1 декабря 1993 года

Добрый вечер, дорогие друзья.

Сегодня мы с вами продолжим эту поистине бесконечную тему любви. Есть такая народная пословица «за столом посидишь, как в раю побываешь», и не случайно Иисус, как образ Царствия Небесного, берёт образ брачного пира, который приготовил отец для сына своего.

И в самом деле, когда мы общаемся за дружеским столом, мы испытываем глубокое чувство радости, потому что нас любят, понимают, принимают такими, какие мы есть, ценят нас. И, напротив, в нашей жизни так часто мы терпим огорчения, трудности, нестроения именно из-за то го, что мы встречаем со стороны наших ближних гнев, отчаянный критицизм, цинизм и подозрительность, хвастовство.

И вот тот психолог, священник Джон Пауэлл, он убедительно показывает, что все эти трудные стороны характера наших ближних на самом деле происходят оттого, что это люди, которые, как он говорит, не любят самих себя. Мы уже говорили о том, что за этим стоит более сложная формулировка. Это люди, которые не принимают себя, которые не удовлетворены собой, как мы часто говорим: «люди скованы комплексами».

Подумаем о такой простой вещи, как хвастовство, когда человек рассказывает о себе всякие занимательные истории, в которых он играет главную, центральную роль. На самом деле, это ведь некое самообольщение с целью достижения признания в своих собственных глазах и глазах других людей – это своего рода компенсация от явного чувства чего-то неудавшегося, чего-то несложившегося. Человек не принимает себя и хочет этим хвастовством компенсировать вот это чувство неприязни к самому себе, недовольство собой.

То же самое – отчаянная критика других, критицизм, непрестанное указывание чужих недостатков. И здесь тоже вот эта неприязнь, буквально иногда просто ненависть к самому себе, как бы проветривается, как затхлая комната, в осуждении других потому, что осуждать себя – это мучительно всё-таки, а в осуждении других это чувство изливается на них.

И другая черта, не столь, может быть, неприятная, но на самом деле тоже приводящая к очень трудным, тяжёлым отношениям, – застенчивость. Застенчивость, которая происходит от страшной боязни критики наших суждений, боязнь, что нас отвергнут, нас не примут так же, как и мы не принимаем самих себя. И чтобы уменьшить риск вот та кого отвержения, человек идёт на самозащиту с помощью застенчивости. Гневливость: когда человек, чуть что, впадает в гнев, иногда такой сильный, яростный, который портит не только ему настроение, но и создаёт тяжёлую атмосферу вокруг него. Это тоже происходит оттого, что человек ненавидит свой собственный образ в своих глазах. Он крайне неудовлетворён внутри себя, собой. И гнев, обращённый на самого себя, неизменно будет приводить к депрессии, подавленности. Поэтому гораздо безболезненнее выливать гнев на других, давая выход собственному тяжёлому состоянию в виде вспышек раздражительности.

Уход в одиночество – тоже один из симптомов вот такой нелюбви себя. Потому что это более безопасное состояние, чем быть с другими, – это всегда представляется, как некая борьба за признание, борьба за любовь, борьба за дружбу. И вот, человек боится этого, он понимает, что это очень тяжело для него, он не верит в себя, не верит, что его могут принять и полюбить, даже при всём том, что у него для этого есть все основания. А человеку, который так вот себя не принимает, легче просто уйти от этого, избрав одиночество.

Цинизм и подозрительность также являются симптомами непринятия себя. Человек, не признающий ценности за собой, не доверяет самому себе и проецирует это недоверие и на других. Искреннее желание других людей поделиться чем-то своим он воспринимает как какое-то стремление показать себя, похвастаться, и он всё это цинично отвергает. Это всё симптом того же самого – неприятия себя.

