Кассета 12
Чета Михайловых, у которой было много влиятельных знакомых, устраивала очередной вернисаж своих картин. Они оба были художниками и называли себя «Новые символисты». Хотя, насколько я разбираюсь в искусстве, новыми здесь были только толстые белые рамы, привезенные откуда-то из Европы. Все остальное уже встречалось у Пикассо, Руссо и пр. Однако это была та живопись, которую приятно повесить дома и, угощая гостей кофе, ненавязчиво говорить: «Вообще-то я не поклонник символизма (импрессионизма, кубизма и т. д.), но эта картинка хорошо вписывается в интерьер кухни». Михайловы были модными на сегодняшний день и, пользуясь моментом, ковали валюту: одна картина стоила безумных денег. Но, несмотря на это, у них был постоянный круг покупателей. Среди того общества, в которое меня ввел Марат, было немало тех, кого волновали не предметы, а цена на них. Марат называл их Сумчатыми. Если, к примеру, шампанское в магазине элитных вин имело ценник меньше тысячи долларов, то это уже было не вино, а кошачья моча, не стоящая их внимания.
В этот вечер Марат был оживлен как никогда, тормошил меня, называл любимой девочкой и просил прощения за свою выходку.
«Ну, киска, мы же с тобой одной крови, ты все равно никуда от меня уже не денешься, так что терпи», – шутливо подзадоривал он меня. Я старалась казаться веселой и любезной, но в то же время полностью погрузиться в себя и не смотреть ему в глаза. Еще я пыталась как можно меньше глазеть по сторонам, чтобы не нарваться на очередную вещь. С бокалом в руке я передвигалась по огромной мастерской Михайловых, как по минному полю. Мне показалось, что Марат заметил мою настороженность и намеренно водит меня по разным безлюдным уголкам, обращая мое внимание то на один, то на другой предмет. Пытаясь прекратить внутренний мандраж, я стала заливать в себя шампанское бокалами, молясь, чтобы эта пытка закончилась как можно скорее. И чем больше я пила, тем сильнее рос мой страх. Страх перед Маратом. Он жестоко и неумолимо тащил меня по миру вещей, которые поглощали меня все больше и больше, с головой затягивая в свой водоворот. Пока я отвешивала дежурные комплименты художникам по поводу их шедевров, Марат с непонятной злобой поглядывал на меня.
«Пойдем, я покажу то, что тебе точно понравится. По крайней мере, в этом гадюшнике это – единственная стоящая вещь», – тихо прошептал он мне на ухо. Подхватив меня под локоть, он увел меня подальше от других гостей. Я, стараясь отвлечь его от вещей, стала рассказывать про выставку, которую недавно устраивала моя фирма, но казалось, что он был где-то далеко и совсем меня не слышал. За мольбертом, на котором стояло неоконченное полотно, где два червеобразных персонажа сплелись в клубок, я заметила столик с резными ножками, на котором лежали золотые наручные часы. Сделаны они были очень изящно, в старинной манере. Наверное, начало XX века. Марат знал, что я больше не ведусь на новодел. Только старина могла насытить мою алчность. Старинные вещи были особенными, они несли в себе время. Они были многослойны, как торт Наполеон, но при этом, снимая с них первый слой, ты никогда в жизни не мог угадать, что будет дальше.
«Бери, это мой подарок на годовщину нашей встречи, – подтолкнул меня Марат к столу. – Давай скорее, пока все слушают тост вице-губернатора».
«Но я не хочу их», – пыталась я вырваться из его цепких пальцев.
