«Пятьдесят три года», выделенные Полибием, охватывают конец III и начало II вв. до н. э. Хотя римляне впервые столкнулись с «заморским» врагом за 60 лет до того: Пирр, царь области на севере Греции, в 280 г. до н. э. переправился в Италию, чтобы поддержать город Тарент в борьбе против римлян. Его самоироничная шутка «Еще одна такая победа, и я останусь без войска» легла в основу известного выражения «пиррова победа», которое означает, что непомерная цена победы превращает ее в поражение. Это комплимент римлянам, а ведь Пирр оказался для них крепким орешком. Считается, что Ганнибал помещал Пирра вторым в списке величайших полководцев после Александра Македонского. Судя по задушевным анекдотам и историям с его участием, Пирр был чем-то вроде очаровательного балаганщика. Он первым шутки ради притащил в Италию слонов и попытался шокировать римского гостя, правда, безуспешно, представив из-за занавеса одного из своих гигантов. Это первый персонаж римской истории с достоверным человеческим лицом.

30. Этот скульптурный портрет Пирра, выполненный более чем через 200 лет после его смерти и найденный на богатой вилле недалеко от Геркуланума, весьма вероятно опирается на прижизненное изображение. Существует и несколько более ранних изваяний римлян или их врагов, но ни одно из них не было надежно идентифицировано. Это первое достоверно историческое лицо в истории Древнего Рима

В течение всего периода от вторжения Пирра до 146 г. до н. э., когда были разрушены два города – Карфаген в итоге так называемой Третьей Пунической войны (от латинского Punicus, «карфагенянин») и почти одновременно богатый греческий Коринф, – не прекращались военные действия между римлянами и их противниками на полуострове и за его пределами. Один античный историк за весь период выделил единственный мирный год – год «консульства Гая Атилия и Тита Манлия» (235 г. до н. э.).

Самыми известными и опустошительными были первые две Пунические войны с Карфагеном. Первая длилась более 20 лет (с 264 г. по 241 г. до н. э.), разворачивалась в основном на Сицилии и в окружающих морях, за исключением одной злосчастной вылазки римлян в карфагенские земли, в Северную Африку. В результате римляне обеспечили себе контроль над Сицилией, а затем через несколько лет и над Сардинией с Корсикой, хотя следует сделать поправку к преувеличенному сообщению в эпитафии сыну Барбата о том, как он «взял войною Корсику». После недавней сенсационной находки удалось поднять со дна Средиземного моря обломки кораблей, погибших во время заключительного морского сражения между римлянами и карфагенянами. Недалеко от сицилийского берега, возле места, где два флота должны были встретиться, подводники-археологи, проводившие здесь исследования с 2004 г., обнаружили несколько бронзовых таранов с затонувших военных кораблей, преимущественно римских, но и с одного карфагенского, а также не меньше восьми бронзовых шлемов, причем на одном из них следы пунических граффити, вероятно, процарапанных самим владельцем, и еще глиняную амфору, в которой, наверное, перевозили провиант (см. цв. вклейку, илл. 8).

31. Катастрофическому ходу событий Первой Пунической войны был дан героический поворот благодаря поступку Марка Атилия Регула. После поражения римлян в Северной Африке в 255 г. до н. э. карфагеняне отпустили Регула в Рим с посольством, чтобы предложить мир, взяв с него клятву вернуться в Карфаген. Однако, прибыв на родину, Регул отговорил сенат принимать какие-либо мирные условия и, сдержав свое честное римское слово, вернулся в Карфаген навстречу смерти. Эта картина XIX в. воссоздает сцену отъезда Регула из Рима вопреки мольбам его близких