Какое же противоядие против этого? Противоядие – в твёрдом убеждении, особенно верующего человека, что каждый человек – уникальное творение Божие. Я недавно слышал в нашем храме проповедь одного из наших священников, отца Георгия Чистякова. Тема была, в общем-то, немножко трудная для проповедника – о воскрешении сына наинской вдовы, и мне очень понравилось, что проповедник обратил внимание на одну такую, казалось бы, малосущественную деталь. Речь шла о том, что Иисус подходит к городу, называемому Наин, и вот Он видит, как хоронят юношу – единственного сына женщины, а она была вдова, то есть понятно, что у неё нет мужа и надежды на второго ребёнка почти нет. И вот этот сын – один сын, единственный сын вдовы, проповедник напомнил, что по латыни это unicus – уникальный, есть такое слово у нас.

Уникальный. Понимаешь, что уникальный – это единственный и неповторимый. Вот эта единственность, она действительно свойственна каждому из нас. Вот подумать только, всем известен такой криминалистический метод, как дактилоскопия, когда преступника обнаруживают по оставленным отпечаткам пальцев, то есть каждый человек имеет свой уникальный рисунок на коже пальцев. В общем-то, этот признак совершенно незначительный, и, тем не менее, он разный у каждого человека. И если вот такой, совершенно незначительный признак так разнообразен, то, что говорить о нашем внутреннем, духовном мире, насколько он разнообразен и неповторим у каждого человека.

И вот каждый человек, таким образом, является таким уникальным, неповторимым творением Божиим. И каждый из нас должен, мы уже об этом говорили, не столько горевать, что он не похож на другого человека, что у него нет таких дарований, таких харизм, как у другого, сколько думать о том, что свои собственные он, скорее всего, реализует, как и все, на эти самые десять процентов. А может быть, даже меньше, если он будет думать о себе даже хуже, чем он есть на самом деле.

Подумать только, Евангелие говорит нам о том, что приход Иисуса Христа – это есть высшее проявление любви Бога к миру. И окружающий нас мир замечателен не только прекрасным синим небом, ярким солнцем, горами, морями, реками и вот всей этой удивительной природой, которая особенно чарует нас, когда мы из душного, замкнутого такого городского пространства вырываемся на природу куда-то за город, но вот «так возлюбил Бог мир, что отдал Сына своего единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). Итак, Бог хочет, чтобы все спаслись и пришли к познанию Истины. Все, то есть не только те люди, кто уже уверовал, но и те, кто ещё не уверовал. Они даже для Бога представляют большую ценность, как вот та потерянная овца в притче о девяноста девяти овцах, которые в загоне, с которыми всё в порядке. Но пастырь недосчитывается одной, и идёт её искать, и когда находит, то радуется о ней больше, чем о девяноста девяти не заблудившихся. Ведь это вполне понятно. Представьте себе, что вы учитель и в классе у вас сорок – тридцать детей. И вот один ученик, который всё время отставал, который всё время учился плохо, вдруг он блестяще решил быстро какую-то задачу, нашёл удачный ответ. Какая огромная радость у учителя! Или в семье, когда несколько детей и кому-то из них что-то трудно даётся. Я помню, как самая огромная радость у моего племянника была после того, как он получил пятёрку по физкультуре. Ему очень трудно давался этот предмет, и какая была огромная радость, когда что-то у него удачно получилось. И тут очень важно нам подумать ещё вот о какой очень важной вещи: когда, с какого момента начинается принятие ребёнком самого себя, принятие окружающего мира, как чего-то такого, что радо ему, что любит его.

На самом деле, современная психология утверждает, что вот это чувствование ребёнком отношения к нему начинается даже не с младенчества, а начинается гораздо раньше. Ещё на уровне нескольких, быть может, недель или даже дней развития плода сигналы, поступающие из внешнего мира через организм матери, уже влияют на закладку его нервной системы, на закладку его психики. Даже влияют, может быть, больше, чем последующие события школьной или детсадовской жизни, потому что здесь закладываются самые основы будущего организма человека. И поэтому очень важно в этих случаях помнить, и самим мамам, и отцам, и всем, кто женщину окружает, помнить о том, что она представляет собой сосуд, в котором зреет новое человеческое существо. И отношение к ней – это уже отношение к этому будущему человечку. Если отношение враждебное, какое-то резкое, то всё это будет по биохимическим каналам поступать в плод, и плод будет воспринимать мир, как что-то такое опасное, как что-то не любящее его.