«Нет, ты хочешь, хочешь эти часы, потому что они прекрасны. Они прекрасны, как музыка, которая звучит, когда смотришь на золотой циферблат. Слышишь? Тик-так, тик-так». – Его голос замедлился, и я почувствовала, как задрожали у меня кончики пальцев. Кто знает, что это было. Может, гипноз. Или недолеченный грипп. Не знаю. Я только понимала, что разум остался вне моей головы. Марат продолжал что-то говорить, но я его не слышала. Часы полностью поглотили все мои мысли и желания. Они были очень сильные. Наверное, сильнее, чем злополучная зажигалка с золотым львом. В один миг я схватила их и надела на руку. Тиканье механизма слилось с моим пульсом. Сложно сказать, что я пережила за несколько секунд (по крайней мере, именно столько, по словам Марата, я находилась в трансе). Вначале это было видение героя из детской книжки «Городок в табакерке». Я видела разные колесики, пружинки. Огромные рубины сверкали вдали. Шестеренки угрожающе надвигались, собираясь перемолоть меня в порошок. И в этот момент, когда огромное колючее колесо оказалось у моих глаз, я переместилась во времени. Не знаю даже, как тебе объяснить. Я прожила жизнь этих часов от их появления и до настоящего момента. Знаешь, в кино есть такой прием – субъективная камера. Это когда ты видишь окружающий мир глазами героя – не важно, кто он или что он. Можно, допустим, увидеть мир глазами собаки или выпуклым зрачком камбалы. Так вот представь теперь, что мои глаза на протяжении нескольких десятков лет находились в циферблате этих часов. Я до сих пор помню лица их хозяев. Иногда они приходят по ночам и сморят на меня с тоской. Вначале рядом со мной был очень приятный молодой человек, но потом я увидела его в форме и поняла, что это немец, фашист. На фуражке у него был орел со свастикой. Фашиста вскоре убили, и я переместилась в чей-то дом. Я лежала все время в коробке, иногда ко мне приходила белокурая девочка и смотрела на меня, трогала своими белыми, почти прозрачными пальцами. Ее тоже убили. Дом разбомбили, и я видела, как маленькая принцесса плавала в луже крови. Потом я переместилась в Россию. Я снова долго-долго лежала в темном ящике. Я знаю, что в той квартире жила старушка, жена солдата, который нашел эти часы в Берлине. У нее была еще коллекция картин, и однажды воры вломились к ней в дом. Я слышала, как она умоляла пощадить ее. Потом раздался ее крик и тупой чавкающий удар… Воры очень долго не могли вскрыть шкатулку, в которой я лежала, а потом молодой (современного вида парень) принес меня в антикварную лавку…
Я не успела узнать, каким образом часы оказались у Михайловых, потому что Марат содрал их с моей руки. Он так сильно дернул за браслет, что поцарапал им мне кисть. Когда я с трудом пришла в себя и поняла, в какой реальности нахожусь, то увидела его бледное как мел лицо. Его трясло, а на лбу выступил пот:
«Умоляю, скажи мне, КАК ты это делаешь. Несси, прошу тебя…»
Но я так ослабла после этого путешествия, что мигом обмякла, и Марату пришлось почти волоком тащить меня домой. Вся художественная богема думала, что я перебрала с алкоголем, и от души веселилась, глядя на нас. Марат положил меня на заднее сиденье автомобиля и повез домой. На полпути он вдруг резко остановил машину и накинулся на меня. Он оттрахал меня жестко, как проститутку. Наутро мои ноги и руки были в кровоподтеках. Возможно, он даже бил меня, но я не чувствовала боли. Была в отключке. Может, в конце концов он понял, что пытался изнасиловать часы, все еще полным ходом идущие сквозь меня. Закончив, Марат с чувством гадливости оттолкнул меня.
«Жадная тварь! Высосала вещь до капли и даже не думаешь делиться. Ну, ничего, я знаю способы раскулачить тебя».
Когда мы подъехали к дому и я немного пришла в себя, Марат сказал:
«А теперь ты мне скажешь, кто ОНИ».
«Что ты имеешь в виду?»
«Те вещи, которые ты берешь без меня. Мне нужно знать о них все. Хочу понять, что ты чувствуешь, когда высасываешь вещь до дна».
«Я не понимаю, о чем ты».
«Не смей мне врать!»
Он сдавил мое горло и стал потихоньку душить.
«Говори же!»
Но я опять потеряла сознание. Когда я открыла глаза, Марат кому-то звонил и что-то выяснял.
«Очнулась? – издевательски спросил он. – Ничего, это тебе урок за вранье. Не хочешь говорить – не надо, я сам все узнаю. И если ты, дрянь, хоть словом, хоть полусловом обмолвилась кому-нибудь о нашей сделке, – тебе конец».
Дома меня рвало без перерыва. Не знаю, что было тому виной – злоупотребление шампанским или же мое ослабленное здоровье. Сидя в обнимку с унитазом, я поняла, что так дальше жить нельзя. Сегодня все происходило по испытанной схеме: кража, транс и секс в машине. Последнее, кстати, на этот раз было особенно омерзительно. Даже находясь в состоянии полуобморока, я ощущала, что не могу больше получать удовольствие с этим человеком. Но помощи ждать было неоткуда, и, совершенно обессиленная от всего произошедшего за последнее время, я повалилась на кровать.
