Двадцать три
Тэллоу некоторое время просто катался по району — ждал, пока мозг не придет в нормальное рабочее состояние. Близился полдень. Надо было попробовать что-нибудь в себя запихнуть. И тут он вспомнил о своих подопечных — диких хищных криминалистов надо бы снова покормить с рук!
Те, кто не водил тесное знакомство с Джоном Тэллоу, обычно удивлялись его кредитоспособности. Их изумляло не только то, что у него деньги водятся, но и — гораздо больше! — то, что он на Манхэттене живет. Некоторые считали, что Тэллоу берет взятки, причем так ловко, что это ему ничего не стоит и ни на чем не сказывается. А ларчик открывался просто: Тэллоу мало тратил. Вот и все. Он и стирал-то в основном в раковине на кухне. Обычным мыльным порошком. По барам-ресторанам-театрам особо не ходил. Ел мало. А музыку и книги в основном скачивал из Интернета задешево или вовсе бесплатно.
Как там пела Нэнси Гриффит? Однажды на синей луне он, Джон Тэллоу, представил себя подростком, как он стоит, утопая босыми ногами в мягком песке пляжа, каким, без сомнения, является всякая юность, и смотрит на то, как уходит в тоннель времени его жизнь, событие за событием, уходит и схлопывается вдалеке, как умирающая звезда, в черную точку. Будущая жизнь неуклонно уменьшается в размере, теряет свет и набирает плотность, ибо законы гравитации угрюмы и неотвратимы.
Некогда на синей луне он, Джон Тэллоу, потратил энное количество наличных и купил бутылку водки, а потом взял да и выпил ее дома в одно лицо примерно за час.
Он подъехал к знакомому бистро незадолго до того, как все туда ринулись за обеденными сэндвичами, и потому успел найти место для парковки — прямо за каким-то оглушительно новым джипом, который по проходимости, просвету, радиусу колес и сиянию золота и хрома вполне мог оказаться продвинутой моделью лунохода. Само-то место было непримечательной, узенькой дырой на полугодовой аренде, с «минималистичным», как сейчас принято говорить, выбором, однако готовили здесь потрясающе умело и со смекалкой. Тэллоу вытащил мобильник и набрал Скарли.
— Ненавижу эту штуку, — проворчала в ответ Скарли. — Это как ножной браслет у чувака, которому условный срок дали. Да еще и плати за него! Только он не на ноге, а на руке! Заткнись. А тебе чего?
Тэллоу почувствовал, что правый глаз задергался, а за ним зародилась еще крохотная, но отчетливая головная боль.
— Я хотел спросить: ребят, может, вам поесть чего привезти?
— Эй, Бэт! Тебе еды взять? — заорала Скарли, не потрудившись отвести телефон ото рта.
Пока Тэллоу, едва не оглохнув, тряс головой, где-то на заднем плане слышались стоны Бэта:
— Брю-у-ухо-о-о-о… оно боли-и-ит… Еда — это злая шутка природы! Мешок ужасов — это смерть, Скарли! Еда — это смерть!
— Он не хочет обедать, — резюмировала Скарли. — Но все равно привези ему чего-нибудь. Либо он это сожрет и помрет, либо не сожрет, и тогда оно достанется мне. А ты где?
— Да в одном месте в Первом участке. Как насчет бутера с тонко нарезанным холодным стейком с мармеладом из красного лука в пивном соусе?
— Блин, да! Еще бы! Это реальная, настоящая еда, а не говно какое!
— Буду через двадцать минут.
— Спасибо, Джон.
— Сме-е-е-ерть! — где-то вдалеке завыл Бэт.
Джон выбрался из машины и едва не пришиб дверью высокого жилистого мужчину в рыжевато-коричневом замшевом пиджаке и забрызганном птичьим пометом котелке. Из-под клейкой ленты, заменявшей шляпе ленту, торчали три длинных пера индейки.
— Говно ты сраное, — прорычал мужчина, показывая зубы цвета жидкой грязи.
Тэллоу невозмутимо показал ему значок.
