Глава 19
Очевидец
Из записных книжек Норвала Сандресона:
Артуро учреждает аристократию Блистательного отсутствия и Избыточного присутствия:
«Давайте вспомним китайских женщин, бинтовавших ноги, или маньчжурских правителей, державших руки в лакированных коробочках, чтобы у них отрастали длинные ногти. Даже какой-нибудь мексиканский сварщик отращивает на мизинце длиннющий ноготь, как бы говоря миру: «Я могу позволить себе излишество». Могу отдать под излишество целый палец, ненужный мне для работы и не тронутый ею!»
Артуро Биневски в беседе с Н. С.
Впечатления:
Фортунато – он же Цыпа (происхождение прозвища?) – десятилетний мальчик, блондин с голубыми глазами. Совершенно нормальный по физическому развитию. Высокий, худенький. Замкнутый, интроверт. С чужими очень стеснительный. Иногда Артуро называет его «нормальным Биневски».
Фортунато, самый младший из детей Биневски, очевидно, служит в семье этаким мальчиком на побегушках и рабочей лошадкой. Его принижают из-за отсутствия явных дефектов, всячески помыкают им, давая понять, что он – человек второсортный по сравнению с более «одаренными» сестрами и братом. Полная противоположность тому положению, которое ребенок-урод занимает в нормальной семье. Значительную часть времени Фортунато проводит с доктором Филлис, хирургом артурианского культа. Возможно, доктор Филлис, женщина нормального физического развития, дает ему то, что мальчик не получает в семье, – привязанность без осуждения. Семейство Биневски, как и работники цирка уклоняется от разговоров о Фортунато. Похоже, он их смущает.
Почему в «Фабьюлоне Биневски» работают только рыжеволосые женщины?
Примечание: мужчины, которые работают в цирке – артисты, смотрители аттракционов, механики и т. д., – не обязаны соблюдать правила относительно внешнего вида. Это касается и жен сотрудников, и прочих родственниц женского пола, путешествующих вместе с цирком, но не контактирующих с публикой. Женщины, работающие в цирке на любой должности – будь то танцовщица со змеями или продавщица попкорна, – ВСЕ ДО ЕДИНОЙ обязаны красить волосы в рыжий цвет яркого, но (по возможности) натурального оттенка. При нежелании красить волосы сотрудница «Фабьюлона» может носить рыжий парик при условии, что она никогда не появится на публике без парика. Единственным исключением из данного правила являются женщины семьи Биневски. Хрустальная Лил – платиновая блондинка. Сиамские близнецы, Электра и Ифигения – черные волосы. Карлица Олимпия, безволосая от рождения, носит кепки и шляпы.
Что отвечают опрошенные:
Ал Биневски: «Просто визуальное единообразие как форменная одежда. Рыжий цвет – яркий, веселый, создает радостное настроение. И посетители сразу же отличают работниц цирка по цвету волос».
Хрустальная Лил: «Ал всегда питал слабость к этому цвету волос. Его мать была рыжей. И в толпе наших девочек хорошо видно».
Олимпия: «Они всегда рыжие. Я не знаю почему».
Одна из рыжих: «Кто-то говорил мне, что Ал, наш босс, ненавидит рыжеволосых женщин, и Хрустальная Лил позаботилась о том, чтобы он не ухлестывал за сотрудницами. Поэтому нас заставляют краситься в этот ужасный пламенно-рыжий цвет. На самом деле я натуральная медовая блондинка. Это видно по моей коже. У меня нет ни единой веснушки».
«Правда – это всегда оскорбление или шутка. Ложь обычно изящнее и тоньше. Мы ее любим. Природа лжи – доставлять удовольствие. Правда не озабочена чьим-то удобством».
Артуро Биневски в беседе с Н. С.
«Я чувствую ужас нормальности. Все эти наивные простаки охвачены ужасом от своей собственной заурядности. Они готовы на все, чтобы выделиться из толпы».
Артуро Биневски в беседе с Н. С.
