Глава 9
Баня, вино, вкусная еда, бурные эмоции — эта гремучая смесь быстро уложила Веру в кровать. Она с трудом нашла силы прибраться на кухне, но так и не сумела продержаться до Светкиного звонка: та обещала сказать, как они добрались до дому.
В ту ночь Вера впервые за все время, проведенное в новом доме, увидела сон. Точнее, кошмар. Она шла по коридору своего нового дома, только коридор почему-то был длинным и извилистым. Шла чересчур медленно, как это часто бывает во сне. Двигалась вдоль стены, опираясь на нее одной рукой, держа во второй фонарик. За спиной слышались шаги, но стоило ей остановиться, как шаги тоже замирали. Она оглядывалась и никого не видела.
Наконец добралась до зеркала и заглянула в него. Поверхность зеркала была похожа на пруд, она двигалась и словно бы переливалась волнами. Ее лицо там не отражалось! От ужаса перехватило горло, Вера силилась и никак не могла закричать. Отойти прочь, отвернуться тоже не получалось: тело словно онемело, ноги, как каменные колонны, намертво вросли в пол. И тут зеркальная поверхность словно бы забурлила, потом стала ровной, и на ней проступило женское лицо. Приглядевшись, Вера ахнула — это же Света! Подруга что-то кричала, но слов слышно не было. Внезапно Света подняла руки к лицу, словно защищаясь от чего-то, отвернулась, и в этот миг ее утащило назад. Зеркало сразу стало обычным, и в нем отразилось Верино бледное перепуганное лицо. Она застучала по зеркалу кулаком, стала звать Свету и… проснулась в холодном поту, боясь повернуться с боку на бок, с колотящимся сердцем.
Стояла ясная глубокая ночь, за окном висело неровное желтое полукружие луны.
«Нечего было столько есть и пить на ночь, — подумала Вера. — Вот и результат — приснится же такое!»
Постепенно отдышавшись и успокоившись, она снова заснула.
Было почти десять утра, когда Вера, зевая во весь рот и чувствуя себя разбитой, выбралась на кухню. Отключила телефон от зарядки и глянула на экранчик. Странно: Света, оказывается, так и не позвонила. А Вера-то думала, что проспала подружкин звонок!
«Наверное, тоже вырубилась вчера», — усмехнулась она, набирая знакомый номер.
— Да, — откликнулась трубка.
— Светик, это я, привет! — заговорила Вера и запоздало сообразила, что ответил ей мужчина. — Простите, а с кем я говорю? Мне нужна Светлана.
— Это Виктор.
От звука неузнаваемого, чужого голоса, вялого и тихого, непохожего на обычный громкий бас, Вере стало страшно, как в давешнем сне.
— Витя? — севшим голосом вымолвила она, уже понимая, что случилось что-то нехорошее. — Это Вера, я хотела узнать, как у вас дела, как добрались?
Витек некоторое время молчал, потом послышались сдавленные хрипы.
«Он же плачет!» — ужаснулась Вера и заголосила:
— Витя, Витя, пожалуйста, не молчи, скажи, что случилось? Что-то со Светой, с Ксюшей, да? Витя!
— С Ксюхой… хорошо. Ни царапины. Как и на мне. А Света… — Голос его сорвался, и Витек снова заплакал.
— Что со Светой? — Веру словно окунули в прорубь с ледяной водой. — Она жива?
— Жива, но состояние тяжелое. В реанимации. Я с ней. Мы с Ксюхой.
— Витя, в какой вы больнице? Сейчас же приеду! Что-то привезти? Лекарства или еще что?
— Ничего не привози, — глухо отозвался Витек и объяснил, где лежит Света. — Только к ней не пускают.
— Ничего, я все равно приеду. Уже выхожу!
Веру трясло, слезы лились сплошным потоком, руки дрожали, она никак не могла застегнуть джинсы.
«Это из-за меня, — стучало в голове, — они приехали сюда, ко мне! Если бы не я, ничего бы не случилось».
Она схватила сумку, выскочила из дома и понеслась по улице, чуть не сбив с ног тетку Татьяну.