— Сильно извиняюсь, — пробормотал прохожий, дотронулся до края шляпы и пошаркал дальше. Тэллоу направился к двери забегаловки. Где-то он читал, что по территории Пяти Районов бродят не меньше четырехсот тысяч человек с серьезными психическими отклонениями, и только Бог знает сколько еще прохожих на улице могли оказаться сумасшедшими, не состоящими ни на каком учете. Сквозь редкий бредень городского Департамента ментального здоровья, несмотря на грозное название, мог просочиться кто угодно. То же касалось мириад частных агентств, получавших от бюджета средства за то, что они отлавливали городских сумасшедших и направляли их на лечение. Да уж, от бюджета деньги получало видимо-невидимо народу. И любой идиот, взявший на себя труд прогуляться по территории Первого участка, мог воочию увидеть, что только малая часть этих людей реально выполняла свою работу. В Нью-Йорке психи, хранящие в ритуальных целях орудия убийства, могли без проблем спрятаться у всех на виду. Тэллоу прикинул и подумал: а что, этот жилистый в пиджачке вполне может оказаться тем самым киллером…
Внутри узенькой забегаловки уже ждал клиент — женщина в черном, сложного покроя пиджаке, бирюзовых серьгах и необычных сапогах на танкетке, отчего казалось, что она балансирует на двух толстых золотых слитках. Два хипстерского вида парня за стойкой — рубашечки с коротким рукавом, аккуратно стриженные бородки, выглядевшие как приклеенные, — как всегда, не обращали внимания ни на что, кроме сэндвичей и денег. Тэллоу даже представил, как они по вечерам подсчитывают выручку и хвастаются друг другу: «А я вот ни разу на человека не взглянул! И я тоже!» На стойке издавала какие-то нью-эйджевые синтезаторные звуки — немного акустических шумов, сбоящий ритм — колонка айпода.
Женщина нарумянилась, и волосы ее обрамляли лицо и закрывали щеки, но Тэллоу все равно заметил, какая она бледная. Флористка тоже отличалась бледностью, но другого рода. Та женщина не боялась света, а эта… эта под ним словно крошилась, и кожа ее, сухая и натянутая, плохо переносила контакт с окружающим миром. Лечебный бальзам не мог замаскировать обкусанные губы. Пожалуй, хорошо, что он не мог видеть ее глаз.
Женщина заплатила наличными, которые извлекла из небольшого кожаного цилиндра — сумочка по размеру как раз для сгиба руки и пары купюр, кредиток, телефона и ключей от машины. Она повернулась, и Тэллоу разглядел брошь у нее на груди: кругляш необработанной шкуры в золотой оправе, в середине золотая лосиная голова, по бокам два золотых пера. Она заметила, что Тэллоу смотрит, явно навязчивым движением пробежалась по броши пальцами, накладные ногти пристукнули по золоту. Потом женщина развернулась и вышла. Обручальное кольцо было ей великовато.
— Три сэндвича со стейком, пожалуйста.
— Сейчас сделаем, — отозвался Борода номер один, кивнув Бороде номер два.
На Тэллоу ни один, ни другой не взглянули. Напару они нарезали, намазали и завернули все три сэндвича секунд за двадцать. Смотри-ка, они прибавили в скорости. Судя по предыдущей клиентке, о месте пошла хорошая слава. Тэллоу представил, как эта парочка тренируется по вечерам: из айпода доносится поставленный на повторение «Энимал Коллектив», а они на скорость раскладывают сэндвичи по тому же секундомеру, что засекает им время на стрижку бородок.
Тэллоу заплатил, прихватил пакет с сэндвичами под мышку и… услышал пронзительный крик.
Женщина в черном пиджаке сидела, скрючившись, перед своим джипом и вопила. А над ней стоял, причитая и размахивая руками, тот самый мужчина в котелке.
Тэллоу переложил сэндвичи под левую руку и прикрикнул на человека в шляпе. Тот услышал, развернулся и посмотрел на детектива. Тэллоу расстегнул пиджак и продемонстрировал мужчине пистолет. Тот резко прекратил завывать.
— Я просто попросил огоньку! А она как заплачет! Я подумал: может, сегодня день такой, всем надо плакать!
— Вали отсюда. Дважды предлагать не буду.
Мужчина сорвался с места и побежал вниз по улице, придерживая шляпу обеими руками.
Тэллоу вздохнул, оглянулся и положил сэндвичи на крышу джипа. Конечно, хороший полицейский не демонстрирует без должной причины табельное оружие, но… это работало. Причем быстро и без проблем. Самоедством он займется потом. Потому что женщина раскачивалась из стороны в сторону, всхлипывая и шмыгая носом. Сил кричать у нее, похоже, просто не осталось.