Выдержки из разговора с Лиллиан Биневски – матерью Артуро, – записанного на пленку без ведома собеседника:
Конечно, помню, мистер Сандерсон. Все началось с открытки от моей мамы. Я забыла, какой был праздник. Может, Пасха. Милая открытка, с маленьким стихотворением. Арти всегда общался с публикой, с тех пор как выучился говорить, но когда увидел эту открытку и прочитал стишок… ему тогда было лет шесть… он посмотрел на меня своим сосредоточенным, умненьким взглядом и сказал: «Нормальные это проглотят, Лил». Он называл меня Лил, как его папа. И в тот же вечер, на последнем выступлении, ближе к концу, когда Арти уже подплыл к краю, он улыбнулся залу и прочитал тот стишок. Публике понравилось. Зал взорвался аплодисментами. С тех пор в каждом городе, где мы бывали, я скупала открытки для Арти. Но не любые открытки. Он был очень разборчивым! И всегда выбирал именно то, что понравится публике. Арти знал своего зрителя.
Часто я приходила посмотреть его выступления, и он заставлял плакать даже меня. Арти такой умница, с юных лет.
Погодите! Конечно! Как я могу забыть?! Тот кошмарный городок на побережье. В Орегоне. Как раз перед рождением Цыпы. Это было ужасно, дети так испугались… В нас стрелял какой-то сумасшедший. Вы не представляете, как страшно осознавать, что в мире есть люди, которые при виде твоих детей первым делом хватаются за ружье. После того случая Арти замкнулся в себе. На сцене он оставался прежним, а за кулисами… Стал таким тихим. Цыпа тогда только родился и полностью поглотил все наше время. Да, Цыпа перевернул нашу жизнь.
У меня начались проблемы с зубами. Цыпе было тогда месяца три-четыре, мы гастролировали в Оклахоме. Так получилось, что на неделю мы пересеклись в одном городе с зубным лекарем, который лечил силой веры. Он переманивал к себе нашу публику. Парк развлечений пустовал каждый вечер, пока не заканчивались сеансы целительства. Потом люди приходили к нам, но как-то вяло. Этот лекарь вытягивал из них все силы. После его сеансов они возвращались домой и тупо таращились в стену. На третий день нам надоело смотреть на пустые шатры. У меня опять разболелись зубы, и я решила пойти на сеанс этого доктора… забыла, как его звали. Он снимал целый аукционный зал, в старом амбаре на окраине городка.
Арти закончил свои представления. Было всего восемь часов вечера, но на дневном представлении к нему пришло только семь человек, и мы отменили вечернее выступление, решив, что при таком положении дел не окупится даже бензин для генератора освещения. Поэтому Арти уселся в коляску и поехал со мной. Разумеется, я взяла телохранителей. Мы и вздоха не делали без охраны. Это были два брата, крупные парни, которые бросили колледж. Забыла их имена. Хорошие мальчики. Один из них хотел работать у нас гиком. В то время нас донимали какие-то активистки из женского клуба, выступавшие против жестокого обращения с курами. Но это были противные белые леггорны. Совершенно безмозглые. Я никогда не отдала бы гикам плимутроков или красных род-айлендов. Я люблю красных род-айлендов. Самая лучшая порода. У них есть характер. Мы использовали и индюшек, но они еще глупее, чем леггорны. Альбиносы, с сине-красными бородками. Ал хотел брать индюшек, поскольку они крупнее. Их лучше видно из зала. И они были белые. Альбиносы. Прекрасно смотрелись в свете прожекторов, и кровь блестела так ярко. Так, теперь я вспоминаю… тот мальчик был у нас гиком. Поэтому он пошел с нами. Сломал зуб об индюшачью шею. У них кости больше и крепче куриных. Он был младшим из братьев. Бросил учебу в Йельском университете, упросил Ала взять его в цирк. Старший брат приехал, чтобы уговорить его вернуться в университет. В результате остались оба, как это всегда и бывает с мальчиками их возраста. Особенно с чистыми, приличными мальчиками из хороших семей.
Им всем хотелось раздеться до пояса и изваляться в крови и грязи на арене в гиковском шатре, гоняться за птицами и рвать их в клочья. Да, можно сказать, это самый короткий и быстрый путь. Чтобы научиться чему-то в цирке, надо приложить много усилий. Но эти мальчишки, они были такие смешные. С удовольствием выполняли свою работу. И тот мальчик… Как его звали? Не помню. Он был хорош. Длинные светлые волосы, маленькая бородка. Он зарывался лицом в развороченные тушки, а потом запрокидывал голову, скалился в зал, и с его бороды капала кровь. Да, у него был стиль. Но он сломал зуб. Слишком увлекся, я бы сказала.