— Доброе утро! — размеренно поздоровалась та.
— Доброе, — машинально откликнулась Вера.
— Случилось че? Че ревешь?
— Подруга… вчера приезжала… в больнице в плохом состоянии, — на ходу проговорила она, не замедляя шага.
— Да-а-а-а, — протянула тетка Татьяна, глядя вслед убегающей Вере. — Че делается, господи!
Света лежала в пятнадцатой городской, куда чаще всего и привозили по «Скорой» жертв аварий, нападений и пьяных дебошей. В реанимацию Веру не пустили, но поговорить с врачом удалось. Тот пояснил, что в результате сильного удара головой у Светы отек мозга. Она не приходит в сознание и не может самостоятельно дышать, поэтому подключена к аппарату искусственной вентиляции легких.
— Она выживет? — еле выговорила Вера. И получила сухой ответ:
— Скорее всего, нет.
Врач, наверное, навидался всякого, и смерть стала для него обыденным делом. Он скривился, услышав, как зарыдала Вера, и быстро пошел прочь по широкой лестнице с витыми перилами из темного металла.
Витек кое-как сумел рассказать, что авария произошла на подъезде к городу. Все было в порядке: Света дремала, Ксюша давно сопела на заднем сиденье, тихо журчала магнитола.
— И машин-то не было, трасса почти пустая, — сокрушался Витек, не понимая, как он, водитель с двенадцатилетним стажем, ни разу не попадавший в серьезные аварии, мог не вписаться в обычный поворот.
Машину на полной скорости занесло, развернуло и ударило о столб точнехонько со стороны переднего пассажирского сиденья. Витек заорал, пытаясь вывернуть руль, Ксюша тоненько завизжала в своем кресле, а Света проснулась, но не успела толком ничего понять, вскинула руку к лицу и…
Витек винил себя. Плакал, обхватив голову ручищами. Ксюша спала на кожаном диване в сестринской, куда ее пустили сердобольные медсестры. Домой они так и не ездили, ночевали в больнице.
— Поезжайте, Вить! Я тут побуду. Если что, позвоню.
— Не поеду, — обрубил он.
— Ксюша устала, она же совсем маленькая, — уговаривала Вера.
В итоге сама повезла малышку домой и пробыла у Сюкеевых до вечера, пока не приехала зареванная Витина мать и не осталась с ребенком. Родители Светланы умерли, осталась только старшая сестра, которая жила в Мурманске.
Домой в Корчи Вера попала только в понедельник вечером. Они с Витьком по очереди дежурили в коридоре, хотя толку от этого не было никакого. Помочь ничем не могли, к Свете ни мужа, ни подругу не пускали. В понедельник, в шестнадцать пятнадцать, она на мгновение пришла в сознание. Широко раскрыв глаза, кривила губы, словно пытаясь что-то сказать. После впала в кому, о чем врач спокойно сообщил Вере и Витьку.
— Здесь не сидите — мешаете! Звоните, узнавайте о ее состоянии вот по этому номеру. — Доктор протянул бумажку с неровно накорябанными цифрами.
Витек поехал домой, к дочери и матери. Вера — в Корчи. Пряча друг от друга взгляд, договорились «созваниваться, если что».
Впервые, подходя к своему дому, Вера почувствовала смутное, неясное беспокойство. Дом казался присевшим на корточки, притаившимся. Замершим в ожидании чего-то.
— Верочка! — заспешила навстречу Ирина Матвеевна. — Что случилось? Татьяна сказала, что-то с вашей подругой? Как она?
— Плохо. Была авария. Света умирает, — отрывисто проговорила Вера. Плакать она была уже не в состоянии.
Ирина Матвеевна прижала руки ко рту.
— Умирает? Горе какое, господи! А дочка, муж не пострадали?
— Нет, они в порядке. Только Света.
Пожилая женщина обняла Веру за плечи и повела к себе.
— Пойдем, детка, я тебя чаем напою, покушаешь. У тебя же дома, наверное, никакой еды? Ничего, что я на «ты»?
