирана и кончая событиями нашего века, такими, как геноцид. Действительно, геноцид был хорошо организованной попыткой уничтожить нашу национальную христианскую идентичность внутри турецкого государства, которое стремилось к созданию мусульманской пантюркской империи. К этому необходимо добавить, что некоторые христианские державы, в которых царил колониальный дух, действовали так же, пытаясь ассимилировать наш народ или подчинить его своему абсолютному господству, посягая при этом на независимость нашей Церкви. Я имею в виду определенную политику Византии, попытки крестоносцев и даже некоторое отношение к нам Российской Империи. Но, возвращаясь к Вашему вопросу, я хочу сказать, что идеи богоизбранности, представления о себе как об избранном народе нет ни в нашей литературе, ни в нашей культуре.

Вы, возможно, уже заметили, что, отвечая на вопросы о страданиях нашего народа, я ни разу не употребил слова «выживание». Часто говорят, что армянский народ выжил вопреки всем трагическим событиям своей истории. Но мы не просто выжили! Мы сделали гораздо больше: мы прожили нашу историю как активные действующие лица и достигли огромных творческих результатов в области культуры. Мы не просто влачили свое существование, но стремились жить полной жизнью, наполняя ее ценностями, которые превосходят пространство и время. Наша история может быть хорошей иллюстрацией к латинской поговорке: «Vita поп est vivere, sed valere» («Жизнь не в том, чтобы жить, а в том, чтобы проявлять мужество»).

В любом случае, не надо смотреть на наши страдания как на что-то исключительное: страданиями полна история многих народов. Бог попустил страдания не только нашего народа, но и многих наших соседей; например, не меньше страдали сирийцы, грузины, русские — во времена татарского ига...

Я думаю, что, пытаясь понять волю Божию, мы можем сказать, что Бог попускает страдания, но не провоцирует их. Просто, страдание — это часть нашего человеческого бытия; но Бог всегда предоставляет нам возможность преодолеть страдание, победить смерть жизнью.

Боль, действительно, — результат греха, удаления от Бога, потому что присутствие Бога в нашей душе и в нашем сознании является источником радости и силы для преодоления страдания. Но существует также и позитивный взгляд на боль. Обратим внимание на то, как страдание влияет на нас. Я думаю, что оно делает нас более человечными. Оно помогает нам вновь обрести истинную связь с Богом. Как часто мы забываем поблагодарить Бога за все Его дары; и только боль заставляет нас повернуться к Нему.

Страдание может стать очищением души. Это хорошо видно на примере жизни святых. Оно помогает нам увидеть истинные ценности, духовные и человеческие, несущие на себе печать вечности. Именно опыт страдания учит нас понимать разницу между счастьем и удовольствием; слишком часто наша эпоха смешивает эти два понятия.

Я думаю, что боль раскрывает нам глубинный смысл жизни и дает нам понять, что мы не верховные властители Вселенной, но распорядители или, говоря точнее, служители творения. Здесь я высказываю и свой личный опыт. Часто в страдании или болезни жизнь приобретала для меня гораздо больший смысл, чем в состоянии доброго здравия и счастья. У больничной койки или у гроба я как нигде «ощущал» ценность жизни, представление о которой нам могут дать только боль и смерть.

Но существует еще и другой положительный аспект страдания. Далеко не все страдания приходят к нам от Бога. Напротив, сколько несчастий происходит по нашей вине, сколько горя одни люди причиняют другим... Мы верим, что Бог сотворил нас свободными, значит, имея возможность выбора, мы можем и ошибаться, причиняя боль себе или другим. Следовательно, достоинство и особенность человека предполагают страдания. Страдание — это залог нашей свободы: сам факт его существования говорит о том, что Бог уважает нашу свободу и наше достоинство. Если бы не было страдания, мы были бы бездушными роботами...

Одним из самых прекрасных поэтических творений древнеармянской литературы являются Элегии Григора Нарекаци Книга скорбных песнопений. Главная их тема, заимствованная из Книги Иова, — страдание.

Элегии, или плачи, святого Григора Нарекаци значительно отличаются от Книги Иова. В этих элегиях разворачивается глубокая внутренняя драма, драма всечеловеческая: святой Григор изображает духовную борьбу человека, который осознает бесконечность и всемогущество Божие и в то же время видит собственное человеческое ничтожество, влекущее его ко греху. Перед нами конфликт между желанием устремиться к Богу, приобщиться Его благодати и хрупким человеческим уделом, внутренний разрыв между жаждой Бога и соблазном греха, стремлением к божественному и влечением к земному. В конце концов, из этой внутренней борьбы рождается молитва.

