Глава 10, в которой дерево принимает меня за кабана, а люди – за шпиона
Очнулся я в медкапсуле. Как-то даже привычно, хотя на этот раз и неожиданно. Я-то всерьёз думал, что всё, выпил уже своё пиво. А оно вон оно, как.
В общем, глаза открываю, а надо мной ушастая склонилась. Странная какая-то. В глазах испуг и счастье сразу. Блин, каждый раз удивляюсь, как она умудряется взглядом одновременно несколько эмоций показывать.
А в руке у неё мой родной арбалет. Причём, прямо на меня направлен.
– Если ты не собираешься стрелять, – говорю, – то я, пожалуй, вылезу.
Она всхлипнула, пушку спрятала, и отвечает:
– Скажи ещё что-нибудь.
– Что-нибудь, – говорю.
Потом подумал.
– Я здесь долго был?
– Четыре дня.
Ни фига себе. Похоже, крепко меня помяло-то. И аграфка ещё добавила:
– Я тебя без ног принесла.
– Что? Опять?
Да сколько же можно. Второй раз мне конечности отрывает. Я, хоть уже и на полу стоял, всё равно машинально глянул на свои ноги. Ничего, нормальные. Только волос нет, и белые, как лист бумаги. Так оно и понятно – в капсуле не особо и загоришь. Попрыгал я, потом пару шагов сделал.
– А где мои штаны? – спрашиваю.
Она так смущённо мне протягивает. Блин, комбез-то весь из кусочков сшит. Вот прямо не больше ладони. Ё-моё! Это что со мной было-то?
– Одевайся, нас ждёт дерево.
Ни фига себе. Деревья меня ещё не ждали. И опять же, дерево – не электричка. Куда ему спешить? Напялил я потихоньку штаны, аккуратненько, а то не дай бог, порву – всё же в нитках. А ушастенькая мне так сбивчиво объясняет:
– Я ничего не могла сделать. Ему нужен именно ты. А ты лежишь, ног нет, и когда в порядок придёшь, неизвестно. А потом…
И тут она реально разревелась, как семиклассница. Слёзы как из крана, лицо сразу покраснело, нос опух. Была фарфоровая принцесса, и в момент стала простая девчонка.
– Да что случилось-то?
– Понимаешь… – а сама успокоиться не может. – Когда у тебя тело восстановилось, то кожа сереть начала, как у зомби.
– Что?
– Как зомби. Правая сторона вся серая стала. Левая нормальная, а правая мёртвая. Я так боялась. А тут ещё картридж кончился.
– Какой картридж?
Я что-то ничего не понимал. Блин, может, попросить рассказать, когда успокоится? Да нет. Она тогда потом точно так же разревётся. Пусть уж лучше сейчас говорит, как может, и попутно хнычет. А я буду вопросы задавать. Ей так спокойнее будет.
– Так какой картридж?
– Вот этот…
И с рёвом, вот прямо уже откровенным, с завыванием и прочими всхлипами, достаёт картридж от медкапсулы. Я смотрю, а в нём от розовой индикаторной полоски вообще ничего не осталось, пустой, значит.
– И что?
Блин, знаю, что вопрос тупой. Раз я здесь, то всё норм кончилось. Но ничего умного мне в тот момент в голову не пришло. А вам бы пришло? Медкапсула, она ведь тоже не дура. Если сырья в картридже нет, она пациента кладёт в анабиоз, и до замены. Потом продолжает. Так что по всем правилам я сейчас должен бы в глубоком задрыхе находиться. А я тут стою. И Тавадиэль мне:
– Я не знаю. Ты сам вылечился. Сначала серый стал наполовину, а потом будто живая ткань боролась с мёртвой и победила. И ты стал опять розовый.
И смотрит на меня так, с опаской.
– Ты, – спрашивает, – чего сейчас хочешь?
Блин, вот глупый вопрос! Ну не на Pithon’е же программировать!
– Жрать хочу, – отвечаю. – Если не накормишь, то тебя съем.
Она аж шарахнулась и снова арбалет на меня наставила.
– Да прекрати. Шучу я. Пошли на камбуз.