Успокоительно что-то приговаривая, она усадила гостью к окошку, налила горячего супа, нарезала хлеб, вытащила из холодильника молоко в синей глиняной кружке. Налила чаю, поставила на стол блины и вазочку с вареньем. В последний раз Вера ела в субботу и сейчас поняла, что жутко проголодалась.
Окно было открыто и затянуто марлей от комаров. Прохладный ветерок лениво трепал старомодные тюлевые занавески. Когда-то, целую вечность назад, они со Светой вот так же сидели на кухоньке, разговаривали, обсуждали что-то, казавшееся важным и первостепенным, и не имеющее теперь никакого значения…
— Ирина Матвеевна, спасибо вам. Извините, я вас так объела, — смущенно сказала Вера, отодвигая пустую тарелку.
— Глупости, милая! Пей чай, блины только что испекла.
— Спасибо, — еще раз поблагодарила Вера, — очень вкусно. У меня такие красивые никогда не получаются. Вечно горят.
— Я тебя научу, — улыбнулась Ирина Матвеевна. — Давай-ка и я с тобой за компанию чаю выпью.
Неожиданно Вера вспомнила, что хотела поговорить с соседкой о родственниках. Момент был подходящий, и она решилась:
— Скажите, Ирина Матвеевна, вы хорошо знали мою семью?
Губы пожилой женщины едва заметно дрогнули, но ответ прозвучал абсолютно спокойно:
— Знала. А как же? Я ждала, что ты спросишь. Мать тебе ничего не рассказывала о них, ведь так?
— Так, — подтвердила Вера, — я даже фотографий не видела. Знаю только, что папа трагически погиб.
— Забавно, что о своей семье ты спрашиваешь именно меня.
— Почему забавно?
— Потому что я была когда-то влюблена в твоего деда, — просто ответила Ирина Матвеевна. — Из-за него поначалу здесь и осталась, не вернулась в город. А потом привыкла, не захотела уезжать. Но Игорь выбрал не меня. Наверное, и не подозревал, как я к нему отношусь. Хотя, возможно, догадывался. Разве такое скроешь? А я больше уж никого не смогла полюбить. Так одна и живу.
— Печально, — сочувственно обронила Вера, не зная, что сказать.
— Теперь уже нет, — возразила Ирина Матвеевна, задумчиво глядя в окно. — Слишком много времени прошло.
Она покачала головой, отгоняя прочь воспоминания, и продолжила:
— Игорь старше меня на девять лет. Рос у своей тетки, в Казани. У нее было двое своих сыновей, и еще вот племянника приютила. Она давно умерла, до войны. Двоюродные братья Игоря погибли на фронте.
— А его собственные родители? Мои прадед и прабабка?
— Точно не знаю, Верочка, — замялась Ирина Матвеевна, — сам он никогда про них не говорил, а люди, сама знаешь, всякое болтают. Вроде бы произошел несчастный случай. Пожар. Они погибли, а Игорь, единственный сын, остался. Так вот, его взяли на фронт. Представляешь, до Берлина дошел — и ни одного ранения! Демобилизовался только в пятидесятом году, но сразу в Корчи не вернулся. Поступил в городе в строительный институт, выучился заочно, после и приехал. Пока большую дорогу из города не проложили, здесь крепкая деревня была и колхоз «Ясная заря». Это потом, как Корчи оказались в стороне от основной трассы, жизнь стала постепенно замирать, люди перебирались поближе к Большим Ковшам. Потом там и молокозавод построили, а Корчи… Ты и сама видишь.
Ирина Матвеевна сделала маленький глоток чаю, немного помолчала и продолжила:
— Когда я приехала сюда, Игорь уже год как жил в Корчах. Видела бы ты его! Статный, высоченный, на актера Тихонова немножко похож. По характеру легкий, заводной… Но, знаешь, не легкомысленный, просто умел человек жизни радоваться и людей радовать. Все у него в руках кипело, энергии хоть отбавляй. Кажется, тронь за плечо — искры полетят. Работал на стройках: после войны много строили — клуб, школу, больницу. Да еще родительский дом восстанавливал, тот самый, где ты живешь, — по кирпичику поднимал, своими руками, в одиночку. Почти пять лет строил, в сарайчике ночевал. Так радовался, когда закончил!