Эта ситуация отличается от изображенной в Книге Иова, средоточием которой являются тема испытания и диалог страдающего Иова с собой и с Богом, диалог человека, который мучается вопросом о причине страдания.

Я думаю, нет никакого смысла спрашивать Бога, имеет ли Он на это право. Бог обладает полнотой прав, Он бесконечно превосходит наше разумение, и то, что сегодня нам кажется трагедией, завтра может стать источником счастья... Сын, которого наказывает отец, не всегда понимает его, напротив, ему может казаться, что отец его не любит. Но пройдут годы, и сын будет признателен отцу за причиненное когда-то страдание.

Часто мы совершаем ошибку, оценивая действия Бога с точки зрения нашего опыта; но мы не можем судить Бога, исходя из чисто человеческих критериев...

Я думаю, что вопрос о смысле страдания — самый древний и самый глубокий человеческий вопрос, я бы даже сказал — самый оправданный. Бог есть Любовь и источник счастья: почему Он допускает страдания? В нашей литературе человек не раз задавался этим вопросом и в своем протесте против обстоятельств жизни доходил иногда до бунта. Сколько раз на протяжении своей жизни каждый человек снова и снова задает себе этот вопрос...

Однако вопрос этот останется с нами. Если бы мы могли в полной мере понять смысл действий Бога, мы были бы богами. Здесь нет никакого фатализма, просто я думаю, что вопрос страдания не может быть разъяснен логически. Но мы знаем, как преодолеть испытания, как их выдержать.

Каждый раз, когда меня спрашивают, почему существуют боль, страдание, я ощущаю нечто вроде внутреннего замешательства, потому что не нахожу логического или научного ответа на этот вопрос. Я знаю, что такое страдание, я его испытываю и, как любой человек, пытаюсь его преодолеть, иногда безуспешно; но у меня нет логического объяснения его причины. На самом деле, я думаю, что это вопрос экзистенциальный, и поэтому каждый должен найти на него свой собственный ответ.

У этих вопросов никогда не будет окончательных ответов. В нашем столетии, как может быть никогда ранее, человек показал, как далеко он может зайти в своей жестокости. Совсем недавно один американский писатель в еженедельнике «Тайм» охарактеризовал наш век как «век геноцида». В последнее время много говорилось о стремлении человека к уничтожению, которое было сформулировано через игру слов — «бесчеловечность человека по отношению к человечеству».

Все же я думаю, что даже здесь, в присущих нашей эпохе чудовищных всплесках человеческой злобы, рядом с тьмой существует свет. Катастрофа и все, что было совершено фашизмом против еврейского народа, — чудовищно, но нельзя забывать и о тех выражениях солидарности и сочувствия, оказанных этому народу в нашем столетии. Даже во время погромов всегда находились люди, которые противостояли истреблению людей подчас ценой собственной жизни. Я счастлив, что недавно некоторые государства признали и осудили геноцид, совершенный против армян в 1915 году. Я вижу в этом выражение несомненного сочувствия к нашему народу.

Я думаю, что в каждом страдании важно увидеть ту положительную сторону нашей реальности, которая всегда существует в этой постоянной игре света и тени. В нашей жизни страдание и радость, боль и счастье все время перемешиваются, однако не надо поддаваться искушению и считать, что страдание здесь преобладает.

Я могу лишь повторить, что существуют вопросы, на которые человеческий разум не способен дать адекватных ответов.

Мне хорошо известно, каким страшным бедствием, каким тяжелым испытанием было это землетрясение; я знаю, сколько страданий оно принесло, ведь я приехал в Ленинакан из Ливана через десять дней после катастрофы. Я своими глазами видел отчаяние матерей, искавших своих детей, длинные ряды гробов, развалины домов, груды обломков... Вечером, вернувшись в Эчмиадзин, я находился в состоянии неописуемого горя. Но перед лицом этого тотального разрушения я понял, что нельзя поддаваться отчаянию, что надо действовать немедленно, уже сейчас приступать к восстановительным работам; и об этом я говорил на следующий день на литургии в кафедральном соборе святого Эчмиадзина. Именно так я обрел силы, чтобы выйти из этого состояния духовного паралича.

