Глава

12

Художник занялся составлением фоторобота, сказав, что хочет работать без свидетелей, и Гризман устроил Ричеру и Нигли пешую экскурсию по участку. Он показал им другие комнаты для допросов, кабинеты офицеров, помещения для инструктажа и дежурных, камеры, хранилище улик и кафетерий. Повсюду работали очень серьезные люди, которыми Гризман явно гордился. И Ричер решил, что у него для этого есть все основания. Участок производил сильное впечатление.

Они открыли очередную дверь и прошли по пешеходному мосту на втором этаже в новое здание комплекса. Научный центр. Отдел криминалистики. Лаборатории. В первой комнате, большой и белой, на длинных столах стояли в ряд компьютеры.

– Мы думаем, что именно так люди будут обворовывать друг друга в будущем, – сказал Гризман. – Уже три процента немцев пользуются Интернетом. Более пятнадцати – в вашей стране. И мы уверены, что эти показатели будут расти.

Они двинулись дальше, мимо чистых комнат с небольшими тамбурами, как в операционных в больнице. Химический анализ, огнестрельное оружие, кровь, ткани, ДНК. Лабораторные столы, сотни стеклянных пробирок, загадочные приборы и аппараты. Видимо, они имели огромный бюджет.

– Часть исследований финансирует университет, – пояснил Гризман. – И здесь работают их ученые. Это хорошо как для нас, так и для них. Кроме того, мы получаем солидные федеральные средства. Данный комплекс является не только нашим. При определенных обстоятельствах им пользуется и немецкая армия.

Ричер кивнул, вспомнив, что говорил Уотермен в школе кооперации.

Они спустились на первый этаж, где оказалось прохладнее, как будто здесь имелся выход на улицу, и через очередную дверь вошли в гараж. Он напоминал станцию обслуживания и мастерскую по замене шин, только тут было безупречно чисто, как будто обработано сильным антисептиком. Гладкая белая краска на полу, белая плитка на стенах, яркий белый свет. И никаких тебе масляных пятен, грязи или беспорядка. Внутри стояли две машины. Большой седан с помятым передом, сильнее, чем если б он попал в мелкое ДТП, но вполне подлежащий ремонту.

– Дорожно-транспортное происшествие, виновник скрылся, – сказал Гризман. – Серьезно пострадал ребенок. Водитель даже не остановился. Мы думаем, что преступление совершено на этой машине, но ее владелец категорически все отрицает. Мы рассчитываем найти кровь и волокна, но это будет непросто.

У другой машины, маленького купе, были открыты все двери, и мужчина в белом халате что-то делал внутри.

– Мы снимаем отпечатки пальцев, – пояснил Гризман. – Совершено убийство. Мы думаем, что преступник, возможно, был последним пассажиром жертвы. Она работала проституткой. Иногда эта профессия бывает опасной.

Ричер подошел поближе взглянуть на симпатичную машинку, особенно по сравнению с его потрепанным «Шевроле». Она была безупречно чистой, сверкала в лучах ослепительного света и казалась совершенно на месте в этом идеальном помещении.

– Очень чистая машина, – сказал Ричер.

– И квартира такая же.

– У нее была домработница?

– Полагаю, приходящая уборщица.

– Похоже, она и свою машину отдавала в мойку. Возможно, регулярно. Ее чистили и покрывали воском, снаружи и внутри. И это хорошо. Не будет большого количество старых отпечатков.

Гризман сказал что-то по-немецки лаборанту – скорее всего, попросил сообщить, что удалось обнаружить. Тот ответил и стал показывать на разные части машины. Гризман засунул голову внутрь, чтобы лучше все увидеть, затем с задумчивым видом вылез наружу и сказал:

– Мы думаем, на замке ремня безопасности остался частичный отпечаток большого пальца левой руки. Но он совсем маленький и смазанный, потому что кнопка ребристая. Наверное, то же самое на язычке замка, но поверхность там из жесткого пластика, с маленькими бугорками, чтобы не скользили руки. Видимо, одно из правил безопасности. Нам стоит поговорить с соответствующим департаментом, но пользы от них немного.

– А какой марки машина? – спросил Ричер.

– «Ауди», – ответил Гризман.

– В таком случае «Ауди» нам уже помог. Около года назад у моего приятеля была такая же проблема. В Форт-Худ, который по размеру почти равен Гамбургу. Семейные казармы, расположенные за территорией части. «Ягуар», но, как и «Ауди», машина премиум-класса. У них хромированные дверные ручки. Выглядит дорого и роскошно, а еще блестит в темноте, и ее легко найти. Все эти мелочи, как говорят производители, положительно действуют на восприятие пользователя. Пассажир засовывает внутрь средний палец и тянет на себя ручку. Не мизинец, потому что тот слабый, и не безымянный, поскольку тогда ему придется еще на двадцать процентов повернуть запястье, а это уже неудобно. Так что всегда работает средний палец. Я думаю, вам нужно разобрать дверь и снять отпечатки с внутренней стороны ручки. Такой совет дал бы вам мой приятель.

Мужчина в лабораторном халате сказал что-то по-немецки возмущенным тоном, и Ричер догадался, что он понимает по-английски.