Вера впервые слышала о своих родных и впитывала информацию почти благоговейно, затаив дыхание.
— А потом с ним что-то случилось. Он прожил в своем новом доме недолго, меньше года, и внезапно бросил все, уволился с работы и уехал. — В голосе Ирины Матвеевны слышались отголоски давних переживаний. — Игорь сильно переменился, Верочка. Неузнаваемо. Стал совсем другим, молчаливым, замкнутым. Как подменили человека! Ни с кем не поговорил, глаза прятал. Нервный, раздражительный. Два раза подрался сильно, хотя раньше руки ни на кого не поднимал. Я пыталась у него узнать, что происходит, но он ничего мне так и не объяснил. А однажды утром постучал ко мне, открываю — стоит с чемоданом в руке. Уезжаю, говорит, и, наверное, не вернусь. Сунул мне ключи от дома, на всякий случай, но ходить туда запретил. Я на всю жизнь запомнила его лицо! Никогда, говорит, не смей там появляться — а сам смотрит, как зверь затравленный. Я, конечно, переполошилась, стала его тормошить: в чем дело, что случилось. Игорь вроде хотел ответить, но передумал. Развернулся и ушел.
— И все? — разочарованно протянула Вера. — Больше вы не виделись?
— Почему, виделись. — Ирина Матвеевна пристально посмотрела на нее. — И прожили по соседству долгие годы. Он ведь вернулся сюда. С женой, сыном, невесткой и внучкой.
— Получается, мои родители тоже здесь жили? И… я? — потрясенно выдохнула Вера. — Но мама… Мама никогда не рассказывала… Хотя она вообще ничего не рассказывала.
— Видимо, у нее были на то причины, дорогая.
— А когда они вернулись? Почему?
— Лично я уверена: будь его воля, Игорь никогда бы сюда не приехал! Но так уж сложилось. Его близкий друг, Саша Волков, царствие ему небесное, поддерживал с ним связь. И рассказывал мне об Игоре. Подробностей не знаю, но сначала, как уехал в начале шестидесятых, он жил где-то в Сибири, работал на комсомольских стройках. Там и с женой своей будущей познакомился, твоей бабушкой. Потом папа твой родился. Примерно тогда они и вернулись в Казань. Вместе на одном предприятии работали, он в ремонтно-строительном отделе, а она экономистом. Квартиру им дали, двухкомнатную. Саша говорил, хорошая квартира, на четвертом этаже, он на новоселье ездил. Вроде все у них в порядке было, и слава богу. Я к тому времени любовью своей переболела, про Игоря просто как про друга у Саши спрашивала. Радовалась, когда он дедом стал. А через два года они сюда перебрались. Не знаю, Верочка, имею ли я право тебе это говорить. — Пожилая женщина замолчала, нахмурилась и принялась нервно теребить скатерть.
— Ирина Матвеевна, мне нужно как можно больше узнать про своих родных, а спросить, кроме вас, некого, вы же знаете! — взмолилась Вера.
— Да я вроде сплетница какая-то получаюсь! Людей уж на свете нет, а я грязное белье на свет выволакиваю, — с сомнением проговорила Ирина Матвеевна.
— Пожалуйста! Я же сама спрашиваю. Никакие это не сплетни, что вы, в самом деле! Я ведь не посторонний человек! Это несправедливо, что вы все знаете, а я — ничего. Это ведь мои родственники!
— Хорошо, хорошо, Верочка, убедила! — сдалась Ирина Матвеевна. — Одним словом, твой отец был… зависимым человеком.
— Пил? — быстро спросила Вера.
— Нет, не пил. Играл в карты и, к сожалению, много проигрывал. Намучились они с ним. Это уж мне потом Валя, бабушка твоя, рассказывала, когда они приехали. Правда, обычно она больше слушала, чем другим про себя говорила. Такая уж она, редко откровенничала. Мы с ней подругами были, но некоторые вещи от нее нипочем не узнаешь! Мне кажется, ты очень на Валюшу похожа. И внешне — темноглазая, нос у тебя бабушкин. И по характеру — искренний человек, но душу никому не открываешь, до конца о себе не рассказываешь.
