Глава 17

Когда раздался вой полицейских сирен, Кирилл не испугался. Он к этому был готов. Рано или поздно, на стрельбу все равно бы съехались. Беда состояла лишь в том, что в создавшейся ситуации не получится выкрутиться при помощи одного лишь удостоверения. Пятнадцать бандитов, да еще и с оружием – это не шутки. Окажись тут хоть сам Ковалев, у него бы тоже возникли серьезные неприятности. Но именно поэтому он в таких ситуациях не оказывается, предоставляя такую возможность другим.

Кирилл был зол. Очень. Но он умел держать себя в руках еще с тех времен, когда действительно состоял на службе. Все время сдерживать эмоции тоже нельзя, изнутри вскипишь, но всему есть свое время. В критической обстановке надо сохранять ледяное спокойствие, а потом уже можно дать волю чувствам, например, нанять проститутку, избить ее и бросить на улице. Обычно это неплохо давало выход накопившемуся напряжению.

Сейчас все зависело от того, как поведут себя бандиты, оставшиеся на ногах. Они могли разбежаться, могли сдаться, а могли устроить перестрелку с полицией. Последний вариант устраивал Кирилла больше других, так как, при хороших раскладах, всех перебьют, и не возникнет ненужной утечки информации. Вот только шансов на такое развитие событий было немного. Наиболее вероятно, что часть группы попытается скрыться, часть сдастся, а задержат в результате всех. Задержат и начнут колоть. С непредсказуемыми последствиями.

Впрочем, и у последнего варианта тоже были минусы. Даже если шестеро оставшихся на ногах начнут отстреливаться, перебьют их, а не раненых, валяющихся в траве. Так что они запросто могут расколоться на допросе и подставить всех, вплоть до Ковалева, если копнут хорошо. Допускать этого Кирилл не собирался. У него возникла весьма продуктивная, на его взгляд, идея, реализация которой могла решить все проблемы разом, а заодно порядком запутать следствие. Для этого надо только успеть обойти огневую точку противника с фланга и завладеть пулеметом. План рискованный, но любой другой был еще хуже.

Можно, конечно, было просто рвануть наутек, бросив оружие. Пользуясь суматохой, можно было уйти достаточно далеко, чтобы не быть застигнутым на месте преступления. А дальше уже можно отвертеться с удостоверением. Кирилл бы так и поступил, если бы был уверен, что задержанные бандиты наверняка станут держать рот на замке. Но такой уверенности не было. Так что пришлось перекатом уйти в высокие заросли тростника, там вскочить на ноги и, глубоко пригнувшись, рвануть в сторону леса. В любой момент можно было ждать снайперской пули, но вряд ли стрелок имел профессиональные навыки. Профессионал стрелял бы в грудь. Хороший профессионал бил бы в голову. И только случайно завладевший винтовкой человек, не привыкший и не желающий убивать, будет целиться по ногам. А когда тростник по шею и если двигаться хаотичным зигзагом, попасть не так просто, особенно в предсумеречной темноте.

Оказавшись в лесу, Кирилл перевел дух и прислушался. Как писали братья Стругацкие – бесшумных засад не бывает. Но ни один звук не выдавал противника. Это было странно, но думать было особо некогда, так как вой полицейских сирен приближался с каждой секундой.

Кирилл прикинул, что огневая точка не могла находиться глубоко в лесу, иначе бы листья мешали стрелять. Он, оскальзываясь на покрытой росой траве, спустился с пригорка и почти сразу споткнулся о пулемет. Стало ясно, что, заслышав приближающуюся полицию, противник побросал оружие и бросился наутек. Тем лучше.

В пулеметном коробе, судя по отстрелянному концу ленты, оставалось больше двухсот патронов. Хватит с избытком.

На грунтовке мелькнули фары, кроны деревьев озарились сполохами синих проблесковых маячков. Не дожидаясь развития событий, Кирилл вскинул к плечу пулемет и дал три короткие очереди по головной полицейской машине. Ее занесло, из дверей алмазными брызгами полетели каленые стекла. Она остановилась так неожиданно, что серый грузовой фургон с надписью «ОМОН» не успел затормозить, протаранил легковушку и смел ее в кювет. Из травы, как тараканы от внезапно включенного света, во все стороны метнулись бандиты. Никто из них, похоже, и не думал сопротивляться блюстителям порядка. Из грузовика посыпались омоновцы в полной экипировке, с короткими автоматами.