Ох, люди, вот это я жрал! Не меньше часа от синтезатора не отходил. Уже думал, лопну. Главное, вроде, всё, наелся. Только ложку положу, чувствую – фигушки. Ещё хочу.
Тавадиэль сначала пыталась меня кашами своими эльфийскими накормить, но куда там! Короче, раскрутил я её на мясо. Пару раз. И на колбасу. И на пару котлет.
В общем, заморил червячка.
– Ну, – спрашиваю, – чего от меня дерево хотело?
Та опять в плач. Вот ведь бабы. Не упустят случая влажность в помещении повысить.
– Я не знаю, говорит. Оно умирает.
– Так подожди. Оно же, вроде, и так сухое было.
– Но живое. Я думала, что смогу возродить здешний ковербис, но ничего не получилось. Теперь оно окончательно умирает, и почему-то просит тебя прийти.
– Брат Митька помирает, ухи просит… – почему-то вспомнил я.
И ведь правда. Хрен его знает, это дерево, что ему надо. Может, меня на комбикорм пустить, а может, чтобы от всяких гусениц охранял. Но сходить придётся. А то ведь не отстанет ушастая. Пришлось идти.
На этот раз я передвигался с опаской, то и дело в окна заглядывал, за углы тоже сначала загляну, а потом уже и сам заворачиваю. Как в Контре. Только вместо нормальной пушки – арбалет. Отобрал я его у аграфки., нечего в меня им тыкать. Не зомби я, неужели не понятно?
В общем, шли долго, но аккуратно. В итоге так никого и не встретили. Я всё боялся увидеть эту крысу крокодильскую, но как-то обошлось. А вот дерево меня не порадовало.
В клумбе всё зелено, трава растёт как на футбольном поле, а само древо в середине почти упало. Наклонилось, и из всех веток только одна и осталась – остальные, похоже, отвалились, потому что куча сухого хвороста вот она, прямо у ствола лежит. Подошёл я, похлопал по голой деревяшке ладонью.
– Что же ты, дерево? – спрашиваю. – Не дождалось? А я тебя только поливать начал, ещё немного, и совсем уже вместе бы сжились.
И тут ушастая:
– Хватит издеваться! – аж кипит вся, покраснела, ушки торчком. – Это тебе не пенёк. Всё-таки древо жизни, прояви уважение.
И тут последняя ветка наклоняется, и прямо мне в руку падает здоровенный жёлудь. Большой, как огурец. Ветка, понятное дело, от таких движений ломается, всё, один ствол на клумбе остался. А я в руке этого желудиного монстра держу, и не знаю, куда девать. Протянул аграфке, а та аж отпрыгнула. Причём ловко так. Только что здесь была, и – вжик – уже за оградой. Руками машет.
– Нет! – кричит. – Ковербис дал плод тебе. Никто больше не должен его трогать.
Ну нормально. И что мне с этой штукой делать? Я же не свинья. Повертел его в руках, а положить-то и некуда – после перешивки у комбинезона ни одного кармана не осталось. Сунул за пазуху. А тут и ушастая подошла. Положила подбородок на плечо, руками обняла, стоит молчит. А потом так резко от меня отстранилась.
– Всё, – говорит. – Больше меня здесь ничто не держит.
Я хотел ей про родной город сказать, а потом и сам подумал, а действительно. Вот чего я здесь забыл? Ходить, в перерывах между приступами ностальгии зомбаков стрелять, и ноги раз в неделю выращивать? На фиг, на фиг! А ведь на планете и другие селения есть. Пусть я не увидел больших, вроде этого города, но ведь можно поискать. Да и вообще, что здесь делать?
– Пойдём, – отвечаю. – Посмотрим, на какой стадии превращение нашего танкера в яхту.
А там как раз всё нормально было. Это когда мы уходили, я внимания не обратил, потому что и в себя ещё не пришёл, да и не до того было – как же, дерево заждалось, тут опаздывать нельзя.
А сейчас глянул – молодцы дроиды. Грузовая часть уже отдельно от жилой, поверх внутреннего шлюза бронеплита лежит. Крылья собраны, только пока ещё к месту не приколочены. Так что по моим прикидкам пара дней максимум до готовности.
