Глава 16
Дорогу домой, проведенную с Морганой, Кай всегда будет считать поистине волшебной. Он решил не брать дилижанс – если для Ангела держать темп будет не проблема, то для Принца скаковые лошади слишком быстры. И, если быть честным с самим собой, он хочет подольше побыть с Морганой. Четыре дня они едут на запад, пытаясь догнать бледнеющее осеннее солнце, чтобы урвать несколько часов дневного света, каждую ночь разбивая лагерь. Хотя они могут себе позволить остановиться в гостинице, перспектива спать под открытым небом нравится им куда больше. Кроме того, как Каю кажется, так их вряд ли заподозрят в том, что у них есть деньги. Ему совсем не хочется, чтобы с ним поступили так, как с Ллевеллином. Вечера становятся холодными, но Кай всегда находит теплый сарай или рощицу, где они с Морганой разводят костер. Они сидят рядом, глядя на огонь, в котором жарится тушка купленного у местного торговца кролика или рыбина, пойманная в ближайшем ручье. А рядом мирно пасутся их кони. И быки, и пони были проданы за хорошую цену. Наконец-то Кай может с уверенностью сказать, что их с Морганой ждет прекрасное будущее. При первой же возможности они съездят на ярмарку в Ллэнибиддер и купят новых кобыл, чтобы начать восстанавливать табун. Ему нравится, что теперь у них с женой столько общего.
Моргана только что вернулась после купания в реке и сушит у костра свои влажные волосы. Она знает, что он наблюдает за ней, но теперь ей нечего стесняться. Девушка улыбается открытой, теплой, сердечной улыбкой, и Кай чувствует, как его сердце наполняется любовью. Он до сих пор думает о Кэтрин и знает, что никогда ее не забудет. Но воспоминания о первой жене больше не причиняют ему боли, а его привязанность к Моргане больше не кажется предательством.
Моргана трясет головой, и капли воды шипят на раскаленных углях. Брэйкен нервно лает.
Кай смеется.
– Помолчи, милый. Что ты за пес, раз боишься огня?
Кай треплет корги по ушкам. Лапки маленького пса болят от пройденных миль. Он также заработал неторопливый путь домой. И Кай так рад, что у него есть эта крошечная собака. Он может спать спокойно – Брэйкен неусыпно бдит и охраняет их с Морганой от непрошеных гостей. И действительно, что за несчастье – совершить такой удачный перегон и быть ограбленным местными бандитами. По этой причине он выбрал не самую известную дорогу и старается быть осмотрительным в своих беседах с теми, кого они встречают по пути.
Дом. Звук этого слова наполняет сердце Кая и радостью, и болью. Что ждет его в Трегароне? Наверняка похороны Дая собрали толпу. И Эдвин успел растрезвонить свою версию событий. Обязательно найдутся те, кто свалит вину за происшедшее на Моргану. Сможет ли он убедить их в ее невиновности? Перегон оказался удачным; хотя бы в этом сомнения нет. Он может только надеяться, что фермеры будут так рады удачным сделкам, что забудут про нелепые подозрения. Моргана – миссис Дженкинс, жена главного погонщика, хозяйка Финнон-Лас. Если они принимают его, то должны принять и ее. Если они доверяют ему, то должны, конечно, поверить и ее словам.
Походный чайничек закипает, и Кай бросает в него пару ложек чая.
– Иди сюда, – зовет он Моргану, – выпей горяченького. Я клянусь, с каждым годом осень наступает все раньше. Ты замерзнешь до смерти с мокрыми волосами. Подойди ближе к огню. Ближе ко мне. Вот, так-то лучше?
Кай обнимает ее за талию и тянет к себе. Моргана смеется, игриво отталкивая его.
– О, нет, моя дикарка, я не могу тебя отпустить. Мне нужно тебя согреть, иначе ты заболеешь, а потом и я. И как я буду без своего лучшего помощника?
Моргана отмахивается от него, а потом опрокидывает его на спину. Когда она берет его за руки и прижимает к земле, Кай смеется.
– Ну, все, победила. Что теперь будешь со мной делать, дорогая?
Он многозначительно поднимает брови.
Прищурившись, Моргана задумывается на мгновение, а потом начинает беспощадно щекотать мужа. Кай смеется, пока у него не перехватывает дыхание. И тогда ему приходится сбросить ее с себя, успокоив длинным, глубоким поцелуем. И Кай замечает, как Моргана меняется прямо на глазах. Жена расслабляется, губы ее становятся мягче, и она с чувством возвращает его поцелуй. Кай прерывается, отстранившись от нее и убрав с ее лица несколько непослушных прядей.