Эмпатии Тэллоу хватило на то, чтобы оценить ситуацию. А вот что делать дальше, он ни фига не знал. Да, конечно, он прекрасно понимал, что Бобби Тагг под сильным стрессом и у него нервный срыв, но, увы, утешить и успокоить его детектив вряд ли сумел бы. Джим Розато был типичным грубым копом, однако людям он нравился. Вот почему они так хорошо работали в команде.
Тут ему разом припомнилась лейтенант. М-да, она, похоже, не разделяла мнение Тэллоу…
Он присел рядом с женщиной.
— Все в порядке, мэм. Я — офицер полиции. Он ушел. Не могли бы вы рассказать мне, что произошло?
Она прикрывала ладонями голову и, все так же раскачиваясь, раз за разом выдыхала: «Я думала, это он».
Тэллоу кивнул:
— Все в порядке, мэм…
И в порядке эксперимента положил ей руку на плечо. Она завизжала и дернулась в сторону в инстинктивном ужасе, чуть не упала, закашлялась и снова зарыдала. Женщина задыхалась от слез и конвульсий, и это вывело ее из забытья. Она раскачивалась, сидя на корточках, а странные золотые каблуки скользили по тротуару, не находя опоры. Он снова протянул руку и осторожно дотронулся до запястья. Тогда она развернула к нему лицо в темных с золотой оправой очках. Но позволила взять за руку и мягко поднять ее на ноги. Тут она снова завсхлипывала и повисла у Тэллоу на локте. Он как-то сумел придержать ее за плечи и огляделся. Сумка-цилиндр валялась на тротуаре. Закрытая. Рядом лежал завернутый в бумагу сэндвич. Он потянулся и подкатил ногой сумку.
— Извините, — пробормотала женщина, уткнувшись ему в грудь. Голос ее казался далеким-далеким, словно доносился из космоса.
— Все в порядке, — отозвался он.
— Нет. Не в порядке. — И она попыталась вдохнуть и выдохнуть. — Он просто попросил прикурить. Но я увидела эти… перья… и одежду его… и…
И тут она снова расплакалась, но уже без надрыва. Такие слезы не мучили, а очищали. Она выплакивала горе и приходила в себя.
— Как вас зовут, мэм?
— Эмили.
Руки у нее тряслись, как при эпилептическом припадке, и Тэллоу понял, что оказывает ей поддержку не в эмоциональном, а в самом что ни на есть физическом смысле: она стояла на ногах исключительно потому, что он держал ее за плечи.
— Вам нужно присесть, — сказал он и с трудом, еле передвигая ноги, повел ее к машине.
Спина резко запротестовала, когда он наклонился, чтобы открыть дверь со стороны водителя. Он распахнул ее и боком опустил женщину на сиденье.
— Одну секундочку, — сказал он и метнулся за ее сумочкой и сэндвичем, взял с крыши джипа собственные бутерброды, открыл заднюю дверь и аккуратно положил — да что с ним такое? это же всего лишь три сэндвича, почему он с ними носится, как с хрустальными вазами? — драгоценные покупки поверх сумки с ноутбуком. А когда развернулся к женщине, она сняла очки и запихала их в карман пиджака. Судя по кругам под глазами, спала Эмили плохо и мало.
— Боже ты мой, — просипела она. — Вы только посмотрите на мои руки!
Вены на предплечьях вздулись, как канаты, а руки дрожали так, что их разглядеть было трудно.
Тэллоу отдал ей сумку. Она с трудом ухватилась за нее, но удержала. Тэллоу стоял рядом и наблюдал. Дрожь уменьшилась, но не прекратилась. Он присел рядом, прислонившись к машине:
— Эмили, не могли бы вы попытаться еще раз рассказать мне, что случилось?
Глаза ее заволокла странная дымка, и он с неожиданной грустью понял: женщина собирается его обмануть.
— Я… я н-не знаю… — проговорила Эмили. — Я… я просто… просто я не очень хорошо себя чувствую в последнее время. У меня… ох… я даже не знаю, как это сказать… у меня эмоциональные проблемы… или психические… не знаю, вы, наверное, сразу подумаете, что я сумасшедшая, правда? Просто иногда я… не справляюсь. Может, потому что меня легко напугать? И этот человек… он просто… просто неудачный момент был, вот и все.