– Стоять! На землю! Работает ОМОН! – закричали сразу несколько глоток.

Кирилл положил ствол пулемета на горизонтальную ветку дерева, для устойчивости, сверил планку прицела и принялся молотить очередями на поражение и по бандитам, и по полицейским. Началась сумятица. Ничего не понимая, бандиты тоже начали отстреливаться, но их с короткой дистанции моментально срезали полицейские из автоматов. Тогда Кирилл принялся точно и методично расстреливать раненых бандитов.

Но его огневая позиция не укрылась от сотрудников ОМОНа, и они из нескольких стволов накрыли его позицию, целясь на сполохи выстрелов. Пули ударяли в деревья, вышибая из них чешуйки коры, косили траву и глухо били во влажную землю. Кирилл понял, что надо отходить. Прикрывшись огнем, он попятился в заросли, но тут его настигла пуля, выпущенная из «АКСУ».

Дистанция двести метров для укороченного автомата калибра 5.45 предельная. И хотя пуля еще на многое способна, но, пронзив двести метров воздуха, ветки и листья, она влетела в грудную титановую пластину бронежилета, уже растратив часть кинетической энергии. Впрочем, и этого хватило, чтобы сбить Кирилла с ног и нанести удар, от которого потемнело в глазах. Вот только отлеживаться было некогда. Вскочив, Кирилл зигзагами начал удаляться в сторону трассы, на ходу пытаясь снять разгрузочный жилет. Наконец это удалось, из кармана посыпались куски пластика – пуля попала точно в мобильник.

– Чтоб тебя! – выругался Кирилл. – Хоть симка целая.

Он снял бронежилет, переложил в карман пиджака удостоверение, а за пояс брюк сунул пистолет Макарова, числившийся в удостоверении как табельное оружие сотрудника ФСБ. Дальше все зависело от того, выжил ли кто-то из бандитов. Кирилл очень надеялся, что нет. Потому что, после столь неудачной операции, любой сдал бы его не задумавшись. Если же никто не сдаст, то стоит убраться на пару километров от места преступления, и можно накормить полицейских любыми байками, сунув им под нос удостоверение сотрудника ФСБ.

Он ломился через лес, отводил от лица ветки, перепрыгивал через влажные, вылезшие из земли корни и думал, как поступить дальше. Что сообщить Ковалеву? И надо ли вообще что-то сообщать?

Вероятность того, что Ковалев попросту решил слить Стежнева, была крайне высокой. Все это задание с устранением Евдокимовой, с захватом дома в поселке «Изумруд» было предельно странным и очень сильно смахивало на подставу. Львы какие-то… Бред. Это настолько смахивало на подставу, что самым продуктивным было принять версию о подставе за рабочую.

На самом деле был и еще один вариант. Сам Ковалев наломал таких дров, что у него теперь жопа горит синим огнем, он мечется и отдает нелогичные приказы, не успевая их отменять. Подставляя своих людей, лишь бы самому выйти сухим из воды. И эта версия, если над ней поломать голову, тоже могла принести плоды. Даже с большей вероятностью, чем первая.

Но Кирилл, как человек предельно прожженный и повидавший всякого, решил не фокусироваться на одной из двух версий, а прорабатывать обе. К тому ж, если верна вторая, то первая могла быть ее следствием.

Беда состояла в том, что Кирилл не имел ни малейшего представления о планах Ковалева. Сведения были очень обрывочными, разрозненными и проистекали только из получаемых приказов. Впрочем, имея голову на плечах, и из этого можно вынуть кое-что полезное.

К примеру, что, если рассмотреть поставленную Ковалевым задачу добраться до какого-то сержанта Еремеенко и отнять у него все носители информации. Что это значило? То, что эти носители представляли, сами по себе, немалую ценность. Почему? Если бы ценность была низкой, Ковалев бы не велел действовать любыми способами и средствами. Он бы обозначил пределы. Но он их не обозначил. Если бы информация могла навредить Ковалеву, он бы велел уничтожить ее, а не завладеть ею. Таким образом, если этой информацией завладеть, можно получить рычаг воздействия на Ковалева, провести с ним переговоры и обменять информацию на безопасность. Например, на возможность выехать за границу.