Я очень хорошо понимаю, что когда теряешь близкого человека или когда узнаешь, что ты неизлечимо болен, неизбежно встает этот вопрос — почему. Но на этот вопрос нет логического ответа: очень многие стороны нашей жизни невозможно объяснить! Когда тучи закрывают солнце, человек не спрашивает, почему Бог действует таким образом: это явление природы, включенное в ритм нашей жизни. Я думаю, что не очень полезно задавать Богу вопросы о причине Его действий. Вера открывается именно там, где бессильна логика.

Так что вопрос о причинах землетрясения или болезней остается без логического ответа; главное, верить в то, что Бог не оставляет нас даже в горниле испытаний.

Значит, на вопрос «почему» ответа нет. И все же человеку свойственно задавать его. Вы сказали, что страдание невинного — это самый глубокий человеческий вопрос... И, задавая его, мы проявляем нашу человечность, человечность, воспринятую Христом, который Сам задал Себе этот трагический вопрос. Его крик: «Или, Или! лама савахфани?» — наивысшее выражение человеческого «почему» — «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?»

Это правда. Христос прошел через испытание Гефсимании, затем пережил агонию. Но в обоих случаях Он преодолел отчаяние. В Гефсиманском саду Он молился: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия», — но затем Он полностью вверил Себя воле Отца: «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты... да будет воля Твоя.» (Мф 26, 39-42). Так же и на Кресте, по свидетельству Луки, Он сказал: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» (Лк 23, 46).

Признание и принятие воли Божией не унижают человека. Напротив, добровольное подчинение ей возвеличивает человека, который этим сознательным действием подтверждает, что он есть творение, призванное к общению со своим Творцом.

В испытании существует как бы два уровня встречи с Богом, которые я пережил сам в своей жизни и особенно ясно осознал во время землетрясения 1988 года. Первый уровень — полное отчаяние, даже бунт. Спрашиваешь себя: «Где же Бог?»; возникает ощущение Его отсутствия. Такой была первая реакция перед лицом полного разрушения Спитака. Но сразу же после землетрясения начались проявления солидарности и невиданной щедрости: отовсюду поступали продукты, лекарства, одежда и другая помощь; множество людей съехалось из всех стран в Армению, помогая искать тела, восстанавливать разрушенное. И эта щедрость позволила всем ощутить присутствие Бога. Ведь эта солидарность была проявлением истинной человечности, которая есть сияние Божие — Любовь.

Я думаю, что так бывает очень часто. В испытании всегда наступает момент кризиса, момент, когда ты чувствуешь, что Бога нет рядом. Важно в это время преодолеть сомнения, чувство одиночества, покинутости через усилие веры и любви. И тогда ты начинаешь видеть присутствие Бога, понимать, что Он всегда был рядом — даже в Своем отсутствии...

Это действительно так. Человечество Христа было полным человечеством, так как Он во всем разделил с нами нашу участь, за исключением греха. Он познал искушение в пустыне, голод, усталость, сомнение, и этот крик оставленности показывает нам, что перед тем, как Он предал Себя воле Божией, Он пережил чувство Богооставленности.

Этот духовный опыт неотделим от нашей повседневной жизни, потому что религия — это вовсе не удаление от реальности; вот почему в своей жизни мы постоянно испытываем оба эти чувства: присутствие и отсутствие Бога.

Однако Крест — то место, где Иисус пережил оставленность как отсутствие Бога, — есть, на самом деле, место преимущественного присутствия Бога. Акт добровольного принятия смерти на Кресте ради искупления человечества — это наивысшее проявление жертвенной любви, а значит и проявление полноты присутствия Бога, Который есть Любовь. Так же и мы, принимая страдание, встречаем Бога. Именно в этом смысле я понимаю слова апостола Павла: «Когда я немощен, тогда силен» (2 Кор 12, 10).

Богословы, особенно на Западе, часто говорят о Кресте, о богословии Креста; Крест стал чем-то абстрактным, некоей идеей, богословским понятием... Но Крест не имеет никакого смысла без Распятого Христа, ведь именно распятием, действием Сына Божия, который дал пригвоздить Себя ко Кресту, — мы были искуплены. Именно распятие наполняет экзистенциальным содержанием богословие Креста.

Распятие есть свидетельство кеносиса Бога. Бог стал человеком и пострадал — в этом величие христианства...

... Кто-то сказал, что религия страждущего Бога — это наивысшая религия...