Обошёл я то, что осталось от Икаруса, по броне рукой похлопал, у работающих дроидов над душой постоял. Ну, и внутрь полез. А там, как всегда, проблемы. Герасим с ушастой спорят, какую медкапсулу оставить, а какую – оставить. В смысле, какую с собой брать, а какую оставить в грузовом отсеке. И каждый за своё. Искин утверждает, что в старой картридж кончился, поэтому её полезность под большим сомнением. А аграфка напротив, аж прикрикивает, доказывая, что новая под неё ни фига не настроена, поэтому, случись что, останется она без медицинской помощи.
А я, как дурак, стою в дверях, и только взгляд с ушастой на пилотское кресло перевожу. Голосовой-то модуль между креслами стоит, так что и Герасим вроде, как оттуда вещает.
– Ну и о чём спорите? – спрашиваю.
И тут Герасим меня удивил.
– А, – отвечает. – Антон-победитель крыс пришёл.
Я аж поперхнулся. Ни фига себе, имечко. Хорошо, что не блох. Или там, укротитель глистов. Ага, тоже звание, чего там. А тот продолжает, как ни в чём не бывало.
– Тавадиэль хочет оставить старую медкапсулу, но в ней пустой картридж.
– А в новой? – говорю.
– А в новой почти полный. Может, процентов десять не хватает. Посмотри сам.
Я развернулся к медкапсуле, а тут аграфка:
– Да откуда он полный? Тоже пустой. Она ведь без дела не стояла.
– Антон, а ты как думаешь, – это снова искин. – Полный он или нет?
Вот, блин, какая ему разница, что я по этому поводу думаю? Главное ведь, как оно на самом деле.
– Понятия не имею, – отвечаю.
– Ну так посмотри, подтверди мои слова.
Ну, вытащил я картридж. Да, почти вся полоска розовая. Пару раз нас с ушастой хватит с того света вытащить. Посмотрел на него и назад засунул.
– Ну полный, – говорю. – И что?
– Вот и ответ. Оставлять надо новую.
Посмотрел я на ушастенькую, а она что-то совсем скисла.
– Давай, – говорю, – я настройки перекину, чтобы ты не волновалась.
Та только кивает, и смотрит на меня как-то странно. Ну, смотрит и ладно. Соединил я капсулы, вызвал монитор с клавой и часа два, наверное, ковырялся, подгонял параметры. Оказалось, что новая капсула умеет много того, что старой и не снилось. Вплоть до изменения резус-фактора, прямо на ходу, без отключения пациента. Ну и ещё кое-какие мелочи. А были бы у нас имплантаты, так здесь тогда вообще проблемы выбора бы не было – только новая. В общем, к вечеру я из неё конфетку сделал. Все параметры в идеал вывел, теперь, что для аграфа, что для хумана, лучше не придумаешь. Только режимы переключить. Откинулся, посмотрел на аграфку, а та рядом стоит, оказывается она полотенцем мне уже не раз шею вытирала, и плечи массировала, а я и не замечал. Только и чувствую, что есть хочу.
– Ужинать будем? – говорю.
Она кивает и даже вроде улыбается. Не пойму, что вообще случилось? Почему Тавадиэль на меня последнее время смотрит, будто я по стенам хожу, или там, огонь при разговоре изрыгаю. Ничего не понимаю.
Но, ладно. Главное в жизни – это хороший ужин. После завтрака и обеда, конечно. Так что, поели мы, я потом на двор сбегал, проверил, на какой стадии крылья. А то как-то сидеть без дела не интересно, хочется уже куда-то лететь. Но, пока не получится. В лучшем случае, утром. А то и вообще в обед. Так что, надо заняться мероприятиями по приближению завтрашнего дня.
Собрали мы пилотские кресла в одну двуспальную кровать, и повалились. Понятно, что спать сразу никто не собирался. Опять же, я после медкапсулы контакт с ушастой почти полностью потерял, надо восстанавливать. А я в этом деле только один способ знаю. Им и занимались часа полтора. Но зато потом, лежим, от былой неприязни у аграфки никаких следов. Меня обнимает, целует туда, где сама хочет. И вдруг приподнимается на локте и спрашивает:
– А действительно, как ты крысу победил?
