Дома на Астуре и в Тускуле были двумя из примерно двадцати, находившихся к 45 г. до н. э. в собственности Цицерона в Италии. Некоторые из них были особняками. В Риме у него имелся большой дом на склоне Палатинского холма ближе к подножию, в нескольких минутах ходьбы от Форума, где по соседству жил весь цвет римской элиты, включая Клодию. Другие дома были разбросаны по полуострову, от Путеол на берегу Неаполитанского залива, где Цицерон устраивал обед и развлекал Цезаря и его многочисленную свиту, до более северной Формии, где у него была еще одна вилла на берегу моря. Некоторые из них были небольшими домиками для отдыха по дороге между дальними основными имениями, в них он мог остановиться на ночь, чтобы не ночевать в захудалых гостиницах или не напрашиваться к друзьям. Некоторые имения, как, например, в Арпине, были действующими фермами, даже при том, что на участке располагались роскошные виллы. Была и доходная собственность, предназначавшаяся для сдачи в аренду, как, например, низкого качества дома, из которых «даже крысы сбежали», и еще два больших и приносящих больше прибыли многоквартирных доходных дома, часть приданого Теренции, в 45 г. до н. э. были возвращены ей после развода.

Общую стоимость этого портфеля недвижимости можно оценить примерно в 13 млн сестерциев. С точки зрения простых римлян это было огромное состояние, достаточное, чтобы прокормить в течение одного года 25 000 бедных семей или обеспечить более 30 граждан минимальным состоянием, обязательным для выдвижения на должность. Но это не давало возможности Цицерону оказаться в компании сверхбогатых. Рассуждая о сумасбродстве расточительства, Плиний Старший засвидетельствовал, что в 53 г. до н. э. Клодий купил почти за 15 млн сестерциев дом Марка Эмилия Скавра, одного из друзей Цицерона и полководца в армии Помпея, заработавшего сомнительную репутацию в Иудее в 60-х гг. до н. э. Руины фундамента этого дома предварительно опознаны также на склоне Палатина, возле того места, где до сих пор стоит триумфальная арка Тита. В здании было около пятидесяти небольших комнат и ванна, возможно, для рабов; ранее археологи уверенно и неправильно определили сооружение как бордель в центре города. Из более высокого разряда выделялась собственность Красса, оцениваемая в 200 млн сестерциев, – с таким состоянием он, безусловно, мог содержать частную армию (см. с. 28).

Несмотря на вдохновенные усилия, надежно опознать не удалось ни один из домов Цицерона. Тем не менее какой-то образ возможно составить благодаря его письменному наследию, в котором сохранились и планы всевозможных улучшений, а также на основании археологических остатков современных ему построек. Богатые жилища римской элиты времен поздней Республики на Палатинском холме по большей части сохранились плохо по той простой причине, что в течение I в. поверх них стали воздвигать императорский дворец, который вскоре занял чуть ли не весь холм. Среди самых впечатляющих руин тех ранних сооружений числится так называемый Дом грифонов. Несколько комнат, по всей вероятности, цокольного этажа красивого дома начала I в. до н. э., с ярко окрашенными стенами и простой мозаикой на полу, отчасти проступают в конструкции Палатинского дворца. Похоже, что по отделке и планировке этот и другие дома Палатина не сильно отличались от гораздо лучше сохранившихся остатков жилищ в Помпеях и Геркулануме.

53. Фундамент надстроенных сооружений (справа) врубается в замечательную комнату в доме республиканских времен – в Доме грифонов на Палатине. Название дом получил по фигурам грифонов, рельефно выполненных в штукатурке; один из них виден на дальней стене. Мозаичный пол расчерчен простыми ромбами, стены раскрашены простой палитрой, имитируя мрамор. До недавнего времени археологи предполагали, что это был дом самого Катилины

