Глава

31

Автомобиль Бишопа, принадлежавший ЦРУ, ничем не отличался от машины Ороско из военной полиции – большой синий «Опель»-седан, только без пуленепробиваемой перегородки между передним и задним сиденьями. Бишоп выбрал роль водителя, рядом устроилась Синклер. Ричер и Нигли сели сзади. Нигли чувствовала себя комфортно, Ричер – нет. Движение было достаточно напряженным, а небо – серым.

Нигли прочитала вслух краткое изложение истории военной службы Арнольда Мейсона. Его призвали в армию в возрасте двадцати лет, в 1951 году, но отправили в Германию, а не в Корею, где он прослужил двадцать лет, если не считать поездок на переподготовку и участие в маневрах. Все это время он провел в воздушно-десантной части, которую готовили на случай конфликта с СССР, – хороших, но не элитных войсках. В возрасте сорока лет, в 1971 году, он с почестями ушел в запас, в звании старший сержант.

– Но до этого успел жениться на немецкой девушке и завести ребенка, – сказала Синклер. – К ним он и вернулся двадцать лет назад после шестилетнего отсутствия. Тем не менее Уайли ощущал какую-то связь с ним. Странные отношения.

Вид из окна оставался сельским, вдоль дороги тянулись плоские пустые земли, однако чувствовалась близость города. Небольшие поля были идеально ухоженными, как огороды. Каждое шоссе и улица имели название, написанное аккуратным готическим шрифтом, черным по кремовому. Они проезжали мимо маленьких деревушек, и каждая напоминала перекресток, окруженный домами. Тут и там виднелись амбары и надворные постройки, но гораздо меньше, чем ожидал Ричер. Нет, он представлял себе нечто другое. Не такое уединенное и слишком правильное. Все вокруг кричало о чистоте и порядке, все заселено, не слишком плотно, но расстояния между деревнями были совсем крошечными.

– Еще одна точка на карте, и мы прибудем к месту нашего назначения, – сказал Бишоп.

Нужная им точка на карте оказалась немного крупнее предыдущих. И людей здесь было больше. Они отыскали начало улицы Арнольда Мейсона в центре города. Она уходила на северо-запад, удаляясь от Бремена. Слева и справа выстроились крошечные фермы, маленькие, идеально ухоженные домики, окруженные несколькими акрами безупречных полей, навесы – и ни одного амбара.

У каждой фермы имелось собственное название. Все достаточно скромные, но выбранные с толикой гордости самими владельцами. Ричер искал «Гельб Бауернхоф» и тут только сообразил, что это значит. «Желтая ферма» в переводе с немецкого. По-испански «желтое» – это amarillo. Родина Арнольда Мейсона. Амарилло, штат Техас. Арнольд назвал свою ферму в честь места, где появился на свет.

Нужная им ферма оказалась пятой справа. Они ехали медленно, читая названия, и успели все хорошо рассмотреть. Впрочем, ничего особо интересного там не было – около четырех акров идеально ровных посадок, что-то темно-зеленое, возможно, капуста, аккуратный маленький дом, такой же крошечный, стоящий чуть в стороне гараж, еще дальше скромный сарай. И всё. В гараже мог вполне поместиться микроавтобус «Мерседес», а в сарае – небольшой трактор или электрокар. Но ни в одном – мебельный фургон.

Бишоп остановил машину в миле за домом.

– Я вернусь назад пешком и постучу в дверь, – сказал Ричер.

– Это рискованно, – сказала Синклер.

– Уайли здесь нет. Как и нового фургона. Старого тоже нет.

– Но это не доказывает, что дядя Арнольд не вовлечен в аферу Уайли.

– Он не станет сразу в меня стрелять. Он прикинется дурачком. Попытается отмазаться. И я дам ему такую возможность, если потребуется. Да, я согласен: если б фургоны находились здесь, все было бы иначе.

– Уайли может приехать, пока ты будешь в доме.

– Такой шанс существует. Но вероятность очень мала. И, если это произойдет, я не сомневаюсь, что сержант Нигли что-нибудь придумает.