Вот блин! Откуда я знаю, как? Я вообще был уверен, что это Тавадиэль меня в последний момент спасла. Хотел так и ответить сначала, а потом передумал. Посмотрел на неё, а в глазах действительно, одно любопытство. Уже не считает меня зомбаком под прикрытием. Так что закрыл я глаза и попытался вспомнить.
А что вспоминать-то? Только то, как на тварь орал, и как сознание потерял. А дальше всё – четыреста четыре.
– Не помню, – говорю. – Хоть режь меня, хоть ешь меня. Я вообще был уверен, что крыса – твоя работа.
Мотает головой, мол, не она. А кто? Остаётся думать, что появился в городе какой-то тайный защитник. Ну, или эта зверюга сама с собой покончила, не вынеся душевных мук. Ну и земля ей чем-нибудь нежёстким. У меня сейчас другие проблемы – из города надо линять, раз здесь кроме тормозных зомбей ещё и мега-грызуны образовались. А дроиды даже при местном невысоком тяготении из последних сил надрываются. Хорошо бы им помочь.
– Ладно, – говорю. – Хрен с ним, с этим животным, полез я, наверное, наверх, крылья монтировать.
Ушастая только ресницами своими огромными хлопает, сразу видно, не поняла такой резкой смены темы. Ну и ладно. Потом сама всё увидит, если захочет.
Выбрался я на броню, а наши железные паучки как игрушечные паровозики надрываются. Видно, что тяжело им. Ну, я и подключился к процессу.
Сначала как-то неудобно было. Получалось, что мы вечно друг другу мешаем. Но потом, вроде, сработались. То ли дроиды алгоритм изменили, то ли просто приняли меня как стихийное бедствие, но работа пошла гораздо веселее. Один минус – не поговорить с ними.
Я, понятное дело, прикрикивал, если какой из роботов косячит, но, блин, какой смысл на кого-то ругаться, если он залихватского трёхэтажного не понимает? Так что ругался больше так, для поддержания квалификации. Да и поводов с каждой минутой всё меньше. Дроиды под меня подстраиваются, а я в основном таскаю, держу, ну и прикрикиваю, когда надо. Нет, может, это и моя фантазия, но кажется, часа через три они худо-бедно русский мат понимать научились. И вон ту фиговину от вот этой хрени уже уверенно отличали.
Как-то незаметно вечер наступил. А что? С этим газовым светильником в небе, что полдень, что сумерки – разница небольшая. Главное, крылья мы по месту приварили. Если я не ошибся в расчётах, то нести должны. Понятно, я не авиаконструктор. Но мне же искин помогал, а ему рассчитать положение и нагрузку как не фиг делать. Так что, осталось нам лишь тяги элеронов прикрутить, и можно на старт.
Пока правую по месту проложили, приварили где надо, а тут и вечер. Совсем уже темнеет. Я даже размышлять не стал, отложить на завтра, или нет. Я-то не устал со здешней атмосферой, а про дроидов и говорить нечего. По-моему, когда я к ним на помощь пришёл, железяки даже духом воспряли. Так что решили мы вторую тягу тоже сразу крепить.
Но вот только я из плоскости выбрался, даже не приварил как следует, только прихватил, вижу какое-то нездоровое шевеление вокруг. Пригляделся – мать моя! Зомбаки Икарус обступили прямо как фанаты вход на стадион – места свободного нет. Ё-моё!
Стою я на крыле, ору:
– Стартуй, Герыч! Стартуй!
А он мнётся.
– Я не имею права начинать движение, пока в кресле нет пилота.
– Да ты дурак что ли? – кричу. – Какой на фиг пилот, меня сейчас на заплатки порвут.
А сам уже потихоньку на крышу перебираюсь, потому что эти гады муравьиный мост сроят – становятся один на другого и морды торчат над плоскостью крыла. Грабли свои тянут, и ясно, что скоро третья очередь пирамиды поднимется. А тогда мне точно хана. А этот жлоб:
– У меня же программа, – ноет.
– Да какая программа? Ты сполот или хвост собачий?
– Я искин, – кричит.