Она посмотрела на свою брошь и со злостью ущипнула ее. Из груди ее вырвался жутковатый звук — всхлип пополам со смехом. Словно там, внутри, разбилось сердце.
— А эта дурацкая штука… она не…
Тут она посмотрела на Тэллоу и осеклась:
— …дурацкая, вот.
Тэллоу кивнул на ее сумочку:
— Ваш телефон там?
Она кивнула, расстегнула молнию и вынула мобильник. Абсолютно новый, об этой модели он только читал: гибкий тонкий пластиковый прямоугольник с дизайнерски врезанной в заднюю панель антенной.
— Нам компании выдают прототипы, — сказала Эмили, пытаясь то ли объяснить, то ли извиниться.
— Как зовут вашего мужа? — спросил он, принимая телефон.
— Джейсон. Джейсон Вестовер, — пробормотала она.
Он зашел в контакты, нашел там имя «Джейсон», нажал на «позвонить». Тепло его руки что-то активировало в сотовом, и он свернулся у него в руке, принимая изогнутую форму старых телефонных трубок.
— Да, Эм, что случилось, — послышался усталый мужской голос.
Не вопрос — просто печальная констатация факта.
— Это детектив Тэллоу, полиция Нью-Йорка. Это мистер Вестовер?
— О боже.
— Все в порядке. Все хорошо. Я говорю с Джейсоном Вестовером?
— Да. Да! Я ничего не…
— Все в порядке, сэр. Я нахожусь рядом с вашей женой. Она очень испугалась и, боюсь, не в том состоянии, чтобы вести машину. Она испытала сильное потрясение. Буду признателен, если вы сообщите, где живете, мы бы там встретились.
— А… а, да, — выдавил Вестовер. — Да. Конечно. Спасибо. Мы живем в «Эйр-Кип». Я уже выезжаю, встретимся в главном холле. Что с машиной?
— Она заперта, ключи у меня. Я так понимаю, что вам неудобно…
— Нет-нет, не беспокойтесь. Со мной кто-нибудь приедет, я отдам ключи, и мой человек отгонит машину. Где она стоит?
Тэллоу продиктовал адрес. Вестовер записывал, а Тэллоу прислушивался к скрипу остро отточенного карандаша по хорошей мягкой бумаге.
— Благодарю, — сказал Вестовер. — Благодарю вас за помощь. Я выезжаю.
— Мы тоже выезжаем. Благодарю вас, сэр, — сказал Тэллоу и отключился.
Эмили выглядела несчастней прежнего:
— Он рассердился?
— Нет, он рад, что вы в безопасности. А сейчас не могли бы вы пересесть на пассажирское сиденье? Я не могу позволить вам сесть за руль.
На мгновение показалось, что она улыбнется. А что, это же практически шутка… Он помог ей встать, обвел вокруг машины и усадил на пассажирское сиденье. А пока Тэллоу садился и пристегивался, ему вдруг кое-что пришло на ум:
— Хотел вот что спросить, — сказал Тэллоу. — Если вы живете в «Эйр-Кип», то зачем приехали так далеко?
Она махнула в сторону забегаловки:
— У них лучшие сэндвичи…
Тэллоу поехал в аптаун.
— Я вам правда очень признательна, — сказала Эмили.
— Я не мог вас оставить в таком положении на территории Первого. Садиться за руль в таком состоянии — не лучшая идея, поверьте.
— Первого?..
— Первого участка. Полицейское управление делит город на зоны, участки, а сейчас мы на территории Первого участка.
— Смешно, — пробормотала Эмили без тени улыбки на лице. — Невидимые стены для Уолл-стрит…
— Да уж, — кивнул Тэллоу.
— Уолл-стрит. Ее назвали так, потому что раньше там стояла стена, которую голландцы построили для защиты от индейцев.
— Вы увлекаетесь историей? — спросил Тэллоу.
Эмили глубоко задумалась. Потом сказала:
— В последний год я много читала. На самом деле мне вовсе не нравится ездить сюда. Это ведь совсем недалеко от Вапуза.
— Вапуза?..
— Самое большое индейское поселение на Острове. Рядом с Пресным озером. Там сейчас парк с тем же названием — Коллект-Понд. Смотришь на него, и кажется, что можешь разглядеть… совсем чуть-чуть… что-то. Но я там только один раз была.