– Я люблю тебя, миссис Финнон-Лас. Ты ведь знаешь об этом, не так ли?
Она улыбается, а затем улыбка исчезает с ее лица, и, более серьезная, она кивает, целует его, привлекая к себе, и их тела замирают в страстном объятии.
На следующее утро они медленно едут по знакомым местам и останавливаются в Кундю, чтобы сходить на могилу Мэйр и осмотреть надгробие, которое Кай заказал еще в прошлый визит. Моргана сажает на могилу свежие цветы и оставляет старой миссис Робертс деньги на уход за могилой. Они возвращаются в Трегарон в день ярмарки по случаю осенней жатвы. И действительно, с тех пор, как Кай и его товарищи отправились в поездку, что было всего пару недель назад, ландшафт сильно изменился. Дубы и березки из ярко-зеленого окрасились в сотни оттенков золота и охры. И лишь ясень упорно цепляется за свою всегдашнюю одежду. Трава на лугах вокруг подъедена пасущимися животными, которые предчувствуют приближающуюся зиму и хотят наесться впрок. Чтобы попрощаться с теплым временем года и отпраздновать на удивление щедрый урожай, народ Трегарона наряжается в лучшие одежды, готовясь целый день провести в праздных развлечениях. Кай понимает, насколько потрепанным выглядит, когда они въезжают на главную площадь города. Даже шкура Ангела и Принца уже не такая сияющая, она уплотнилась перед грядущей зимой, а хвосты их перепачкались грязью. Мех Брэйкена спутался, а его лапки больше не сверкают белизной. Пальто Кая разорвалось на рукаве и все перепачкалось за многодневный перегон. Одежда Морганы сохранилась немногим лучше, и обе их шляпы совсем потеряли форму. Кожа Морганы сильно обветрилась и загорела, а Кай жалеет, что не побрился перед тем, как появиться в городе.
Они петляют между киосками и их посетителями. Лошади слишком выбились из сил, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг. Люди оборачиваются и рассматривают Кая и Моргану, по площади прокатывается шепот: главный погонщик вернулся. Хотя пышных празднеств по случаю своего возвращения Кай не ждал, он все же обескуражен тем приемом, которого они с женой удостаиваются. Среди веселья, царящего на ярмарке, их появление почему-то встречено странной тишиной. Серьезностью. Настороженностью. Он ведет Ангела сквозь толпу к гостинице «Тэлбот». Моргана с Принцем следуют за ним. Брэйкен несется рядом, поджав хвост, чувствуя: настроение вокруг переменилось. Кай собрался было поставить лошадей в стойло и отправиться в гостиницу – пропустить стаканчик. Но тут же передумал. Странная реакция на его приезд начинает раздражать. Кое-кто из местных снимает с головы шляпу в знак приветствия. Кай решает не медлить, а сразу раздать все деньги, которые выручил от продажи быков, после чего отвезти Моргану домой. Они привязывают лошадей рядом с гостиницей.
– Ну же, Моргана.
Он велит жене следовать за ним и входит внутрь. Кай знает, что это странно, ибо женщине не место у барной стойки, но ему неловко оставлять жену одну наедине с чужими людьми. Моргана колеблется, явно не желая причинить неприятности там, где их можно было бы избежать.
И тут из толпы раздается знакомый голос.
– Добро пожаловать домой, мистер Дженкинс.
Перед ними появляется Изольда. Она кивком приветствует Моргану.
– Миссис Дженкинс, из вас вышел отличный погонщик.
Раздается взрыв смеха. Каю это не нравится, но он полон решимости не ударить в грязь лицом и сдерживает себя, насколько это возможно.
– Миссис Боуэн…
Он слегка склоняет голову.
– Я рада видеть, что вы благополучно вернулись, – уверяет Изольда, но, как ему кажется, что-то в ее манере изменилось. Теперь она холодна, какой не была никогда раньше.
– У вас прекрасная лошадка, – говорит он. – Спасибо за Ангела. Завтра, как только он отдохнет, я тотчас же доставлю его домой.
– Не утруждайте себя. Я пришлю за ним слуг. Должно быть, после такой утомительной поездки вы устали. Вы оба.
