Глава 18
Утром меня будят острые лучи солнечного света, проникающие сквозь щели в шторах. И я очень удивлена. Я сползаю с постели, стараясь не мешать Каю. Опий немного помог ему, облегчив боль, и хотя мне потребовалось некоторое время, чтобы убедить его выпить настой, ему, как и всем остальным, хорошо известно: сон обладает целебными свойствами. Сейчас Кай спокоен, черты его лица так безмятежны. В последнее время я очень редко вижу его таким.
Я одеваюсь и быстро спускаюсь на первый этаж, подавляя дрожь – невидимые пальцы, холодные, словно кинжалы изо льда, что свисают с крыши на улице, царапают мне спину.
Миссис Джонс уже встала, и из кухни доносятся успокаивающие запахи выпечки.
– Сегодня ты выглядишь получше, милая, – говорит она, стряхнув с пальцев муку и нахмурившись, глядя на синяк у меня на щеке. – Мистер Дженкинс еще спит?
Я киваю и заглядываю в сковородку. Чарующие ароматы традиционной валлийской выпечки затуманивают разум, и у меня слюнки текут. Миссис Джонс улыбается.
– Еще пара минут, и они будут готовы. Надо их еще посыпать сахарком. Я уже замесила тесто для следующей партии. А в духовке печется пирог. Как все-таки хорошо, что ты достала сухофруктов. Нужно заставить твоего муженька как следует поесть, понимаешь? Когда моему маленькому Молдуину было плохо, я всегда призывала на помощь свою верную помощницу – выпечку. Так вот, доченька. Садись за стол, и я принесу тебе что-нибудь поесть. Не пойдешь же ты кормить овец с урчанием в животе – они испугаются и разбегутся!
Но я качаю головой. Я не видела солнца уже много дней и хотела поскорее взглянуть на него. Желала действовать, а не размышлять, потому что устала волноваться. Я пробегаю мимо миссис Джонс и хватаю обжигающий кусок пирожка, обернув его в рукав, чтобы не обжечь пальцы. Кухарка машет фартуком, но я быстро выхожу из комнаты, схватив шляпу и пальто, а Брэйкен вертится вокруг меня.
Миссис Джонс кричит вслед:
– Ненадолго. Нам еще кое-что нужно сделать.
Я останавливаюсь и оборачиваюсь.
Она кивает, зная, что я понимаю ее, и добавляет шепотом:
– Времени мало, Моргана. Мы должны использовать силу Гримуара.
Смесь страха и волнения заставляет кровь в моих жилах течь быстрее.
На улице меня встречает великолепное сельское утро, и выбросить из головы пугающие события прошедшего дня хотя бы на короткое время становится очень просто. Моя щека стала ярко-фиолетовой. Есть ли более подходящий оттенок для ненависти? Я беру горсть снега и прикладываю к коже. В мгновение ока боль исчезает. Лошади слышат скрип моих шагов по снегу, и Ханни начинает биться в стойле, желая поскорее вырваться на свободу и поесть сена. Я так рада быть на солнце, что на какое-то время останавливаюсь, подставив лицо его лучам. Небо совершенно чистое. Я не видела такого яркого небосвода уже много недель. Ландшафт вокруг преобразился – природа больше не выглядит опустошенной, она по-прежнему сияет. Я открываю двери конюшни, чтобы лошади могли размяться во дворе, а затем несу им из сарая сено, разделив его на две кучки. Ханни сразу же начинает есть. Принц с минуту красуется перед кобылами, а потом они все принимаются за еду. Я достаю из дровяного сарая молоток. Источник так сильно забился льдом, что из него вытекает лишь небольшая струйка. Подняв молоток высоко над головой, я обрушиваю его на толстую кромку льда с такой силой, на какую только способна. С шумом, разносящимся эхом по двору, лед трескается, и я вижу черную воду. Я проделываю то же самое с соседним корытом, так что лошадки теперь могут пить. Положив молоток на место, я возвращаюсь к сараю и поднимаю перегородки, отделяющие загоны. Стадо небольшое и спокойно смогло разместиться на половине сарая. В такую погоду бесполезно держать их на выпасе, потому что, в отличие от овец, они не умеют искать себе пищу. Животные, толкаясь, бегут к сену. Солнце светит все ярче, и даже животные в своих толстых зимних шубах, кажется, рады ему. На лугу позади двора пасутся овцы. Я беру вилы, набираю сено, опираю их на плечо и через ворота выношу в поле. У стены есть низкая пристройка, и овцематки толпятся там, когда я забрасываю сено. Я пересчитываю их. Дважды. Не хватает трех овец. Я осматриваю поле, прикрывая глаза от яркого солнца, отражающегося от покрытого кромкой льда снега. Бедных овечек нигде не видно. Надо найти их до того, как погода испортится. Я иду по полю, а Брэйкен мчится передо мной. И вдруг я вижу дыру в изгороди. Все ясно, глупые овцы решили отправиться на поиски лучшей жизни. Чтобы пройти через проделанный ими низкий проход, мне приходится согнуться в три погибели. На холме явно видны следы овечьих лап, и я отправляюсь на поиски.