«Выходит, от того, доберусь я до этого Еремеенко или нет, впрямую моя жизнь зависит», – подумал Кирилл.

Это привело расшалившиеся нервы в порядок.

«Человечка достать – это не звезду с неба». – Кириллу понравилось пришедшее на ум слово «человечек».

Была в нем некая структурная правда. Люди – это люди. Те, кто принимает решения и способен их воплотить. А другие – это человечки. Смешные фигурки, изображенные на страничках реальности. Герои мультика, вроде того, какой может нарисовать ребенок на уголках тетрадных листов. Бегают эти фигурки, суетятся, что-то думают о себе. А на самом деле стер его ластиком и нет человечка.

Ринуться в погоню за Еремеенко хоть и не представляло труда, но нужно было сначала решить, что доложить Ковалеву. Врать или не врать, вот в чем вопрос! Как правило, ответ на него всегда был однозначный – врать. Но это, когда дело касалось других, не Ковалева. Это хитрющий, как черт, сам кого угодно ластиком сотрет и не задумается. Возможно, он и не собирался никого подставлять, а хотел, чтобы Кирилл просто перебил всех в доме, потом сам собирался туда нагрянуть и что-то забрать. Возможно? Более чем. Приехал бы, когда там уже следователи работали, представился, сообщил бы, что речь идет о попытке хищения важных данных, сам бы все смел, и привет родителям. Поэтому нельзя врать, что все прошло гладко. Кто знает, где Ковалев и когда окажется в «Изумруде». Как только узнает, что Кирилл ему голову морочит, церемониться не станет. Спишет. Выходило, что лучше сказать правду, а там уже действовать по обстоятельствам. В любом случае сержант Еремеенко – козырь. Известный Ковалеву, но все равно козырь.

«Где бы теперь телефон достать?» – подумал Кирилл.

Он выбрался из леса на шоссе, огляделся. Нечего и думать было пытаться остановить машину. Хоть и наступало утро, но мало кто захочет подобрать незнакомца на обочине. Придется топать и ждать, когда мимо проедет полицейский патруль. Хотя тоже вариант не лучший. Подозрительно это, вблизи места преступления со стрельбой. Лучше найти телефон и вызвать такси.

Чтобы не мелькать, он снова покинул шоссе и направился на северо-восток, где должен был располагаться поселок Игумново, километра через два.

В это время полицейские, сообразив, что по ним уже никто не стреляет, принялись осматривать место преступления. Их взглядам предстали три расстрелянных из пулемета внедорожника, четырнадцать трупов, один тяжело раненный, без сознания. В траве нашли три «кипариса», четыре «кедра» и несколько пистолетов. Ни у кого не вызывало сомнений, что перестрелку устроили две преступные группировки. Одна прибыла на машинах и была вооружена короткоствольным скорострельным оружием, другая поджидала их в лесу, устроив там засаду. В их распоряжении был пулемет и одна или две снайперские винтовки ВСС «Винторез», судя по характерным ранениям тяжелой дозвуковой пулей. Выиграли, очевидно, вторые. Первые, попав в засаду, пытались отстреливаться, но их укладывали из винтовки и добивали из пулемета. Затем из леса открыли огонь по подъехавшим полицейским машинам, бросили оружие и налегке ушли через заросли. До прибытия поисковых собак можно было и не пытаться их преследовать. В ожидании прибытия следователей сотрудники ОМОНа оцепили пустырь.

Наталья, наблюдавшая за происходящим на мониторе через камеры на заборе, решила, что пора прорываться из поселка. Она попросила у Лемеха все карты памяти с записями и велела сказать следователям, когда они начнут опрашивать возможных свидетелей, что камеры не работали уже давно.

– Нас повяжут на выезде! – забеспокоился Пичугин. – Подозрительно до предела.

– Подозрительно было бы позавчера, – спокойно ответила Наталья. – А сегодня особый день.