Бедный Арти был так подавлен после выстрела на стоянке, и я подумала, если он сходит со мной, это немного развлечет его. И мы с ним будем вдвоем. Он всегда расцветает, когда внимание сосредоточено только на нем. Да, он такой, наш Арти.
В общем, мы вышли. Один из братьев толкал коляску Арти, я шла с одной стороны от него, второй брат – с другой. До главной улицы было рукой подать. Маленький городок, вокруг – фермерские поля. Могу спросить Ала, как он назывался. Ал должен помнить. Но вы сами знаете эти крошечные городки посреди прерий. Дома с облупившейся краской, дворы с чахлой травой, больше похожие на пустыри. Ветер все выдувает. Однако люди хорошие, добрые. Идти было недалеко, всего пару кварталов. Теплый летний вечер, почти весь город собрался на представлении дантиста. Помню, тот мальчик, который гик, все смеялся – мы как-то не верили в стоматологию силой молитв, – мол, он очень надеется на чудесное исцеление, потому что его отец взбеленился, узнав, что он бросил учебу, и аннулировал его медицинскую страховку, зубоврачебную в том числе.
Мне всегда нравился запах коровника. Молоко, сено, навоз. Мы нашли тот амбар по скоплению мух. И по скоплению народа.
У дантиста был хор из десяти мальчиков. Чистые, звонкие, высокие голоса неземной красоты. Напомните мне потом, чтобы я вам поставила кассету, как близняшки поют детскими голосами. С приходом месячных у них появилось тремоло, голоса поменялись. Они и сейчас хороши, но в них нет былой чистоты. Арти до сих пор может петь детским голосом, если захочет, а вот у Оли голос всегда был взрослым, буквально с рождения. Когда она плакала, требуя грудь, это было уже полноценное контральто. У Цыпы голос еще не ломался. Я иногда слышу, как он поет в душе, и мне кажется, будто ему года три, и мне надо войти к нему и проверить, не пьет ли он нашатырный спирт или что-нибудь подобное. Странно, что у девочек голоса поменялись, а у мальчиков нет.
Что? Нет, Арти не пел у дантиста. Там был свой хор и свидетели. Люди в годах, необъятные дядьки с животами, нависшими над ремнями. Стояли рядом с дантистом и радостно улыбались, сверкая золотыми зубами. Похоже, Бог не использует керамику и пластмассу. Сразу ставит золотые коронки. Находились там и старухи фермерши. Уж им-то следовало бы знать, что к чему.
Дантист что-то вещал в микрофон. Импозантный мужчина. Седой, в элегантных очках, скромном костюме. С хорошим голосом. Мы встали в проходе. С коляской же не вскарабкаешься на трибуны. Но это и хорошо, так было лучше видно. Дантист спросил: «Вы верите в то, что Господь может нас исцелить?» Публика была настроена доброжелательно, он явно им нравился, и зал ответил единодушным «Да». – «Вы верите, что Господь может исцелить вас?» Ответ снова был: «Да». – «Вы верите в то, что Господь лечит зубы?» – «Да». А когда он спросил: «Вы верите, что Господь вылечит ваши зубы?» – мы все ответили «Да» просто из вежливости. Было забавно присутствовать на чужом представлении в качестве обыкновенных зрителей.
Вскоре все стали молиться, с пылом и рвением. Дантист, разумеется, объявил, что исцеление может случиться не сразу. Возможно, процесс займет несколько дней или даже недель. И все равно в зале нашлось немало людей, которые стали кричать, что они уже чувствуют, как их дырки в зубах наполняются золотом. Они подскочили на ноги, принялись заглядывать друг другу в рот и истово славить Иисуса. Новых зубов никто не обещал. Господь Бог – скромный дантист. Больные зубы он вылечит, но не отрастит тебе новые взамен выпавших.