Вера улыбнулась и ничего не ответила.
— Валя говорила, Володя институт бросил, хотя учился хорошо, — вернулась к рассказу Ирина Матвеевна. — Нигде не работал. Пришлось с людьми договариваться, фальшивую запись в трудовой делать: тогда ведь за тунеядство и посадить могли. Валя с Игорем так радовались, когда Володя с Зоей познакомился! Очень она им нравилась: трудолюбивая, порядочная, скромная, жизнерадостная девочка. Надеялись, бросит игру, все наладится… Поначалу так и вышло, а потом еще хуже стало. Вещи из дома стал таскать, деньги воровать. А уж они с Зоей женаты были, ты родилась. В конце концов Володя проиграл огромную сумму. Сколько — не скажу, но квартиру родителям пришлось продать. Иначе бы живым его не оставили. Валя с Игорем так боялись за Зою, за тебя! Ты совсем малышка была, двух лет не исполнилось!
— Ужас какой! — Вера слушала и не верила.
— Врагу не пожелаешь. Так они здесь и оказались — жить ведь где-то надо было!
— Где-то надо было, — механически повторила Вера. Она и сама оказалась в Корчах по той же причине.
— Вот как бывает в жизни, — вздохнула Ирина Матвеевна. — Игорь с Валей, пожилые люди, уважаемые, а жилья на старости лет лишились! Они и пенсионерами работали, но тут уж пришлось перестать — не наездишься туда и обратно каждый день. Валя говорила, одно хорошо: ни одного картежника ближе чем на пятьдесят километров!
— Неужели после всего этого отец стал бы играть?! — воскликнула Вера.
Ирина Матвеевна мрачно усмехнулась:
— Алкаши квартиры-машины пропивают, жен теряют, работы лишаются, а все одно — пьют. И твой отец запросто мог за старое взяться. Хотя, конечно, теперь уж не узнаешь, как оно было бы. Играть Володьке было не с кем, сидел взаперти в деревне, под присмотром семьи, и не рыпался. Игорь был совсем как раньше — громогласный, подвижный, шумный, энергичный. Только с брюшком и почти вся голова седая. Валя тут быстро прижилась, перезнакомилась со всеми. Они такие люди были хорошие, отзывчивые. Володька, конечно, сторонился всех, пришибленный ходил, чувствовал, что на него косо смотрят. Деревня-то маленькая, ничего не скроешь. Конечно, все про все знали. Осуждали его, что родителей и жену с дочкой без крыши над головой оставил. Мама твоя ко двору пришлась: простая такая, общительная…
— Мама? Фантастика какая-то, — не удержалась Вера.
— Чему ты удивляешься?
— Нет, нет, ничего, не обращайте внимания.
— Так вот, примерно через полгода после переезда опять началось.
— Что началось?
— Как тебе сказать… Что-то стало происходить. Игорь все больше мрачнел. Валя в себе замыкалась, глаза у нее то и дело были красные, заплаканные. Игоря частенько стали видеть пьяным. Ссорились они между собой, выясняли что-то, кричали друг на друга — слышно было. А однажды Валя пришла ко мне, села вот так же на кухне, голову на руки уронила и расплакалась. Я к ней — что случилось? А она: Зоя хочет с Володькой развестись. Опять, что ли, спрашиваю, за старое взялся? Нет, говорит, но Зоя уехать собирается, больше не хочет здесь жить. И вдруг как выкрикнет: «А кто бы захотел?!»
— Выходит, мама с папой развелись?
— Нет, не успели, — покачала головой Ирина Матвеевна, — вечером того же дня Володя пропал.
— Как так — пропал? Ушел куда-то?