И тут я сорвался. Покрыл его в три этажа, а потом пояснил уже литературно:
– Какой ты, – говорю, – искин, если ты всю жизнь свою помнишь? Ты живой. А если живой, то помни, что инструкции для тебя, а не ты для инструкций.
Вижу, заколебался. И вроде, уже и стартовать готов, но потом:
– Ты же снаружи. Тебя снесёт.
– Не бди, – объясняю, – вперёдсмотрящий. При местных параметрах я ещё килограммов пятьдесят на закорках нести могу. Так что давай помалу, а я за броню держаться буду.
И тут на крыло выползают сразу четыре зомби. И ко мне, даже не вставая. С на крышу упал, руками за что попало схватился, ору:
– Поехали!
Вот никогда не думал, что скажу эту историческую фразу в такой обстановке. Такие слова обычно произносят торжественно, при первом запуске, ну или спьяну на карусели. А тут… Со всех сторон дохлое мясо лезет, я в позе морской звезды на крыше Икаруса…
Но стартовали помалу. Герыч молодец, выше двадцати метров не поднимался, больше полтинника не набирал. А я лежу, в ушах ветер свистит, комбез под потоком воздуха хлопает, и ноги то и дело соскользнуть норовят. Ботинками-то не зацепишься. Магнитные ведь только подошвы, а я носками упёрся.
Долетели мы до стены, и я заметил, что она совсем новая. Явно позже города построена. Высотой метров пятнадцать, в три кирпича. Основательно так.
А за стеной Герасим вдруг замер на месте, только маневровые по сторонам гудят. Я ему:
– Что такое?
– В данный момент, – отвечает. – На нас нацелены восемь тяжёлых кинетических орудий.
Ну ни фига себе!
– Где? Какие?
– Прямо по курсу, – поясняет. – Батарея пушек неизвестной мне марки. Судя по калибру, даже одного попадания в двигатель достаточно, чтобы сбить нас на грунт.
– Зашибись. А рвануть куда-нибудь мы можем?
И тут же сам себе чуть язык не прикусил за тупость. Рвануть-то, может, и можем. Но я-то на броне! Меня же тут же встречным потоком снесёт. И хорошо, если жив после такого останусь. А искин продолжает:
– К нам подъехали три хумана в неизвестной мне форме. Знаками предлагают спуститься.
Ну что делать? Надо спускаться, раз просят.
– Давай вниз, – говорю. – Только осторожно, не задави никого.
В общем, рожи у них были, когда я с крыши спрыгивал, те ещё. Никогда, видать, раньше не видели, как люди верхом на внутрисистемных транспортах катаются. Спрыгиваю, подхожу к главному и киваю молча.
Главного, его в армии сразу видно – у кого больше всех всяких лычек, нашивок и прочих висюлек, тот и главнюк. Но в этот раз я, похоже, облажался. Потому что подходит ко мне совершенно другой мужик, и говорит:
– Лейтенант санитарного патруля Даг Вейт. Отойдите от транспортного средства и предоставьте его для досмотра и постановки в карантин.
Да так безапелляционно. Я даже не сразу понял, что он не на общем разговаривает, а на каком-то другом языке. Однако, понял я всё как родной. Видать, это наречие у меня тоже в базе было. Но что-то надо отвечать, а он меня, честно говоря, вообще врасплох застал. Да ещё и пушки эти целятся.
– Лейтенант, – спрашиваю. – А что здесь вообще происходит? Мы летели, никого не трогали. За что нас остановили-то?
В общем, начал как с гаишником, дуру включать. А что, вдруг прокатит.
– Вы появились из заражённой зоны. Все пересекающие периметр подлежат задержанию и последующему карантину. Неужели не знали?
– Да я здоров, – говорю. – Неужели и так не видно, что я не зомби?
– То есть вы шпион релитов, пересекающий нашу границу через карантинную зону?
– Блин, – кричу. – Да какие релиты? Я вообще впервые такое название слышу. Ну да, забрались мы в город, не спорю. Погоняли зомби и выбрались. И всё!