На обратном пути мы смеялись, но, как ни странно, с тех пор я забыла о зубной боли. Со временем у меня повыпадали все зубы, и мне подобрали хорошие протезы. Но зубы потом не болели вообще никогда. Арти расспрашивал меня об этом, и мы вместе смеялись, но, кажется, он призадумался. Он попросил Оли написать одну фразу на маленькой картонке, которую потом прилепил на стену. Вот эта фраза: «Есть лжецы и похуже врача-шарлатана. Это его пациенты». Да, Арти умел рассмешить меня. Ему тогда было одиннадцать.
Артуро в беседе с Н. С.:
«Почему? Вы спрашиваете, почему? Я думал, вы сами мне скажете. Я не в том положении, чтобы знать. Знать – это ваша работа. Я могу лишь догадываться. У меня есть подозрение, что людям нравится, когда их унижают. Они готовы ползать на брюхе перед каждым снобом. Люди считают, что если парень ведет себя, словно он Тутанхамон, а все остальные – ослиное дерьмо, значит, он аристократ».
Артуро в беседе с Н. С.:
«Все это можно рассматривать как реабилитационную терапию. Власть как кустарный промысел для сумасшедших. Пастух – невольник овец. Огородник – пленник моркови. Только безумцы рвутся в начальники. Этих безумцев намеренно создают те, кому нравится, чтобы над ними начальствовали. Вы наблюдали подобное сотни раз. Мы создаем лидера, выделив из сидящей толпы того, кто стоит в полный рост. Возможно, ему не хватило стула. Или колени не гнутся из-за артрита. Неважно. Нам достаточно просто сидеть, когда кто-то стоит, и все – жертва готова».
АРТУРИЗМ: псевдорелигиозная секта, не имеющая бога или богов и никак не трактующая жизнь после смерти. Позиционирует себя как земное убежище от горестей жизни. Рисунки мелом на стенах домов, предположительно сделанные Допущенными, появляются почти во всех городах, куда приезжает цирк. Их девиз: Покой, Уединение, Чистота (сокращенно П. У. Ч.). На афишах выступлений Артуро мы читаем: «Артуро знает. Как исцелиться от боли и от стыда».
Вступая в секту, новообращенные обязаны оплатить взнос, называемый подношением. Сумма взноса зависит от материального положения новообращенного, но, как я понимаю, не менее 5000 долларов. Каждый новообращенный обязан «пойти в услужение» в качестве разнорабочего для нужд секты. Срок услужения: от трех месяцев до года. Секретари-машинистки, делопроизводители и бухгалтеры служат дольше, чем работники фабрик. Одной из важнейших обязанностей новичков является уход за давними членами секты, которым уже ампутировали большую часть конечностей».
Допущенные должны сами заботиться о своем пропитании и транспорте. В обмен на денежное подношение они получают бесплатный бессрочный доступ на все представления Водяного человека Артуро, а также право на хирургические операции, проводимые штатом артурианских врачей. Поскольку врачи путешествуют вместе с Артуро, Допущенные должны следовать за цирковым караваном.
Лагерь Допущенных отделяется от территории цирка разборным электрифицированным ограждением с постами охраны по всей длине.
Административный фургон представляет собой жилой полуприцеп, установленный на грузовой платформе пикапа.
Операции проводятся в медицинском трейлере, оборудованном по последнему слову техники и оснащенном собственным генератором электричества. Палаты послеоперационного наблюдения располагаются в двух больших трейлерах, также оборудованных всем необходимым. Каждый трейлер рассчитан на десять коек. Еще один трейлер, лазарет на восемь коек, всегда стоит рядом с жилым фургоном врачей, где также находится смотровой кабинет.
В штате медиков только один хирург. По имеющимся у меня сведениям, ему ассистирует квалифицированный анестезиолог. Сейчас я пытаюсь собрать информацию о хирурге, женщине, называющей себя доктор Филлис. Хотелось бы выяснить, где она получала диплом и кто выдал ей разрешение на частную практику.
Обслуживание больных: кормление, мытье, смена постели, обеспечение подкладным судном и т. д. – осуществляется силами новообращенных.
«Чем больше народу мы исключаем, тем больше будет желающих. В этом весь смысл исключительности».
Артуро в беседе с Н. С.