Поэтому и самим мамам очень важно избегать каких-то фильмов ужасов, которые сейчас во множестве бывают и вообще всяких негативных впечатлений. Вы знаете, конечно, раньше было такое поверье, что, если женщина будет смотреть на красивые вещи, бывать часто в каких-то картинных галереях и так далее, то ребёнок родится красивым.

Дело не только в чертах лица, а дело в психологии, дело в ощущении, потому, что все позитивные сигналы, приходящие к плоду через организм матери, они формируют радостное мироощущение будущего человека. Кто из вас читал роман Айтматова, кажется вот этот: «И дольше века длится день», помните, там есть один удивительный момент, когда герой вспоминает, что его жена, когда она ждала ребёнка, страстно просила его сделать для неё очень странную какую-то вещь, граничащую с какой-то психической ненормальностью.

Интересно, что у таких народов, как казахи, которые были далеки от европейской цивилизации, вот у них, во всяком случае, какое-то время назад, важность этих природных моментов развития человека и будущего ребёнка очень остро ощущалась и переживалась.

Так вот, и эта героиня просит своего мужа об очень странной вещи. Она просит поймать в Аральском море какую-то рыбу, может это какой-то большой осётр, и дать ей подержать руками эту рыбу.

И он совершенно покорно исполняет её просьбу, потому что он принадлежит именно к этому народу, где считается, что желание женщины, ждущей ребёнка, должно быть обязательно выполнено, независимо оттого, что оно может показаться очень странным, безумным. И он с риском для жизни, там буря какая-то была, ловит эту рыбу, доставляет её на берег и притаскивает жене, которая сидит на берегу и ждёт. И она берёт её руками за туловище, за эти жабры – эта скользкая белая рыба шевелится у неё в руках. И вдруг она чувствует, что вот, это желание, которое так её тяготило, томило, вдруг оно отпустило. Она сказала: «Спасибо. Всё. Я больше этого не хочу». И он отпускает эту рыбу в море. Вот даже такое удивительное, совершенно почти необъяснимое желание, оно любящим человеком удовлетворяется.

И, поэтому, конечно, понятно, что должно быть особое внимание к женщинам, ждущим ребенка. Ещё раз напоминаю молодым родителям, помните о том, что то, как вы относитесь к будущей матери, когда она несёт в себе эту новую жизнь, это есть уже формирование будущего человечка. И то, что может быть сломано вот в этот период, будет очень трудно исправить впоследствии.

Добрый вечер, о. Александр! Вот, скажите, мы часто появляемся в обществе каком-то или за столом. При этом наша реакция на окружающих бывает или положительная, или отрицательная, и на нас точно такая же реакция, то есть каждый из нас является человеческим зеркалом, но ведь это человеческое зеркало может быть кривым. Вот как быть в этой ситуации, как в этой ситуации устоять в любви?

Вы знаете, я отвечу вот каким образом. Я просто продолжу то, что вот было у меня намечено и оно как раз и содержит ответ на Ваш вопрос. Что значит: любить другого?

Вот Пауэлл, наш автор, на которого мы так часто ссылаемся в этих наших последних передачах, говорит следующее, что любить означает: первое – утверждать уникальную значимость того, на кого она направлена, второе – любовь признаёт нужды того, на кого она направлена, и старается их удовлетворить. Значит, значимость того, на кого она направлена, нужды того, на кого она направлена, и, наконец, третье – любовь прощает и забывает ошибки любимого.

Ну, вообще говоря, я думаю, что, пожалуй, самый лучший ответ наш на то, что такое любовь, содержится в известной тринадцатой главе первого послания к Коринфянам апостола Павла (1Кор. 13:4-8). Это прямо такой краткий, поэтический, удивительный, ёмкий катехизис любви. Каждый, кто хочет проверить, действительно ли его любовь к другому человеку является той, о которой говорит Слово Божие, он просто может открыть этот текст и прочесть: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт».