Она снова терла пальцами брошь, склонив голову и упершись подбородком в ключицы. Она что, ждет, что оттуда джинн, как из лампы, вылетит? Хотя нет, все обстояло гораздо печальнее: несмотря на обнадеживающие рассказы, она прекрасно знала, что из «лампы» никто не выйдет.
Когда они переезжали через Бродвей, Эмили спросила:
— Мы все еще на территории Первого участка?
— Только что ее покинули.
— А это — старая охотничья тропа ленапе. Так что одна из границ вашего Первого участка — старейшая дорога на Манхэттене.
— Призрачные карты, — пробормотал Тэллоу.
— Как вы сказали? Призраки? — всполошилась она, широко раскрывая глаза.
— Да нет, ничего, — отмахнулся он. — Просто думал вслух. А почему вы увлеклись историей индейцев? Или вас интересует только история индейцев в Нью-Йорке?
Тэллоу не мог понять: она расслабилась или готова снова разрыдаться. Она уже не таращилась в ужасе в окно машины в ожидании нападения, но руки задрожали сильнее, а на глазах выступили слезы.
— Просто мне однажды кое-что рассказали, — наконец выговорила она. — А Джейсон сильно рассердился?
— Скорее, испугался.
— Не смотрите на меня так. Он меня не бьет, если что.
— А я и не смотрел.
— Просто Джейсону сейчас очень трудно. Труднее, чем остальным. А я не хочу усложнять ему жизнь…
— Понятно…
— Нет. Ничего вам не понятно! — Глаза ее блестели от слез, как вода в колодце. — Но вы пытаетесь понять, правда?
Тэллоу не знал, что на это ответить. Он смотрел на дорогу и ехал дальше. Он чувствовал на себе ее взгляд, чувствовал, как она отводила глаза, потом снова на него смотрела — словно ей было спокойнее смотреть на него, чем в окно машины. Тэллоу понял, что молчать дальше как-то невежливо.
— Призрачные карты, — сообщил наконец он.
— Что?..
— Ну, я это пять минут назад сказал. Когда думал вслух. А вы решили, что я про призраков. А я про призрачные карты. Вот я вчера, к примеру, встречался с человеком, который руководит здоровенной такой финансовой компанией на Уолл-стрит. Ну, знаете, из тех компаний, про которые говорят — финансовые, а на самом деле фиг поймешь, чем они на самом деле занимаются?
Эмили улыбнулась бледной призрачной улыбкой:
— Думаю, да, именно так оно и выглядит со стороны, — проговорила она.
— Для меня, во всяком случае, так оно и есть. Но не важно. Так вот, он рассказывал, что под всем финансовым районом протянуты коммуникации, благодаря которым можно осуществлять транзакции со скоростью света, но карта этих коммуникаций не совпадает собственно с географической, представляете? То есть если ты находишься рядом с Биржей, это не значит, что с точки зрения передачи информации ты действительно… рядом. Как-то так.
— Вы говорите о низком времени отклика… — произнесла Эмили, и в голосе ее мелькнуло что-то похожее на удивление.
— Да?
— Да, об этом много говорили, когда я уходила с этой работы, — сказала она. — Предельно низкое время отклика и алгоритмическая торговля. Предельно низкое время отклика — это когда трейдинговая информация передается реально быстро, на очень большой скорости. Еще в трейдинге используется специальный компьютер, для того чтобы как бы разбивать одну большую транзакцию на несколько сотен маленьких. Представьте себе, что это дождь, сильный такой дождь, который колотит в окна Биржи. Конечно, от дождя неизбежно образуется большая лужа, но вас в данном случае не это интересует. Вас интересует дождь. Это способ спрятать большую транзакцию у всех на виду.
— Вы работали на Уолл-стрит?
— Я работала на одну из этих таинственных финансовых компаний. «Вивиси».
— Никогда о такой не слышал, — тут же сказал Тэллоу. — А почему ушли?
— Я там познакомилась с мужем. В смысле, не я познакомилась, нас босс познакомил. Они старые друзья. А после того как мы поженились, Джейсон сказал: Энди — он же засранец, чего тебе на такого работать, к тому же в бизнесе дела идут в гору, давай поработай на себя, как я. Так что теперь я независимый финансовый консультант, что значит — я могу работать из дома, моего дома, с моей собакой, а могу сесть в машину и поехать в даунтаун за хорошими сэнвичами. А не работать волшебником на Энди. Мне больше не нужно колдовать для него. Но я не могу научиться магии, которая мне сейчас нужна. Твою мать!!!