Особенность жилища римской элиты – сенаторов ли в самом Риме, больших ли местных шишек в других городах – заключается в том, что они не были частными домами в современном понимании. Они не были местом, куда можно было спрятаться от общественного внимания. Конечно, существовали способы укрыться, например, в убежище Цицерона на Астуре или в более уединенных помещениях. Но во многих отношениях архитектура жилища римлян служила общественному статусу и репутации выдающихся граждан, при этом основная часть дел «проворачивалась» именно дома. Большая зала, или атрий, куда посетитель непосредственно входил через парадную дверь, была главным помещением. Обычно двухуровневый, с отверстием в крыше, атрий оформлялся так, чтобы производить сильное впечатление лепниной, фресками, скульптурой и прекрасным видом. Все это должно было служить фоном для встреч хозяина с зависимыми людьми, просителями, клиентами – от бывших рабов, нуждающихся в помощи, до тех делегатов из Теоса, которые перемещались из атрия в атрий, готовые «целовать ноги» римлян (с. 194–5, 197–9). В стандартном варианте позади атрия внутренняя часть дома имела вытянутую форму, там располагались дополнительные помещения для приема гостей, с обеденными зонами, гостиными, совмещенными со спальнями (cubicula), крытыми галереями и садами, если хватало места. Фактура стен везде соответствовала назначению помещений – от монументальной росписи до более интимных эротических сцен на панелях. Чем дальше допускался посетитель в глубь дома, в менее публичные зоны, тем он считался более уважаемым в семье. С друзьями и коллегами и вовсе собирались in cubiculo, как говорили римляне, в одной из тех маленьких частных комнат, где было спальное место, но которые в современном смысле спальнями не являлись. В таких комнатах, можно предположить, триумвират заключал свои тайные сделки.

Дом и его убранство играли важную роль в имидже. И тут важно было не перестараться: репутацию можно было испортить чрезмерной роскошью. Немалое удивление вызвало решение Скавра пристроить в атрии своего дома на Палатине несколько колонн из тех 380, которые он приобрел для оформления временного театра. Колонны были из лукуллова мрамора редкого греческого сорта, получившего название по имени человека, первым организовавшего его ввоз, – Луция Лициния Лукулла, предшественника Помпея в войне с Митридатом. Высота каждой колонны составляла 11 метров. Многим римлянам показалось, что Скавр перегнул палку, украшая свой дом с такой роскошью, более приличествовавшей публичному месту. Саллюстий был не единственным автором, видевшим в этом «мерзком своеволии» корень многих проблем Рима.

Несколько раз Цицерон в своих письмах делился заботами об убранстве своих домов, беспокоясь о том, чтобы они отражали его образ как человека высокого вкуса, ученого и знатока греческой культуры. Не всегда удавалось найти подобающие произведения искусства для решения этой задачи. Проблема, обеспокоившая Цицерона в 46 г. до н. э., нам, скорее всего, покажется проявлением суетности. Один из его неофициальных агентов приобрел для него в Греции небольшую коллекцию статуй, которая оказалась и чересчур дорогой (он объяснял, что на эту сумму мог бы купить новый домик), и не слишком подходящей к его замыслам. Например, там оказалась статуя бога войны Марса, тогда как Цицерон позиционировал себя как великого миротворца. Далее, коллекцию продолжали вакханты – разнузданная, экстатичная и нетрезвая свита, – что не позволяло украсить библиотеку в надлежащем стиле: нужны были, скорее, музы, а не вакханты, пояснял он.

54. План «Дома трагического поэта» в Помпеях дает представление о устройстве дома среднего достатка II–I вв. до н. э. Узкий вход расположен между двумя лавками (а), открывающимися на улицу, и ведет к основной зале, или атрию (b). Основная парадная гостиная (с) сообщается с атрием. Вне парадных помещений оказались обеденная зона (d) и маленький садик, окруженный колоннами (е). Были и другие небольшие комнаты, частично на втором этаже, среди которых – гостиные, совмещенные со спальнями, в которые приглашали самых близких гостей для обсуждения дел и проведения досуга

Дальнейшая судьба этих статуй нам неизвестна – может быть, удалось их распродать, как надеялся Цицерон, или они осели где-нибудь в кладовой одного из его имений. Этот эпизод наглядно показывает, что частные и общественные римские интерьеры «поглощали» предметы искусства, как подлинные древние, так и их копии, обеспечивая оживленную торговлю с Грецией. Материальные свидетельства этой торговли сохранились благодаря тем поставкам, которые не достигли своей цели: многочисленные следы крушений римских торговых судов издавна попадались ныряльщикам на дне Средиземного моря. Одна из самых удивительных находок связана с событиями примерно 60-х гг. до н. э., если судить по монетам. Корабль затонул на полпути между Критом и южной оконечностью Пелопоннеса, у острова Антикитера, отсюда современное название «антикитерское кораблекрушение». На борту затонувшего судна были бронзовые и мраморные скульптуры (среди них – одна особенная миниатюрная бронзовая фигура на вращающемся основании с заводным механизмом), роскошная мебель, изящные стеклянные и мозаичные чаши и самый знаменитый предмет – «антикитерский механизм». Это было сложное приспособление из бронзы с часовым механизмом, очевидно, помогающее предсказывать траектории движения планет и другие астрономические события. Еще достаточно далекий от первого в мире настоящего компьютера, хотя именно так его и нарекли, этот прибор, скорее всего, предназначался для библиотеки какого-то пытливого римского ученого.