Здравствуйте! Я хотела бы узнать ответ на такой вопрос: как можно одновременно любить Бога и бояться Его, ведь всё-таки, где страх, там нет любви, и где есть любовь, там не может быть страха?

Вы знаете, очень хороший вопрос. Потому что, действительно, оба отношения к Богу, с моей точки зрения, абсолютно необходимы. И когда апостол Иоанн говорит, что настоящая любовь изгоняет страх, ибо боящийся несовершенен в любви, речь идёт в разных случаях о разном.

В одном случае – о таком рабском страхе, боязни нарушить малейший, так сказать, запрет, малейшее какое-то движение в ритуале упустить, потому что Бог за это по карает. А дело не в этом, потому что, если даже в ритуале человек что-то нарушит, но его сердце искренне наполнено любовью к Богу, то это нарушение не будет иметь никакого значения.

А с другой стороны, страх Божий – это тоже очень важное, возвышенное отношение человека к Богу, осознание вот этой дистанции между нами как творением и Богом как Творцом, между нами, которые знают какую-то микроскопическую частичку Вселенной, и Тем, Кому открыто всё. И вот этот благоговейный страх – именно о нём говорится в Слове Божием. «Начало премудрости – страх Господень. Вложи в меня корень благих, страх Твой в сердце моё», читаем мы в вечерней молитве, то есть вложи в меня источник всякого блага, страх перед Тобой, вот этот благоговейный страх, благоговейное отношение. Ибо, если его не будет в нас в сочетании с любовью, а это две неразрывно связанные вещи, если будет только любовь без всякого страха, то мы рискуем войти в какое-то панибратство с Богом. Если будет страх без любви, это будет полуязыческое какое-то или средневековое жестокое отношение и к самим себе, и к нашим ближним. Так что, я думаю, обе вещи соединяются в реальном опыте религиозной жизни, духовного пути человека. Я бы ответил так на этот вопрос.

А сейчас я хотел бы продолжить наш разговор на избранную нами тему. Итак, вот то, о чём мы говорили, – о необходимости любви к себе, принятия себя, у наших слушателей может вызывать контраргументы. И в самом деле, Иисус говорил вроде бы обратное: «отвергнись себя». «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мар. 8:34; Мф. 16:24; Лук. 9:23). Что это значит: отвергнуться себя? Наверное, это прежде всего отвергнуть эти наши потребности тела, наши эгоистические устремления, наши стремления как-то себя выразить, себя показать, то есть то, что является плотской стороной нашей натуры – «дела плоти», как называет их апостол Павел. И он говорит не только о плотских каких-то грехах, но говорит о гневе, ревности, зависти, злоречии и так далее.

Я думаю, что речь идёт вот именно об этом, о таком отвержении «ветхого Адама» в себе, о потребности духа. В послании Коринфянам апостол Павел пишет христианам Коринфа: «Непрестанно благодарю Бога моего за вас, ради благодати Божией, дарованной вам во Христе Иисусе, ибо в Нём вы обогатились всем, всяким словом и всяким познанием, – ибо свидетельство Христово утвердилось в вас» (1Кор. 1:4-6).

Вот апостол Павел здесь говорит о каком-то гораздо большем богатстве, чем просто наше знание, чем наши какие-то способности, чем наша, так нравящаяся иногда нам эмоциональность, восприимчивость и прочее. Он говорит, что по «благодати Божией, дарованной вам во Христе Иисусе, в Нём вы обогатились всем, всяким словом и всяким познанием». Вот, когда человек это имеет, то ему отвергнуть какие-то чисто эгоистические устремления и плотскую сторону дела совсем не трудно. Ему не трудно быть аскетом, потому что дела плоти перестают для него иметь какое-то большое значение. Ему легко довольствоваться малым. Ему легко не отказывать ближнему.