И она заколотила кулаками по торпеде, не переставая кричать: «Твою мать! Твою мать! Твою мать!» Тэллоу быстро огляделся, вывернул руль и прижался к обочине, чудом никого не задев. Он перегнулся через сиденье и схватил ее за запястья. Женщина даже тогда не перестала вырываться — все хотела треснуть по торпеде кулаком. Он дернул ее руки на себя и крикнул:
— Посмотрите на меня!
Эмили дернулась, и на мгновение ее глаза закатились. Потом она все-таки посмотрела на него:
— Простите, — тихонько проговорила она. — Пожалуйста, не говорите Джейсону. Он так расстраивается…
— Я уже рассказал ему все, что ему нужно знать. Все остальное — ваше личное с ним дело.
— Да, — кивнула Эмили, но Тэллоу показалось, что она имела в виду совсем другое.
Она откинулась на сиденье и застыла с выражением предельного ужаса на лице.
Тэллоу тронулся и поехал дальше.
— Скажите, а индейцы ловили рыбу? Здесь, на Манхэттене, я имел в виду, — спросил Тэллоу.
Эмили теперь сидела с закрытыми глазами:
— Да, конечно. И устриц они ловили. Когда голландцы прибыли на остров, они обнаружили большие кучи пустых устричных раковин и использовали их перламутр, чтобы замостить…
— …Перл-стрит, — покивал Тэллоу. — Точно.
И тут ему показалось, что кругом натянуты сети — настолько тонкие, что не увидишь, пока на свету не блеснут. Он вытащил мобильный.
— Скарли?
— Доставка ланча — не твое, Тэллоу.
— Я знаю. У меня тут одно дело образовалось. Поэтому задержусь. Слушай. Краски. Все эти пистолеты вычистили прежде, чем повесить на стену, но он должен был наносить краски пальцами. Так что прежде чем разобраться с их составом, проверьте их на ДНК. Ну или еще на что-нибудь такое, ну ты меня поняла. Хорошо?
— Сделаем. Ты, главное, пожрать привези.
— Сделаем.
Тэллоу отсоединился, нажав на кнопку большим пальцем, и искоса взглянул на Эмили: уснула? Или бодрствует?
— Эмили? — окликнул он ее. — А вы случайно не знаете, из чего индейцы делали краску?
Глаз она не открыла, но ответила:
— Из охры. Красной охры, ее тут, думаю, добывали. Она здесь, на Восточном берегу, везде есть. Это краситель на базе глины. Они его много для чего использовали: на тело наносили, волосы красили. Есть мнение, что при первой встрече европейцев и индейцев те как раз вышли к пришельцам в раскраске, потому их и прозвали краснокожими.
Тэллоу разбирался в истории. Не на профессиональном уровне, но историю города он знал неплохо. И он знал, что тут повсюду когда-то были шахты. Стейтен-Айленд, что бы там люди ни говорили, возник не на месте городской свалки. Там у голландцев задолго до всего были шахты. И сейчас его мозг лихорадочно работал, отыскивая, за что зацепиться.
— А еще чем они пользовались?
— Голубой глиной. Растертыми ракушками — из них белую краску делали. Они высушивали всякие природные материалы на солнце или жгли, а потом изготавливали из них краски. Углем пользовались, конечно. В ход шел сок растений, ягоды. А почему вы спрашиваете?
Она открыла глаза и посмотрела на него.
— Просто разговариваю с вами, — сказал Тэллоу. — Вы испытали сильный шок, а беседа успокаивает. А где ваша собака?
— Ее специальный человек днем выгуливает. Она вывела собаку на прогулку, а я поехала за сэндвичем. А вечером с собакой муж гуляет.
Эмили явно соскальзывала в состояние, близкое… не к бесстрастности, нет, но к апатии и отчуждению. Голос ее доносился словно из пыльной, далекой от мира глубины. В редкие моменты самоосознания он из точно такого же далека слышал собственный голос.
Однако последние два дня вытолкнули Тэллоу в реальный мир. Еще два дня назад он совершенно спокойно прошел бы мимо кричащей Эмили и сел в машину. Да, в эпоху, предшествующую этим двум последним дням, он все делал по-другому. Проще говоря, он вообще ничего не делал. Во всяком случае, старался. А работой занимался просто потому, что это было несложно.