Пока я карабкаюсь вверх по крутому склону, мрачные мысли еще не могут завладеть мною полностью. Вот только вскоре мне перестает хватать той красоты, что я вижу вокруг, и ярких лучей солнца, и я начинаю грустить. То, как со мной вчера обошлись, ужасно. Я знаю, эти люди напуганы. Знаю, многие из них потеряли близких. Вчера я подслушала беседу Кая и миссис Джонс, во время которой домоправительница сообщила несколько горьких новостей. Например, о том, кто такая Изольда, хотя Кай, казалось, к такому повороту событий готов не был. А еще о том, как ко мне относятся в городе. Мне было очень больно услышать, что его шокировало, напугало, вызвало отвращение слово ведьма. Я думала: Кай сможет привыкнуть к моему дару, к тому, что, как сказал бы папа, в моих жилах течет кровь волшебницы. Но как же он может спокойно относиться к тому, что все вокруг считают меня злым существом? Кай любит меня, в этом я уверена, и от этой мысли мое сердце расцветает. Но тут его дом. Он вырос среди этих людей. Людей, которые называют его главным погонщиком. Каю должно быть важно, что они думают обо мне. О нем. Теперь я вспоминаю его слова, сказанные в день нашей свадьбы. К ней будут хорошо относиться в Финнон-Лас. Как это далеко оказалось от истины! Тем не менее у нас есть проблемы куда более насущные. Каю все хуже. Да, от опия ему стало легче, но он его не излечит. Опий не может снять лежащее на нем проклятие. И, боюсь, ничего не снимет, пока я не схлестнусь в смертельной битве с Изольдой. И не выйду из этой схватки победителем. Ибо глубоко в душе я знаю, что битва не кончится, пока одна из нас не умрет. Я не дам ей забрать у меня Кая. Почему все, кто мне дорог, попадают в голодную пасть смерти? Неужели мне суждено расплачиваться за любовь страшной потерей? От обилия мыслей у меня раскалывается голова. Какая я глупая – увидела гору, снежную пустыню, соблазнилась тем, что миссис Джонс сейчас на кухне, и отправилась в путешествие в одиночку! Мне приходится внимательно следить за всем, что я делаю. А я так задумалась, что даже не заметила перемену погоды. Мы с Брэйкеном уже поднялись более чем на сто футов, и небо, которое было безоблачным и чистым еще пару мгновений назад, неожиданно заволокло плотным облаком, и оно опускается все ниже и ниже с каждой минутой. Брэйкен навострил ушки; он почуял зайца. Краем глаза я замечаю какое-то движение, и в мгновение ока пес пропадает вдали. Через пару секунд я перестаю различать что-либо дальше нескольких футов перед собой. А потом начинается сильный снегопад. Ветра нет, и день не такой холодный, как в последнее время, но есть в этом снегопаде что-то пугающее. Хлопья необычайно велики, некоторые размером с маргаритку, другие пышные, как одуванчики. Снега так много, что снежинки забиваются в рот и в нос. Интересно, можно ли захлебнуться от снега? Вдруг исчезают все звуки. Не просто приглушаются, а исчезают полностью, как будто весь мир вдруг оказывается немым. О том, что я не оглохла, напоминает лишь мое собственное затрудненное дыхание, когда я пытаюсь пройти через снежные заносы, которые становятся все глубже. Я силюсь найти свои следы на снегу, но их слишком быстро заносит, и я не успеваю. Брэйкена нигде не видно. Я хлопаю в ладоши, пытаясь позвать его, но звук получается слишком тихий, и головокружительный ливень хлопьев тут же его заглушает.