Если бы Бог не пострадал, Он был бы для нас мудрым учителем, читающим нам лекции с высоты своей кафедры. Но Бог отождествил Себя с нами, Своими творениями и этим ясно показал нам Свою сущность — любовь; потому что любовь — это всегда отождествление с любимым.

Крест — высшее проявление любви, которая есть Бог и, в то же время, Крест — это доказательство величия Иисуса Христа.

Бог повернулся к человеку. В своем послании к Филиппийцам (2, 6-9) апостол Павел объясняет нам, что Иисус Христос, будучи Богом, уподобился людям, приняв образ раба, и жил в смирении вплоть до принятия смерти на Кресте. «Посему и Бог превознес Его», — говорит апостол, и это означает, что величие Божие проходит через крестное смирение.

Наш Бог — это не Бог, ревнующий о Своем величии, обитающий в башне из слоновой кости или на седьмом небе, а Бог, Который проявляет полноту Своего величия, умирая на Кресте из любви к людям. Если Вы посмотрите на нивы перед жатвой, Вы увидите колосья зрелой пшеницы, которые наклонились, повернулись к земле под тяжестью зерен; а колосья, которые стоят прямо, пусты — это простая солома... Так и Бог склонился над нашей пустотой и во всей полноте открыл Свою любовь в Своем Сыне — распятом и покинутом.

Боюсь, что не смог бы сказать что-то значительное, так как без веры, которая дает духовную стойкость, я и сам не смог бы противостоять такой ситуации... Как и мой народ: без веры он не смог бы противостоять страданиям...

Я бы постарался быть всегда рядом с этим человеком, дать ему почувствовать мою заботу, дружбу, мое полнейшее участие... Одним словом, я бы постарался разделить его боль, потому что распятие — это наивысшее разделение Богом наших страданий и нашей человеческой участи, а также мера нашей любви друг к другу. Истинное поклонение Кресту состоит в сораспятии со Христом через разделение страданий других...

Я знаю, что многие люди, оказавшись в ситуации, в которой им казалось, что они потеряли всякую поддержку, обрели в своей душе забытую веру. Сердце христианской веры — в воскресении, в вести о том, что смерть не конец всему, потому что Христос победил смерть. Эта вера воодушевляла апостолов, первых христиан и мучеников, она помогала им противостоять гонениям и смерти. Это великое открытие христианства, которое превосходит нашу логику.

Я хотел бы здесь привести один эпизод из истории сопротивления нашего народа религии маздеизма. В 451 году, в том году, когда состоялся Халкидонский Собор, «царь царей» персов-маздеистов позвал к себе армянских князей. В то время они были союзниками во всех битвах против варваров на Северном Кавказе, и князь Вартан даже спас ему жизнь. Итак, царь говорит армянам: «Как такие доблестные и мужественные воины, как вы, следуете за Христом, Который был настолько слаб, что не смог даже защитить Себя и освободиться из рук нескольких евреев?» Армяне удивились: «Откуда Вы знаете эту историю?» Он ответил: «Я приказал моим маздеистским жрецам и магам прочесть из вашего Священного Писания». Тогда самый молодой армянский князь, которого, между прочим, звали Гарегин, возразил: «Ваше высочество, почему Вы не попросили Ваших магов продолжить чтение? Тогда бы Вы узнали, что Иисус, Которого распяли, — воскрес!»

Христос воскрес! Эту волнующую и необыкновенную весть я хотел бы сообщить тем, кто находится на смертном одре. Мы говорили о причине страдания. Сколько чернил было изведено на решение этого вопроса, который всегда занимал философов, поэтов и богословов... Но все эти интеллектуальные усилия не дали однозначного и удовлетворительного ответа на вопрос — откуда взялось зло, страдание и смерть. Как бы то ни было, страдание и смерть составляют часть нашего человеческого бытия, и мы не можем их избежать...

Если не верить в воскресение, смерть, действительно, становится концом всему, уничтожением человеческой личности. Но христианин верит, что человек может преодолеть смерть, потому что Христос уже победил ее. Одному из наших богословов и историков V в. Егише принадлежат такие слова: «Смерть, смысл которой не понятен — это, действительно, смерть; смерть, смысл которой ясен — бессмертие». Бог дал нам жизнь на этой земле, но она здесь не кончается. Виктор Гюго сказал, что если человеческое тело обретает в могиле свое вечное упокоение, то душа обретает в ней крылья вечности. Вера в воскресение стала живительной силой для нашего народа. Эта же вера остается действенной и по сей день, и останется такой навсегда для тех, кто хочет следовать за Христом.