Иным масштабом отличалась Вторая Пуническая война (218–201 гг. до н. э.), запомнившаяся героическим поражением Ганнибала. Карфагенский полководец совершил переход через Альпы со своими знаменитыми слонами, которые послужили больше как успешный пропагандистский ход, чем реальная военная сила; он заставил римлян нести на территории Италии огромные людские потери, особенно во время печально известной битвы при Каннах в южной Италии в 216 г. до н. э. После десяти с лишним лет военных действий власти Карфагена, не видя от этой затеи пользы и страшась вторжения Сципиона Африканского, отозвали Ганнибала из Италии домой. Однако неправильно считать эту войну только конфликтом Италии с Северной Африкой. Она началась со столкновения между римлянами и карфагенянами в Испании, и почти весь II в. до н. э. римляне не покидали театр военных действий на Иберийском полуострове. Угроза поддержки Ганнибала со стороны Македонии заставила римлян развязать серию войн в северной Греции, закончившихся поражением македонского царя Персея в 168 г. до н. э. (заслуга Эмилия Павла, кровного отца Сципиона Эмилиана) и установлением полного контроля над всей материковой частью Грецией.

Более того, в 220 г. до н. э. римляне ввязались в конфликт с галлами на дальнем севере Италии. Периодические рейды через Адриатику были отчасти вызваны преследованиями так называемых «пиратов» (общий термин для обозначения любых «врагов на кораблях»), которых поддерживали племена и царства на противоположном берегу, как, во всяком случае, заявлялось. А в 190 г. до н. э. под предводительством Сципиона Азиатского римляне окончательно разгромили сирийского царя Антиоха Великого. Антиох заслужил гнев Рима, всячески примеряя на себя роль Александра Македонского, расширяя область своего влияния, а хуже всего то, что он приютил у себя Ганнибала, ставшего изгнанником и проводившего, по рассказам, мастер-классы на тему «Как победить римлян».

Военные кампании для римлян были событиями, определяющими эпоху. Подобно тому как я только что проделала, римские авторы выстраивали изложение истории вокруг последовательности войн, давая им короткие запоминающиеся названия, которые часто закреплялись в исторической литературе вплоть до наших дней. Когда Саллюстий выбрал заголовок к своему историческому сочинению «О заговоре Катилины» или «Война против Катилины» (De coniuratione Catilinae или Bellum Catilinae), он отразил и отчасти спародировал римскую традицию рассматривать войны как организующий принцип описания истории. Это была традиция, уходящая в глубь веков. Сохранился отрывок из эпической поэмы Энния об истории Рима, где речь идет о «Второй Пунической войне», в которой он сражался в качестве римского союзника: это название было присвоено войне с Ганнибалом прежде, чем разразилась третья война с Карфагеном.

С экономической точки зрения римляне направляли огромные ресурсы на ведение войны и, даже выходя победителями, теряли невероятно много в живой силе. В этот период от 10 до 25 % взрослого мужского населения республики ежегодно служили в легионах – доля небывалая для любого доиндустриального государства и сопоставимая (в верхнем пределе) с призывом во время Первой мировой войны. При Каннах сражалось в два раза больше легионов, чем за восемь лет до этого при Сентине, что является надежным показателем возросшего масштаба конфликтов и сложности логистики для снабжения легионеров снаряжением, провиантом и гужевым транспортом. К примеру, при Каннах для прокорма армии римлян и союзников ежедневно расходовалось около 100 т только одной пшеницы. Невозможно было бы вообразить еще в начале века такой объем заказов, выполненных местными жителями, сосредоточение такого количества вьючных животных, требовавших увеличения объема провианта, который они перевозили на себе и часть которого съедали, и организацию такой сети сбора и распределения.

Сложнее подсчитать количество раненых и убитых: в античности не вели систематически счет убитых на поле боя, и ко всем цифрам на этот счет в древних текстах нужно относиться скептически как к результатам преувеличений, недопонимания и ошибок при переписывании средневековыми монахами. Ливий приводит суммарное число пострадавших римлян в битвах первой трети II в. до н. э. – то есть без массовых потерь от столкновений с Ганнибалом – 55 000 убитых. Это слишком мало. Похоже, сказывалась тенденция преуменьшать потери римлян из патриотических соображений. К тому же непонятно, были ли взяты в расчет союзники и жители Рима, и, возможно, Ливий не учел некоторые битвы и стычки, а также умерших от ран, которых, безусловно, было немало (античное оружие приводило чаще к ранению, чем к моментальной смерти; люди умирали позже от инфекции). Но этот расчет дает представление о цене, заплаченной одной только римской стороной за эти военные кампании. Потери среди побежденных еще труднее оценить, но можно предположить, что они были значительно больше.