– Нам следует пойти туда всем.

– Я не против, – сказал Ричер.

Бишоп ничего не ответил.

– Арнольд Мейсон – американский гражданин, – сказала Синклер. – А вы из консульства. Мы имеем право на контакт с ним.

– Мы не можем совершить ошибку, – сказал Бишоп.

– Если возникнут какие-то проблемы, мы можем просто уехать.

– Только не стойте рядом друг с другом, – сказал Ричер. – По крайней мере, вначале. Пока у нас не появится уверенность, что там безопасно.

Бишоп направил машину на узкую подъездную дорожку.

* * *

«Гельб Бауернхоф» занимал участок в сто ярдов в ширину и двести в глубину, как дорогое пригородное владение в Америке. Однако это была ферма. Несмотря на свои миниатюрные размеры. И ничего желтого. Серое небо, коричневая земля и капуста цвета серо-зеленого армейского обмундирования. Бишоп свернул к дому, и большой синий «Опель» с шипением покатил по тщательно ухоженной земляной дорожке. Гараж находился прямо впереди. Дом оставался левее, примерно в восьмидесяти ярдах от улицы.

Бишоп ехал вперед. Никакой реакции. Он остановился возле тропинки, ведущей к дому, до которого осталось примерно восемьдесят ярдов. По-прежнему никакой реакции.

Затем из дома вышел мужчина.

Он оставил входную дверь открытой, спустился с крыльца и остановился на дорожке, глядя на гостей. Мужчина был примерно ровесником Ричера, высокий, с прямой спиной. Светлые волосы, свободный серый свитер и бесформенные серые брюки.

И еще он был босиком.

– Я пойду первым, – сказал Ричер.

Он неспешно вылез из машины и сделал шаг к дому. Мужчина, стоявший на тропинке, молча на него смотрел. Еще один шаг. Все спокойно. Ричер продолжал идти вперед, медленно, пока не оказался лицом к лицу с мужчиной. Как проезжий коммивояжер. Или сосед, пришедший за советом.

– Мне нужно поговорить с Арнольдом Питером Мейсоном, – сказал Ричер.

Мужчина ничего не ответил. И никак не отреагировал. Словно не слышал. Он смотрел куда-то в сторону мимо плеча Ричера. Но там была только капуста.

– Герр Мейсон? – сказал Ричер.

Парень посмотрел на него. Голубые глаза. Пустые. За ними ничего не происходило. Свет горел, но дома никого не было. Неполноценный сын. Ровесник Уайли. Из того же поколения, что и так называемый племянник. Тридцать пять лет, но все еще зависит от других.

Ричер одной рукой показал в сторону дома, другой сделал плавное движение, захватывающее их обоих.

– Давай зайдем в дом.

Мужчина некоторое время ничего не делал, потом повернулся и быстро зашагал к дому, шлепая босыми ногами по дорожке. Подойдя к распахнутой двери, он постучал по стене и крикнул:

– Мутти!

Затем шагнул назад и стал ждать.

Из дома вышла женщина, маленькая и опрятная, потускневшие светлые волосы коротко подстрижены. Ричер дал бы ей шестьдесят пять лет. Измученная жизнью, но все еще красивая. Она кротко улыбнулась Джеку, словно не сомневалась, что он все поймет, поблагодарила сына за хорошо выполненную работу, сжала его руку, похлопала по плечу, погладила по щеке и отправила в дом. Потом подошла к стоявшему на прежнем месте Ричеру и бросила на него внимательный взгляд.

– Вы из армии?

Она говорила по-английски, с акцентом, но свободно.

– Как вы узнали? – спросил Ричер.

– Арнольд сказал, что вы приедете.

– В самом деле?

– Хотя он говорил, что это произойдет раньше. Тем не менее.

– Я – майор Ричер.

– Фрау Мейсон.

– Арнольд дома?

– Конечно.

