Горе постигло Цицерона почти сразу после вступления в новый брак. Туллия умерла, родив сына от Долабеллы. Эта беда совершенно вывела Цицерона из строя, и он скрылся в своей усадьбе на маленьком островке Астура к югу от Рима. Его отношения с Туллией всегда были очень близкими, даже слишком близкими, как утверждали некоторые враги, распространяя дикие слухи: излюбленная тактика римлян – обвинять оппонентов в сексуальной распущенности. Во всяком случае, к ее младшему брату Марку отец не был так благосклонен; Марк, помимо прочих недостатков, еще и не проявил должное рвение к интеллектуальным занятиям, в частности к лекциям по философии, когда отец специально отправил его в Афины. Со смертью Туллии Цицерон, по его словам, утратил единственную нить, которая привязывала его к жизни.

Деторождение было опасной обязанностью. Роды были основной причиной смерти молодых римлянок, от жен сенаторов до рабынь. Имеются сведения о тысячах смертей, от широко известных случаев, таких как Туллия и жена Помпея Юлия, до простых женщин по всей империи, о чем остались надписи на надгробных камнях, составленных скорбящими мужьями и родными. В Северной Африке муж написал о жене: «Прожила 36 лет и 40 дней. Это были ее десятые роды. На третий день она умерла». Другой муж, живший на территории нынешней Хорватии, поминает «подругу по рабству», которая «страдала от мучительных родовых схваток в течение четырех дней и не родила, и так она умерла». Для полноты понимания: значительно более поздняя статистика свидетельствует, что каждая пятидесятая женщина умирала от родов с тем большей вероятностью, если роженица была очень молодой.

К летальному исходу приводили многие осложнения, возникавшие при родах, с которыми современная западная медицина научилась справляться, – от кровотечения до застревания плода и инфицирования. Отсутствие больниц, в которых в Европе Нового времени инфекции легко передавались от одной роженицы к другой, в какой-то мере уменьшало риск заражения. Большинство женщин прибегало к услугам повитух. В особых случаях требовалось медицинское вмешательство, которое часто лишь увеличивало опасность. Кесарево сечение, которое, вопреки современным мифам, не имело никакого отношения к Юлию Цезарю, использовали только для извлечения живого плода из умершей или умирающей матери. В случаях, когда плод полностью застревал, некоторые римские врачи предлагали ввести нож непосредственно в тело роженицы и расчленить плод в матке. Эту процедуру мало кому из римлянок удалось пережить.

Беременность и разрешение от бремени составляли большую часть жизни женщин, даже тех, которых римские авторы нарекли беззаботными распутницами. Незначительная часть из них, наверное, страдала от бесплодия или невынашиваемости. Если у супружеской пары не было детей, винили, разумеется, только женщин, и это было одной из распространенных причин для развода. Второй муж Туллии мог, согласно современным предположениям, потребовать развода только из-за того, что она не сумела родить живого ребенка до почти тридцатилетнего возраста. Большинство женщин, однако, на протяжении десятилетий из года в год вынашивали и рожали детей, не имея каких-либо надежных способов защититься от беременности, кроме воздержания. Существовало несколько кустарных и довольно опасных методов аборта. Продолжительное грудное вскармливание в какой-то степени защищало от последующих беременностей тех, кто не прибегал к услугам кормилиц, как это делали богатые матери. Предлагалось много рецептов противозачаточных снадобий и приспособлений, от абсолютно бесполезных (использование личинок, найденных в голове у определенного вида мохнатых пауков) до сколько-то эффективных (введение чего-либо липкого во влагалище). Но многие усилия были перечеркнуты тем фактом, что античная наука считала дни после прекращения менструации самыми благоприятными для зачатия, тогда как дело обстоит с точностью до наоборот.

Для новорожденных, благополучно появившихся на свет, наступало испытание не менее тяжкое, чем для их матерей. Тот, кто родился слабым или калекой, подвергался «экспозиции» (см. главу 4): его попросту выбрасывали в мусор. Нежеланных детей ждала та же участь. Есть свидетельства того, что девочек желали меньше, чем мальчиков, отчасти из-за приданого, которое для средней семьи могло стать существенной статьей семейного расхода. Сохранилось письмо на папирусе из римской провинции Египет с инструкциями жене в случае рождения мальчика воспитать его, а девочку – выбросить. Трудно сказать, насколько часто это случалось и каковы в точности были гендерные пропорции, однако обычай был достаточно распространенным, чтобы свалки в городах считались надежным источником бесплатных рабов.