А теперь он вернулся в мир: напряженно мыслил, общался с людьми и — как это ни ужасно было признавать! — именно благодаря этому жуткое, призванное сломать его карьеру дело начинало понемногу складываться. От таких мыслей внутри становилось холодно и пусто. Но он все равно продолжал думать.
— Так кем же был тот человек? — спокойно проговорил Тэллоу.
— Что?.. — Она была далеко-далеко, а тут испугалась, даже в окно перестала смотреть.
— Тот бездомный, что испугал вас. За кого вы его приняли?
— Ни за кого, — прошептала Эмили и отвернулась.
Тэллоу заехал в «Эйр-Кип». Бетонная громада главного въезда даже и не думала притворяться чем-то домашним и городским — это был натуральный блокпост времен холодной войны. Тэллоу показал значок охраннице, мысленно отметив про себя, что у нее на форме та же эмблема, «Спирпойнт», что и у бездельников в «Вивиси». Охранница нагнулась и заглянула в машину:
— Миссис Вестовер, с вами все в порядке?
— Да, Ханна, все хорошо. Мне стало плохо, и этот офицер полиции был так любезен, что довез меня до дома. Мой муж уже приехал?
— Да, мэм. Могу я чем-то помочь? Прислать нашего врача к вам в квартиру?
— Нет, Ханна, я правда в порядке. Наверное, просто забыла поесть или что-то в этом роде. Но все равно — спасибо.
Охранница ответила улыбкой, в которой, как в бегущей строке, читалось: «надеюсь, я сделала для вас все, что могла, потому что потом с меня начальство за это спросит», и ворота раскрылись, пропуская их за крепостную стену элитного дома.
— Поезжайте вниз, в гараж, — сказала Эмили.
Тэллоу приблизился к зияющему зеву, ведущему во внутренности крепости, и остановил машину. Вытащил бумажник и выудил из него визитку. Затем выдернул из внутреннего кармана ручку и написал на визитке свой номер мобильного.
— Возьмите, — сказал он и вложил карточку в слабую ладонь. — Я записал номер — это личный сотовый, я отвечаю на звонки и днем, и ночью. И мало сплю, по правде говоря. Если вы вдруг захотите что-то мне рассказать, о чем-то, к примеру, что вас беспокоит, если что-то случится и вам понадобится помощь, — наберите. Это ваш новый 911, хорошо? И даже если вам просто захочется поговорить на исторические темы. Позвоните по этому номеру.
— Хорошо, — ответила она. — Хорошо.
И опустила карточку в один из странных своих карманов-которые-выглядели-не-как-карманы.
Тэллоу заехал на площадку. Там горел свет, и он снова вспомнил про шахты. Дорожка разделялась, он поехал направо и по длинной дуге подкатил к сияющим дверям главного холла. Тут тоже стояла охрана, один из них шагнул к машине, пока Тэллоу выбирался:
— Вы не можете здесь парковаться, сэр.
Тэллоу показал ему значок:
— Вообще-то могу.
— По правде говоря, сэр… — начал было охранник, но Тэллоу уже обходил машину, чтобы помочь выйти Эмили.
Охранник заметил ее и расстроенно сморщился. Голос оставался вежливым, а вот взгляд… о, Тэллоу хорошо знал этот взгляд — так смотрит человек, собирающийся повстречаться с ним позже и учинить что-нибудь средневеково-нецивилизованное. Сейчас охранник провожал его именно таким долгим, злым взглядом. Тэллоу с улыбкой передал Эмили сумочку и сэндвич. Взял ее под локоток и повел мимо охранника. И смерил его ответным взглядом — пустым и мертвым, как у акулы. Пусть подумает на досуге.
Сверкающее стекло входной двери разъехалось, пропуская Тэллоу и Эмили внутрь. Там он сразу заметил крепкого мужчину ростом чуть ниже себя, зато не в пример более накачанного. Мужчина разговаривал со стройным молодым человеком в лощеном черном костюме и телефонной гарнитурой в ухе. Через два шага Тэллоу разглядел скромный значок на лацкане пиджака молодого человека. «Спирпойнт».
Джейсон Вестовер приветствовал жену ласковым и добрым: «Ключи давай».