Также безоговорочно исключаются все, кто не может внести минимальный взнос.
Решение о пригодности/непригодности соискателей к допущению принимает административный персонал. В спорных или сомнительных случаях (пластические операции и т. п.) дело рассматривает Артуро, чье решение окончательно и обжалованию не подлежит.
ДОПУЩЕННЫЕ, СТАВШИЕ НЕПРИГОДНЫМИ ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО ПРОДВИЖЕНИЯ:
ПАНСИОНАТЫ: теоретически, все Допущенные в конечном итоге попадают в артурианские пансионаты. Администрация утверждает, что сейчас существует два таких пансионата, и в планах – еще двадцать.
Допущенные, ставшие непригодными для дальнейшего продвижения к полному освобождению, попадают в пансионаты раньше срока. Их жалеют, поскольку они утратили доступ к П. У. Ч. Полностью освобожденных (у которых осталась голова и туловище) со всеми почестями препровождают в пансионаты, где те живут, словно тыквы на золотом блюде: их кормят, купают, катают в инвалидных колясках и всячески обслуживают.
Вопросы: хотелось бы знать показатель смертности (организации не выгодно, чтобы тридцатилетний обретший П. У. Ч. прожил отпущенные ему годы, допустим, еще лет пятьдесят, за ее счет).
Прогнозируемая продолжительность жизни?
Доля Допущенных от всех соискателей?
Рецидивизм, тарифы?
Собрание по организационным вопросам: Арти у себя в кабинете, слушает через интерком, что происходит на конференции в административном прицепе. Иногда вставляет замечания – нажимает кнопку, и в административном прицепе зажигается красная лампочка. Все умолкают и ждут, что он скажет. Арти беззвучно смеется, кривляется, безжалостно передразнивает членов организационного комитета. Я сижу рядом с ним, наблюдаю. Он говорил мне не раз, что для него это все не всерьез.
Идет дискуссия о молочных железах и мужских семенниках. Надо ли включать их в процесс продвижения? (Нужно ли их ампутировать?) Если да, то на каком этапе? Как последний шаг к освобождению или как предварительную подготовку?
Участники собрания приводят доводы «за» и «против», потом Арти принимает решение.
Итоги сегодняшнего собрания: молочные железы и семенники будут включены в процесс продвижения. Порядок их удаления остается на рассмотрение Артуро – его решение будет объявлено позднее.
Дело Допущенного № 264: Логан М., тридцати четырех лет – отдал мизинцы на обеих руках. Биография: Второй сын в семье в меру успешного страхового агента и медицинской сестры. Вырос в Канзасе, в крошечном городке с населением 850 человек. Университет Мидвестерн в Чикаго. Диплом магистра в сфере решения социальных проблем. Шесть лет прослужил социальным работником в отделе обеспечения культурно-бытовых потребностей, без продвижения по службе. Потом три года работал младшим консультантом. Двое детей. Жена (теперь проживает с детьми в Гранд-Рапидсе) подала на развод.
Артурианский администратор Тета Мур говорит, Логан М. был допущен к освобождению в здравом уме, но лишился рассудка в процессе.
Логан М. живет в «Шевроле», арендует инвалидную коляску. Каждый день, ровно в девять утра, появляется на территории цирка с большим пластиковым пакетом, набитым кусками вчерашнего хлеба, подобранными на помойке булочками от гамбургеров, корками от пирогов и т. п. Он подъезжает к трейлеру с кошками и стоит перед ним около часа, наблюдая за тиграми, львами и леопардами. Разбрасывает перед клеткой остатки мучных изделий.
Логан М. утратил способность к речевой коммуникации. Он больше не разговаривает, а только поет – надломленным фальцетом – одну и ту же фразу: «В страну котяток».
РЕШЕНИЕ ПО ДЕЛУ: Артуро говорит, что Логан М. будет отправлен в артурианский пансионат № 2 (лагерь близ Индепенденса, штат Миссури) и не получит разрешения на дальнейшее продвижение, поскольку, как говорит Арутро, «он окончательно сбрендил».
Способность принимать взвешенное решение – необходимое условие продвижения.