— Никуда он не уходил, Верочка. Был дома, в их с Зоей комнате, той, что напротив входной двери. Все остальные на кухне сидели, и никто не видел, чтобы он мимо них к выходу шел. В окно тоже не вылезал: зима, снегу намело, а следов под окнами не было. Да и зачем ему понадобилось бы в окно лезть? Весь дом перерыли сверху донизу, милиция обыскивала и сад, и баню. Искали всей деревней, тогда здесь домов двадцать было, а может, и больше. И к озеру ходили, и в поля, и собак заставляли след брать. Все без толку. А через три дня, опять под вечер, нашелся.
Ирина Матвеевна зябко поежилась и бросила взгляд на темное, распахнутое в глухую ночь окно.
— Надо бы закрыть. Холодно что-то.
— И где? — Вера подалась вперед. — Где он был?
— Все в той же комнате. Лежал на полу. Мертвый.
— Как? — ахнула Вера, ничего не понимая.
— Я сама видела, как его нашли. Помню, Валя так страшно закричала, все соседи сбежались. Володя лежал посреди комнаты на спине. А лицо… Это было самое ужасное, что я видела в жизни. — Голос Ирины Матвеевны стал едва слышным. — Оно было… худое.
— Худое? — недоуменно переспросила Вера. Она ждала чего угодно, но не этого.
— Володя был плотный, крепко сбитый такой, и лицо круглое. А тут лежал перед нами скелет, высохший, тощий. Щеки ввалились, губы истончились. Ручки как прутики.
— Но это же чушь! Невозможно так исхудать за три дня!
— Вид у него был, как будто он не ел гораздо дольше, чем три дня, — твердо заявила Ирина Матвеевна.
— От чего он умер? — отрывисто спросила Вера.
— Вскрытие показало, от истощения. У него даже дышать сил не было.
— Ничего не понимаю. — Вера потерла пальцами виски.
— Не ты одна. Никто не понимал. А дальше все пошло под откос. Зоя сразу же забрала тебя и уехала. Получила на руки свидетельство о смерти, чтобы пенсию ребенку платили, и сбежала. Даже на похороны не осталась. Валя потом говорила, Зоя запретила им с Игорем встречаться с внучкой, попрощалась навсегда. Как они убивались, словами не выскажешь! Враз и сына схоронили, и внучки лишились. Игорь совсем поседел, да и Валя сдала: постарела, сгорбилась.
— Они ни разу не пытались увидеть меня и маму?
Ирина Матвеевна пожала плечами.
— Видимо, считали, что раз Зоя не хочет, то и… Валя с Игорем не захотели оставаться в доме. Игорь привез из города строительный вагончик, они установили его во дворе и переехали туда. Так и жили, а дом заперли.
— Они что, считали, дело в доме? — недоверчиво спросила Вера.
— Много чего разного тогда говорили, — уклончиво ответила Ирина Матвеевна. — В том числе и про дом.
— Они жили в вагончике до смерти? Постойте, вы говорили, дед умер не в Корчах!
— Да, он умер не здесь. Года через три после смерти Володи Валя заболела. У нее нашли рак. Оперировали, облучали, словом, спасли. Она после этого ударилась в религию. Каждый день в церковь на службу ходила, в Ковши, там как раз храм после перестройки возвели, ты видела, наверное.
Вера кивнула.
— Стала ходить в платке, говорила только на религиозные темы. О прощении, спасении, искуплении. В монастыри ездила, жила там подолгу. Игоря пыталась обратить. А потом решила освятить дом. У нее это превратилось в навязчивую идею: Валя твердила, что здесь дурное место, проклятое. В итоге пригласила батюшку, отца Михаила, и они впервые за несколько лет открыли дом. Что там делали, что увидели, не знаю, они вошли вдвоем. Игорь и мы, соседи, конечно, смотрели, но внутрь не входили. Не было их примерно час. Слышалось, как священник молитвы читал. А потом все резко стихло, и через некоторое время Валя стала кричать. Несколько человек кинулись в дом, в том числе и мы с Игорем. Валя и отец Михаил были в коридоре, она пыталась его поднять, твердила, что у него плохо с сердцем. А священник лежал на спине и тихонько стонал. Жалобно так, тоненько. Мы кое-как вытащили его из дому. Помню, Игорь запер дом, а ключи сунул мне в руку, так они у меня и оставались. Пока тебе не отдала. «Скорая» приехала быстро, но отца Михаила спасти не сумели: умер по пути в больницу. А вскоре и Валя померла. Она после того случая как помешанная стала. Ни слова больше не вымолвила, не здоровалась ни с кем. В церковь перестала ходить. Умерла тихо, во сне. Похоронили ее на местном кладбище, рядом с сыном. И Игоря после здесь же схоронили, — печально проговорила Ирина Матвеевна.