Эмили выудила их из сумочки и передала Вестоверу. Он бросил их молодому человеку. Тот кивнул Вестоверу с умеренным подобострастием, которое ныне заменяло поясной поклон, и быстро ушел.
— Вы детектив… Тэллоу, да? — проговорил Вестовер.
У Тэллоу по спине побежали мурашки. Что-то пошло не так. Совсем не так. Но… что?
— Так точно. А вот ваша жена, как видите, цела и невредима.
— Прекрасно, — сказал Джейсон Вестовер и протянул ей руку.
Прямо как за забытым на столике мобильником. Вестовер оглядывал женщину придирчивым взглядом хозяина, проверяющего, не разбилась ли бутылка, пока ее везли.
— Простите, что любопытствую, мистер Вестовер. Но чем вы занимаетесь?
— У меня компания. «Спирпойнт Секьюрити». Я ее основатель и владелец. А почему вы спрашиваете?
— Как и сказал — исключительно из любопытства. Нечасто случается, что человек может так быстро вырваться из офиса. Однако если этот офис принадлежит тебе, все гораздо проще, как я понимаю. Что ж, возвращаю вам вашу супругу в целости и сохранности. Откровенно говоря, мы замечательно с ней пообщались, очень приятно было с вами с обоими познакомиться.
— Вы очень любезны, — соврал Вестовер.
— Что ж, рад был помочь. Ваша супруга испытала сильное потрясение, и мне показалось, что садиться в таком состоянии за руль — не слишком хорошая идея. Я так понимаю, в этом здании есть врач? Что ж, неплохо было бы пройти осмотр. Стресс — гадкая штука. У него бывают неприятные последствия.
— Да, — сухо отозвался Вестовер, беря Эмили под руку и уводя в сторону. — Ну что ж. Благодарю, детектив. Мы вам очень признательны.
— Да, — пролепетала Эмили, стараясь не терять взглядом Тэллоу. — Спасибо.
Он улыбнулся так, чтобы она поняла: все в порядке. Улыбку она заметила. Что ж, действительно пора. Тэллоу пожелал супружеской паре доброго дня и пошел к выходу.
Двери перед ним разъехались с характерным звуком, но он остановился, чтобы посмотреть на Вестовера. Тот вел жену к лифтам и что-то напряженно и настойчиво ей выговаривал. Его свободная рука сжалась в кулак.
Тэллоу пошел к машине. Рядом все еще маячил охранник. Тэллоу снова улыбнулся и покачал головой:
— Я подвозил человека, который живет здесь, — сказал он. — Незачем так напрягаться. Я уже уезжаю.
— У нас тут свои законы, — заявил охранник, распрямляясь и выкатывая грудь колесом.
— Законы? — рассмеялся Тэллоу. — Свои законы? Ты реально считаешь, что тут не Нью-Йорк, дружище?
Охранник, к вящему удивлению Тэллоу, угрожающе шагнул вперед.
— Нет. Не Нью-Йорк. Здание просто стоит на его территории. А я здесь для того, чтобы все эти законы соблюдали. Дружище.
Тэллоу остановился. Охранник сделал еще один шаг.
— Послушай, — развернулся к нему Тэллоу. — Ты знаешь, какая между нами разница?
— Никакой, — заявил охранник. — Просто здесь я тебе буду говорить, что законно, а что нет.
— Нет, — покачал головой Тэллоу. — Разница есть. И она в том, что ты время от времени снимаешь гламурную форму с кевларовой прошивкой, про которую кто-то наверняка тебе напел, что она типа пуленепробиваемая, и оставляешь здесь большой длинный пистолет, из которого ты стрелял только по бумажной мишени, а потом надеваешь свою обычную одежду, берешь выходной и куда-нибудь идешь, как все нормальные люди. Правильно? А я — нью-йоркский полицейский. Я не живу, как все нормальные люди. И выходных у меня нет. Вообще. Так что когда ты повстречаешь меня на улице — а ты, я вижу, последние пять минут только и мечтал о таком, — задумайся об этом. Сильно задумайся и сам реши — нужно тебе подходить ко мне еще на шаг ближе или нет.
Охранник попятился.
— Хорошей смены, сэр, — сказал Тэллоу, сел в машину и медленно-медленно тронулся.
Нет, ему не понять, на фига люди свои сраные комплексы на него выплескивают…