Артуро Биневски в беседе с Н. Сандерсоном:
«…если они собираются в группы и избегают общения с посторонними, я здесь ни при чем. Люди, как правило, держатся тех, кто разделяет их взгляды.
Уединение – обычная практика объединения, но я ее не применяю. Предполагается, что мы берем горемыку, пребывающего в отчаянии, отправляем куда-нибудь в захолустье и держим его в изоляции методом кнута и пряника. Как бы я все это осуществил? Я выступаю в бродячем цирке! Мне что, запирать их в поездах, добавляя вагоны по мере роста числа обращенных? Коммуны или резервации дороги в содержании и сложны в управлении. Тут у нас и без того развилась бюрократия почище госслужбы, так что мне геморроя хватает. Я не против того, чтобы быть боссом, но не хотелось бы напрягаться. Это было бы непрактично.
На самом деле, вся эта хрень мне без надобности. Я считаю, чем больше они подвергаются воздействию внешнего мира, тем лучше. Пусть читают газеты, смотрят новости по телевизору. Расскажите им о террористических актах, массовых убийствах, болезнях, разводах, о нечестных политиках и загрязнении окружающей среды, о войне и слухах о войне! А потом попробуйте убедить их, что только глупцы и безумцы присоединяются к моему предприятию. Им достаточно просто включить телевизор. Пусть они смотрят и слушают. Пусть их изводят родные и близкие. Пока станет невмоготу. Я никого не зову. Сама жизнь толкает их ко мне. Происходящее в мире. Вы, репортеры, мои союзники. Истеричные жены, неверные мужья, придирчивые идиоты-родители – мои лучшие друзья.
Да вы сами все знаете. Вы сами послали все к черту, плюнули и ушли. На самом деле, мне не нужны никакие ловушки и ухищрения с промыванием мозгов. Я никого не тяну силой. Эти несчастные горемыки идут ко мне сами. Потому что я даю им то, что нужнее, чем воздух.
Реклама и прозелитизм – это разные вещи, дорогой мой Норвал. Мне всего-то и нужно донести до них информацию, что есть такой я и у меня есть что им предложить – реконструктивную хирургию! И очень недорого!»
Артуро Биневски в беседе с Н. Сандерсоном:
«…Нет. Детей мы не берем. Минимальный возраст – двадцать один год, и я думаю, его надо поднять до двадцати пяти лет. Скоро именно так и будет. Иногда к нам приходят маньяки и приводят с собой детей, девятилетнего сына или четырехлетнюю дочь. Хотят, чтобы их тоже взяли. Категорически нет. Мне такого не нужно.
Думается, у вас есть этому объяснение. Вы столько лет освещали политику. Я вырос в стране, где человек считается невиновным, пока не докажут его вину. Мы защищаем детей, потому что они еще не проявили себя никчемным дерьмом. Конечно, шансы невелики, что из них вырастет нечто стоящее, но иной раз такое случается. Примерно так вы и думаете, я не прав? И, таким образом, приходите к выводу, что я наказываю недостойных.
Но можно взглянуть и с иной точки зрения. Давайте я вам ее изложу. Просто для поддержания разговора. Ребенок не может сделать выбор. Он еще многого не знает и не понимает, что ему нужно. Если он не способен выбрать между клубникой и шоколадом, как ему выбирать между жизнью и необратимым увечьем? Предположим, я подхожу к своему предприятию очень серьезно и искренне верю, что даю людям убежище. Тут все зависит от выбора самого человека. Я хочу, чтобы люди знали, что предлагает им жизнь, и отказались от такой жизни по собственной воле. Мне не нужны девственницы, разве что им уже за шестьдесят. Мне не нужны розовощекие пупсики, которые сегодня в тоске и печали, а завтра с утра хорошенько покакают, и жизнь сразу видится им в новом свете. Мне нужны настоящие неудачники и страдальцы. Те, у кого есть выбор мучений, и они выбирают меня.
Позавчера я подсчитал количество обращенных. За три года – семьсот пятьдесят полностью благословенных. И еще пять тысяч отдавших первые десять пальцев. Значит, есть в этом нечто такое, что их привлекает. Значит, мы им даем что-то, чего им не хватает».
Назад: Глава 18 Мешкоголовый
Дальше: Глава 20 Незадавшийся сговор
