Глава 6
Когда Звоницкий очнулся, его глазам предстала поразительная картина. Сам он лежал на асфальте. Входная дверь попросту исчезла – там, где она совсем недавно находилась, зиял проем, а из проема вылетали какие-то черные хлопья и кружились в небе, создавая неповторимый готический колорит. По периметру двери плясали язычки огня, но слабенькие и неубедительные. Изнутри клиники доносилось громкое шипение, и в проем валила желтая веселая пена – это сработала система пожаротушения.
Над Звоницким возникло обеспокоенное лицо Любочки Тутышкиной, а рядом чумазая круглая физиономия Миши. Помощница что-то говорила, но Глеб ее не слышал.
Звуки вернулись внезапно – как будто кто-то повернул выключатель.
– …были без сознания двадцать пять минут. Что ж так долго «Скорая» не едет! Глеб Аркадьевич, вы меня слышите?
– Да, – ответил он чужим голосом, с трудом поднялся и тут же начал осматривать сначала своих помощников, потом себя. Удивительно, все были слегка контужены, перепачканы копотью, но целы и невредимы! И это притом что все трое находились в полуметре от эпицентра взрыва. Так не бывает!
К зданию клиники то и дело подъезжали служебные машины с мигалками и без, какие-то люди суетились возле входа. Мимо Глеба прошел кинолог с собакой. Собака повернула умную морду и посмотрела на Звоницкого, вывалив розовый язык.
– Люба, как долго я был в отключке? – спросил Глеб.
– Я же говорю – двадцать пять минут! – повторила мертвенно-бледная Тутышкина и платком вытерла копоть со лба начальника. – Уже все тут – и полиция, и эти, из ФСБ, только вот «Скорая помощь» никак не приедет…
– «Скорая» мне не нужна, со мной все в порядке, – сказал Звоницкий и посмотрел на испуганные лица Миши и Любы: – Что?
– Н-ничего себ-бе – в порядке, – стуча зубами, пробормотал Ежиков. – Мы д-думали, вы совсем т-того… как т-труп лежали.
Любочка обеспокоенно таращилась на шефа, как будто он вот-вот упадет в обморок. Глеб стиснул зубы и зашагал к группе полицейских, суетившихся у дверного проема.
– Добрый день. Кто здесь главный?
К нему повернулся средних лет толстяк в штатском – в белой рубашке с короткими рукавами и синих брюках со стрелками.
– Я – хозяин этой клиники. Могу я увидеть ваши документы? – Звоницкий решил не церемониться. Похоже, расследование уже шло полным ходом – вызрывотехник обследовал клинику в паре с кинологом, а девочка в форме снимала какие-то пробы с асфальта. – Майор ФСБ Кононенко, – прочел Глеб на мелькнувшем всего на секунду удостоверении. – А я – Глеб Звоницкий.
– Мы знаем, кто вы такой, – холодно произнес майор.
Глеб вздохнул. Так. Ясно. Уже навели справки, знают о взрыве – том самом, что прогремел семь лет назад у стен прокуратуры, и теперь привяжут одно дело к другому и будут думать, что для Звоницкого привычное дело, когда его вот так… взрывают.
– Это была «пустышка», верно? – предположил Глеб. – Никаких поражающих элементов, просто «пугач».
– Эксперты работают. Пока выясняем обстоятельства. Для выводов рановато, – неодобрительно покосился на него майор.
– Мне нужно войти внутрь, посмотреть, какие там разрушения, оценить ущерб, – произнес Звоницкий. При мысли, что разрушена его обожаемая клиника, которой он последние четыре года посвящал по двенадцать часов в сутки, Глеба охватила ярость.
– В помещение пока нельзя, работает кинолог. Могут быть другие взрывные устройства, – возразил Кононенко.
– Да бросьте! Если бы хотели прикончить, мы бы с вами тут не беседовали, – процедил сквозь зубы Глеб, повернулся и вошел в задымленное помещение.
