– Думаешь, этим все кончится? – спросила Хизер, не отрывая глаз от пейзажа за окном. Как только они сели в машину, она начала тихо мурлыкать себе под нос, но стоило Кэй свернуть на автостраду, как ее мурлыканье превратилось в пронзительное гудение. Кэй не знала, понимает ли Хизер, что делает.

– Что кончится? – уточнила соцработница.

– Ну, в смысле, когда я им все расскажу. Думаешь, на этом все закончится?

Салливан никогда особо не любила болтать, особенно о таких мелочах, но этот вопрос поставил ее в тупик. А закончится ли? Глория не потрудилась ничего объяснить, когда позвонила Кэй около полудня и попросила ее – а точнее, отдала приказ, как будто та на нее работала или как будто Глория только и делала, что бескорыстно выручала ее, и теперь Кэй была в огромном долгу, – привезти Хизер в центр общественной безопасности к четырем часам дня. И теперь они ехали с небольшим опозданием, потому что Хизер долго возилась с одеждой. Она собиралась так же долго, как Грэйс обычно собирается в школу. Они обе были вечно недовольны своим внешним видом. В конце концов подопечная Кэй остановила выбор на бледно-голубой блузке и твидовой юбке, неплохо сочетавшейся с ее поношенными туфлями, – единственным элементом старого гардероба, с которым она не захотела расставаться. Вся эта суета вокруг одежды позабавила Салливан, потому что Хизер не была похожа на человека, который беспокоился бы о своем внешнем виде. И, собственно, зря, потому что она была просто сногсшибательной женщиной. Природа щедро наградила ее высокими скулами, гладкой кожей и стройной фигурой, которая не портилась с возрастом.

– Насчет мальчика можешь не переживать, если ты об этом, – сказала Кэй. – Его состояние стабильно улучшается. Глория, похоже, уверена, что никаких обвинений в связи с аварией не будет.

– Да нет, на самом деле я думала вовсе не о нем.

– Вот оно что…

Кэй беспокоило, что Хизер очень редко думала о ком-то, кроме себя. Но если предположения соцработницы были верны, то такое поведение было вполне закономерным после всего, что с ней случилось. Отталкиваясь от тех скудных сведений, которые предоставила ей эта женщина, Салливан сделала вывод, что Стэн Данхэм украл двух девочек, но убил именно Санни, потому что в свои пятнадцать она уже не представляла для него никакого интереса. Он продержал Хизер у себя до тех пор, пока она тоже не перестала удовлетворять его наклонности, а затем еще несколько лет, пока ее психика не оказалась травмирована настолько, чтобы не выдать его секреты. Но как он это делал? Кэй не хотела даже думать об этом. Очевидно, он каким-то образом превратил Хизер в свою сообщницу, то есть заставил ее думать, что она тоже преступница. А может, просто запугал ее до такой степени, что ей бы и в голову никогда не пришло рассказывать кому-либо о случившемся. Кэй, в отличие от детективов, не удивлялась тому, что Хизер ни разу не пыталась сбежать или рассказать кому-нибудь о педофиле, с которым ей пришлось прожить по меньшей мере шесть лет. Возможно, он сказал ей, что ее родители умерли или даже что это они попросили его похитить сестер. Дети ведь такие доверчивые, такие внушаемые! Даже нежелание Хизер рассказывать всю историю своей жизни казалось Кэй вполне оправданным. Ее новая жизнь, какой бы она ни была, стала для нее спасением от извращенца, шансом начать все с чистого листа. С чего это вдруг она должна была доверять ее кому-то, особенно людям, которые работали с ее похитителем в одном департаменте?

– Как думаешь, они выяснили что-то новое? – спросила Хизер.

– Новое?

– Ну, может, нашли тело моей сестры. Я ведь им сказала, где оно.

– Даже если и нашли, я думаю, об этом обязательно сообщили бы по новостям, потому что трудно раскопать старую могилу и не привлечь к себе внимания – понадобится не одна неделя, чтобы опознать ее останки.

– Серьезно? А разве это дело не первостепенной важности, которое они должны проверить ну максимум за пару дней? – Спутница Салливан выглядела немного обиженной из-за того, что ей не оказали особых почестей.

– Такое бывает только в фильмах. – Благодаря работе в Доме милосердия, где она познакомилась с Глорией, Кэй встретилась с судебным антропологом из Мэрилендского университета в Колледж-Парке. Он занимался в основном сбитыми насмерть пешеходами и не делал ничего особенного по сравнению с коллегами из знаменитого сериала, но изрядно просветил Салливан в том, что касалось особенностей его профессии. – Есть некоторые вещи, которые они могут определить сразу…

– Например?

Кэй поняла, что не знала ответа наверняка.

– Ну, гм, причину смерти: удар тупым предметом или огнестрельное ранение. А также пол и приблизительный возраст.

– Но как они это делают?

– Точно сказать не могу. Но, очевидно, с возрастом скелет меняется. Кстати, если ваш старый стоматолог никуда не делся, он сможет опознать твою сестру довольно быстро. Насколько я знаю, любой стоматолог сразу узнает свою работу.