Теперь я слышу голоса, которые странно шепчут. Сначала они неразборчивы и словно накладываются друг на друга. Но нет. Я быстро понимаю, что шепот стал громче, но он явно не исходит от человека. По крайней мере, не от кого-то присутствующего рядом. Колебания плотного, влажного воздуха и падающий неровными линиями снег предупреждают меня о том, что среди этого белого кошмара я не одна, но компанию мне составляют лишь существа бестелесные. И духи эти явно настроены недружелюбно. Они проносятся мимо, и я мечусь туда-сюда, ношусь среди вихря снегопада, пытаясь найти свои следы. Чувствуя на себе чье-то обжигающее дыхание. Даже не одно. Справа, и слева, и сзади я вижу непонятные тени. Их бесчисленное множество. Я понимаю, что окружена этими темными, невидимыми сущностями и мне грозит серьезная опасность. Мне нужно уйти, спуститься с холма. Но какой путь выбрать? Снег засыпал все, и я не вижу ничего, кроме него, в нескольких футах впереди или позади, так что не понимаю, куда бежать, как попасть обратно к дому. Мои следы, все следы уничтожены. Что-то проносится очень близко к моему лицу, ударив меня с огромной силой, хотя рядом с собой я не вижу никого. Царапина на щеке начинает кровоточить. Так, нужно сохранять спокойствие. Ураган – дело рук Изольды, я уверена в этом. Я чувствую прогорклый запах серы. Голоса вокруг становятся громче. Они называют мое имя. Они кричат на меня. Они смеются надо мной. Они вопят, воют и изводят меня всеми возможными способами. В какой-то момент мне кажется, будто я слышу голос отца, но я быстро понимаю, что это всего лишь уловка Изольды. Нет, ей не сбить меня с пути. Иначе Кай умрет. Вот в чем дело. Я не дам ей убить меня здесь, на этом бесцветном, безжизненном холме.
Так не пойдет. Нет уж.
Я застываю на месте и пытаюсь дышать как можно ровнее. Сделав настолько глубокий вдох, насколько могу в этом удушающем снегу, я стискиваю зубы и призываю на помощь всю свою волю. Я чувствую, как из раны на щеке хлещет кровь. Чем сильнее я пытаюсь задействовать внутренние резервы, тем больше рана кровоточит, и кровь стекает на покрытую снегом землю, окрашивая ее в алый цвет. Алое пятно все увеличивается, пока я наконец не оказываюсь в лужице собственной крови. Я чувствую, как голоса отступают, становятся менее различимыми, отдаляются. Даже снежинки обходят невидимую сущность, которая меня окружает. Я должна воспользоваться моментом, успеть сбежать. Но Брэйкена по-прежнему нигде не видно. Не могу же я оставить его здесь одного в такую погоду. Если бы только можно было его как-нибудь позвать. Ах да, свисток! Сердце мое бешено колотится, пока я пытаюсь нащупать под одеждой ложечку – подарок Кая. На другом конце ее – небольшой свисток. Я чувствую пальцами тепло древесины. Прижимаю к нему свои онемевшие от холода губы и пытаюсь дунуть, но свисток не издает ни звука. Я делаю еще попытку, но из свистка вырывается странный сип. И еще – на сей раз выходит – свисток испускает пронзительный звук, распространяющийся далеко за пределы снегопада. Но Брэйкен не отзывается. Я еще раз дую в свисток. Ничего. И вдруг рядом со мной выкатывается заснеженный пес с мокрым от снега мехом и с радостью носится вокруг. Я опускаюсь к Брэйкену и беру его обеими руками за мордочку, заставляя заглянуть мне прямо в глаза. Я представляю в своей голове образ поместья. Поместья и Кая. «Домой, Брэйкен, – приказываю я ему одними губами. – Домой».
Я отпускаю песика, и он уносится прочь сквозь метель. Я спешу за ним, полагая, что он приведет меня обратно на ферму.