Остальные вышли из машины и проследовали за женщиной и Ричером в маленький домик, светлый и веселый, со стенами, выкрашенными белой краской, и обоями с растительным орнаментом. Женщина повела Джека и его спутников в кабинет в задней части дома. Ричер вошел вслед за ней. Женщина пересекла комнату и обняла мужчину, сидевшего в инвалидном кресле. Она поцеловала его, и он проснулся.

– Дорогой, – сказала она, – это майор Ричер из армии.

Арнольд Мейсон. Однажды юный работник на ранчо, потом солдат пехоты, затем семейный человек с двумя женами. А теперь он сидит в инвалидной коляске, одна сторона лица обвисла, один глаз закрыт.

– Добрый день, мистер Мейсон, – сказал Ричер.

Мужчина не ответил. Ему было шестьдесят пять, но выглядел он на девяносто пять. У него совсем не осталось сил. Он не мог сосредоточиться. Джек посмотрел на женщину.

– Фрау Мейсон, мы можем поговорить? – спросил он.

Они вышли в коридор. Бишоп и Синклер представились как государственные служащие.

– Что с ним случилось? – спросил Ричер.

– Разве вы не знаете? – сказала женщина.

– Нет, не знаем.

– У него в голове что-то растет.

– Опухоль?

– Я не понимаю такого длинного слова. Оно давит на его мозг. Убивает одну часть за другой. День за днем.

– Мне очень жаль.

– Он знал, что так будет.

– Когда это началось? – спросил Ричер.

– Полтора года назад.

– Он может говорить?

– Немного. Он уже не владеет половиной тела, так что говорит непонятно. Но его это не тревожит. Он никогда не любил болтать. Ну а сейчас он уже ничего не помнит.

– Возможно, это станет проблемой. Мы должны задать ему несколько вопросов.

– Я думала, вы здесь для того, чтобы ему помочь.

– Почему?

– Он сказал: если я заболею, военные обязательно появятся.

– Армия его когда-нибудь лечила?

– Нет, никогда.

– Как сильно пострадала его память?

– По-разному, но в целом очень сильно.

– Он быстро устает?

– Теряет нить разговора после первых нескольких вопросов.

– Вы можете подождать снаружи? – спросил Ричер.

– Он сделал что-то плохое?

– Мы будем задавать ему вопросы о том периоде, когда он вас оставил. О шести годах, в которые его здесь не было. Может быть, он не захочет, чтобы вы присутствовали и слышали его ответы. Я обязан позаботиться о сохранении тайны его личной жизни.

– Мне известно все о миссис Уайли из Шугар-Лэнда, штат Техас, – сказала женщина. – Значит, речь о ней?

– О ее сыне, – сказал Ричер.

Они вернулись в кабинет. Мейсон еще не спал; очевидно, в голове у него немного прояснилось. Он шевельнул рукой и посмотрел на них одним глазом, когда посетители представились. Его жена склонилась над креслом и обняла его за плечи, словно пыталась успокоить, а Ричер присел на корточки, чтобы иметь возможность смотреть ему в лицо.

– Мистер Мейсон, вы помните Хораса Уайли? – спросил Ричер.

Мейсон прикрыл хороший глаз и некоторое время его не открывал. Когда глаз снова открылся, Ричер увидел, что повлажневший взгляд направлен в пустоту. Затем работающая половина лица пришла в движение.

– Называйте меня Арнольд.

У него был низкий голос с придыханием; половина рта застыла, но слова получились достаточно внятными.

– Арнольд, расскажите мне про Хораса Уайли, – попросил Ричер.

Глаз Мейсона снова закрылся и долго не открывался, словно мужчина погрузился в далекие воспоминания. Когда он снова посмотрел на Ричера, на его губах появилась полуулыбка.

– Я называл его Лошадь. Ведь его имя очень похоже звучало в Техасе .

– Когда вы в последний раз с ним разговаривали?

Пауза.

– Я больше о нем не слышал, – сказал Мейсон. – С тех пор, как ушел.

– Вы рассказывали ему истории про Дэви Крокетта?

Долгая пауза.

Очень долгая.

– Я ничего об этом не помню, – сказал Мейсон.