– Эпидемия? – догадался Пичугин.

Наталья не ответила. И так все было ясно. Они с Пичугиным вернули оружие Зверева в тайник. Для обыска у полиции нет оснований, а без обыска ничего не найдут, даже когда будут опрашивать Лемеха в качестве свидетеля.

– Василий Федотович, у вас платка не найдется? – Наталья осмотрела свою блузку с кровью на груди. – Надо прикрыть это, в таком виде точно не прорвемся.

Лемех сходил в спальню и принес шелковый платок.

– Вот, Верочкин, берите, Наташа.

Евдокимова накинула платок на плечи и завязала, широкими концами прикрывая пятно.

Наталья завела свою «Шкоду», Пичугин уселся на переднее пассажирское сиденье. Лемех отворил электрические ворота.

– Ну… Поехали. – Наталья выехала со двора на грунтовку. – Запомни, мы тут проверяли контактного по чуме. Оказалось, что тут живет другой человек.

Почти сразу сотрудник ОМОНа жестом приказал остановиться. Пичугин занервничал, но усилием воли взял себя в руки. Полицейский махнул, мол, заезжайте обратно во двор. Наталья просигналила ему фарами. Полицейский сплюнул в траву и с недовольным видом направился к машине. Наталья опустила стекло.

– Я что, неясно приказал? – недобрым тоном поинтересовался полицейский.

Наталья молча высунула наружу руку с удостоверением.

– И что вы мне там тычете? – Омоновец наклонился и потянулся за фонарем.

– Роспотребнадзор. Вы в курсе, что в городе эпидемия легочной формы чумы?

– Шутите? – Полицейский заметно обеспокоился.

– Не до шуток. Мы выявляли тут одного из контактных. Срочно свяжитесь с начальством. Пусть они свяжутся с генералом Головиным из управления.

– Черт… Вы хотите сказать, что больной чумой в этом доме?

– Нет, мы приехали по адресу хозяина, но тут живет другой человек, его знакомый. Вышла ошибка. Будем надеяться, что больной сюда не заезжал.

– Надеяться? – Полицейский отшагнул от машины.

– Полную гарантию дает только страховой полис, – пробурчал Пичугин.

– А вы кто? – полицейский посветил фонарем в салон.

Пичугин показал удостоверение.

– Я при штабе ТОРС по линии ФСБ, – произнес он. – Время идет, мы нужны в Москве.

– Я не могу вас выпустить, – произнес полицейский. – У меня приказ никого не выпускать до приезда следователей. У нас тут серьезное дело, полицейские ранены.

Наталья молча достала телефон и набрала генерала Головина.

– Не могу выехать из поселка, – пожаловалась она. – Да, проверяли версию с контактным. Тут стрельба какая-то, ОМОН, никого не выпускают. А у меня, сами знаете, Домодедово горит. Это хорошо, что ваши работают, но мне надо в Роспотребнадзор. Да, хорошо.

Она передала трубку полицейскому. Тот выслушал, хмыкнул, связался с кем-то по рации. Минуты через две показал, мол, проезжайте. Но Пичугин успокоился, только когда машина выехала на асфальт и помчалась в сторону Москвы.

– Да уж… – сказал он. – Действительно. День особенный.

– Только бы Головин в аэропорту отработал по полной! – ответила Наталья. – Если кого-то упустим, это будет… Страшно представить, что будет. Один зараженный в людном месте может устроить нам такие последствия, какие не во всяком кошмаре приснятся. Даже один. А там целый самолет. И все уже на настоящий момент наверняка заразные.

Пичугин поежился. Фантазия рисовала пугающие картины. Вскоре «Шкода» выехала на шоссе, а Стежнев к этому времени добрался до Игумнова. Поселок постепенно просыпался, редкие прохожие собирались у остановки общественного транспорта. Место показалось Кириллу людным, и он поспешил свернуть во двор. Там он увидел девушку, выгуливающую белоснежного шпица. Находилась девушка в режиме «зомби», то есть уперлась взглядом в экран смартфона и двигалась на одних рефлексах, не замечая, похоже, ничего вокруг. Скорее всего, просматривала анкеты на сайте знакомств, так как редко переворачивала страницы.

