Беседа III. О вере
10 ноября 1993 года
Добрый вечер, дорогие друзья.
Сегодня мы вновь будем говорить о проблемах веры, проблемах Церкви, проблемах наших внутренних, духовных проблемах. Сегодня мы рассмотрим глубокое понятие, заключённое в кратком слове вера.
Что же мы вкладываем в это слово? В широком смысле, вера есть глубокое убеждение в реальности того, что не дано нам во внешней очевидности или в исчерпывающем доказательстве. Например, вера в реальность духовного мира, вера в Бога, вера в правоту своего дела, вера в смысл жизни.
Если мы имеем дело с простыми вещами, которые легко можно проверить, нам нет необходимости в них верить. Например, в то, что дважды два – четыре, нам не нужно верить. Вы можете взять карандаш и проверить это сами. Точно так же то, что десять в десятой степени равно числу с десятью нулями, можно легко установить самому. Но если нам, например, говорят – уже обращаясь к нашей сегодняшней жизни – что уровень инфляции к концу следующего года снизится до двух – трёх процентов в месяц, то тут уже от нас требуется вера – доверие этим словам. Но, в конце концов, инфляция это не самое важное в жизни. В то же время, есть вещи, без которых действительно невозможно жить. И в таких случаях мы открываем в себе способность или неспособность веры совсем другого, мистического плана.
И к таким вещам относится вера в Бога. Потому что от того, во что верит человек, зависит, то, как он живёт, как он строит свою жизнь с самим собой, с окружающими, чему он посвящает свою жизнь. В Библии мы можем найти прямое определение того, что же такое вера. Если мы откроем одиннадцатую главу послания к Евреям апостола Павла, то уже в первом стихе мы читаем такие слова: «Вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11:1). Более точно смысл этой фразы передаёт церковно славянский текст, читаемый на богослужении – «Есть же вера уповаемых извещение, вещей обличение невидимых». Наверное, вторая половина этой фразы более ясная. В самом деле, духовный мир потому так мы и называем, что мы не видим его нашими телесными, физическими очами.
Вдумаемся в первую половину фразы – «вера есть осуществление ожидаемого». В более точном переводе с греческого, речь не просто об ожидаемом, а о надежде, по-церковнославянски – об «уповаемых». В самом деле, когда действительно приходит в сердце вера в Бога, то, наверное, это связано с некоей надеждой. Вера, надежда и любовь связаны.
Вспомним, как апостол Фома, который не был при первом явлении Воскресшего Господа Иисуса ученикам, не поверил в то, что они видели Господа, – он говорил: пока не вложу руки своей в язвы от гвоздей, не поверю. Он страстно хотел поверить, удостовериться в том, действительно ли распятый Господь воскрес или это какая-то ошибка и, конечно, надеялся, что эти его сомнения разрешатся утверждением, а не отрицанием Воскресения Господа. И здесь следует сказать об одной очень важной вещи, касающейся самой сути того, что мы называем верой.
Нередко более отчётливая вера приходит тогда, когда мы отталкиваемся от чего-то противоположного, допускаем в свой ум возможность того, что на самом деле всё не так, как мы верим, но, пройдя через эти сомнения, наша душа ещё твёрже говорит: и всё-таки верно то, во что я верил. А с верой несовместимо не сомнение, а равнодушие. Господь не случайно говорил ученикам: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» (Мф. 7:7-8). Сомневающийся будет искать разрешения своих сомнений, а равнодушный отвернётся и забудет.
И когда Иисус неделю спустя вновь явился ученикам, и Фома был с ними и ожидал его, Иисус к нему прямо обратился: «Подай руку твою и вложи в ребра Мои». Фома тут же воскликнул, упав на колени: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20:27-28). Он страстно ожидал этого прихода Господа к нему, и это стало реальностью, потому что Фоме было небезразлично, воскрес Иисус или нет. И в ответ на это его страстное желание узнать истину Господь пришёл и к нему тоже. И то, чего он страстно ожидал и на что он надеялся со страстной убеждённостью, реализовалось. И Фома окончательно поверил.