Мы спускаемся с горы поспешно, если не сказать неуклюже. Все это время снегопад ни на мгновение не унимается, так что к тому времени, когда я протискиваюсь в заднюю дверь, я уже вся мокрая и уставшая от усилий. В доме пугающе тихо. Не снимая сапог, я спешу на кухню. Кай сидит в своем кресле у камина и вздрагивает при моем появлении. Муж приходит в ужас от моего внешнего вида:
– Моргана? Ох, милая, только посмотри на себя! Ты же настоящий снеговик!
Он неловко пытается встать на ноги.
– Входи и сядь к огню. Миссис Джонс сделает бульона. Миссис Джонс! – кричит Кай. Никто не отзывается.
– Где она может быть? – удивляется он вслух, потирая глаза. – Мне до сих пор нехорошо от опия. Очень сильное средство. Сейчас вспомнил: когда я засыпал, она вроде бы собиралась заняться стиркой. Точно, она пошла на улицу – за водой.
Он смотрит на меня серьезным взглядом, внезапно пробудившись.
– Ты, наверное, видела ее, когда шла к дому, – говорит он.
Но я не видела. Метнувшись прочь из комнаты, я распахиваю настежь заднюю дверь, едва не споткнувшись о зазевавшегося Брэйкена. Выпавший снег спрятал все следы ног, лап и копыт, но я вижу несколько крупных отпечатков подошв рядом с прудом. Я спешу к его низкому ограждению, пытаясь найти следы, ведущие от него к дому, но их нет. Меня подташнивает. Чувствуя растущий в глубине души страх, я заставляю себя заглянуть в пруд. Куски толстого льда, которые я раньше разбила молотком, снова сплавлены вместе тонким, как стекло, слоем замерзшей воды, которую, в свою очередь, покрывает пушистый слой снега. Я наклоняюсь над водой и стираю с поверхности горсть снежной пудры. На меня глядят добрые глаза миссис Джонс – она лежит под водой, захлебнувшись в темных, тихих водах пруда.
Кай выходит из дома во двор как раз в тот момент, когда Моргана прямо в одежде бросается в пруд.
– Моргана! Милая, что же ты делаешь?
Шатаясь, он ковыляет к источнику, лошади, встревоженные тоном его голоса, перестают есть сено и, фыркая, отбегают к дальнему концу двора. Брэйкен, отчаянно лая, подскакивает на месте. Кай хватает Моргану, наполовину погруженную в воду и ищущую что-то среди кусков льда. Теперь он видит, что толкнуло ее на столь странный поступок. Теперь он видит: в ее руках миссис Джонс.
– О, милостивый Боже!
Кай хватается за руку кухарки и тащит ее из пруда. Моргана тоже старается поднажать, и вместе они вытаскивают замерзшее, бездыханное тело, перетащив его через груду камней, так что оно соскальзывает на землю. Моргана падает на колени рядом с трупом, проливая на него потоки горьких слез. При виде очередной потери, которую пережила жена, у Кая сжимается сердце.
– Должно быть, она хотела наполнить ведро и упала, – произносит он, показывая рукой на наполовину занесенное снегом ведро. Кай качает головой. – Она не должна была идти сюда одна при такой жуткой погоде. Надо было попросить меня ей помочь, – говорит он. Но понимает, как мало от него пользы в его теперешнем состоянии. От того, что они с Морганой только что сделали, у него трясутся руки. – Я мог бы хотя бы пойти с ней, – шепчет Кай со слезами на глазах. Он сопит и вытирает лицо мокрым рукавом, нетвердо переступая на ногах. – Надо перенести ее. Найти какое-то место, куда можно положить ее тело.
Кай сомневается – все дороги занесло, и вряд ли в ближайшее время кто-то сможет приехать за телом кухарки. Так что придется держать труп миссис Джонс где-то на улице, чтобы холод не дал ему разложиться. Кай осматривается, заставляя себя быть практичным, думать только о том, что нужно, а не о том, что чувствует.
– Придумал, – говорит он наконец. – Мы можем отнести ее в конюшню. Там она будет… в безопасности.
Моргана смотрит на него полным скорби взглядом. Кай помогает ей встать на ноги, смахивая слезы с покрасневших щек жены.
– Надо перенести ее, дорогая. Помоги мне, пожалуйста. Ты же можешь помочь?