– Он сказал, что пошел в армию, потому что вы рассказывали ему про Дэви Крокетта.

– Лошадь пошел в армию… Ну ничего себе.

– Так что вы скажете про те истории?

– Я не помню.

– Вы уверены?

– Может быть, парнишка видел что-то по телевизору.

– Больше ничего?

– Не думаю, что я стал бы рассказывать истории. Не тогда. Люди говорили, что я предпочитал помалкивать.

Затем его глаз снова закрылся, подбородок опустился на грудь. Его жена поудобнее переместила подушку и выпрямилась.

– Теперь он будет спать, – сказала она. – Он уже давно так много не говорил.

Они вышли в коридор с обоями с растительным орнаментом.

– Вы можете ему помочь? – спросила женщина.

– Мы свяжемся с Управлением по делам ветеранов, – сказал Бишоп.

– А вам он когда-нибудь рассказывал истории про Дэви Крокетта? – спросил Ричер.

– Нет, никогда, – ответила женщина.

– Как ваш сын? – спросила Синклер.

– Он в порядке, благодарю вас. Немного замедленный. Сейчас он как семилетний мальчик. Но мирный, не склонный к проказам. Мы очень рассчитываем на будущее. Вот только Арнольд винит себя. Поэтому он уехал в Техас после увольнения из армии. Много лет назад. Он сбежал, не мог видеть это каждый день. Он считал, что виноват.

– Почему?

– Генетика. Либо он, либо я. Он утверждает, что дело в нем. На самом деле причиной мог быть любой из нас. Но он настаивал на своем. Однако потом вернулся. И все успокоилось. Он вел себя замечательно. Но продолжал винить себя. А теперь он тревожится о том, что с нами станет.

* * *

Они вернулись в машину и поехали обратно.

– Ты ему поверила? – спросил Ричер.

– В каком смысле? – сказала Синклер. – Он ничего не помнит.

– Ты веришь, что он ничего не помнит?

– А ты?

– Я не уверен. С одной стороны, да, он умирает от опухоли мозга. А с другой – мне не понравилось, когда он сказал: «Называйте меня Арнольд». Он пытался выиграть время. Двадцать лет он был пехотинцем, так что военную полицию учует за милю. Он хотел подумать над ответами.

– И какими они были?

– Нет, Уайли не входил с ним в контакт, и, нет, он не помнит, чтобы рассказывал Уайли истории про Дэви Крокетта.

– Ты думаешь, он соврал?

– Трудно прочитать человека, который находится в таком состоянии. Я думаю, в первой части он сказал правду. Он говорил с печалью, но не пытался защищаться. Но очень долго молчал перед тем, как ответить на вопрос о Дэви Крокетте. Может быть, во всем виновата опухоль мозга. Или он пытался сообразить, что означают наши вопросы. Прошедшие годы, прирожденные качества Хораса Уайли, за которыми он имел возможность наблюдать вблизи, то, что было в рассказах про Дэви Крокетта, внезапное появление майора из военной полиции – все это вместе предопределило плохой исход. Вот почему он решил все отрицать. И у него имелся отличный повод – потеря памяти. Не исключено, что так и есть. Но мы никогда не узнаем наверняка. Потому что не сможем. У нас нет возможности треснуть его по мозгам. Ну, если можно так выразиться.

– Но он не мог принимать активное участие в афере, – сказал Бишоп. – Мейсон болен уже полтора года.

– Согласен, – сказал Ричер. – Значит, все сводится к историям про Дэви Крокетта. Иными словами, какая-то чепуха. Глупые волшебные сказки для детей. Но они оказались в первых строчках таинственного списка Уайли. Очевидно, в них имелся какой-то личностный смысл.

– Что ты имеешь в виду под «личностным смыслом»? – спросила Синклер.