Ночью я проснулась от того, что в комоде что-то шуршало и пищало. Это был старинный комод с тяжелыми витыми ножками. Я купила его в антикварной лавке на Невском. У каждого ящика была ручка в форме львиной лапы, они были очень приятные на ощупь. Когда я открывала ящики, оттуда пахло летним лесом. Я прислушалась. Из комода явно раздавались какие-то голоса. Вначале звук был похож на шум-гам у соседей за стеной. Казалось, что кричит пьяный мужик, громко работает телевизор и плачут маленькие дети. Я уже собралась отползти обратно в свое убежище под одеялом, но неожиданно верхний ящик комода выдвинулся вперед. До меня стало доноситься невнятное бормотание, попискивание, приглушенный детский смех. Я встала с кровати, тихонько подошла к приоткрытому ящику и увидела, что сверху на белье лежат драгоценности. Не понимая, откуда они там взялись, я протянула руку, чтобы получше их рассмотреть, и вдруг – бац, на мне намертво защелкнулись наручники. С большим трудом я приподняла кисть и обнаружила на руке индийские браслеты из золота с бирюзовыми вставками, которые я когда-то стащила у одной актрисы из гримерки. Когда их сила иссякла и пришло время отправить на помойку, мне вдруг стало жаль эти милые вещицы, и я решила оставить их себе. И вот теперь эти браслеты затягивали меня в шкаф. Очень быстро я оказалась в душном и темном ящике, а вещи с диким хихиканьем набросились на меня и начали душить и щекотать. Там было много самых разных предметов, не только моих. Некоторые я видела впервые в жизни. Среди них сидел и мой крокодил. Да-да, тот самый крокодил – моя первая незабываемая кража. Он яростно вцепился в мой правый бок. Это была адская пытка: вначале было больно и щекотно одновременно. Я непроизвольно хихикнула и начала отбиваться изо всех сил. Но вскоре стало больно по-настоящему. Вещи кололи и царапали меня до крови, пытаясь пролезть под кожу. Я хотела вырваться, но они тянули меня все глубже и глубже. И тут я поняла, что мой комод – это дверь в иной мир, где водятся мерзкие твари, которые еще секунда – и разорвут меня на части. Когда же я целиком очутилась внутри ящика, и он медленно и со скрипом стал закрываться, в тонкой полоске света я увидела Марата. Я умоляла его спасти меня, но он лишь гадко ухмыльнулся и с жутким треском захлопнул ящик ногой. В ту же секунду раздался пронзительный и невыносимо тонкий, как ультразвук, визг вещей. Они опутали мое тело, и я больше не могла шевелиться. Мне казалось, что подо мной много-много маленьких существ и, быстро-быстро перебирая лапками, они тащат меня куда-то вниз. Я была связанным Гулливером в стране вещей. Навсегда прощаясь с прежним миром, я последний раз взглянула наверх. Я видела небольшую часть своей комнаты – окно и половину кровати. И на этой кровати мирно спала женщина, слишком похожая на меня, чтобы быть кем-то еще. А потом на меня, окончательно завязшую в комоде, посмотрело незнакомое мужское лицо. Напрягаясь изо всех сил, будто преодолевая дикое сопротивление, он просунул в щель руку. В этот момент я была уже далеко – существа уносили мою душу. Я оттолкнула ногой что-то мягкое и слизкое и дотянулась до руки. Сжав мои пальцы мертвой хваткой, незнакомец в один момент выдернул меня из ящика, как морковку из земли. Когда я очнулась, то увидела, что нахожусь вовсе не в своей квартире, а на поляне в лесу. Земля под ногами была усыпана маленькими желтыми лютиками. На мне был старинный наряд, а у ног лежали лев и единорог. Они лежали, закрыв глаза, возможно, спали. Звери выглядели плюшевыми, как театральные декорации, однако я не рискнула проверить – живые они или нет. В центре поляны раскинулся большой небесно-голубого цвета шатер – по нему тоже струились желтые цветы. Все выглядело очень древним; казалось, я попала в прошлое, лет этак на пятьсот назад. На мне было старинное платье из бордового бархата, похожее на занавес в Мариинском театре. Платье украшала золотая вышивка.
Ко мне подошел мой незнакомец-спаситель и буднично сказал:
«Чего расселась? Пойдем, покажу кое-что».