В Библии слову «вера» соответствуют два древнееврейских слова. Мы знаем, что книги Ветхого Завета первоначально были написаны на древнееврейском языке, и лишь за три века до Рождества Христова они были переведены на греческий язык для александрийской общины иудеев. И вот, на древнееврейском языке слово «вера» обозначалось двумя словами. Первое слово – «эмуна». «Эмуна» – слово, близкое к слову, которое мы все хорошо знаем, «аминь». Хочу, кстати, добавить, что «аминь» не означает «конец», а означает «истинно». Так вот, слову «эмуна» соответствует латинское слово, наверное, нам более или менее знакомое, «veritas», что означает истину, причём твёрдую, которая может быть проверена практикой и выдержит эту проверку. Такой истине соответствует вера, которая может быть названа уверенностью, знанием, в противоположность такой вере, которая внутри человека и не имеет внешних подкрепляющих её доказательств, да и не нуждается в них.
Кроме того, для веры имелось второе древнееврейское слово «битахон». Латинское слово, соответствующее этому, тоже нам более или менее знакомое, «confido», доверяю. Мы знаем слово «конфиденциальный», то есть доверительный. Вера – битахон – как раз такое доверие, не требующее доказательств или гарантий. Это свойство веры близко к такому же свойству надежды, ведь надежда тоже бывает, когда гарантий нет. Как говорит апостол Павел, «Надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо если кто видит, то чего ему и надеяться? Но когда надеемся того, чего не видим, тогда ожидаем в терпении» (Рим. 8:24-25). Итак, в древнееврейском языке есть два слова, отражающих разные грани понятия «вера», а в греческом языке, на котором написан Новый завет, есть только одно слово для веры – «пистис». Поэтому апостол Павел употребляет это слово то в одном, то в другом значении: первое ближе к древнееврейскому «эмуна», а второе – к древнееврейскому «битахон».
Когда апостол Павел говорит: «Верою познаём, что ве ки устроены словом Божиим... Верою Авель принёс Богу жертву лучшую, нежели Каин...» (Евр. 11:3-4), он употребляет слово «вера» именно как вера – твёрдое знание. Когда мы говорим о такой вере, то дело идёт, действительно, о знании, познании бытия Божия. Но это знание открывается человеку особым образом, не через рациональное познание, а через веру.
А в послании к Римлянам апостол Павел рассказывает о судьбе Авраама, о том, как он ожидал, что, наконец, у него должен родиться тот наследник, которого Бог ему обещал, через которого произойдёт множество других народов, в котором благословятся все племена земные, несмотря на то, что он был уже чрезвычайно стар, «он сверх надежды поверил с надеждою» (Рим. 4:18). И вот тогда апостол Павел употребляет это же самое греческое слово «пистис» в смысле, соответствующем древнееврейскому слову «битахон» – вера как доверие и надежда. Вот поэтому мы должны иметь в виду всегда, что в слове «вера» есть эти два аспекта. Вера как видение невидимого, как открытие для себя этого невидимого духовного мира, и вера как доверие, то есть не просто вера в Бога, а вера Богу, доверие Богу.
Действие ума, которому дано слово или знание, помогает нам постичь реальность невидимого. Когда человек находит Бога, когда он обретает внутри себя вот это знание Бога, то многие вещи в его жизни выстраиваются для него совершенно по-другому, открываются ему иначе, он начинает иначе ощущать и видеть мир вокруг себя, начинает преображать этот мир.
«Не помню я часа Завета,
Не знаю Божественной Торы,
Но дал Ты мне зиму и лето,
И небо, и реки, и горы.
Не научил Ты молиться
По правилам и по законам, –
Поет моё сердце, как птица,
Нерукотворным иконам,
Росе, и заре, и дороге,
Камням, человеку, и зверю.
Прими, Справедливый и Строгий,
Одно моё слово: я верю».
Елизавета Кузьмина-Караваева – Мать Мария
(читает Ариадна Ардашникова)
Есть три ступени познания окружающего нас мира. Когда ребёнок начинает взрослеть, он, прежде всего, познаёт мир через разум. Он научается говорить, начинает читать, он ходит в школу и познаёт определённые истины, окружающие его. Рацио, разум есть тот инструмент, через который человек познаёт окружающий его мир, учится с ним взаимодействовать, учится вступать в контакты со своими друзьями, со всем окружающим его миром. Но подобно тому, как для того, чтобы подняться в высшие слои космоса, ракета имеет три ступени, которые включаются последовательно, – она только тогда может выйти на орбиту, когда все эти три ступени сработают надлежащим образом, – разум можно уподобить этой самой первой ступени познания бытия человеком.