51. Римская повитуха, запечатленная за работой, на терракотовой надгробной плите из порта Остия. Роженица сидит на кресле, повитуха спереди готовится к принятию новорожденного

Жизнь детей, которых растили в семьях, оставалась полной опасностей. По самым оптимистичным подсчетам, основанным преимущественно на более поздних сопоставимых данных по населению, дожить до десяти лет удавалось только половине маленьких римлян: смертельными для них были разнообразные недуги и инфекционные заболевания, от которых сейчас дети не умирают. Это означает, что при низкой средней ожидаемой продолжительности жизни, равной примерно 25 годам, ребенок, доживший до десяти лет, мог все же рассчитывать на почти такую же продолжительность жизни, как мы сейчас. Опираясь на те же данные, можно ожидать, что у десятилетнего римлянина в среднем оставалось сорок лет жизни, а у пятидесятилетнего – пятнадцать. Старики в Древнем Риме были не такой уж редкостью. Высокая детская смертность сказывалась на количестве беременностей и размерах семей. Чтобы поддержать уровень воспроизводства населения, каждая женщина в среднем должна была выносить пять или шесть детей. В реальности этот показатель приближался к девяти, учитывая другие факторы, например бесплодие и вдовство. Вряд ли это способствовало эмансипации.

52. Античное римское вагинальное зеркало, удивительно похожее на современное. Однако представления древних римлян о строении женского тела и репродуктивных циклах в корне отличались от наших – и в вопросе о том, как происходит зачатие, и в том, когда можно его предотвратить (или ему поспособствовать)

Как эти особенности рождаемости и смертности влияли на эмоциональный климат в семье? Было время, когда считалось, что из-за такого количества умирающих детей родители старались к ним не привязываться эмоционально. В римской литературе и в сказках существовал устрашающий образ отца, демонстрировавшего власть над детьми, а не сострадание к ним: среди суровых отцовских наказаний не исключалась и смертная казнь ослушнику. Однако практически нет свидетельств таких отношений в реальной жизни. Правда и то, что новорожденный не считался полноценным человеком, пока не было окончательно решено, что его оставляют и будут воспитывать, то есть пока он не был формально принят в семью. Этим отчасти можно объяснить довольно безразличное отношение к тому, что сейчас бы назвали детоубийством. Однако тысячи трогательных эпитафий, оставленных родителями своим маленьким отпрыскам, уж точно не свидетельствуют об отсутствии эмоций. «Моя маленькая куколка, моя дорогая Мания похоронена здесь. Всего несколько лет мне было дано дарить ей свою любовь. Ее отец теперь плачет без конца», – такие стихи оставил на надгробии в Северной Африке скорбящий отец. Цицерон в 45 г. до н. э. тоже непрерывно скорбел после смерти Туллии, запечатлевая свое горе и планы по увековечению памяти о ней в замечательной серии писем к Аттику.

О смерти Туллии почти ничего неизвестно, кроме того, что это произошло в загородной усадьбе Цицерона в Тускуле, возле Рима, и не осталось никаких подробностей о похоронах. Цицерон почти сразу уединился на Астуре, где перечитал всю философскую литературу, какую смог достать, о потере и утешении и даже начал писать для себя трактат о тяжелой утрате, пока не принял через несколько месяцев решение вернуться в дом, где Туллия умерла: «Мне думается, я одержу победу над самим собой и из Ланувия направлюсь в тускульскую усадьбу; ведь или мне следует навсегда отказаться от того владения, или…» К этому времени он нашел своим страданиям выход, созидая мемориал, который должен был стать не надгробием, а святилищем или храмом (fanum на латыни имеет исключительно религиозный смысл). Его захватили заботы о поиске места для храма, о его воздвижении и последующем уходе за ним. Вскоре он присмотрел для строительства имение в пригородах Рима, возле Ватикана, и уже заказал нескольких колонн.

Целью Цицерона, по его словам, был апофеоз Туллии. Он, вероятно, имел в виду увековечение в каком-то общем смысле, а не подлинное превращение умершей в божество. Тем не менее это еще один пример того, какая нечеткая граница отделяла в представлении римлян смертных от бессмертных, и того, как значимость и важность человеческих существ можно было выразить, наделив их божественными атрибутами. Есть, однако, доля иронии в том, что на фоне возрастающей обеспокоенности Цицерона и его друзей богоподобными почестями, воздаваемыми Цезарю, Цицерон хлопотал о придании своей умершей дочери некоего божественного статуса. Проект, впрочем, так и не был осуществлен: вся территория Ватикана была охвачена градостроительными планами Цезаря, и участок, выбранный Цицероном, оказался недоступным.