Взаимоотношения многих выдающихся римлян времен поздней Республики со своим жилищем были довольно своеобразными. Цицерон и его друзья ощущали сильную связь со своим домом. Тщательно подбирались скульптуры и предметы искусства для атрия аристократических семей, где размещались также восковые маски предков (imagines), которые положено было надевать во время похорон. Для неосновных мест обитания некоторые делали копии масок. На стене атрия не редкостью было цветное фамильное древо, некоторые выставляли на обозрение трофеи, лучший знак доблести. И наоборот, если политический климат менялся, дом мог стать объектом агрессии вместо своего хозяина или дополнительной мишенью. Когда Цицерон отправился в ссылку в 58 г. до н. э., не только его имение на Палатине было разрушено Клодием и его сообщниками, но существенный урон нанесли и другим домам в Формии и Тускуле. И он не был первым, кто подвергся подобному наказанию. В начале длинной череды таких сюжетов, в почти мифические времена, приверженец решительных мер Спурий Мелий в середине V в. до н. э. был убит, а его дом сровняли с землей: его щедрость по отношению к бедным людям вызвала подозрения, что Спурий задумал стать тираном.

55. На некоторых статуях, поднятых после Антикитерского кораблекрушения, видны впечатляющие следы частичного разрушения. Как, например, на этой когда-то очаровательной скульптуре: одни части мрамора были разъедены, другие сохранились в первозданном виде – в зависимости от того, как произведение было расположено на дне и насколько толстым был защитный слой песка

С другой стороны, связь между семьей и домом была на удивление некрепкой. Не такой, как, скажем, в Англии, где аристократия придавала огромное значение преемственности во владении загородным имением. Римская элита постоянно что-то покупала, продавала, переезжала. Известно, что Цицерон был очень привязан к семейному имению в Арпине, но дом на Палатине он приобрел только в 62 г. до н. э. у Красса, который когда-то купил его, скорее, в качестве капиталовложения, чем для собственного проживания; а прежде на этом месте стоял дом Ливия Друза, где он был убит в 91 г. до н. э. Дом Цицерона в Тускуле переходил от Суллы к сенатору-консерватору Квинту Лутацию Катулу, затем к богатому отпущеннику, от которого осталось только одно имя – Веттий. Веттий владел домом 25 лет до того, как его купил Цицерон в начале 60-х гг. до н. э. По-видимому, маски предков извлекались из ниш атриев в случае продажи дома, упаковывались и переезжали на новое место жительства. Однако, как ни странно, существовала традиция военные трофеи оставлять в доме, и семейство, к которому принадлежал их добытчик, не забирало их в новый дом. Критикуя Марка Антония, Цицерон ставил ему в вину, что он жил и куролесил в доме, который когда-то принадлежал Помпею и где над входом остались ростры с захваченных кораблей (вероятно, во время антипиратской кампании).

Такая практика смены местожительства вызывает немало серьезных вопросов. Задействованные суммы были очень велики. В 62 г. до н. э. Цицерону пришлось заплатить около 3,5 млн сестерциев за его новый дом на Палатине, при этом нет почти никакой информации о том, как эта процедура была организована. Что-то не верится, чтобы цицероновы рабы нагрузили наличностью несколько тележек и возили их по улицам Рима в сопровождении вооруженной охраны. Расчет мог осуществляться либо с использованием золотых слитков, что по крайней мере потребовало бы меньше тележек, либо, что более вероятно, с применением какой-то системы ценных бумаг или облигаций. В последнем случае нужно предположить, что экономику Рима поддерживала довольно сложная банковская и кредитная система, о которой остались только едва уловимые сведения.