— Он надолго пережил бабушку?
— На тринадцать лет.
— Дедушка сразу уехал? Где он жил?
— Сначала в вагончике. Опустился, стал много пить. За собой не следил. Я приходила, убирала у него, приносила еду. Сердце разрывалось видеть его таким. Зимой предложила Игорю перебраться сюда, ко мне. Холодно, а он забывал топить печку. Он ведь был совсем старик. Я боялась, как бы не замерз. Игорь согласился. Стал жить вон в той комнате. — Ирина Матвеевна слабо махнула рукой влево. — Прожил около двух лет. Но прежним так и не стал. В нем жил страх, Верочка. Он вздрагивал от каждого шороха, оглядывался, прислушивался, что-то бормотал. Мы никогда, ни разу не говорили с ним о том, что случилось с его семьей. Я боялась поднимать эту тему. Игорь пил, конечно. Но я была спокойна, что он хотя бы не мерзнет, не голодает. А потом он совсем сдал. С головой стало плохо: заговаривался, иногда не узнавал меня. То ему казалось, что под домом кто-то роет подземный ход, то рассказывал, что у него воруют деньги. Убеждал, что кто-то охотится на него, стал спать с молотком под подушкой. Я жила как на вулкане: прятала от него ножи и вилки, успокаивала, когда он просыпался по ночам и плакал, искала его по всей деревне, когда убегал. Очень устала, почти перестала спать, давление скакало… Но, наверное, терпела бы и дальше, если бы однажды ночью не увидела, как Игорь крадется к моей кровати с молотком в руке. — Ирина Матвеевна сцепила руки в замок и прикусила губу. — Не знаю, что ему пригрезилось, но он точно забил бы меня до смерти, если бы я его не заметила. Короче говоря, невропатолог направил Игоря к психиатру. Выяснилось, у него острый старческий психоз или что-то в этом роде. Его увезли в город, в лечебницу. Психиатрическую. Он пробыл там до самой смерти. Я навещала его, когда была возможность. Иногда он узнавал меня, но чаще нет. И никогда не вспоминал, что у него была семья. Наверное, такое свойство памяти. То, что причиняло ему боль, он вычеркнул. А потом умер, мы с Сашей забрали его тело, организовали похороны.
Ирина Матвеевна замолчала, глаза ее увлажнились. Вера судорожно вздохнула, чтобы прогнать подступающие слезы, и выдавила:
— Спасибо вам. Простите меня. Я так виновата! Вы ухаживали за моим дедом, хоронили его, а я…
— Что ты, Верочка! — горячо возразила пожилая женщина. — Успокойся, глупенькая! Перестань себя упрекать! Здесь нет твоей вины, ты даже не знала ни о чем. Так уж вышло.
— Вышло хуже некуда. Оказывается, у меня в семье сплошные трагедии. Отец умер неизвестно от чего, бабушка с дедом под конец жизни лишились рассудка. И я обо всем только сейчас узнаю!
Ирина Матвеевна сочувственно кивала.
— Голова идет кругом, не могу со всем этим свыкнуться.
— Ой, — вскинулась хозяйка, — а время-то! Почти полночь!
— Надо же, я и не заметила, — тускло произнесла Вера, — вам, наверное, спать пора.
— Не во мне дело! Это тебе надо отдохнуть. Может, заночуешь у меня? Вон, глаза слипаются! Иди, ложись.
Вера предприняла слабую попытку возразить, но быстро сдалась. Ей и в самом деле хотелось быстрее дойти до кровати, упасть и заснуть. К тому же она поймала себя на мысли, что ночевать дома сегодня не сможет.