Моргана кивает. Она наклоняется, чтобы схватить миссис Джонс, как вдруг замечает: старушка что-то крепко сжимает в своей пухлой руке. Она берется за ее окоченевшие пальцы, осторожно разжимая их, и видит на ладони миссис Джонс кусок сланца.
– Что это? – спрашивает Кай. – Что у тебя там?
Моргана передает ему камень, и Кай внимательно его рассматривает. Он соскабливает с него влажную грязь и водоросли. Показываются какие-то символы.
«Нет, – понимает Кай. – Не символы, а буквы».
– К… T? Нет, не Т, а Дж, – читает Кай. – Смотри, тут буквы К, Дж.
Кай чувствует, как его внутренности сводит спазмом, а тело пронизывает холод, вот только это не из-за погоды.
– Это мои инициалы, – тихо говорит Кай. – Кай Дженкинс.
У него пересыхает во рту.
– Знаешь, что это такое, Моргана?
Она качает головой, хмурится, не в состоянии понять что-либо.
– Помнишь, миссис Джонс говорила, что источник Финнон-Лас волшебный? Она верила в такие вещи, ты же знаешь, да? Обычно я смеялся над ней, подтрунивал… Но миссис Джонс настаивала, что легенда не врет.
Кай проводит подушечкой большого пальца по выцветшим буквам на камне.
– И, похоже, она верила в это не одна. Это заговоренный камень, Моргана. Кто-то воспользовался им, чтобы наложить на меня проклятье.
Моргана забирает у мужа камешек и смотрит на него пристально.
– Но кто? – спрашивает Кай. – Кому понадобилось вырезать на камне мои инициалы? Кто хочет меня убить? Кто на такое способен?
Моргана глядит ему прямо в глаза и поднимает ладонь, жестом говоря: ответ на этот вопрос прост и известен.
– Не могла же миссис Джонс сама его положить! – с ужасом произносит Кай.
Моргана качает головой, раздраженно закатив глаза. Она вытягивает руку, намекая на то, что злодей был выше, рисуя силуэт потоньше. Моргана наклоняется и чертит на снегу неровную букву. Букву И. Чтобы подчеркнуть свою точку зрения, она хмурится и плюет на написанное. И тут Кай понимает.
– Изольда? Ты думаешь, это сделала Изольда? – недоверчиво произносит он, но Моргана решительно кивает. Она беззвучно умоляет его принять эту истину, в которой она так уверена.
– Я знаю, ты ее ненавидишь. И в последнее время я заметил, что она тебя тоже не жалует. А миссис Джонс, ну, ей она всегда была как-то безразлична.
И тут Кай вспоминает недавний разговор: экономка пыталась сказать, предупредить, как сильно его жена не выносит Изольду. Он не хотел слушать, не был в состоянии это принять. Но почему она не сказала прямо? Почему не произнесла: «Изольда – ведьма»? Потому что видела его состояние? Неужели она испугалась, что Кай не сможет различить грани между правдой и вымыслом? Да, конечно, ему нелегко было смириться с даром, которым наделена Моргана. С тем, что она была ведьмой. Неужели теперь выходит, что Изольда Боуэн, столп общества, с которой они дружили так много лет, тоже… ведьма? В этом есть смысл. И, глядя на убитую горем Моргану, он понимает еще кое-что. Миссис Джонс не рассказала ему всю правду, потому что боялась, как бы он не наделал глупостей. Потому что подумала о том, что он может попытаться сделать. После травли в Трегароне Кай был очень зол. Если бы его домоправительница указала на Изольду как на источник всех несчастий, снег не остановил бы его в желании убить эту подлую женщину. А он был слишком слаб даже для того, чтобы сесть на лошадь. Кай бы попытался защитить Моргану, но какой ценой.
– Изольда, – снова говорит он, на этот раз намного тише.
Стиснув зубы, Моргана швыряет камешек об стену конюшни, и он разлетается на мельчайшие осколки, пронзающие снежный сугроб. Кай смотрит на нее. Они оба не двигаются с минуту, поскольку пытаются понять, что произошло; что они потеряли, а что обрели. Снег все еще падает с неба, закручиваясь вихрем. Первым приходит в себя Кай – он понимает, что стоит на морозе без верхней одежды, а Моргана промокла насквозь.
– Ну же, – решает Кай, – давай отнесем ее.