Дым начал рассеиваться, и он с удивлением увидел, что повреждения не так уж и велики. Собственно, пострадали только дверь и стоявший возле нее стеллаж с историями болезней – Звоницкий дублировал архив и хранил бумажные документы, потому что однажды у него «полетели» все компьютеры. Теперь бумаги превратились в хлопья черного пепла, а так – клиника была цела. Куда больший вред нанесла противопожарная пена, но тут уж ничего не поделаешь. Зато оборудование – рентген, аппарат УЗИ и прочее – оказалось в полной сохранности.
Глеб обернулся, чтобы позвать в помещение Мишу и Любочку, и увидел то, отчего его сердце остановилось в очередной раз – овчарка кинолога села у двери второй операционной, и он прекрасно знал, что это значит.
– Назад! – скомандовал Звоницкий Любочке, выглядывавшей из-за спины, и сам вышел на улицу.
– Вы были правы, – сказал он, подходя к майору. – Извините меня. Там действительно второе взрывное устройство.
А вот это был уже не «пугач». Солидная доза пластита в оболочке, начиненной поражающими элементами. Количество взрывчатки было таким, что выжгло бы все живое в радиусе ста метров. Стоило кому-то из ветеринаров тронуть дверь второй операционной, и все они – и Миша, и Любочка, и сам Звоницкий – погибли бы на месте, превратились бы в такие же черные клочья, как истории болезней.
Чтобы обезвредить устройство, пришлось эвакуировать жильцов многоквартирного дома, на первом этаже которого размещалась ветеринарная клиника. И не сказать, что они были Звоницкому благодарны. Ветеринар то и дело ловил на себе косые взгляды жильцов и слышал угрожающий ропот за спиной.
Всех отогнали на безопасное расстояние. Народ не успел вынести никакого имущества и очень переживал по этому поводу. «У меня же там шуба, норка, всего один разик и надела!» – стонала какая-то тетка. «Молчи, дура, радуйся, что жива», – отвечал ее философски настроенный муж. Многие прижимали к груди пакеты с деньгами и документами, некоторые обнимали детей и домашних животных. Одна старушка судорожно сжимала кота – тот впервые за свою кошачью жизнь оказался на воле и теперь истошно орал. Звоницкий стиснул зубы. Именно он был виновником этого бедлама.
Самого Глеба Аркадьевича посадили в машину, и майор Кононенко вот уже полчаса вел допрос. С Мишей и Любочкой работали другие сотрудники.
Ветеринар механически, не задумываясь, отвечал на бесконечные вопросы следователя. Наконец ему это надоело, да и майору, похоже, тоже. Кононенко взглянул на него и сказал:
– Бросьте, Глеб Аркадьевич. Расскажите, как было дело. Это ведь не конкуренты-ветеринары вам такое устроили.
– Ладно, – кивнул Глеб. – Сейчас я вам расскажу одну историю. Только предупреждаю сразу – это будет звучать как полный бред. Сам бы я в такое ни за что не поверил.
И Звоницкий рассказал все с самого начала. Услышав про бородатого ниндзя, который пытался устранить его, нажав на секретные точки, майор поднял брови. Узнав, как Глеб очнулся в морге шестьдесят второй больницы, принялся подергивать ноздрями. А уж история про спецагента Арапова и террориста с позывным «Малик» заставила майора побагроветь.
– Я предупреждал, – кротко проговорил Звоницкий. – Звучит странно.
Майор вдруг выскочил из машины, хлопнув дверью, и принялся названивать по мобильному. Когда он вернулся, то выглядел уже немного поспокойнее. И на Звоницкого смотрел скорее с интересом.
– Ваш рассказ о пребывании в морге шестьдесят второй больницы полностью подтверждается, – сказал Кононенко.
Глеб пожал плечами.
– Возможно, и остальное тоже…
– Правда, а не бред контуженного взрывом, – услужливо подсказал ветеринар.
– …подтвердится, – закончил майор. – Относительно террориста с позывным «Малик» – непонятно, откуда вы могли об этом узнать, информация закрытая.
– Он что, действительно так… – Глеб замялся, пытаясь подобрать слова.