Из-за тяжести платья я не без усилий поднялась на ноги, стараясь не потревожить животных, и пошла за ним. Казалось, что шитый золотом подол весит килограммов двадцать – я с трудом тащила его за собой, как гигантский павлиний хвост. Незнакомец был маленького роста, может, метра полтора, не больше. Он очень медленно семенил передо мной на своих коротких ногах. Одет он был не менее удивительно, чем я. На нем были спортивный китайский костюм с большой надписью ABIBOS на спине и белые кроссовки. На животе болталась увесистая черная сумка-пояс, в которой обычно рыночные торговцы носят деньги. Он был похож на строителя-гастарбайтера, которого играет известный актер-комик. Постепенно я привыкла нести в руках увесистый подол своего платья и уже могла наслаждаться пением птиц и яркими красками леса. Я никогда раньше не видела столь ярких цветов – трава была слишком зеленая, а небо слишком синее. Между пушистых облаков летали слишком яркие желто-зеленые птицы. Мы вышли на другую полянку. Цветы на ней были кроваво-красные. Представь себе цвет крови, умноженный в сто тысяч раз. Казалось, красный сок сочится из них, заливая тропинку у меня под ногами.
«А ты понюхай цветочки», – ехидно сказал незнакомец, заметив мой восхищенный взгляд.
Я наклонилась к цветку и понюхала, а затем начала чихать и долго не могла остановиться. Из глаз потекли слезы. Я вдруг вспомнила, что однажды у меня была подобная реакция, когда я помогала Верке с переездом. Книги в ее шкафу были такими пыльными, что я долго не могла прийти в себя. Начихавшись всласть, я посмотрела вокруг и не узнала прекрасный лес. Как будто в кинотеатре с моих глаз упали 3D-очки и пространственный объем на экране оказался лишь обманом, иллюзией. Растения были ненастоящие. Собственно говоря, все вокруг было искусственным. Деревья, цветы, небо – все они были сделаны из пластика и резины. Самое огромное дерево можно было запросто согнуть пополам и использовать как рогатку. Некоторые цветы увядали сразу же под моими ногами, и тогда я отчетливо чувствовала едкий и вонючий запах жженой пластмассы.
«Где я?»
«В раю».
«Я не верю тебе».
«Я тоже не верю тебе. Ты что, совсем ничего не помнишь?»
«О чем ты?»
«Черт. Черт, черт! Я был уверен, что память тоже перейдет к тебе через время. Особенно здесь. Ты должна была вспомнить! Ну, пожалуйста, попробуй. Ты была здесь, шла по этому лесу. Только тогда он был настоящим. Ты сумела сделать так, что он СТАЛ НАСТОЯЩИМ. Принцесса, очнись, умоляю! Ты что, даже не помнишь, как перешла границу? Неужели людская память ограничена какой-то сотней-другой лет? Но ведь в прошлый раз ты вспомнила меня. Кажется, я понял, – незнакомец побледнел, – эйдосы выжрали твою память, они научились это делать в новом веке».
Он опустился на землю и схватился за голову. Я села перед ним в пластиковую зеленую траву. Она даже не примялась подо мной. Я сказала:
«Прости. Есть много вещей, которые происходят со мной, но я не понимаю их. Я знаю… нет, даже не знаю, а просто чувствую на уровне живота, что у меня есть какой-то путь. Помоги мне. Я совсем запуталась».
Он поднял голову. Этот странный человечек с огромными карими глазами плакал.
«Если людская память исчезает, то у нас почти нет шансов. Я только могу дать тебе несколько советов. Остальное не в моих силах. Поэтому слушай внимательно».
Человечек высморкался в сторону, как быдло.
«Во-первых, ты должна собрать все предметы до того, как войдешь в ворота «Одного желания». У тебя уже есть часть от них. Осталось еще немного. Они сами позовут тебя, когда придет время. Просто попробуй услышать их и отличить настоящее от подделки. Некоторые вещи будут маскироваться под истину, чтобы затащить тебя в мир вещей. Дорогая, будь осторожнее. Ты умеешь читать их, не забывай об этом! Включай свое зрение каждый раз, как только увидишь на пути вещи. Сегодня я спас тебя последний раз. Больше мне не разрешат. Прости. И еще. Я понимаю, что ты живешь в то время, когда чистая душа и чистые поступки не имеют значения. Но мы сможем перейти в другой лес, в другую жизнь и в другую реальность, только если твоя душа совершит что-то сверхъестественное. То есть если волею судьбы ты вдруг преодолеешь обстоятельства и станешь другой. Я совершил огромную ошибку. Я думал, что если внедрить тебя в мир вещей, ты глубже поймешь их суть и сможешь сразу выйти на новый уровень. Но я жестоко ошибался. В XXI веке они обрели невиданную мощь и могут испортить любого, даже невинную деву. Бедняжке единорогу с каждым разом все сложнее найти ее. А уж ты, Несси, прости господи, меньше всего подходишь под это определение».