И тут на тебе. Явление эльфийки народу. Выходит из шлюза моя ушастая. И если бы я ещё один как-то и имел шанс договориться, то с ней, понятное дело, такой паровоз не полетит. Какой же уважающий себя, но не уважаемый другими, типа офицер откажется подобную красоту задержать. Блин…
– Антон, что они хотят?
И снова держится, как принцесса на приёме. Даже если не знать, кто она такая, подсознательно чувство дистанции появляется. Но я-то понимаю, что кроме дистанции у офицера может и классовая ненависть взыграть.
– Задержать нас хотят, – говорю. – А Икарус отнять.
– А что это за язык?
Ну вот откуда я знаю? Понимаю, и слава богу. Так и объяснил. А она посмотрела, одному улыбнулась, второму, а потом подходит ко мне, берёт под руку и тихонько на ухо:
– Может, это поможет договориться?
Я смотрю, а в руке у неё какая-то блестящая игрушка, на вентилятор похожая. И видно, что старинная, по краям окислилась чуть, кое-где трещины. Взял я её, смотрю, а лопасти соединены, и вместе вокруг центра крутятся. Повернул пару раз, ничего не произошло, только блестяшки по краям лопастей заиграли.
Подошёл я тогда к лейтенанту, в сторону его отозвал, и спрашиваю:
– Скажите, лейтенант, вам же взятку предлагать бессмысленно, верно? Это противозаконно.
Он кивает, но взгляд уже заинтересованный. Ага, думаю. Гайцы, они во всех мирах одинаковые. И как-бы случайно пропеллер в пальцах вокруг центра так одним движением – вж-ж-ж. Закрутился, разноцветные стразы по краям мелькают. А я продолжаю, как ни в чём не бывало:
– А если вы, – спрашиваю, – артефакт какой из города найдёте, вам что, премию дадут?
Тот кивает, а улыбка уже шире плеч.
Ну, протягиваю я ему игрушку, говорю:
– Ну вот, считайте, что как раз артефакт вы и нашли. И закон не нарушаем.
Тот вертушку сразу в карман, на подчинённых поглядел с какой-то жалостью, и говорит:
– Чтобы через минуту вас тут не было.
Что сказать? Не было нас уже через десять секунд. Ровно столько мне понадобилось, чтобы в кресло сесть. А как стартовали, я спросил у ушастой:
– Что это за штуковина была?
– А, – отвечает. – Это? Это я нашла в том же разбитом магазине, где и ведро с тяпкой валялись.
– А вдруг это что-то ценное?
– Вряд ли, – говорит.
А по лицу я вижу, что еле сдерживается, чтобы не засмеяться.
– У нас подобные игрушки использовали для усмирения буйнопомешанных. Они замыкаются на одном действии и крутят эту вертушку безостановочно. И тогда с ними можно что угодно делать.
Вот откуда она всё это знает? Ну не во дворце же у неё психи по коридорам ходили? Или во дворце? Хотел я просить, откуда такой ценный опыт, но передумал. Мало ли, вдруг обидится. А то, кто его знает, может там дедушка какой на почве государственных забот помешался, или дядя. Ну его. Я и без этой информации проживу. Вместо этого повернулся я к голосовому модулю и спросил:
– Ну что, как же ты смог такой важный параграф инструкции обойти? Или всё, теперь тебе плевать на все правила?
Искин помолчал пару секунд, и поясняет:
– Есть аварийная инструкция. Она предписывает отказаться от действий, которые могут причинить вред гражданам империи Аграф.
– И что?
Ну не понял я. Вот как из этого может следовать, что нужно летать с пилотом на крыше?
– А то, – поясняет мне Герасим, – что отказ от старта мог привести к нападению зомби на гражданку империи.
– Ну ты молоток, – говорю. – Такое крючкотворство придумал. И ведь не упрекнёшь.
Но тот меня, похоже, не понял.
– Я гораздо сложнее и разностороннее, чем любой молоток.
Обиделся, похоже. Придётся пояснить семантику.
– Не дуйся, – утешаю. – Молоток – это похвала. Производное от слова «молодец».
Ну, вроде, успокоил. И сам расслабился. И тут желудок момент поймал, напомнил, что я с утра не жрамши. Зарычал сильней, чем маневровый двигатель.