– Действительно, – не стал дожидаться Кононенко. – Достаточно сказать, что на него открыта Красная карта Интерпола.
Глеб присвистнул. Красную карту Интерпол выпускал только на особо опасных преступников, и любая страна, на территории которой преступник будет обнаружен, должна его экстрадировать, независимо от того, есть договор о выдаче или нет.
– Он идейный террорист или как? – поинтересовался Звоницкий. Этот вопрос начинал его волновать все больше. Малик выходил из тени, прямо на глазах превращался из фантазии истеричной Киры в живого, настоящего, увешанного оружием головореза.
– Скорее бандит мирового масштаба, – покачал головой майор. – Прикрывается радикальными исламистскими лозунгами, а сам банки грабит.
– Банки? – поразился Глеб. – Я думал, такие крупные фигуры сидят и ждут, пока им сбросят «бабло» на банковский счет сочувствующие соотечественники из Британии, к примеру.
– Этому нравится все делать самому. И головы резать, и взрывать.
Тут оба обернулись и посмотрели на клинику. Одетые в спецкостюмы взрывотехники как раз выносили обезвреженное взрывное устройство. Народ тянул шеи и пытался сфотографировать происходящее на мобильники. Аккуратные люди в штатском настоятельно рекомендовали им этого не делать.
– Значит, Малик действительно в Москве? – спросил ветеринар. Новость была… впечатляющей. Мало было Глебу своих проблем, так теперь он сделался объектом личной неприязни международного террориста, который имеет привычку лично резать головы и выкладывать видео в Интернете…
– Слушайте, а ведь я его видел! – вдруг сообразил Звоницкий. – Перед тем как он меня… вырубил, я успел его рассмотреть. Так что могу описать внешность вашего Малика.
Майор необычайно оживился, снова принялся куда-то названивать, а потом, сделавшись вдруг очень любезным, сказал:
– Сейчас мы с вами проедем, запишем ваши показания…
Процедура составления фоторобота оказалась необычайно долгой. Вроде бы Глеб хорошо запомнил лицо, которое, как он в тот момент искренне считал, будет последним, что он увидит в этой жизни. Но прошло часа два, прежде чем все части бородатой физиономии оказались подогнаны друг к другу. Зато теперь все было как надо – прямой нос, голубые глаза, густые брови и, само собой, борода.
Когда лицо на экране наконец сложилось, майор с сомнением проговорил:
– Вы уверены, что это именно он? Вообще-то о Малике достоверно известно только одно – он родом из Средней Азии. Мы знаем, что он сделал несколько пластических операций, но строение лица и тон кожи сложно изменить. А это – настоящий европеоид.
Сзади донеслось деликатное покашливание, и он раздраженно обернулся:
– В чем дело?
Сидевший за аппаратом сотрудник – крепкий мужик в белой рубашке без галстука – сказал:
– Это Валера Арапов. Я его знаю, учились вместе.
Глеб почувствовал, как жаркая краска стыда заливает лицо. Это же надо было так ошибиться!
– Очень жаль, – разочарованно вздохнул Кононенко. Видимо, мысленно уже провинтил в погонах дырочки под очередную звезду. – Остается только свидетельство жены этого Арапова, Костомаровой Киры. Группа уже выехала, ждем результата.
Но когда группа прибыла на место, квартира Костомаровых оказалась пуста. Вся семья исчезла в неизвестном направлении. Никто из соседей не видел, чтобы женщины с детьми покидали дом. Видимо, Кира решила уехать сразу же после разговора со Звоницким. Только Сережа, бессменно несущий свою вахту во дворе, мог что-то знать, но допрашивать человечка с жезлом было совершенно бесполезно – говорить он не умел.
У Звоницкого оставалась последняя ниточка, которая могла привести к разгадке, – его пропавшая ассистентка. Глеб рассказал майору обо всем – и об исчезновении девушки, и о ее странном звонке, и о том, какой смысл могло нести ее послание. Кононенко обещал, что, когда отсмотрит записи с камер торгового центра, сообщит Глебу, если там будет что-то важное.