Вот, есть такая очень хорошая строчка у Максимилиана Волошина: «Мы отдали – и этим мы богаты, и мы рабы всего, что жаль отдать». Гораздо легче отдаёт человек, который имеет не какое-то материальное богатство, а внутреннее, духовное богатство. В данном случае – веру во Христа и те дары, которые дарованы нам Христом. Поэтому человеку верующему, любящему Бога, открывающему для себя так много в этой духовной жизни, гораздо легче отказываться, отдавать.

И ещё вот на какую особенность следует обратить внимание. Нередко бывает так, и об этом очень хорошо писал Клайв Льюис, что есть особый вид зла, когда человек, сам отказавшись от какого-либо удовольствия, допустим, перестав курить и пить вино, яростно нападает на людей, которые от этого ещё не отказались. И вот здесь вспоминается мне один эпизод, который рассказывали нам ещё в семинарии. Когда на третьем или втором Вселенском соборе обсуждался вопрос о безбрачии духовенства, то, как раз в защиту женатого духовенства, то есть в защиту того, чтобы священники имели жён и семью, выступил один человек, известный очень аскетической жизнью, монах. И вот именно его выступление, как человека, незаинтересованного вроде бы, сыграло очень существенную роль, оно убедило. Это очень важно, когда человек умеет ценить привязанности другого, хотя сам он от этого отказался.

Иисус призывает нас любить других больше, чем самих себя. И вот, нередко бывает такое заблуждение, что заповедь «люби ближнего своего, как самого себя» – заповедь евангельская. Нет. Эта заповедь дана ещё в книге Левит (Лев. 19:18) в Ветхом завете, Моисей за пятнадцать веков до Иисуса Христа дал эту важную, важнейшую заповедь нашего человеческого поведения. Иисус, действительно, повторяет эту заповедь, но идёт гораздо дальше.

Он говорит: «Любите друг друга, как Я возлюбил вас… Нет больше той любви, если кто положит душу свою за други своя» (Ин. 13:34; 15:13). Вот это очень важно. Он говорит о том, кто положит душу свою, то есть, конечно, о Самом Себе, о Своей любви. Такая любовь, она уже есть продолжение и расширение вот той ветхозаветной заповеди. Речь идёт о любви большей, чем к самому себе.

И я хотел бы сказать ещё совсем немного слов о мысли нашего автора Джона Пауэлла, что любовь наша должна быть сбалансированной. Тут он имеет в виду то, что она не должна быть направлена только на нас самих. Ну, понятно, это эгоизм. Или только на другого. Вот иногда бывает так, что человек настолько, как он полагает, любит другого, что он абсолютно забывает себя, абсолютно забывает свои нужды, и ему ничего от жизни не надо, только вот был бы этот другой. Но, на самом деле, оба варианта нежизнеспособны.

Ни та, ни другая любовь не является настоящей, истинной любовью. Ну, про первый вариант, наверное, это понятно. А вот когда любовь направлена целиком только на другого, то это нередко означает то, что человек самого себя, в общем, и не принимает. Он всё ожидает от другого и абсолютно зависим от него, ожидает получить всё от него, забывая о том, что у этого другого могут быть какие-то другие нужды, какие-то другие обязанности, какие-то другие желания. И он будет скован вот таким отношением к нему. И это будет уже не любовь. Потому что необходимо, чтобы каждый человек умел отойти на какое-то время от этого другого. Он должен уметь это, в частности, потому, что это часть умения прощать. Наверное, всегда есть что-то, что приходится прощать.

И каждому человеку для этого необходимо побыть с самим собой. Чтобы, например, понять, почему этот объект, предмет его любви, не может в данный момент быть с ним. Или даже может быть с ним, но не принимает до конца что-то. Не происходит что-то, не принимается. В этот момент человек должен уметь отойти и побыть с самим собой. Побыть наедине с Богом, побыть одному. Это очень важно. И это не должно быть вынужденным. Это должно быть каким-то очень лёгким, спокойным возвращением и ради любви к тому человеку, и ради возвращения к какой-то внутренней наполненности самим собой в том смысле, что быть с «самим собой». И на этом пути с «самим собой», в этом уединении, не говорим – одиночестве, а именно – уединении, в этом состоянии человек может по-настоящему встретить Бога. И только в этом. Потому что, стремясь к другому, он тем самым может создать кумира, который загораживает Бога.