– Мы в любом случае собирались это сделать, – сказал Гризман. – Ваш приятель добился осуждения преступника?

– Нет, – ответил Ричер. – Цепочка улик рассыпалась в прах. Он смог доказать, что на ручке имелся отпечаток пальца мужчины, но не то, что эта ручка была от машины его бывшей жены. Адвокат защиты сказал, что она могла быть от какой угодно машины.

– И что ему следовало сделать?

– Прежде чем он начал искать отпечатки, ему следовало выцарапать свои инициалы на внешней поверхности ручки. Пока она еще была на двери. Бормашиной дантиста. Причем обязательно запечатлеть момент, как он это делает. Общий план, чтобы поместилась вся машина, а потом с близкого расстояния.

Гризман заговорил по-немецки, выдавая длинный список инструкций. Ричер уловил слов zahnarzt, которое выучил, когда у него заболел зуб во Франкфурте, – «дантист». Парень в халате выслушал Гризмана и кивнул.

* * *

Они вернулись в комнату для допросов, когда Клопп уже собрался уходить. Художник выдал им копию фоторобота, сделанную цветными карандашами. Гризман сказал, что отправит еще одну в Маклин, а оригинал оставит в деле.

Ричер и Нигли подошли со своей копией к двери с окошком из армированного стекла, пропускавшего внутрь тусклый свет. Американец выглядел ровно так, его описывал Клопп, и художник отлично справился со своей задачей. Светлые волосы, обтягивающая череп кожа, брови и скулы, горизонтальные и параллельные друг другу, как две полосы на устаревшем шлеме футболиста, сверкающие глаза. Плюс две вертикальные линии, нос, похожий на клинок, и морщина на правой щеке, как будто губы американца растягивались только в кривой, сардонической улыбке. Он был в джинсовой куртке, как у Ричера, светло-коричневой, во всех смыслах настоящей, и белой футболке. Ключицы торчали точно так же, как скулы, на шее выступали жилы. Кое-что повидавший на своем веку и уже немолодой человек.

– Военный? – спросила Нигли.

– По фотороботу определить трудно, – ответил Ричер.

– Тогда почему мы остались?

– Я не знаю. Рэтклифф сказал, что мы можем получить все, что потребуем. А я не хочу попасться в ловушку чужой ошибки.

– Вторая встреча вполне может состояться и не в Гамбурге.

– Согласен. Примерно десять к одному. А это значит, что, если останемся тут, мы получим один из десяти шансов оказаться в нужном месте и в нужное время. Если же вернемся в Вирджинию, они будут нулевыми. Они вряд ли договорились встретиться у памятника Вашингтону. Тут у меня нет ни малейших сомнений.

К ним подошла переводчица.

– Герр Клопп спрашивает, когда вы составите план следующих встреч для инструктажа, – сказала она.

– Передайте герру Клоппу, что мы с ним закончили, – ответил Ричер. – И если я снова увижу его, я выдавлю ему глаза ногтем большого пальца, оба, по очереди.

Затем к ним подошел Гризман.

– Вы согласитесь быть моими гостями во время ланча? – спросил он.

Двенадцать дня в Гамбурге, Германия.

* * *

Что равнялось часу дня в Киеве, Украина. Курьер в этот момент выходил из самолета. Его провезли через горы в город Пешавар в Пакистане, откуда он полетел в Карачи, затем в Киев. На каждом отрезке пути курьер использовал другой паспорт, один раз сменил футболку с розовой на черную, надел темные очки и кепку болельщика донецкого футбольного клуба «Шахтер». Он был незаметным и безымянным, и на украинской границе у него не возникло никаких проблем. Он прошел через багажное отделение, покинул терминал и, закурив, встал в очередь на такси.

Ему досталась старая чешская «Шкода», и он назвал водителю адрес – цветочный рынок в пяти улицах от истинного места назначения, маленькой явочной квартирки, в которой жили четверо правоверных из Туркменистана и Сомали. К нужному месту всегда лучше подойти пешком. Водители такси склонны запоминать самые разные вещи, как, впрочем, и обычные люди. Некоторые даже делают записи. Пробег, количество истраченного бензина, адреса. Курьер не знал тех четверых людей, но они его ждали. Киев – это не Гамбург, и он не мог просто войти в квартиру. Предупредить о его приезде отправили другого курьера в качестве необходимой меры предосторожности.

Он вышел из «Шкоды» у цветочного рынка, прогулялся между прилавками с яркими цветами и направился в окутанное влажным воздухом помещение с редкими растениями, а когда покинул его через другую дверь, уже снова был в розовой футболке, без кепки и очков.

Курьер прошел пять кварталов и отыскал нужное здание, оказавшееся приземистой бетонной башней, которая стояла сбоку в ряду более старых и красивых домов, похожая на искусственный зуб. Как будто давным-давно сюда случайно угодила бомба и образовалось свободное пространство. Возможно, так и было. В подъезде пахло мочой. Лифт работал, но издавал отвратительные звуки. Коридоры наверху оказались очень узкими.