– Джон Мартиелли, доктор зубной хирургии, – сказала Хизер почти мечтательным голосом. – Его кабинет находился на втором этаже, прямо над аптекой. В приемной у него лежала куча детских журналов. Моим любимым был «Умница и простофиля». И если у нас не было кариеса – а у нас никогда не было кариеса, – он разрешал нам пойти в соседнюю булочную и купить там чего душе угодно.

– У тебя никогда не было кариеса? – Кэй подумала о своих бедных, не раз подвергнутых пыткам зубах. Только в этом году ей пришлось по новой пломбировать все зубы, и, как выяснилось, коронки тоже скоро придется менять. А началось все со сломанного зуба, который стал для Салливан напоминанием о бывшем муже. На следующий день после развода она так крепко стиснула зубы во время завтрака, что от верхнего моляра откололся солидный кусок. В результате в корневой канал попала инфекция. Врач сказал ей, что может понадобиться дополнительное хирургическое вмешательство. Она знала, что не виновата во всех своих стоматологических неприятностях, но чувствовала себя нечистой, нездоровой из-за этих проблем с зубами.

– Не-а. Даже когда я долго не посещала стоматолога – у меня пару лет не было медицинской страховки, – зубы оставались идеальными. Сейчас я хожу на осмотр каждые полгода. – Хизер показала свой прикус: отличные, ровные, крепкие зубы.

Если бы Кэй не знала ее, она бы ее слегка возненавидела.

– Можешь притормозить? – спросила вдруг Хизер, схватившись за живот, словно его свела резкая судорога.

– Мы и так опаздываем, но если тебя тошнит или ты хочешь поесть…

– Нет, я подумала, мы могли бы заехать в молл.

– В молл?

– Ну да. В «Секьюрити-сквер».

Кэй внимательно посмотрела на свою спутницу. Трудно установить зрительный контакт сидя за рулем, особенно когда пытаешься выехать на кольцевую, поэтому Кэй даже не стала пытаться. Тем более на примере Грэйс она убедилась, что значение зрительного контакта сильно переоценено. Дочь была с ней более откровенна, когда они обе смотрели прямо, через лобовое стекло. Молл находился за следующим поворотом, как раз там, где Хизер подобрал патрульный в прошлый вторник.

– Так вот куда ты хотела попасть все это время? – спросила Салливан.

– Думаю, да, неосознанно. В любом случае мне нужно побывать там, прежде чем я это сделаю. Пожалуйста, Кэй? Опоздание – не самая худшая вещь в мире.

– Да я волнуюсь не столько за детективов, сколько за Глорию. Она ценит свое время выше времени остальных.

– Я позвоню ей с твоего мобильного и предупрежу, что мы немного опоздаем. – И не дожидаясь согласия Кэй, Хизер вытащила телефон из подстаканника между сиденьями и, отыскав среди пропущенных звонков номер Бустаманте, нажала зеленую кнопку. Она управлялась с телефоном так же легко и просто, как Сет или Грэйс. – Глория? Это Хизер. Мы только выехали из дома. Муж Кэй задержался, а мы ведь не могли оставить детей одних дома, так ведь? – Она не дала адвокату времени ответить. – Все, до встречи.

«Какое блестящее оправдание! – подумала соцработница. – Просто переложить вину на другого человека, которого никто не знает. Никому ведь не придет в голову задавать вопросы моему бывшему».

Сначала Кэй хотела высказать это Хизер, но ее мысли утонули в визге шин, и через секунду она резко свернула на Секьюрити-бульвар.

– Я думала, с возрастом все кажется меньше, – заметила Хизер. – А здесь – наоборот. Они его что, достроили?

Они стояли посреди огромного коридора, где когда-то, по словам Хизер, располагался кинотеатр всего с двумя залами. Людей в молле было маловато, учитывая, что была суббота. Кэй заметила как знакомые названия магазинов вроде «Сиарс» и «Хошильда», так и бутики, которые она видела в первый раз. Здесь царила странная атмосфера мрака и заброшенности. Стоявший раньше на углу универмаг – «Хошильд», как заверила ее Хизер, – снесли, и теперь на его месте осталось только несколько эскалаторов, по которым покупатели поднимались на второй этаж в ресторанчик с азиатской кухней. В Балтиморе, должно быть, жило много азиатов, раз на фасаде молла красовалась такая огромная вывеска «Сеул Плаза». Для Салливан «Сеул Плаза» был зна́ком призрачной надежды на то, что город не стоит на месте, а постоянно меняется, приспосабливается. С одной стороны, было забавно, что город нуждался в подобном специализированном магазине. Но в целом Кэй не очень любила торговые центры, а это место казалось ей несчастным и заброшенным.

Ей стало любопытно, какие чувства испытывала Хизер, находясь здесь.

– Раньше даже здесь пахло карамельной кукурузой, – заговорила та. – По всему первому этажу стоял запах. Здесь мы и должны были встретиться с сестрой.

Хизер двинулась вперед, опустив голову, словно на полу были какие-то подсказки, которым она должна была следовать. Дойдя до атриума, она свернула направо.