Следом за разумом, иногда очень уже рано, можно сказать, в первые годы жизни маленького человечка, начинает включаться вторая ступень, особенно, если ребёнок растёт в религиозной семье, это ступень веры. Через это ребёнок начинает познавать, что он не один в мире, что в мире существует не только видимое, но существует и не видимое. И это невидимое не ограничивается словами, не ограничивается мыслями, – это то первое, что мы можем объяснить ребёнку, когда мы говорим о невидимом, – но существует смысл бытия, существует верховный разум, и верующие люди знают, что это – Бог.
И вот, когда человек открывает для себя эту сторону мироздания, эту сторону бытия, жизнь его существенно меняется. Он начинает открывать для себя и понимать очень многие вещи не только в том мире, который окружает его непосредственно. Он иначе начинает смотреть на историю, на взаимоотношения людей, на те события, которые происходят вокруг него. Но это ещё не всё. По мере жизни, по мере того, как этот человечек начинает осматриваться вокруг себя, он научается познавать, что не только он один существует в мире, не только ради него материнская забота, отцовская ласка, он начинает видеть вокруг себя и начинает любить окружающих. Любить не любовью для себя, а для других.
И вот эта любовь нередко, если человек идёт по духовному пути веры, перерастает уже в приятие всякого человека, в осознание того, что в каждом человеке живёт что-то особенное, что каждый человек достоин любви в своих лучших проявлениях, что эти лучшие проявления живут в каждом. И особенно в тех, кто нуждается в помощи, кто слабее, кто несчастнее: больной, умирающий, инвалид. И в человеке пробуждается эта третья ступень, которая тоже является средством познания окружающего мира, самого себя, познания Бога – Любовь. Это уже удел высоких душ. Душ, которые открывают для себя невидимый мир.
Ещё в античные времена считалось, что нет народа, который бы был совершенно лишён веры. Историк Арнольд Тойнби писал, что даже атеистов нельзя считать по-настоящему неверующими. Потому что у них есть, например, вера в бесконечность и вечность материи, которая, в сущности, не является научным выводом. Вера в светлое коммунистическое будущее, безошибочную мудрость вождя – это всё тоже проявления такой искажённой веры. И вот, для человека естественно тяготение к смыслу, цели, разумному началу мира.
Собственно говоря, ведь вера в Бога – это вера в то, что в мире существует некий смысл. Что мир не какое-то случайное скопление материи, которое производит нас с вами, человека, познающего самого себя и окружающую его природу, окружающее бытие. И вот эта необходимость познания смысла нашего существования является самой насущной потребностью думающего человека. И, в конце концов, это есть в каждом из нас. Бывает, что человек заглушает в себе это стремление, но оно присуще каждому человеку.
Психоаналитик Эрих Фромм был атеистом, но писал, что изучение человека позволяет нам признать, что потребность в общей системе ориентации и объекте поклонения глубоко коренится в условиях человеческого существования. А вот другой, верующий учёный, врач, нобелевский лауреат Каррель писал, что, несмотря на свою красоту и своё величие, мир неодушевлённой материи слишком тесен для нас. Человек выходит за пределы пространства и времени в другой мир. Если он того пожелает, он может войти в бесконечное царство этого мира, которым является он сам: царство красоты, созерцаемое учёными, художниками и поэтами; царство любви, вдохновляющее на жертвенность, героизм и само отречение; царство благодати – высшей награды тех, кто страстно искал первоначало всего существующего.
Как созвучно это со словами Христа: «Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лук. 17:21). Бог уже живёт в нас, даже тогда, когда мы ещё только ищем Его. И когда мы находим Его через эти наши устремления, то мы приобретаем полноту жизни, полноту бытия. Ещё древние греки говорили о существовании некого идеального мира, зёрнышки которого рассыпаны в этом мире и нашем сознании. Идеальные понятия уже вложены в человека. Такие вещи, как абсолютный геометрический круг или квадрат, единицы длины и веса, мы не находим в окружающем нас мире, они вложены в наше сознание, мы их искусственно созидаем. И так же естественные представления об идеальном разуме, любви, красоте. Мы ищем вот эти идеальные состояния, и точно так же мы ищем тот высший идеал, который мы называем Богом.