«Человечки…» – с пренебрежением подумал Кирилл.

Он направился к девушке прямиком, через газон, бесцеремонно вырвал из руки смартфон и направил изумленной девушке ствол пистолета в лицо.

– Пикнешь, с пятидесяти метров башку прострелю, – пообещал он. – Бери свою шавку, и чтобы через секунду я тебя не видел. Стуканешь кому, найду и закопаю. Хоть завтра, хоть через неделю. Все ясно?

Девушка кивнула, подхватила шпица на руки и попятилась, боясь выстрела в спину.

«Преимущества общества потребления, – про себя усмехнулся Кирилл, направляясь через двор в сторону шоссе. – Раньше за свое добро люди до смерти бились. А теперь и добро не добро, и люди не люди. Так, человечки».

Глянув на экран смартфона, Кирилл с удивлением обнаружил, что на нем не страница сайта знакомств, а роман Замятина «Мы».

«Надо, же, грамотные…» – подумал он с неприязнью.

На ходу поменяв SIM-карту, Кирилл вызвал такси, а затем набрал контакт Ковалева. Звонить было боязно, но жизнь приучила к тому, что лучше с самой страшной опасностью столкнуться лицом к лицу, чем оставить ее за спиной.

Впрочем, разговор прошел намного спокойнее, чем Кирилл ожидал. Создалось такое ощущение, что Ковалева с самого начала озаботило нечто более для него важное, чем успех или провал операции в «Изумруде». Приняв к сведению сказанное Кириллом, Ковалев велел, не тратя времени, мчаться на Комсомольскую площадь и, начав с «трех вокзалов», узнавать, каким поездом должен отправиться или уже отправился сержант Еремеенко. Перечить не имело смысла, и Кирилл, дождавшись такси, велел водителю доставить его в Москву.

Закончив разговор, Ковалев отбросил смартфон на сиденье и с такой силой вцепился в оплетку руля, что у него побелели костяшки пальцев. До МКАДа оставалось всего ничего, нужно было принимать решение, а тут такое. Самообладание покинуло Ковалева. Он один знал, чего ему стоило показное спокойствие в телефонной беседе со Стежневым. На самом деле Ковалева распирала злость, но это была злость не на Кирилла. Нет, Кирилл всегда делал, что мог, и сейчас наверняка тоже. Просто столкнулся он с силой, которой ни сам он не мог ничего противопоставить, ни бандиты в этом помочь не могли. И хотя в докладе Кирилла не прозвучало ни слова о Евдокимовой, Ковалев прекрасно понимал, чем обусловлен провал операции.

Он это все уже пережил однажды, пятнадцать лет назад. И теперь жутковатая тень прошлого неотступно преследовала его. Тень Михаила Зверева. Именно его вмешательство тогда похоронило идею выгодно продать АКСОН представителям Аль-Каиды. Хотя… Дело не в Звереве. Зверев просто упертый парень, способный принести себя в жертву ради великой, как ему казалось, цели. Ковалев был уверен, что таких идиотов полно. Но они безопасны в силу отпущенных им судьбой возможностей. Обычных, человеческих. Но стоит соединить вместе фанатичный «долг перед видом», какой был свойствен Звереву, и сверхчеловеческие возможности АКСОНа, дело принимало другой оборот. Тут уже рождается опасный противник, с которым не только приходится считаться, но и который может переиграть. Так и вышло. В тот раз, на том раунде, пятнадцать лет назад, Зверев хоть и погиб, но вышел победителем. Виной тому был АКСОН. Точнее, попадание АКСОНа не просто в кого-нибудь, а именно в такого фанатика, повернутого на правильности и чувстве долга, каким был студент медицинского института Михаил Зверев.