Я думаю, именно об этом говорит Серафим Саровский, когда он говорит: «Стяжите мир в душах ваших, и тысячи спасутся вокруг вас». Если мы не можем быть сами собой, если мы не можем ни на секунду оторваться от любимого нами человека, объекта, то об этом «мире» не может идти речи. Мы не можем иметь его внутри себя.

С приходом Христа приблизилось Царство Небесное, приблизились эти особые отношения между человеком и Богом. Когда мы произносим молитву «Отче наш», вы помните, она начинается словами: «Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое». И далее, как и обычно в молитвах у иудеев, следующая строка повторяет и разъясняет предыдущую. Так и Господь, Он идёт в русле этой же традиции и в следующих словах разъясняет, что значит «да приидет Царствие Твое»: «да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли». То есть да будет воля Твоя как на небе, так и на земле, то есть, чтобы так же совершенно исполнялась на земле воля Божия, как она совершенно исполняется Его ангелами на Небе, в духовном мире добра.

И это означает согласие человека с волей Божией. Это означает то, что для человека эта воля должна быть высшим законом. И не просто таким внешним, принудительным, а законом, записанным внутри его сердца, является именно заповедь Божия, общение с Богом. Как в одном из Псалмов говорится: «коль сладка гортани моей заповедь Твоя» (Пс. 118 :10 3).

Человек, который имеет опыт встречи с Богом, имеет опыт подлинной, религиозной духовной жизни, знает, что его близость к Богу всегда как бы измеряется, определяется по тому, насколько ему хочется читать Слово Божие. И это действительно так. Я знаю просто из своей жизни, когда находишься в таком хорошем, так скажем условно, духовном состоянии, то нет никакой нужды заставлять себя читать. Читаешь с радостью и открываешь необычайно много даже в уже знакомых давно текстах.

Здравствуйте, батюшка! Отец Александр, что превыше: любовь или церковное послушание? Вопрос более конкретный: могу ли я, вот как православный человек, причаститься в католической общине. Я сегодня спрашивал у Вас это лично, но Вы очень торопились…

Да, да, да…

Но я испытываю чувство действительно братской любви к этой общине, хотя, с канонической точки зрения, я не могу этого сделать.

Ну, Вы знаете, сказано «ибо любовь превыше всего». Но другое дело, что проявление любви может заключаться не только во взаимном причащении. А проявление любви может иметь самые разные аспекты. Прежде всего, мы молимся о наших братьях, если даже Ваши друзья, Ваши братья – католики. Вы молитесь за них – это есть высшее проявление нашей любви.

Другое дело – совместное причащение. При жизни митрополита Никодима, который заведовал отделом внешних церковных сношений, это были шестидесятые годы, сравнительно недавно, было постановление Священного Синода о допустимости взаимного причащения в каких-то исключительных случаях. Ну, если православный человек, скажем, живёт в католической стране и у него нет возможности пойти в православный храм, то он может причащаться в католическом храме.

И надо сказать, что сам владыка Никодим, он был очень широким в этом отношении, не только позволял, но даже всячески настраивал, когда наши православные делегации ездили с ним заграницу, чтобы все члены делегации на мессах причащались. Но потом времена изменились, и как-то уже об этом решении забыли. И сейчас господствует другая практика.

Поэтому я думаю, что мы проявим любовь к нашим братьям, ну, скажем, к католикам, с которыми страстно желаем вместе причаститься, но, если другие наши братья православные будут знать об этом, видеть это, и это их очень огорчит, то мы тут оказываемся в положении людей, не проявивших любовь к нашим другим братьям. Так, что я думаю, что здесь в каждом случае вопрос должен решаться индивидуально.