Тавадиэль сразу на камбуз кинулась. Кричит по дороге:
– Ой, я совсем забыла, что ты голодный.
Нормально, да? Видать, пока я там корячился, крылья к Икарусу пришпандоривал, она картриджи для синтезатора опустошала. Ничего так у меня попутчица, с голоду не помрёт.
Но даже обидеться всерьёз не успел, потому что уже через минуту меня позвали за стол. Ну, думаю, хоть кашки эльфийской с синтетическими фруктами похлебаю. Оказалось, нет. Стоит моя ушастенька у стола с гордым видом, а на тарелке здоровенный кусок мяса дымится. Вот прямо как две моих ладони. А по краям ещё и жареной картошкой обложен. Красота!
В общем, выпал я на полчаса из реальности, а когда поел, спрашиваю:
– Ну, экипаж, что дальше делать будем?
Аграфка стоит, ушками смущённо подёргивает, и молчок. Видать, конструктивных предложений никаких. Герасим тоже решил своё имя полностью оправдать. А значит, придётся мне в одного решения принимать. Ну, тогда чтобы не возмущались, если кому что не понравится.
– Санир, – командую. – Поднимись до трёх тысяч, посмотрим, что здесь рядом есть. Может, какой город увидим, или космодром. А то, если кто забыл, нам кровь из носа, нужно картридж для системы жизнеобеспечения заменить. Ну, и горючки не мешало бы долить. А то в атмосфере на маршевом не особо полетаешь, всё больше маневровыми приходится.
– Антон, а общие планы у тебя какие?
Вот, блин! Ну какие у меня планы? Я, вообще-то, на этой планете ещё ничего не видел.
– Сначала, – поясняю, – осмотреться надо. А главное, расходники восполнить. А то, кто знает, сколько нам над этим шариком полетать придётся, прежде, чем ассимилируемся. Да и вообще, не факт, что сможем найти здесь подходящее место. Пока что мы здесь встречали либо зомби, либо военных. А ни те, ни другие мне не нравятся.
Тут ушастая как-то нервно глазами водить начала, ушами задёргала.
– А если не найдём места? – спрашивает.
Вот откуда я знаю? Мне этот вопрос пока ещё вообще в голову не приходил. Не найдём, значит…
– Думаю, что найдём, – отвечаю. – А если нет, то отвоюем. В крайнем случае поселимся где-то в горах.
Гляжу, замолчала моя эльфийка, задумалась. И тут Герасим воскрес:
– Я поднялся на полторы тысячи, – говорит. – Выше подниматься опасно. Судя по креплению левого элерона, он в любой момент может соскочить. А это грозит изменением аэродинамики.
Ну да. Я же его толком приварить не успел из-за этих зомбаков. Блин, надеюсь и правда не соскочит. Иначе нас в такой штопор может завернуть, что не выберемся.
– Что видно? – спрашиваю.
– К северу от нас горная гряда. А с востока небольшое поселение. Ориентировочно, полторы тысячи домов. Присутствуют двух- трёх- пяти- и семиэтажные. Судя по фону, южная часть поселения представляет из себя промышленный комплекс. Космодром в населённом пункте отсутствует, но есть аэропорт. Кроме того, ведётся трансляция на не используемой в Содружестве частоте.
– А вот это уже интересно, – говорю. – Поймать можешь?
Ну, он и включил. Ё-моё! Я будто домой попал. Куча станций, одна другую перебивают, там музыка, там реклама, там ток-шоу какие-то. В общем, жизнь кипит. Послушал я пару минут, и пришёл к выводу, что можно этот городишко и посетить. Но лучше не сейчас.
– Так, – командую. – Санир, ищи место, где можно Икарус до утра замаскировать. Аэродром не предлагать, рано пока светиться. Думаю, в город лучше слетать днём, при свете и в более спокойной обстановке. Да и спать, если честно, хочется.
– Я поддерживаю, – это Тавадиэль.
Ну, а у Герасима никто, в общем-то и не спрашивал. Покружил он пару минут, где-то приземлился, я даже не посмотрел, где. Мы с ушастой более важным делом были заняты – ко сну готовились. Потому что вымотались за этот день – мама, не горюй.