– Жена о них ничего не знает, – вмешалась Нигли. – Значит, это были истории для работы, а не дома. Иными словами, армейские. Таких миллионы. Множество в каждой части. Может быть, Мейсон рассказал Уайли легенду своего подразделения, как мужчина мужчине, в надежде завязать дружбу с мальчишкой. Знаете, как в кино. Новый друг матери всегда так себя ведет. Может быть, Уайли никогда не забывал историй Арнольда. Может быть, они произвели на него такое впечатление, что заставили после стольких лет приехать сюда, чтобы проверить на месте, правдивы ли они.

– Но о каких легендах может идти речь?

– Мы можем предпринять последнюю попытку, – сказала Нигли. Она читала послужной список Арнольда Мейсона, как партитуру, двигая пальцем от одной строчки к другой, наклонив голову, вслушиваясь в мелодию. – Шансов, конечно, мало, но если вернуться в прошлое, первый лейтенант, начинавший службу с парнями из части Арнольда, мог вернуться к ним уже капитаном. А потом майором. Или подполковником. В те времена в воздушно-десантной пехоте карьеры делались быстро. И если такой человек добился успеха, возможно, он еще в армии. У него большой чин, но он должен их помнить. Все помнят свою первую часть.

– С тех пор прошло сорок лет.

– Если он закончил Вест-Пойнт в двадцать два, ему еще далеко до отставки.

– Сейчас он должен быть генералом.

– Наверное.

– Как его найти?

– Я позвоню приятелю, который работает в Управлении кадрами личного состава. Там они как-нибудь его найдут.

– Сделайте это, как только мы вернемся, – сказала Синклер.

Они ехали по шоссе. Небо становилось темнее. Либо приближался дождь, либо сгущались сумерки, либо и то, и – другое.

* * *

В Джелалабаде сумерки уже наступили. Курьер вышла из белого глинобитного дома и села в грузовик – пикап «Тойота». Та же самая схема. Она будет ехать всю ночь, потом сядет на первый же рейс. Она была готова. И она все еще не запятнана – ну, почти. К тому же швейцарцам плевать. Для них все деньги одинаковы. Ее хорошо подготовили.

Она знала адрес в Цюрихе. И знала, что Цюрих будет выглядеть иначе, чем Гамбург. Она запомнила все числа. Номер счета, код доступа, сто миллионов долларов ноль центов, номер счета Уайли. В кармане у нее лежали швейцарские франки на такси.

«Молись за успех», – сказал Толстяк. Но не за ее успех. Ее задача была простой. Ему следовало сказать, чтобы она молилась за успех Уайли. Однако Уайли ей не понравился. И вовсе не из-за того, что оскорбил ее скромность. А потому что он был слабым, хитрым и легко отвлекался. И это ее тревожило. Его задача была очень непростой. А ее успех зависел от успеха Уайли. Если сделка сорвется, тебя убьют.

Но она не допустит ошибок.

«Тойота» подпрыгивала на бесконечных ухабах дороги, все больше удаляясь от заходящего солнца.

* * *

Как только Нигли вошла в кабинет, предоставленный им в консульстве, она сразу взяла трубку и позвонила другу из отдела кадров. И поделилась с ним своей теорией. Друг сказал, что задача представляется ему весьма простой. Посмотреть списки младших офицеров, служивших в районе 1955 года в воздушно-десантных дивизиях в Германии, которые теперь, через сорок лет, продолжают оставаться в армии. Нигли поставила пять долларов на то, что число таких офицеров окажется однозначным, а ее друг – десятку на ноль. Из-за естественного износа, сказал он, плюс три больших смещения пластов – сначала Вьетнам, потом развал СССР, наконец, внедрение высоких технологий в военную машину, появление добровольцев с превосходным образованием, солдаты становятся максимально эффективными, носят бронежилеты, женщины ходят в очках для ночного видения. Никто такого не выдержит.

Затем зазвонил другой телефон, трубку поднял Вандербильт и передал ее Ричеру. Это был Гризман.

– Я должен поговорить с вами лично, – сказал он.

– Я вас слушаю, – ответил Джек.

– Нет, лицом к лицу. Где вы сейчас?

– Я не должен вам об этом сообщать.

– Я не смогу вам помочь, если вы мне не позволите.

– Я в консульстве США.

– Буду через одну минуту.