Блаженный Августин писал: «Ты создал нас для Себя, и мятётся сердце наше, пока не найдёт покой в Тебе». Тот же врач Каррель, о котором мы уже говорили, говорил, что человеку нужен Бог так же, как ему нужны вода и воздух. Влияние молитвы на дух и тело человека так же легко доказуемо, как и влияние желез внутренней секреции. Следствие молитвы – увеличение физической энергии, умственной плодотворности, нравственной силы и более глубокое познание действительности. Как мы уже говорили, мы верою познаём, что времена устроены словом Божьим. Верою мы открываем глубокую сущность окружающего нас мира и порядок, который мы находим в мире, который стимулирует нас к тому, чтобы и вокруг себя мы осуществляли этот порядок.
Как говорил один священник, ныне уже покойный, к сожалению, отец Сергий Желудков, порядок на письменном столе – это порядок в душе. Человек верующий, человек, стремящийся к внутреннему порядку, естественно, распространяет его и на порядок вокруг себя.
Наконец-то. Дверь скорей на ключ.
Как запущено хозяйство в доме.
В пыльных окнах еле бьётся луч.
Мыши где-то водятся в соломе.
Вымету я сор из всех углов.
Добела отмою стол мочалой.
Соберу остатки дум и слов
И сожгу, чтоб пламя затрещало.
Будет дом, а не какой-то склеп,
Будет кров – не душная берлога.
На тарелке я нарежу хлеб,
В чаше растворю вина немного.
Сяду, лоб руками подперев…
(Вот заря за окнами погасла...)
Помню повесть про немудрых дев,
Как не стало в их лампадах масла.
Мутный день, потом закат, закат.
Ночь потом, и тишина бормочет.
Холодом рассветным воздух сжат,
Тело сну противиться не хочет.
Только б не сковал мне волю сон...
Пахнет пол прохладной тишиною.
Еле видны рамы у окон,
Всё налито гулкой чернотою.
Дух, боренье в этот час усиль.
Тише. Стук. Кричит пред утром петел.
Маслом сыт в лампаде мой фитиль.
Гость вошёл. За ним широкий ветер.
Елизавета Кузьмина-Караваева – Мать Мария
(читает Ариадна Ардашникова)
Продолжим наш разговор. Немецкий учёный философ Иммануил Кант говорил: «Две вещи наполняют душу всегда новым и всё более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, – это звёздное небо надо мной и моральный закон во мне».
В самом деле, когда мы рассматриваем окружающий нас мир, как Кант – звёздное небо, мы не можем не замечать разумности его устройства, мы не можем не обратить внимание на поразительную гениальность таких общеизвестных вещей, как генетический код, который состоит из всего лишь четырёх, условно скажем, букв, или нуклеотидов, и он одинаковый для всех живых существ, начиная с вируса и кончая человеком. А когда мы обращаем взгляд внутрь себя, мы видим другую поразительную вещь – нравственный закон, совесть, требование справедливости, правды, истины, они являются, как говорят многие, именно голосом Божьим в человеке.
Французский врач, нобелевский лауреат Шарль Николь писал, что вера в бессмертие души в высокой степени отвечает нашему чувству справедливости. Другой автор (П. Тиволье. «Спутник искателя правды») утверждает: «Невозможно, чтобы герои и подонки подвергались той же самой участи в одной общей могиле». И разве этот крик, требование справедливости, исходящее из человеческого сердца, которое так сильно, что некоторые умирали в муках, надеясь на торжество справедливости, разве это может быть криком в пустоту, сумасшедшим бредом?
Это невозможно. Для человека свойственно именно идти за правду против господствующих убеждений, когда он уверен, что эти господствующие убеждения являются ошибкой. И это не вопрос большинства или меньшинства – это вопрос истины или не истины.
Други, вы слышите ль крик оглушительный:
«Сдайтесь певцы и художники! Кстати ли
Вымыслы ваши в наш век положительный?
Много ли вас остаётся, мечтатели?
Сдайтеся натиску нового времени,
Мир отрезвился – прошли увлечения, –
Где ж устоять вам, отжившему племени,
Против течения?»
Други, не верьте! Всё та же единая
Сила нас манит к себе неизвестная,
Та же пленяет нас песнь соловьиная,
Те же нас радуют звёзды небесные!