Или если еще шире взглянуть: откуда все эти деньги появились изначально? Вскоре после покупки дома на Палатине Цицерон шутил в письме к другу Публию Сестию, что настолько был по уши в долгах, что готов участвовать в любом заговоре, лишь бы приняли, – ироничный намек на прошлогодний заговор Катилины. Кредиты, конечно, составляли некоторую часть денежного потока, но долги надо было возвращать, и желательно поскорее. Цицерон, к примеру, очень хотел отдать долг в почти миллион сестерциев Юлию Цезарю до того, как разразится гражданская война и выплачивать будет затруднительно. Так каковы были источники дохода Цицерона? Как получилось, что он превратился из достаточного богатого человека на местном уровне в очень богатого, хотя и далеко не богатейшего, гражданина в Риме? Некоторые подсказки, разбросанные в его письмах, могут помочь отчасти составить картину.

Начнем рассуждения от обратного. Нет никаких свидетельств интереса Цицерона к коммерческой деятельности. Строго говоря, сенаторам вообще запрещалось заниматься торговлей с заморскими территориями, а благосостояние римской элиты официально и традиционно связывалось с землей. Тем не менее некоторые семьи сенаторов косвенно получали доход от коммерческих предприятий, используя либо родственников несенаторов, либо отпущенников как подставных лиц. Один из самых красочных примеров – семейство того же Публия Сестия, сенатора, с которым Цицерон шутил о своих долгах. Тысячи винных амфор начала и середины I в. до н. э. со штампом «SES» или «SEST» были найдены по всему Средиземноморью, от Испании до Афин, особенно в Южной Галлии, где в результате одного только кораблекрушения возле Марселя было выброшено около 1700 амфор. Это явные следы интенсивной экспортной деятельности, связанной с кем-то из семьи Сестиев, у которых были имения около североитальянского города Коза, где было обнаружено еще одно скопление аналогичных амфор с теми же штампами. Кто бы ни стоял у руля этого бизнеса, доходы, безусловно, оседали и в карманах Сестиев-сенаторов. Но в случае с Цицероном нет никаких намеков на участие его в делах такого рода, не считая нескольких снобистских колкостей, пущенных недругами в его адрес (ошибочных, между прочим), о прачечных его отца.

36. Место кораблекрушения под Марселем было исследовано в 1950-х гг. командой ныряльщиков под руководством Жака Ива Кусто. Это только часть партии амфор из Италии, которую перевозил утонувший корабль

Часть доходов Цицерона, вполне традиционно, поступала от аренды и от сельскохозяйственной продукции его угодий плюс доходы от недвижимости, входившей в приданое Теренции. Но у него было еще два существенных источника. Во-первых, это наследство от людей, не приходившихся ему родственниками. Цицерон утверждал, что в 44 г. до н. э. он получил таким образом огромную сумму в 20 млн сестерциев. Сейчас невозможно установить всех жертвователей. Большая часть этих наследств были, скорее всего, формой благодарности, их оставляли Цицерону разбогатевшие вольноотпущенники или клиенты, которых он удачно представлял в суде. Римским адвокатам было строго запрещено получать плату за свои услуги, и про Цицерона правомерно говорилось: единственное, что он зарабатывал на ведении громких дел, – это публичную известность. Однако находились и различные способы скрытой платы. Публий Сулла, племянник диктатора, вряд ли изобрел нечто оригинальное, когда в благодарность за успешную защиту в суде одолжил Цицерону 2 млн сестерциев на покупку дома на Палатине и так и не потребовал возврата долга.

Во-вторых, другим источником средств для Цицерона была провинция. Хотя он и гордился тем, что ни разу не нарушал закон в целях обогащения за счет провинциалов, что, скорее всего, правда, Цицерон оставил Киликию в 50 г. до н. э. с 2 млн сестерциев в местной валюте. Как это ему удалось, доподлинно неизвестно: возможно, это был результат экономии на служебных расходах плюс прибыль от его маленькой победы, в том числе от продажи пленников в рабство. Вместо того чтобы везти все эти деньги с собой в Италию, Цицерон по дороге домой вложил их в компанию откупщиков (publicani) в Эфесе, что, очевидно, предполагало какую-то форму безналичного перечисления денежных средств. Однако гражданская война разрушила долгосрочные планы, которые были у Цицерона связаны с этой суммой. В начале 48 г. до н. э. военный фонд Помпея пытался привлечь все деньги, какие мог достать, и Цицерон согласился одолжить ему свои 2 млн сестерциев (чем отчасти объясняется его вызывающее поведение в лагере Помпея). Нет никаких сведений о возвращении этого долга. Доход от войны с иноземным врагом, равно как и многие другие, пошел в итоге на финансирование войны римлян против римлян.