Теперь все повторялось. Снова АКСОН, и снова им оснащен человек, который многократно доказывал, что не намерен останавливаться ни перед чем ради достижения целей, которые считает верными. Вся разница состояла лишь в том, что пятнадцать лет назад этим человеком был Зверев, а теперь ей оказалась Наталья Евдокимова. Казалось бы, разница существенная. Тогда десантник, способный и без АКСОНа уложить троих, а то и пятерых, в равной схватке, а теперь хрупкая женщина. Но Ковалев имел достаточно опыта, достаточно понимания принципа АКСОНа, чтобы не обольщаться и не строить иллюзий. Любой человек с АКСОНом представлял огромную опасность. Очень серьезную опасность. Катастрофическую. Справиться с ним может либо такой же, оснащенный этой пилюлей боец, либо очень много людей, заранее предупрежденных, с кем имеют дело.

Это показала и ситуация в «Изумруде», о которой рассказал Кирилл. Евдокимова, либо одна, либо, что скорее, при поддержке Пичугина, смогла успешно противостоять пятнадцати опытным, хорошо вооруженным бандитам. Оно и понятно! Если вспомнить, с какой скоростью двигался Зверев, то Евдокимой требовалось на точный выстрел из снайперской винтовки всего несколько секунд. Один выстрел, одно попадание. Она просто не дала боевикам приблизиться к дому.

Также Ковалев прекрасно понимал, откуда в доме Лемеха могла взяться снайперка и пулемет. Их привез Зверев, предварительно отняв у людей Ковалева. Это означало, что ситуация критическая. Стоит пулемету и винтовке оказаться в руках следователей МВД, тут же выяснится причастность Ковалева к тем делишкам. Ну, не сразу, конечно, так как пятнадцать лет назад удалось отписаться о пропаже нескольких единиц огнестрельного оружия, но тем хуже. Теперь эти списанные стволы находят, значит, тогда Ковалев написал рапорт, не соответствующий действительности. В ФСБ стоит попасть под подозрение, уж размотают дело, несмотря на должности и звания. Это не девяностые годы.

Теперь уже сомнений не оставалось, что надо бежать. Бежать немедля, не задумываясь и не оглядываясь. Бросать АКСОН, горел бы он огнем, бросать свидетелей, Лемеха, Евдокимову, Пичугина, бросать все и спасать собственную жопу. Потому что, если размотают, то уж точно не поздоровится. Теперь, в сложившейся обстановке, Ковалев понимал, что бежать пришлось бы, даже если бы на руках не было дисков Бражникова. Очень хорошо, что они есть, но даже с пустыми руками оставаться в России для Ковалева теперь было смерти подобно.

«К черту Лемеха, к черту АКСОН, к черту обломок космического мусора… – думал Ковалев, останавливая машину и прижимая ее к обочине. – Сами пусть разбираются».

Он со смартфона забронировал билеты на самолет с вылетом из Домодедова. До этого аэропорта было банально ближе, и там можно было найти подходящий рейс. Аэрофлот брать не хотелось. И любую российскую авиакомпанию. Был рейс 1453 «Люфтганза» во Франкфурт-на-Майне, но на девять утра, это рано. Не успеть. Еще был рейс 1445, тоже во Франкфурт, но на тринадцать сорок пять. Это, конечно, поздновато, но «Эйр Берлин» тоже на час с лишним в Дюссельдорф. Гнать в другой аэропорт – только время терять. Пришлось выбрать «Люфтганзу» на час. Это был наилучший вариант.

К счастью, у Ковалева, как и у многих сотрудников его ранга, была открытая виза на чужое имя, но на вполне настоящий заграничный паспорт. Это сейчас очень поможет избежать возни с документами и позволит попасть сразу в страну НАТО, а не дергаться через безвизовые зоны.

Закончив с этим, Ковалев снова тронул машину с места. Больше всего он жалел, что никак не может повлиять на Пичугина. Если бы тот все же отвез инструкции в НИИ, чтобы там с их помощью стабилизировали космический обломок, ситуация была бы идеальной. Тогда данные на диске сохранят ценность. И можно будет не только сбежать, не только выйти сухим из воды, но и безбедно жить за границей до конца дней. Вот только надежды на это не было никакой. После событий в «Изумруде» Пичугин все понял. И следящее устройство в его желудке перестало работать. Теперь для него Ковалев – враг. И никакие его инструкции Пичугин выполнять, конечно, не станет. Надеяться можно было на то, что называли сознательностью и социальной ответственностью гражданина и патриота. Пичугин знает об обломке, знает и об инструкции, а значит, его не может не мозолить мысль об утрате секретности. Возможно, из этих мотиваций он все же пойдет в НИИ.