Правда всё та же! Средь мрака ненастного
Верьте чудесной звезде вдохновения,
Дружно гребите, во имя прекрасного,
Против течения!
Вспомните: в дни Византии расслабленной,
В приступах ярых на Божьи обители,
Дерзко ругаясь святыне награбленной,
Так же кричали икон истребители:
Кто воспротивится нашему множеству?
Мир обновили мы силой мышления –
Где ж побеждённому спорить художеству
Против течения?
В оные ж дни, после казни Спасителя,
В дни, как апостолы шли вдохновенные,
Шли проповедовать слово Учителя,
Книжники так говорили надменные:
Распят мятежник! Нет проку в осмеянном,
Всем ненавистном, безумном учении!
Им ли убогим идти галилеянам
Против течения!
Други, гребите! Напрасно хулители
Мнят оскорбить нас своею гордынею –
На берег вскоре мы, волн победители,
Выйдем торжественно с нашей святынею!
Верх над конечным возьмёт бесконечное,
Верою в наше святое значение
Мы же возбудим течение встречное
Против течения!
А.К. Толстой
(читает Ариадна Ардашникова)
* * *
Алло. Мир вашему дому, мир радиостанции, мир отцу Александру, мир Вам!
Спасибо.
Будьте добры, ответьте мне, если не так много времени займёт ответ на вопрос. Никак своим серым веществом не могу объять необъятное вот такого плана: Бог един в трёх лицах, да, – Отец, Сын и Святый Дух. Но в молитве: «верую и в Духа Святаго, Господа животворящего иже от Отца исходящего, иже со Отцем и Сыном споклоняема и сславима, глаголавшего пророки». Ну вот, в радиостанции Радонеж отец Мартирий Владимиров, объясняя разницу между католичеством и нашей православной верой, сказал, что их вера: «иже от Отца и Сына исходит Святый Дух». Никак не вразумлю, ну вот непонятно.
Хорошо, я понял Ваш вопрос. Постараюсь ответить. Дело вот в чём. Когда мы говорим о едином Боге в трёх лицах, мы касаемся очень глубокой тайны внутреннего бытия Бога. Бог открылся Аврааму и впоследствии Моисею как единый, единственный.
Но Библия говорит нам с самого начала о том, что при сотворении мира как бы нечто ещё участвовало. «И дух Божий носился над водами» – читаем мы в первой главе книги Бытия. Когда мы читаем уже Новый Завет, то мы слышим удивительные слова Иисуса Христа: «Я и Отец одно... Видевший Меня – видел Отца» (Ин. 10:30; 14:9). Это не богословские такие отточенные догматические формулировки, это реальное сообщение нам, слово Божье о Боге. И нужно, конечно, здесь углубляться в богословские исследования, но это не всем доступно.
Постараюсь это пояснить на таком примере: мы исповедуем Бога единого по существу, но имеющего три лица, три ипостаси. Вот, все мы с вами люди, все мы, безусловно, разные, но у нас есть единая наша человеческая сущность и в этом отношении мы все едины. Но, имея единую человеческую сущность, каждый из нас имеет свою индивидуальность, имеет своё лицо или, если мы употребим греческий термин, имеет свою ипостась.
Вот точно так же единая божественная сущность раскрывается нам в трёх ипостасях как Отец, Сын и Святой Дух: Отец – творец Неба и Земли, Отец – начало всего, Сын, рождающийся от Отца, и Святой Дух, исходящий от Отца. Бог открывается, Божественное бытие открывается нам не как совершенно нечто простое, открывается как три ипостаси, связанные между собою глубокой связью любви.
И именно к этому призывается и каждый человек, чтобы мы, имея единую человеческую сущность, тоже были связаны любовью.
* * *
У меня есть один письменный вопрос, который мне передали в промежутках между нашими передачами.
Отец Александр, один мой хороший знакомый прошёл курс катехизации, крестился в Православной Церкви, но после этого увлёкся теософией и оккультными науками...
Ну, сразу поясним, что теософия – это наука о Боге, когда люди стремятся соединить различные учения, сопоставив восточные культы, рерихианство, философию Блаватской, христианство соединить в какую-то такую странную общую науку.