Курьер постучал в дверь и стал ждать, мысленно считая секунды. В своей жизни ему довелось стучать во множество самых разных дверей, и он знал, как все происходит. Раз – они услышали стук, два – встали с дивана, три – начали обходить валявшиеся на полу предметы, четыре – подошли к двери, пять – открыли.

Дверь распахнулась, и курьер увидел молодого парня, одного, за спиной у которого царила тишина.

– Вас предупредили о моем приезде, – сказал курьер.

– Нам нужно выйти на улицу, – ответил парень.

– Когда?

– Прямо сейчас.

Курьер решил, что он сомалиец, лет двадцати пяти, но уже такой потрепанный, что от него остались только пыльная кожа да жилы. Примитивный, как его предки.

– Я не хочу выходить на улицу, – сказал курьер. – Завтра рано утром мне нужно снова отправиться в путь. У меня билет на самолет.

– Без вариантов. Мы должны уйти.

– Явочная квартира нужна для того, чтобы я не должен был ее покидать.

– Киевское «Динамо» сегодня вечером играет в Москве. Матч показывают по телевизорам в барах. Он скоро начнется из-за разницы во времени. Будет странно выглядеть, если мы не пойдем, нам нельзя выделяться.

– Так ты и иди.

– Нельзя никого оставлять в квартире. Только не сегодня днем. Кто-нибудь обязательно заметит. Это серьезное соперничество, и речь идет о патриотизме. Мы должны вести себя так, будто мы здесь свои.

Курьер пожал плечами. Необходимая предосторожность. К тому же футбол – это совсем неплохо. Однажды он видел, как в него играли человеческой головой.

– Ладно, – сказал он.

Они спустились по лестнице, без обсуждения приняв решение не садиться в лифт. Затем зашагали в другую сторону от цветочного рынка, мимо величественных, но потускневших от времени жилых домов с ржавыми железными деталями и облезшей штукатуркой на фасадах, и свернули в переулок; сомалиец сказал, что так будет короче. Это был узкий проход между кирпичными зданиями, где разгуливало эхо, и курьеру стало немного не по себе, но довольно скоро они оказались в маленьком дворе, не больше комнаты, образованном задними стенами четырех домов. Наверху виднелась крошечная голубая заплата неба, на стенах тут и там просматривались слепые или закрашенные окна, из которых торчали бесполезные обрывки телевизионных кабелей и куски водосточных труб.

Во дворе курьер увидел троих мужчин. И решил, что один из них мог быть двоюродным братом сомалийца. Остальные двое, судя по всему, были из Туркменистана. Парни из явочной квартиры. На короткое мгновение курьер подумал, что они договорились здесь встретиться, чтобы вместе пойти в бар, но через секунду увидел, что из двора нет другого выхода.

Значит, короткий путь ни при чем.

Ловушка.

И тут он все понял. Ясно как день. И абсолютно логично. Он являлся угрозой, потому что знал цену. Сто миллионов долларов. Самая опасная составляющая сделки. Такая огромная сумма денег заставит трезвонить все колокола, и любой, кто о ней знает, автоматически становится потенциальным источником утечки. Классика теории. Они изучали ее в тренировочных лагерях на гипотетических примерах. Проигрывали возможные ситуации. Печально, но необходимо. Великая борьба требует великих жертв. А еще холодного сердца и ясного разума. Курьер, которого они сюда отправили, не попросил приготовить для него гостевую комнату, он доставил совсем другой приказ.

Курьер стоял неподвижно. Он знал, что никогда не заговорит. Только не он. И они должны это знать. После всего, что он совершил. Он другой. Разве нет?

Нет, эти люди принадлежат к числу тех, кто играет в футбол человеческими головами. В их душах нет места чувствам.

– Мне очень жаль, брат, – сказал сомалиец.

Курьер закрыл глаза. Они не станут стрелять, они же в центре Киева. Значит, ножи.

Он ошибся. Его убили молотком.

* * *

В Джелалабаде было половина пятого дня. В белом глинобитном доме подали чай. В маленькую душную комнату привели другого курьера. Женщину. Двадцать четыре года, длинные черные волосы, кожа цвета чая. Она была в белой рубашке с кучей карманов и петелек, брюках цвета хаки и ботинках для пустыни и стояла по стойке «смирно» перед двумя мужчинами, сидевшими на подушках.

– Дело совсем простое и неважное, но скорость имеет огромное значение, – сказал высокий мужчина. – Поэтому ты полетишь прямо из Карачи. Соблюдать осторожность необходимости нет. Никто не видел тебя раньше. Ты встретишься с американцем и скажешь, что мы согласны на его цену. Повторяю, мы согласны. Ты поняла?

– Да, сэр, – ответила женщина.

– Американец не станет называть цену, – сказал толстый, – и ты не будешь спрашивать. Это должно остаться секретом, поскольку он недоволен тем, что мы ее сильно сбили. Ты же должна вести себя так, чтобы никто не подумал, будто мы банкроты и просто не можем позволить себе заплатить больше.

Женщина кивнула.

– Когда я должна выехать? – спросила она.

– Немедленно, – ответил Высокий. – Ночью доедешь на машине до Карачи и там сядешь на первый утренний самолет.