Когда Звоницкий вернулся в клинику, взрывное устройство уже обезвредили, помещение обследовали, а жильцам разрешили вернуться в свои квартиры. Эксперты уехали. Машина с кинологом как раз отъезжала от здания клиники. Собака с важным видом восседала сзади, на Глеба она даже не посмотрела.
По приемной в растерянности бродили Миша и Любочка. У дверей толпились клиенты, опоздавшие к началу зрелища. Глеб понял, что пора принять руководство на себя – как обычно.
Для начала он вышел к хозяевам четвероногих пациентов, сообщил, что клиника закрыта по техническим причинам, и предложил прийти завтра. Вскоре толпа рассеялась.
– Ведра, тряпки в подсобке. Тете Маше я уже позвонил, – сказал Глеб своим коллегам. – Кроме того, я позвонил в фирму по изготовлению дверей «Двери-Ленд», они уже едут. Кто болен, слаб в коленках или травмирован случившимся, может отправляться домой. Если у кого-то есть желание помочь нам с тетей Машей привести клинику в порядок, милости прошу.
Любочка и Миша переглянулись и в два голоса принялись уверять Глеба, что они, конечно же, не бросят его в такую трудную минуту и с радостью помогут.
Прибыла тетя Маша – кругленькая пенсионерка, живущая по соседству. Четыре года назад Глеб нанял ее в качестве уборщицы и ни разу не пожалел. Тетя Маша поохала для порядка, а потом облачилась в синий халат, в котором начинала свою карьеру еще на швейной фабрике, и принялась за дело, бормоча себе под нос: «Подумаешь, взрывное устройство! Наше дело беспорядок устранить. Вот когда на швейной фабрике в восемьдесят пятом трубу прорвало, вот это было да…» Остальные кинулись помогать. Вскоре копоть, хлопья пепла и ядовитые лужи на полу исчезли без следа. От Миши было мало толку – студент развозил грязь и то и дело заглядывался на Любу, ловко протирающую окна.
Когда приехали ребята из фирмы по установке металлических дверей, клиника уже не напоминала место теракта. Парни в форменных комбинезонах сноровисто демонтировали жалкие остатки старой двери и установили новую, благо размеры проема были стандартными. Звоницкий решил не скупиться: новая дверь была ударопрочной, из негорючего материала, вдобавок оснащена телескопическим «глазком», напоминающим перископ подводных лодок – на случай, если Глеб останется в клинике после закрытия, как часто случалось.
Наконец уже к вечеру все было закончено. Уехали на своем грузовичке парни из «Двери-Ленд», ушла домой тетя Маша. Звоницкий и Люба остались одни. Ну, если не считать Миши Ежикова, прикорнувшего на кушетке.
Люба подошла к Глебу и чистой салфеткой провела по щеке ветеринара:
– У вас там пена…
Люба была высокой, ее макушка оказалась прямо перед носом Звоницкого. Голубые глаза смеялись, сочные губы призывно полуоткрыты. Глеб сам не заметил, как поцеловал Любочку. Та немедленно обняла ветеринара и прижалась к нему своим аппетитным телом. У Глеба мелькнуло воспоминание, что он по каким-то совершенно дурацким причинам не далее как вчера оттолкнул это загорелое чудо… но сегодня это было неважно.
Люба на минуту оторвалась от него и кивнула в сторону Ежикова, который мирно сопел на кушетке:
– Нам нужно сначала куда-то пристроить мальчика…
– Сейчас, – сказал Глеб, с большим трудом выпуская ее из своих объятий. Он подошел к Мише и легонько потряс за плечо: – Миша, просыпайтесь! Я отвезу вас домой, уже поздно.
– Мы отвезем, – уточнила Люба, склоняясь над студентом.
Миша, заморгав, сел на кушетке:
– Я что, заснул? Ой, извините, Глеб Аркадьевич, просто я устал… Домой? Да. Спасибо большое!