Вместе они пытаются приподнять отяжелевшее тело миссис Джонс. Им приходится тащить его по снегу к конюшне, а внутри нее – по каменному полу. Кай приносит немного сена, и они укладывают кухарку на него. Моргана тщательно закрывает ей глаза, а Кай вынимает из карманов две монеты и кладет их на веки миссис Джонс, чтобы они не открылись снова. Складывает руки на ее груди и расправляет юбку, дабы женщина выглядела достойно. Когда Кай встает на ноги, то снова чувствует сильную слабость. Он берет Моргану за руку.
– Теперь мы можем уйти, дорогая, – говорит он. – Пора в дом. Нам нужно чуть-чуть согреться.
Моргана смотрит на него и, видя, как сильно ее муж дрожит, быстро кивает и следует за ним в дом.
На кухне в камине все еще горит огонь, но того тепла, которое он дает, недостаточно, чтобы согреть Кая. Моргана ужасно бледная, и у нее зуб на зуб от холода не попадает.
– Ты вся вымокла, – замечает Кай. – Ну же, раздевайся. Встань к огню.
Он плетется наверх – взять чистую пижаму, теплые полотенца и одеяла. Когда он возвращается, Моргана стоит так же, по-прежнему трясясь от холода и ужаса по поводу смерти миссис Джонс. Она выглядит совсем замерзшей. У девушки не просто бледная кожа, она как будто стала прозрачной, словно жизнь внутри нее заморозилась. Однажды, когда Кай был еще маленьким, он стал свидетелем страшного события: человек умер от холода. В тот день он отправился в гору за стадом с отцом и дядей. И в дороге их застала метель. Спеша спуститься с горы, лошадь дяди перепугалась и, поскользнувшись, сбросила его на землю. На ноге дяди зияла кровоточащая рана, из которой торчал обломок кости. Отец отправился за помощью, оставив Кая с раненым. Да, сначала холод помог остановить кровотечение, но потом он проник дальше, останавливая кровь в артериях, пока не заморозил само сердце. Кай провел на холме с трупом дяди три долгих часа. И теперь видит похожую картину здесь, у себя дома. Нужно как можно скорее согреть жену, и быстро, если Кай хочет спасти ее. Он хватает табурет и разбивает его о каменный пол, израсходовав оставшиеся силы. Табурет раскалывается в щепки, Кай собирает обломки и кидает их в огонь. С мгновение дерево тлеет и трескается, а потом по нему проносятся языки пламени, отчего комната сразу наполняется теплом. Кай раздевает Моргану так быстро, как может, и стягивает с себя насквозь промокшую рубашку. Хватает полотенце и энергично растирает ее тело, пока наконец в ее взгляде не начинает теплиться жизнь, а к ее лицу не приливает кровь.
– Все будет хорошо, дорогая. Скоро тебе станет теплее, видишь? – уверяет он, стараясь унять дрожь в голосе, не желая выдать свой страх за нее. – Не та погодка, чтобы купаться в пруду, моя дикарка, – приговаривает Кай.
Моргана крепко обнимает его, прижавшись к нему сильнее, и Кай накрывает жену пледом.
– Так лучше, не правда ли?
Он целует мокрые волосы жены, вдыхая ее запах. Из-за огня от их влажных тел и от кучи одежды на полу начинает подниматься пар. Мягкое тело Морганы кажется таким удивительно живым, в ней пылает огонь. Кай прижимает ее к себе. Целует ее лицо, лоб, нос, щеки, подбородок. Он всматривается в ее темные глаза.
– Теперь все будет хорошо, дорогая, – говорит Кай. – Знаю, знаю, мое сердце тоже разрывается из-за случившегося с миссис Джонс. У нее была такая добрая, чистая душа. Нам будет ее не хватать.
Он качает головой.
– Знаешь, я думаю, она пошла искать этот камень нарочно. Должно быть, ей вдруг пришла мысль, что кто-то мог подложить его туда, что это из-за проклятья я так ослабел. И теперь благодаря ей и тебе все кончено. Проклятья больше нет.
Заметив сомнения на лице жены, Кай изо всех сил старается улыбнуться.
– Мне уже намного лучше. Правда.