Как бы ни была ужасна кровавая бойня, надо рассмотреть вопрос со всех сторон, в частности с точки зрения организации боевых действий и положения дел во внутренней политике, позволявшей осуществлять столь успешную экспансию. Не последнюю роль играли амбиции римлян и общая геополитическая ситуация в Средиземноморье, которая их подпитывала. Полибий создал в этом плане прекрасный путеводитель, но есть и другие красноречивые свидетельства современников, некоторые из них, выгравированные в камне, позволяют проследить развитие отношений римлян с другими народами. Сохранились записи посланников в Риме из небольших греческих городов, пораженных непривычной для них обстановкой. Нам и сейчас доступны подробные тексты договоров между Римом и другими государствами. Самый древний фрагмент, являющийся частью обширного соглашения, заключенного римлянами в 212 г. до н. э. с группой греческих городов, содержит конкретные предписания о том, как распределять военные трофеи между Римом и другими участниками: в большинстве случаев города и здания – грекам, движимое имущество – римлянам.

Для самого Рима завоевания обширных территорий влекли за собой существенные изменения. Революционные сдвиги в области литературы – только некоторая часть перемен. К середине II в. до н. э. военная добыча сделала римлян самыми богатыми людьми среди жителей известных им стран. Толпы пленных пополняли ряды рабов, которые трудились в полях, шахтах и мастерских, благодаря чему на порядок интенсивнее стали разрабатываться природные богатства, что привело к росту производства и всей экономики. Золото, полученное или украденное в богатых городах и царствах Востока, рекой текло в сокровищницу, устроенную в хорошо охраняемом основании храма Сатурна на Форуме. При этом золота еще оставалось столько, что хватило на участников сражений от знатных полководцев до новобранцев.

Римлянам было что праздновать. Часть вырученных средств была вложена в разнообразные новшества: портовые сооружения и обширные склады на Тибре, новые храмы в качестве напоминания о поддержке богов, обеспечивших победы и все это благополучие. Легко вообразить всенародное удовлетворение, которое испытали римляне, когда в 167 г. до н. э. их освободили от налогов: добыча была столь богата (не последнюю роль сыграли трофеи из незадолго до этого покоренной Македонии), что прямое налогообложение было приостановлено до возникновения экстренной надобности, правда, при этом некоторые специфические налоги оставались – например таможенные пошлины и налог на освобождение рабов.

Эти изменения привносили и смуту. Не одни только аскеты-моралисты предупреждали об опасностях хлынувшего богатства и «роскоши», как они это называли. Распространение власти римлян всколыхнуло волну споров и неразрешимых вопросов о месте Рима в мире, о том, кого считать римлянами, когда такая огромная территория Средиземноморья оказалась под их контролем, и где теперь лежала граница между варварством и цивилизованностью, и с какой стороны этой границы оказался сам Рим. Насколько римским был культ богини Великой Матери, введенный в конце III в. до н. э., когда римские власти радостно встречали ее символ, прибывший с гор Восточного Средиземноморья (территории нынешней Турции), торжественно поместив его в храме на Палатине в сопровождении спутников богини – длинноволосых жрецов, прошедших через ритуал самооскопления и самобичевания?

Иными словами, победы породили проблемы и парадоксы. При этом понятия «победившие» и «проигравшие» странным образом потеряли определенность. Эти неопределенности проявились в описании битвы при Каннах во время Второй Пунической войны. До нас дошли детали военной стратегии и тактики, подробности реального древнего сражения, но для Полибия – и, возможно, Ганнибала – осталось загадкой, как самое позорное поражение Рима оказалось в некотором смысле свидетельством его невероятной силы.