В машине Люба устроилась на пассажирском сиденье, и Мише пришлось ехать сзади. Студент зевал и виновато косился на шефа. Когда «Паджеро» затормозил у дома, где он проживал, Ежиков нерешительно спросил:
– А можно… это, можно я с вами?
– Нет, – твердо сказал Глеб. – Спасибо за помощь, Михаил. С меня причитаются премиальные – в качестве компенсации за моральный ущерб. Увидимся завтра, как обычно.
А Люба перегнулась через спинку сиденья и наградила студента поцелуем в лоб. Ежиков вздохнул и выбрался из машины.
Глеб тут же забыл о нем.
– У тебя есть шампанское? – промурлыкала Люба.
– Нет, но сейчас будет, – решительно произнес ветеринар и нажал на газ. В супермаркете он пробыл всего несколько минут – похватал шампанское, сыр, какие-то фрукты, протолкался к кассе и вскоре уже по-гусарски галантно помогал Любочке выйти из машины возле своего дома.
– А у тебя уютно, – сказала Люба, когда они захлопнули за собой дверь квартиры.
Глаза ее искрились в свете лампы. Глеб снова потянулся к ней, но тут прибежал Грязный Гарри и принялся скакать, лаять, тереться о хозяина и вообще демонстрировать все свои таланты – кажется, чокнутый пес пару раз даже перекувыркнулся через голову. Видимо, Люба ему тоже понравилась, и Гарри хотел произвести на нее впечатление.
Что ж, ему это удалось.
– Это еще что? – спросила Тутышкина, пытаясь отпихнуть собаку.
– А, не обращай внимания! – махнул рукой Звоницкий. – Это мой пес. На день рождения подарили. Сказали, аляскинский маламут… Фу, Гарри! Сидеть! Плохая собака!
– У тебя много животных? – удивилась Люба, подняв голову и обнаружив Феликса, который балансировал на карнизе занавески, с ироничной ухмылкой глядя на гостью. Мимика у кота была богатейшая.
– Нет, только двое – собака и кот. Люба, подожди, я их сейчас устраню.
Глеб усадил гостью в кресло и затолкал обоих домочадцев в свою спальню. Гарри немедленно принялся скулить, поэтому Звоницкий включил музыку, и погромче…
В два часа ночи романтическое свидание все-таки пришлось прервать. Грязный Гарри принялся так громко лаять, что в стену постучали соседи. Звоницкий тяжело вздохнул и выбрался из постели.
– Люба, прости! Проще вывести этого мохнатого негодяя на пятнадцать минут, чем терпеть его возмущение до утра.
Любочка лениво потянулась и кивнула:
– Ну, конечно, выйди с ним. А я пока в душ.
Глеб натянул майку, джинсы, всунул ноги в мокасины и свистнул Гарри:
– Идем, мерзавец!
Прогулка по ночному двору заняла не больше десяти минут. Грязный Гарри, конечно, был не прочь гулять до самого утра, но Глеб твердо пресек эти поползновения.
– Домой! – скомандовал он. – Спать до утра и видеть сны. И не мешать хозяину, а то тебя ждут репрессии…
Пока они гуляли, Любочка успела накинуть рубашку Глеба и организовать небольшой фуршет – красиво выложила в вазу фрукты, сыр, и даже открыла новую бутылку. Когда Глеб вошел, она сидела за столом, потягивая шампанское и томно поглядывая из-под длинных ресниц. Глеб понял, что можно рассчитывать на продолжение.
Однако стоило ему взять фужер, как на него налетел Грязный Гарри. Пес с размаху ударил хозяина под коленки, Глеб зашатался и, чтобы не потерять равновесие, ухватился за спинку кресла. Фужер упал на пол и с тоненьким звоном разбился.
– Гарри! Ты что себе позволяешь?!
Звоницкий с трудом загнал пса обратно в спальню и достал чистый бокал. Но Люба как-то неожиданно потеряла интерес к происходящему, и продолжения не последовало. Допив шампанское, она оделась и проговорила:
– Я, пожалуй, поеду, Глеб.