Ему приходится солгать жене впервые, и это очень больно, но в этот момент его волнует только одно – Моргане нужно поправиться, снова стать собой. И Каю необходимо сделать что-то, чтобы помочь ей справиться с тем, что произошло.
Кай еще раз целует жену и ощущает, как ее грудь твердеет. Он знает, теперь это уже не от жара печи. Моргана прижимается к его лицу, целует его шею прохладными губами. И Кай чувствует, как в нем поднимается волна возбуждения, желания любить ее. Где-то в глубине души он корит себя за похотливые мысли в день, когда его преданный друг лишился жизни. Близость смерти служит напоминанием о том, что он сам вот-вот может умереть, и это еще сильнее распаляет его страсть. Словно единственный способ победить хрупкость человеческой жизни – это принять участие в священном ритуале ее продолжения.
Кай укладывает Моргану на длинный стол, столкнув прочь подсвечники и кружки, которые с грохотом падают на пол. Она прижимает его к себе, стремясь все ближе, обхватив своими обнаженными ногами тело мужа, на его возбуждение отвечая своим, столь же сильным. Войдя в нее, Кай чувствует себя живее, чем за все последние несколько недель. Моргана цепляется за него, он ощущает ее дыхание, слышит ее неровные вздохи, так похожие на слова. Но говорить нет необходимости, не в такой момент. Сейчас они одно целое, супруги, связанные физически, эмоционально во всех отношениях.
– Моя любовь, – шепчет он. – Моя любовь.
Наслаждение, которое охватывает Кая, поражает его. Моргана выгибает спину, откинув голову, обнажив тонкую, белую шею, двигаясь так же страстно и неистово, как и он сам. Из уст Кая вырывается ее имя, и он полностью растворяется в восхитительной нежности этой минуты.
Потом Моргана лежит на столе, завернутая в одеяла, а Кай сидит напротив в кресле, не в силах оторвать от нее глаз.
– Ты такая красивая, миссис Финнон-Лас, – говорит он.
Моргана улыбается сдержанной, грустной улыбкой, и он знает: теперь она может оплакивать миссис Джонс. Как бы Кай хотел хоть чем-то облегчить ее страдания. Но, по крайней мере, теперь, когда проклятие снято, он сможет поправиться, взять ситуацию под контроль, заняться фермой и присмотреть за Морганой. Вот только едва он подумал об этом, как его живот пронзает жуткая, невероятная боль. Приступ так силен, что Кай не в состоянии сдержать крик.
– Ааа! Господи! – кричит он, падая на пол, схватившись за живот и прижав ноги к туловищу.
– Что это может быть? – спрашивает он. Моргана скидывает одеяла и подскакивает к нему.
– Неужели я никогда не поправлюсь? Неужели страданиям не будет конца?
Кай кричит. Страшный, отчаянный звук его голоса пугает его самого. Моргана помогает ему сесть на кресло и убегает за настойкой опия. Вернувшись, она протягивает Каю бутылку. Тот качает головой.
– Нет! Он меня отупляет. Я буду как труп. Я не оставлю тебя одну!
Но Моргана не отступается. Она вынимает пробку из бутылки и подносит горькую жидкость ко рту Кая так, чтобы он мог сделать большой глоток. Его голова откидывается на спинку кресла. Моргана отставляет бутылку в сторону и внимательно наблюдает за ним. Вскоре его дыхание становится ровнее.
– Мне лучше, – говорит Кай. – Не волнуйся, дорогая. Мне уже лучше.
Он встречает ее взгляд, от которого становится только больнее, потому что в глазах Морганы читается немой вопрос: «Но надолго ли?»
В воздухе между ними повисает невысказанная мысль. Почему проклятие не снято? Кай пытается найти слова, чтобы утешить Моргану и успокоить себя, но он слишком устал от всей этой боли. Его разум затуманивается, веки наливаются свинцом, и он проваливается в глубокий сон без сновидений.