... И учится в высшей теософской школе. Свои духовные поиски он считает завершёнными, а себя полностью удовлетворённым в духовных запросах. Вопросы: ваше отношение к теософии и оккультизму; может ли теософия служить ступенью, ведущей к дальнейшему духовному росту, приближением к Богу или это тупик?
Ну, я должен сказать, что тупиком я не решаюсь это назвать, но, во всяком случае, это есть отступление от той полноты бытия, от той полноты общения с Богом, которое нам даруется, в Евангелии даруется, в личности Иисуса Христа, это всё-таки уход.
Потому, что, если бы именно в этом пролегал путь спасения, то Иисус нам прямо бы сказал. Он не говорил бы о Себе, что «Я есть Путь, Истина и Жизнь», никто не приходит к Отцу, как только через Меня, а сказал бы: знаете, вот вы изучайте эти религии, и сделайте из них что-то такое общее, и вот это будет истиной. Так что я думаю, что здесь, наверное, всё-таки стоит доверять слову Божьему.
Является ли это грехом отступничества после принятия таинства крещения, ответственен ли человек перед Богом за это?
Ну, для человека всегда есть возможность покаяния, возможность возврата, так что она не закрыта ни для кого. И я уверен, что после вот такого отхода, если человек внимательно всё-таки отнесётся, продумает, если он с молитвой вновь начнёт читать Евангелие, думать о Христе, искать Его лица, просить, чтобы Дух Святой просветил его сердце, я думаю, что он вернётся. Здесь, наверное, всё-таки проблема в том, что создаётся такой опыт некоего как бы знания, некоего стремления на рациональном уровне это всё объяснить, а не доверия к Богу. Поэтому лучше встать на путь доверия Богу, понимая, что здесь полнота бытия, полнота встречи с Богом.
* * *
Добрый вечер. Скажите, пожалуйста, что вы понимаете под понятием цельность? Цельность, с моей точки зрения, это цельность действия, слова, мысли и поступка.
Я с Вами совершенно согласен.
Да. И скажите, насколько реально, то, что происходит сейчас в церковной жизни и то, что сейчас произносят люди церковные в эфире, соответствует ли их реальным и естественным желаниям и не только желаниям, а верованиям. То есть, насколько они реально веруют и насколько эта вера соответствует тому, что они произносят в эфире?
Я понял ваш вопрос. Я его вынужден сократить потому, что идёт какая-то помеха, а вопрос я понял и постараюсь на него ответить.
Думаю, что, то есть не думаю, просто знаю, что всякий говорящий о Боге, выступающий по радио в эфире, конечно, человек верующий. Потому что для неверующего человека, человека, не имеющего какого-то духовного опыта, духовного знания говорить в эфир достаточно долго и глубоко – это просто немыслимо, нереально. Это, знаете, такой старый вопрос был, его задавали часто только в более прямой форме, а сами священники – веруют они или нет? И я всегда говорил, что, конечно, неверующих священников не бывает.
Безусловно, ни один человек не будет служить в Церкви, если он разуверился. Такие случаи, к сожалению, бывали по разным причинам, но крайне редко, и человек, конечно, уходил от служения и какую-то другую профессию избирал. Но, повторяю, это было крайне редко, буквально какие-то считанные единицы, и чаще это было под влиянием каких-то внешних причин, какого-то внешнего давления, так что здесь, конечно, совершенно очевидно, что человек, избравший такой путь, – это человек, имеющий совершенно определённый опыт веры. Другое дело, вот вы начали вопрос очень правильно, – вопрос о цельности человека и что такое цельность. Конечно, это соответствие взглядов поступкам.
И я бы сказал ещё вот что – цельность означает продуманность до конца каждого момента нашего мировоззрения, каждого момента нашей веры. Если я говорю, что я верю в Бога, то это означает, что я должен продумать, что же эта вера для меня означает. Означает ли она для меня, что мир сотворён Богом и я в том числе, означает ли она для меня, что Бог ищет какого-то контакта со мной или Он безразличен. Если ищет, то как, в чём Он Себя выражает.
Если я продумываю это дальше, то прихожу к выводу, что Он искал контакта с человеком и это выражается в том, что была создана, на протяжении пятнадцати веков этих контактов Бога с людьми, такая книга как Библия, в которой Бог Себя открывал. Книга откровения, где через пророков, апостолов, людей особенно одарённых в слышании Бога, Бог говорил то самое главное, что хотел донести до человека.