– Подожди, я отвезу тебя! – засуетился ветеринар, но Любочка его остановила:
– Нет, за руль ты не сядешь – слишком много выпил. Я вызову такси. Не провожай меня.
В некоторой растерянности Глеб стоял в прихожей, глядя, как гостья застегивает босоножки. Что он сделал не так? Неужели это Гарри все испортил?
– Увидимся завтра в восемь, как обычно? – спросил он, целуя ее на прощание.
– Конечно, Глеб, как обычно, – улыбнулась в ответ Люба и исчезла.
Звоницкий вернулся в гостиную, прибрал развороченную постель, выпустил из спальни собаку и кота. Рассеянно сжевал фрукты, а сыр по-братски разделил со зверями.
На часах было уже три, поэтому он устроился на тахте и до рассвета маялся бессонницей и тревожными мыслями – о женской загадочной душе, о вчерашнем взрыве, думал о том, где сейчас Кира Костомарова и ее маленький сын. Котенка по имени Зайчик они взяли с собой, и теперь тот тоже скрывается от террориста…
Но больше всего Глеба волновала судьба Яны Казимировой. Где-то сейчас его помощница? Кому понадобилось похищать девушку? Неужели она перешла дорогу самому Малику?! Да нет, если бы это было так, Казимировой давно бы не было в живых. Террорист не стал бы с ней церемониться – прикончил бы случайную свидетельницу, которой «посчастливилось» оказаться не в то время и не в том месте, и все дела… На счету Малика сотни жертв, что ему одна смешная девочка с клыком в ухе…
Звоницкий промаялся до рассвета, поэтому, когда раздался звонок в дверь, соображал не так чтобы очень хорошо. Почему-то он решил, что это вернулась Любочка, и открыл дверь, даже не взглянув в «глазок». Удар в переносицу отбросил ветеринара назад. Глеб проехался по полу и тут же вскочил. Под руку попалась неубранная бутылка из-под шампанского, он, не глядя, шарахнул ею о косяк, и в руке у него появилась первоклассная «розочка». Кляня себя за легкомыслие, Глеб приготовился дорого продать свою жизнь.
Но человек, который стоял перед ним, вовсе не походил на международного террориста. Это был невысокий мужчина с кривоватыми ногами и седыми усами, одетый в серый костюм. Мужчина бурно дышал, оружия в его руках видно не было, кроме того, голубые глаза разъяренного незнакомца напомнили ветеринару его пропавшую помощницу.
Глеб бросил «розочку» в угол и спросил:
– Вы – отец Яны?
– Где моя дочь? – Маленький мужчина плечом отодвинул Глеба и прошел в комнату. Презрительным взглядом смерил раздраконенную постель, два пустых бокала, увядшие фрукты и процедил:
– Развлекаетесь, пока моя дочь в опасности?
– Давайте сядем и успокоимся, – устало произнес Звоницкий. В спальне бешеным лаем заливался Гарри.
– Я не успокоюсь, пока ты, сволочь, не скажешь мне, что случилось с Яной! – Казимиров попытался схватить Глеба за рубашку, но тот был наготове. Перехватил руки разъяренного отца и медленно, сквозь зубы проговорил:
– Понимаю ваши чувства. Но все-таки постарайтесь взять себя в руки. И не надо на меня нападать. Я не виноват в том, что случилось с вашей дочерью. Почти не виноват.
Глеб не хотел лгать отцу Яны, поэтому выложил правду. На это ушло минут двадцать. К концу рассказа ветеринар понял, что бывший военный ему не верит.
– Поисками Яны занимается полиция, дело на особом контроле в ФСБ, – сказал Звоницкий. – Если бы я знал, где искать вашу дочь, я бы немедленно поехал туда. Но Яна исчезла без следа.
Андрей Казимиров поднялся с кресла. Глеб заметил, что у полковника дрожат руки, ему было уже крепко за шестьдесят…
– Я сейчас поеду в полицию и попытаюсь выяснить, сколько правды в том, что ты мне тут наговорил, ублюдок! Потом я снова тебя найду. Так что не прячься, гнида!