Я наблюдаю за Каем до тех пор, пока не убеждаюсь – он уснул. Мое тело уже оправилось от холода, но при мысли о бедной миссис Джонс, которая лежит там, в конюшне, бездыханная и замерзшая, по спине пробегают мурашки. Как я могла позволить этому случиться? Как можно было быть такой медлительной, такой глупой и не заметить, что она в такой же опасности, как мы с Каем? Наверное, миссис Джонс подумала: Изольда могла бросить заколдованный камень в наш пруд, и пошла его искать, зная, что навлечет на себя гнев ведьмы. Но почему она не дождалась меня? И потом, камень мы уничтожили, но Кай все еще страдает. Проклятие не снято. Не могу сказать, будто это меня удивило, потому что мне уже давно известно, что Изольда не остановится, пока одна из нас не умрет. Пока она не убьет всех тех, кто мне дорог.
Так не пойдет. Нет уж.
Кай выплывает из глубин своего беспокойного сна и видит Моргану в кресле напротив. Он немного встревожен – хотя она, по-видимому, спит, ее глаза все равно открыты. Руки его жены сложены на коленях, она выглядит совершенно невозмутимо. Она странно неподвижна, и это очень пугает Кая. Он протирает глаза, качая головой в попытке выбросить все ненужные мысли. Он с некоторым усилием поднимается с кресла и приседает перед ней.
– Моргана? – тихо произносит Кай, но девушка не улыбается, не шевелится, не кивает, вообще никак не реагирует. Он наклоняется вперед и медленно проводит рукой перед ее глазами. Они открыты, но не фокусируются на его ладони. Каю кажется, жена находится в трансе. Брэйкен садится в ногах Морганы, пристально глядя на свою хозяйку и поскуливая. Кай думает потрясти ее, чтобы разбудить, но вспоминает, что нельзя мешать человеку, который ходит во сне. За ним можно лишь наблюдать. Кай чувствует – это не случайное состояние, не следствие недуга. Нет, она ввела себя в транс сознательно. С какой целью и для чего – для Кая загадка. Он садится в кресло. Его одолевают усталость, печаль и беспокойство. Опий отнимает у него последние силы. Он должен довериться Моргане. Да, ее методы могут быть спорными, но это ее методы. Он присмотрит за ней и дождется ее возвращения.
Спустя полчаса Кай уже с трудом способен держать веки открытыми. На улице стемнело, и от оконного стекла веет холодом. Неловко, охая от боли в суставах, он встает на ноги и идет закрыть ставни. Закрывая их, он мельком замечает в сгущающихся сумерках что-то странное. Ярко светит луна, и небо ясное. Ветер стонет в трубе. Он качает вековые деревья, так что они становятся невольными участниками зловещего танца при луне. Но так обычно и бывает после жуткого урагана, когда природа собирается с силами, чтобы нанести сокрушительный удар. Но странно другое – на дороге мерцают огни факелов. Нахмурившись, Кай всматривается в темноту сквозь заледеневшее стекло и различает среди снегов темные фигуры, которые держат в руках горящие факелы и фонари. Он в недоумении. Не меньше дюжины людей приближаются к поместью. По их походке и росту становится ясно, что это мужчины. А потом Кай замечает еще кое-что. Больше половины из них вооружены. Теперь он вспоминает, как «тепло» местные встретили Моргану, когда она ездила в город. Как в нее бросали камни. Вспоминает рану на ее щеке. Вспоминает, что сказала миссис Джонс: души людей боятся его жены, а перепуганные души могут совершать ужасные поступки. И с содроганием вспоминает – они считают Моргану ведьмой. Только теперь он может признаться самому себе, что тот момент, которого он так боялся, наступил. Фигуры приближаются, и нет никаких сомнений: они пришли за Морганой.
Бормоча молитву, он захлопывает ставни, опустив на место металлический засов. Кай вваливается в гостиную, неровно дыша, его мысли одурманены действием опия. Он запирает ставни и там. В кухне он задерживается на мгновение, чтобы еще раз посмотреть на Моргану. Та по-прежнему сидит с открытыми глазами, и ее дух где-то совсем далеко. Он нежно целует ее в лоб, а потом поворачивается к Брэйкену.
– Будь здесь, мальчик. Хорошо охраняй хозяйку, – говорит Кай песику. А потом снимает с крючка ружье. Находит в ящике патроны, заряжает ствол, набирает в карманы столько патронов, сколько может унести, и, пошатываясь, выходит из комнаты, таща свое тело вверх по лестнице в спальню, где встает у окна и ждет. – Пусть идут, – произносит Кай. – Пусть… Они не тронут ее. Пока я сам жив.