– Здесь был «Хармони Хат», а здесь – книжный. А на месте «Джоанн» был когда-то фирменный магазин «Зингер». В тот день отец должен был ждать нас возле магазинчика здорового питания около половины шестого. Там он обычно покупал пивные дрожжи и конфеты с кунжутом. Раньше здесь было куда веселее. Полно людей, радостная обстановка…

Казалось, будто Хизер собирала здесь необходимую информацию для предстоящего допроса. Но если она на самом деле была Хизер Бетани, с чего ей было об этом переживать? А если не была… ей нужно было убедиться, что в молле теперь все по-другому, что никто не сможет проверить ее воспоминания и поймать ее на вранье.

– «Секьюрити-сквер», – сказала Хизер, остановившись перед стеклянной дверью в кабинку, где сидел мужчина в униформе, следивший за экранами с многочисленных камер видеонаблюдения. Должно быть, в этот момент Хизер мысленно задавалась вопросом, могла ли ее заснять хоть одна такая видеокамера тридцать лет назад. – Вот тут стоял лоток «Карамелкорн»… Нет-нет-нет, постой! Я запуталась. Это все новое крыло сбило меня с толку. Центр стал больше, все поменялось – вот я и спутала две разные линии.

Она пошла дальше так быстро, что Кэй пришлось чуть ли не бежать, чтобы не отставать.

– Значит, кинотеатр был где-то здесь, – сообщила Хизер, резко остановившись, а через долю секунды она развернулась и так же быстро двинулась в обратную сторону. – А если мы пойдем вот сюда… Точно, теперь все ясно. Там, где стоят эскалаторы, был вовсе не «Хошильд», а «Пейни», который тогда был еще закрыт на ремонт. А «Хармони Хат», где по выходным выступал мистер Пинчарелли, был здесь.

Под «здесь» имелся в виду магазинчик под названием «Карусель», где, судя по всему, продавали детские вечерние платья и костюмы для выпускных, свадеб и тому подобное. Рядом находился магазин «Прикоснитесь к прошлому», который показался Кэй жутковатым, хотя там всего-навсего продавали памятные сувениры старых бейсбольных команд, в том числе футболки спортсменов по заоблачным ценам.

– Кто такой этот мистер Пинчарелли? – спросила соцработница.

– Учитель музыки из школы Рок-Глен. Санни какое-то время была по уши в него влюблена.

Хизер стояла с завороженным видом, чуть покачиваясь из стороны в сторону, напевая что-то себе под нос и обнимая себя, будто старалась согреться.

– Только посмотри на эти платья, – сказала она. – Они для девочек, которые должны сопровождать невесту на венчании. У тебя тоже была такая свадьба?

– Не совсем, – ответила Кэй, улыбнувшись. – Наша свадьба прошла на улице, на заднем дворе дома одного приятеля, рядом с рекой Северн. В волосах у меня были цветы… То были восьмидесятые, – добавила она с ноткой оправдания в голосе. – И мне было всего двадцать три.

– А я никогда не выйду замуж. – В тоне Хизер не было ни капли сожаления, не было жалости к себе.

– Что ж, по крайней мере, тебе и разводиться не придется, – заметила Салливан.

– Мои родители тоже развелись, да? Сначала я не поверила. Но они все-таки расстались. Как думаешь, это все из-за меня?

– Из-за тебя?

– Ну, не то чтобы из-за меня. Из-за того, что… из-за того, что случилось. Думаешь, это горе их развело?

– Я думаю, – начала Кэй, подбирая слова, чтобы как можно точнее выразить свою мысль, – что горе и всякая трагедия только обнажают уже существующие проблемы. И без того крепкие браки становятся только еще крепче. А слабые… если им вовремя не помочь, могут развалиться. По крайней мере, по моему опыту.

– Хочешь сказать, у моих родителей и до того уже были проблемы? – Тон ее собеседницы мгновенно стал жестким.

– Без понятия. Откуда мне знать? Я говорю в общем, Хизер.

Спутница Кэй улыбнулась, будто в награду за то, что та назвала ее по имени, что она верила ей, может, даже больше, чем Глория, которая защищала ее только ради денег.

– Я думала, что все уже умерли. Все, кроме меня, – сказала Хизер.

Салливан задержала взгляд на пышных юбках, надетых на манекены, и невероятно красивых платьях, которые ее Грэйс всю жизнь отказывалась носить. Я думала, что все уже умерли. Если бы все и правда умерли, врать было бы куда проще. Но имело ли смысл лгать о таких вещах, только чтобы избежать наказания за небольшую аварию? Если это и так, то, узнав, что с мальчиком все в порядке, она могла бы просто во всем признаться, не так ли? Хизер говорила очень правдоподобно, но Кэй никак не могла отделаться от мысли, что это была просто хорошо продуманная ложь.

Глядя прямо перед собой, соцработница видела отражение своей подопечной в витрине, на месте которой когда-то был «Хармони Хат». По щекам Хизер стекали слезы, и она так сильно дрожала, что ее белоснежные, идеально ровные зубы начали мелко стучать.

– Здесь все и началось, – вымолвила она. – Если это можно так назвать. Здесь все и началось.