«Почему?»
Человечек окинул меня взглядом и презрительно фыркнул.
«Почему? Триста лет назад ты была настоящей девой, а теперь? Да на тебе клейма уж негде ставить. Что эти проклятые эйдосы делают с людьми…»
«Не понимаю. По-вашему, я должна была до тридцати лет оставаться девственницей?»
«При чем тут это? Девственность в ваше время, как я недавно с ужасом узнал, можно за деньги вернуть хирургическим путем. Девственница нового века может иметь армию любовников, а на пенсии стать невинной. Поэтому я говорю не о теле, а душе. Ей ты девственность не пришьешь. Ты, как и большинство твоих современников, перенаселена вещами. Я смотрю на тебя и вижу их следы. Они везде. Посмотри человеку в глаза и увидишь торчащую оттуда посудомойку. Видишь ли, принцесса, количество предметов на вашей планете в разы превышает количество людей. Им тесно. Но вы покупаете все новые и новые. Вопрос: зачем? Посуди сама. Старая вещь опасна тем, что ты не знаешь, какой энергией она напиталась от бывших хозяев, какая история стоит за ней. Это как собака, подобранная на улице. Если у старых хозяев ее обижали дети, то возможно, однажды ночью ты найдешь своего младенца в колыбели с перекушенной шеей. Но чаще всего старая вещь быстро приручается – большинство из них не злопамятны. А вот новый эйдос в тысячу раз опаснее старого. Он молод и голоден, он жаждет быть очеловеченным, получить хоть немного внимания и любви. Если ты не дашь ему должного внимания – он сам его возьмет. Именно поэтому в старые времена была традиция пачкать новую вещь. Бабки разрисовывали прялки, чтобы они честно им служили. А младенцев никогда не заворачивали в чистые пеленки – только в старье, которое отслужило верою-правдою всему семейству. Зато в новые вещи одевают традиционно покойников – им уже все равно, для эйдосов они как выеденное яйцо, не представляют никакой ценности. Однако не нам было решать, в чьем теле окажется душа Терезы. Единорог указал на тебя. Не знаю почему, глупое животное. Я на земле встречал таких чудесных девушек! Настоящих святош, не то, что ты…»
«Да отстань ты от меня со своей душевной девственностью. Уж такая, какая есть. Ты тоже не выглядишь ангелом. Больше похож на торговца наркотой».
«Ладно, мир. На самом деле, я понимаю его выбор. В деве нынешнего времени мир вещей и мир идей должны уравновешивать друг друга. Еще совсем недавно баланс в тебе был идеален. Но потом открылся какой-то неизвестный нам путь, и теперь вещи вытесняют тебя, о, принцесса».
«Какая еще принцесса?!»
«Ты. Больше я ничего не могу рассказать, придет время, и ты все сама узнаешь. Напоследок я могу только подсказать тебе, как уберечь себя от врага».
«От Марата?»
«Да. Мы называем его Посланником Льва. Завтра тебе предложат поездку – не отказывайся. Это тот самый путь, который выведет тебя к нам. Что касается Посланника, то могу сказать только одно – беги. Он не сильнее тебя, но опытнее. Как только ты потеряешь контроль над собой – он сожрет тебя. Мне остается только молиться, чтобы ты успела открыть ворота, до того как Посланник доберется до тебя. Милая принцесса, тебя нельзя питаться вещами, твой организм не приспособлен к этому, и рано или поздно ты умрешь. Запомни, ты можешь брать только вещи-ключи! Иначе наш мир навсегда останется таким».
Незнакомец обвел рукой лес, который в одно мгновение стал терять свои ядовито-кислотные краски. Деревья, птицы, звери вокруг меня плавились, как резиновые игрушки, брошенные в огонь. Все стало превращаться в хлюпающее месиво, вонючее и чадящее.
«Кто ты, как тебя зовут?» – крикнула я, чувствуя, как сама сливаюсь со смогом, становлюсь частью его.
«Захер…»
– У тебя еще случались подобные видения? – спросил доктор.
– С того момента, как я просочилась в мир вещей, у меня было множество, как ты говоришь, видений. Мир вещей все больше затягивал меня в свою реальность. Странные сны, кошмары, приходящие во сне незнакомые люди и чудовища. Я настолько подробно проживала реальность этих видений, что до сих пор помню все мои споры и диалоги с персонажами того мира. И никто не скажет мне наверняка, были они сном или явью. Но я всегда чувствовала себя ужасно разбитой после перемещений.