– Да я и не собирался. – Глеб протянул свою визитку старику: – Это вам, чтобы знали, где меня искать. Там адрес клиники, телефоны, в общем, все.
Отставной полковник покинул квартиру Глеба, едва не сорвав дверь с петель. Звоницкий опустился в кресло. Да-а, отличное начало нового дня. Предыдущий начался взрывом, а что ждать от этого?..
Когда зазвонил телефон, он аж подскочил в кресле – настолько натянуты были нервы.
– Алло? Яна, это вы?! – заорал Глеб. Но ему ответил голос Марьи Петровны Мурыгиной.
– А-а, уже проснулся, кавалер прекрасный! – игривым басом проговорила она. – На работу небось собираешься? Ладно, не буду мешать, я по-быстренькому…
– Доброе утро, Марья Петровна! – пробормотал Звоницкий. Почему-то в последнее время все его проблемы были связаны с прекрасными полом. А этой-то что надо от бедного ветеринара?!
Обычно Мурыгина была напористой и бесцеремонной, но сейчас виновато загудела в трубку:
– Ты прости меня, Глебушка, дуру старую!
– Прощаю, Марья Петровна! А за что?
– Так я ж тебе помощницу обещала, а сама, как сейчас говорят, «кинула». Да еще забыла позвонить, предупредить, совсем закрутилась…
– Это вы о чем? – осторожно спросил Глеб, чувствуя, как холодеет спина. – О Любочке?
– Ну да! Прости, что тебя подвела. Любочка моя не смогла к тебе прийти. Сын у нее в больнице. На следующее утро после нашего разговора его избили прямо у подъезда. Руку сломали, а парню весной в армию идти…
– Позвольте, какой сын? Какая армия?! – изумился Глеб. Любе Тутышкиной на вид лет тридцать, что как-то не предполагает наличие восемнадцатилетнего сына. – Марья Петровна, – вкрадчиво спросил он. – А какая она из себя, эта Тутышкина?
– А тебе зачем?
– Да мне кажется, я с ней учился! – ловко вывернулся Глеб. – Может, это однокурсница моя?
– А-а, – пробасила Мурыгина. – Очень может быть. Любочке за сорок, маленькая такая, коренастая, под носом небольшие усики…
– Усики. Ясно, – повторил, как во сне, Звоницкий. – Спасибо, Марья Петровна, за вашу заботу. И не переживайте так. Все хорошо, все просто замечательно…
Он в изнеможении прислонился лбом к прохладному фужеру из-под шампанского. Что-то подсказывало ему, что «Любочка» не придет сегодня в клинику к восьми ноль-ноль, как обычно. «Тутышкину» он больше никогда не увидит. И, кажется, это к лучшему…
Значит, дело было так. Некая аппетитная дамочка выдала себя за Любочку, ученицу Марьи Петровны, которую пожилая дама откомандировала в клинику на помощь Глебу. Для этого дамочке (и ее сообщникам) пришлось приложить некоторые усилия – подкараулить сына настоящей Тутышкиной и сделать так, чтобы ей стало не до чужих проблем и чтобы она никак не смогла приехать в клинику, а была вынуждена дежурить у постели сына.
Интересно, что подставная Люба оказалась настоящим ветеринаром – за те дни, что она провела в клинике, Звоницкий в этом убедился. Ну хорошо, подобралась засланная Любочка близко-близко к одному ветеринарному врачу, редкостному идиоту… и что? Ради чего такие сложности?!
Глеб схватил трубку и набрал номер Миши Ежикова.
– Доброе утро, Глеб Аркадьевич, – уныло проговорил студент. – Вот хорошо, что вы позвонили, а то я сам вас набрать собирался. Знаете, я, наверное, больше не смогу у вас в клинике работать.
– Почему? – уточнил Глеб, уже догадываясь, что услышит в ответ. И точно!
– Из-за Любови Анатольевны. Понимаете, после того, что случилось, я не смогу…
– Она тебе глазки строила, всячески завлекала, намекала, что ты симпатичный парень, – принялся перечислять Глеб. – А уехав вчера со мной, разбила твое сердце.