Другое дело, что действительно, бывают люди как бы половинчатые, приняв какое-то решение, они не додумывают до конца всех последствий. Если человек принимает крещение, то он должен понять, что он становится членом Церкви, он становится учеником Иисуса Христа. Ученик – это тот, кто идёт за учителем, целиком доверяет его слову. Даже тогда, когда ему что-то кажется непонятным, он полагает, что причина не в том, что учитель что-то не то говорит, а причина, наверное, в том, что я ещё не всё понимаю, я ещё не готов, поэтому я должен учиться жить с этими понятиями, я должен учиться в молитве терпеливо ждать, когда они откроются для меня. И когда это произойдёт, то, действительно, мир для меня заиграет потрясающими красками бытия. Бог будет открываться, говорить со мною не только через книгу, он будет говорить через каждую капельку росы, восход солнца, цветок, улыбку ребёнка, какой-то научный факт – всё будет говорить о Творце, как об этом и писал в своём стихотворении Димитрий Мережковский.
О Боже мой, благодарю
За то, что дал моим очам
Ты видеть мир, Твой вечный храм,
И ночь, и волны, и зарю…
Везде я чувствую, везде
Тебя Господь, – в ночной тиши,
И в отдаленнейшей звезде,
И в глубине моей души.
Пока живу – Тебе молюсь.
Тебя Люблю, дышу Тобой,
Когда умру – с Тобой сольюсь,
Как звезды с утренней зарей.
Хочу, чтоб жизнь моя была
Тебе немолчная хвала,
Тебя за полночь и зарю,
За жизнь и смерть – благодарю!
Дмитрий Мережковский
(читает Ариадна Ардашникова)
* * *
Добрый вечер, отец Александр. Есть такое выражение: «верую, Господи, помоги моему неверию». Стилистически воспринять это не могу. И потом, у меня вопрос: не могу я понять, вот где Он. Я понимаю, что Господь есть, я верую, а вот как, в какой субстанции все это находится?
Ну, Вы знаете, я должен сказать, это слова, сказанные отцом бесноватого отрока, которого Иисус перед этим спрашивает, в ответ на его просьбу об исцелении мальчика: «Если сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему. – И отец восклицает – Верую Господи, помоги мо ему неверию!» (Мк. 9:23-24).
Вы знаете, этот момент какой-то очень трудный в жизни этого человека. Он встретился, может быть, с самой очевидной, самой наибольшей, вероятной надеждой исцеления его сына, так долго страдавшего. И эти слова вырываются буквально из сердца – «верую, помоги моему неверию». Я их всегда воспринимал как совершенно гениальные слова, отражающие состояние человеческого сердца.
В самом деле, мы веруем, но мы всегда чувствуем, что по сравнению с той подлинной огромной верой, которую мы предчувствуем, которая должна быть в нашем сердце, наше состояние нуждается в помощи, оно как бы и неверующее. Мы просим, чтобы Господь помог этому нашему состоянию практического неверия, по сравнению с той огромной верой, которую мы хотели бы иметь и которую Господь готов нам дать, которую он ожидает от нас для того, чтобы войти в нашу жизнь, чтобы быть в ней Хозяином, чтобы быть в ней Отцом, быть Радостью, быть Духом Святым во всяком нашем действии, во всяком нашем пути.
И в заключение, по нашей сложившейся традиции, я приглашаю вас помолиться вместе с нами:
Дорогой Господь, благослови сегодня всех тех, кто слушал нашу передачу, благослови всё то, о чём мы говорили. Пусть всё то, что угодно Тебе, будет Твоим словом и Твоим семенем, которое Ты хочешь оставить в сердце каждого слушающего. И Ты Сам, Господи, помоги в том, в чём мы ещё не уверены, там, где мы испытываем трудности, помоги нашему неверию, Господи. Пребудь с нами и благослови нас в наших делах, наших домах, в наших отношениях с людьми, отношениях с Церковью, помоги нам молиться, Господи, так, как Ты хочешь, чтобы мы молились Тебе. Пребудь с нами Своей великою Любовью. А Ты прими славу за всё, великий Бог: Отец, Сын и Дух Святой. Аминь.