С другой стороны, Ковалев понимал, что и без вмешательства Пичугина все может вернуться в стабильное русло. Ребята в службе слежения не дураки. Они наверняка уже много часов ломают голову над тем, как избежать столкновения обломка с американским спутником. Да, точных расчетов, без инструкции Бражникова, они провести не смогут, нет методологии. Но для исправления ситуации особо высокая точность и не нужна. Достаточно просто пальнуть несколько раз лазером в обломок, и он, неизбежно, поменяет орбиту на какую-то другую, теоретически безопасную в ближайшем будущем. А уже потом можно будет все рассчитать поточнее и окончательно стабилизировать обломок. Возможно, и скорее всего, это уже сделано, и опасность не грозит ни спутнику, ни «Американке», ни ценности имеющихся на диске данных.

Это было лишь предположение, но настолько вероятное, что на душе у Ковалева стало легче. Его лишь расстраивало, что Пичугин не попадет в так хорошо организованную ловушку.

«Вот было бы замечательно… – думал Ковалев, выруливая на МКАД. – Пришел бы Пичугин, как дурак, в НИИ. Сказал бы, что сам добыл инструкции в бункере. Из НИИ тут же связались бы с Трифоновым. Тот бы, естественно, велел Пичугина задержать. И все. На него тогда повесили бы и вторжение в бункер, и хищение данных. Конечно, Пичугин бы отпирался, валил на меня, но у него ноль доказательств. Номер телефона, с которого я отправил инструкции, ко мне никак не привязан, а других концов нет».

Хотя, конечно, он изрядно наследил в гарнизоне. Начнут искать Витухина, выйдут на Марину. Она, скорее всего, запомнила фамилию Ковалева. Это раз. А два – есть записи в журнале въезда-выезда на КПП гарнизона. Убийство офицера – это ЧП. Начнут поднимать все записи, тут имя Ковалева точно всплывет.

«Не закончилось бы все, как в прошлый раз, – с тревогой подумал Ковалев. – После всего, что случилось, Евдокимова может задаться целью наступить мне на хвост. Просто из принципа».

Он понимал, что Наталью и Пичугина надо как-то блокировать. Выиграть время, чтобы какая-то нелепая случайность не столкнула с ними в самый неподходящий момент.

«А ведь отправленные на телефон Евдокимовой инструкции могут сослужить неплохую службу!» – задумался Ковалев.

Он понял, что сейчас самое время пойти на оправданный риск. Трифонов уже знает, что Витухин является информатором Ковалева. Витухин слит и уже мертв. Но кто сказал, что мертвые не способны принести пользу?

Можно ведь позвонить Трифонову и сообщить, что от Витухина поступила информация, дескать, кто-то проник в бункер после его обеззараживания. И сказать, мол, такие дела, под подозрение попадает Пичугин, а Евдокимова его подельница. Убедить в этом Трифонова проще простого. Достаточно выдать номер, с которого отправлены фотографии, за номер Пичугина. А пришли они на номер Евдокимовой, это проверить не сложно. Даже если инструкции сотрут, это ничего не изменит, так как факт пересылки зафиксирован оператором связи, и Трифонов без труда получит доступ к этой информации.

Дальше все как по нотам. Трифонов бросится по следу. В его представлении во всем будет виноват Пичугин, так как против того все улики, а на Ковалева Трифонов сразу не подумает, как бы арестованный Пичугин ни убеждал его. Это и даст нужный выигрыш по времени.

Евдокимова и Пичугин точно будут задержаны, начнутся допросы. Эта сучка не решится применить свои экстраспособности открыто, а значит, как минимум сутки у Ковалева есть! У Пичугина же уйдет несколько часов, чтобы доказать свою непричастность. А может, и несколько суток. Все будет зависеть от следователей и оперов ФСБ, как быстро они сопоставят записи в журнале на КПП и найдут повариху.

«К этому времени меня уже не должно быть в стране, вот и все», – подумал Ковалев и сильнее нажал на педаль акселератора.