– Зря вы смеетесь, – обиделся студент. – Для меня все очень серьезно. Позавчера она у меня ночевала. Я ее хотел с мамой познакомить, а тут вы…
– Миша, – проникновенно произнес Глеб Аркадьевич, – ваша мама будет рада, когда узнает, какой опасности вы избежали. Так что не жалейте. А скажите-ка, в последние дни не происходило чего-то необычного? Ключики не пропадали, случайно?
– Как вы узнали?! – ахнул Миша.
– А я вообще по жизни догадливый, – сквозь зубы пробормотал Глеб, злясь на самого себя. – Только крепок задним умом.
– У меня пропали ключи от клиники – ну, тот запасной комплект, что вы мне дали для дежурств, – торопясь, объяснял Ежиков. – А вчера вечером домой пришел, смотрю – они снова в сумке!
– Надо же, какая неожиданность! Миша, раз уж у вас есть ключи, поезжайте в клинику. Повесьте на двери объявление, что она закрыта по техническим причинам, а потом возвращайтесь домой. Я вам позвоню.
– Так что, мы сегодня не работаем?! – потрясенно выдохнул Ежиков. На его памяти такое случалось впервые. Для Звоницкого работа была всем: он являлся в клинику с гриппом, с головной и зубной болью, с приступом гипертонии и высокой температурой.
– Да! – выкрикнул Глеб. – Мы сегодня не работаем! У нас есть дела поважнее!
Что ж, теперь он знал, как это взрывное устройство таинственным образом оказалось в подвале запертой клиники. Тайна запертой клиники, блин! Ключики, значит, у мальчика стащила, красавица…
Оставалось неясным, зачем понадобилось второе взрывное устройство. «Пугач», который переполошил всех вокруг, поставил на ноги полицию и спецслужбы… И не позволил Глебу Аркадьевичу зайти в клинику и открыть дверь второй операционной!
Ветеринар потрясенно уставился в пространство. Любочка знала, что входить в клинику нельзя. Не зря она отпросилась – якобы в аптеку. Она знала, что сейчас рванет, и они погибнут – и Глеб, и смешной Миша Ежиков, и некому будет рассказать про ключи… То-то у Любочки был такой потрясенный вид, когда сработала «пустышка» на двери! Ведь женщина ждала совсем другого!
Да, но почему она не пустилась в бега сразу же после взрыва? Звоницкий немного подумал и сообразил: исчезни Любочка сразу, все решили бы, что она погибла при взрыве, и принялись бы за поиски. Или спецслужбы, съевшие собаку в таких делах, пришли бы к выводу, что она сообщница преступника. Никак нельзя было Тутышкиной исчезать – надо было крутиться на глазах у полицейских и следователей, ахать, изображать переживания, потом помогать убираться в клинике… Стоп! А зачем самозванка явилась к Глебу домой? Ну, если отбросить версию про животный магнетизм ветеринара Звоницкого?
В его уютной холостяцкой квартирке за последнее время перебывало подозрительное количество неожиданных гостей… точнее, гостий. Взгляд ветеринара упал на липкую лужицу на том месте, где он вчера разлил шампанское. Нет, не может быть…
«Почему же нет, очень даже может! – услужливо подсказал внутренний голос. – Ты купил две бутылки шампанского. Одну вы выхлестали сразу, вместе. Потом, когда ты ушел гулять с собакой, Любочка открыла вторую. Ты еще удивился – обычно женщины не открывают бутылки сами, а ждут, пока это сделает кавалер… Значит, она что-то подсыпала в шампанское. И теперь ты обязан жизнью Грязному Гарри… То-то она так быстро потеряла к тебе интерес, когда поняла, что второй раз подсыпать что-либо не получится. Сообразила, что пора рвать когти…»
Глеб вскочил и выпустил из спальни собаку. Опустился на колени и погладил кудлатую морду:
– Слушай, приятель, я был не прав. Спасибо тебе!
Гарри в ответ исполнил танец живота.