Изольда так зло смотрит на Моргану, что Кай невольно вздрагивает. Его смущает подобное изменение в той, кого он знает лучше других. Хотя Моргана из своей неприязни к Изольде никогда не делала секрета, обычно она вела себя более сдержанно. Кажется, теперь все иначе. Кай замечает, что Моргана сжала кулаки. Может ли это быть простым соперничеством, своего рода ревностью? В любом случае Изольда могла бы выбрать более подходящий момент для подобного изъявления чувств. Зеваки смотрят на Моргану с плохо скрываемым волнением.
– Прошу прощения, – Кай берет супругу за руку и ведет к двери, – нас ждут дела.
Первый, кого Кай видит внутри «Талбота», – Ллевеллин. Это не прибавляет ситуации оптимизма. Старик, очевидно, пил с самого утра, и его лицо отекло от количества алкоголя.
– Ага, а вот и наш Дженкинс пришел потратить свои деньги. Какая честь, главный погонщик, – говорит он с притворным благоговением. – Так, значит, поездка прошла успешно?
– Да, – отвечает Кай. – И принесла хороший барыш. Нам повезло.
– Да? Я слышал другие вести.
– О чем ты?
– По твоему, удачная поездка – это когда кузнеца затаптывают насмерть?
– Нет, конечно. Никто не сожалеет о том, что случилось с Даем, больше, чем я.
– Его вдова и сыновья-сироты с тобой не согласились бы.
– Я присмотрю за ними. Они знают.
– А как насчет виновного – что с ним будет?
– Эдвина я уволил. Если Сэрис настаивает, пусть вопрос о наказании решает суд.
Ллевеллин допивает кружку пива и вытирает свои тонкие губы рукавом.
– Поговаривают, не Эдвин был виноват. Говорят, это твоя женушка оставила ворота незапертыми, а на бедного парня ты все свалил, чтобы защитить ее.
– Я видел случившееся собственными глазами.
– Да, ну, может быть. А может быть, когда у тебя молодая жена, ты видишь то, что хочешь видеть?
Кай больше не может сдерживаться и со всей силы наносит Ллевеллину удар в челюсть. Старик спотыкается и падает назад, опрокинув пару стульев. Ошеломленный, он приподнимается, потирая лицо, сплевывая кровь.
– Что, Дженкинс, правда глаза колет?
– Держи свои ядовитые мысли при себе, Ллевеллин. Никто не собирается выслушивать твои пьяные россказни. Я знаю правду о том, что случилось с Даем. И Эдвин знает. Если у этого человека есть совесть, он больше ни слова не скажет о Моргане.
Кай поворачивается к испуганным посетителям бара. Кое-кто из мужчин делает шаг назад.
– Кто-нибудь еще считает, что я несправедлив к Эдвину? Ну? Говорите сейчас или замолчите навсегда. Я не буду терпеть клевету в адрес своей жены. Если кто-нибудь станет распускать сплетни… отвечать будет лично!
Никто не желает смотреть на Кая. Даже Ллевеллин предпочитает подняться с пола молча. Повисает зловещая тишина. Кай делает вдох и, с некоторым усилием, но уже более спокойным тоном, говорит:
– Так вот. Для тех из вас, у кого ко мне есть дела, я буду за столом у окна. Подходите, не стесняйтесь. У меня для всех есть кое-что, однако я не собираюсь торчать здесь до второго пришествия.
Как я и опасалась, нам не поверили. Эдвин сумел убедить местных, что все было так, как он рассказал, и, может быть, нам никогда не удастся доказать свою правоту. Но теперь я хотя бы знаю, что у Кая на мой счет сомнений нет, и это меня утешает. Кроме того, я необычайно рада вернуться в Финнон-Лас. Мне казалось, нерадушный прием в Трегароне и холодность Изольды испортили впечатление от последних дней перегона, но я ошибалась. Тут наш дом. Как это замечательно, что я могу думать о нем именно так! Наш дом. Здесь мне хорошо, рядом с Каем, моим мужем. Поездка прошла успешно. Теперь мы имеем право на счастье в собственном доме.
Миссис Джонс, по крайней мере, рада видеть нас.
– Батюшки светы, в каком вы жутком виде! Заходите, заходите. Я согрею воду для ванны. А ваши бедные волосы, миссис Дженкинс!
Она проводит рукой по моим спутанным прядям и качает головой.
– Мистер Дженкинс, вам должно быть стыдно – ишь как испортили хорошенькую женщину. Идем, милая. Сейчас мы снимем с тебя эти лохмотья, и ты примешь пристойный вид хозяйки Финнон-Лас.
Миссис Джонс, суетясь, носится по кухне, прерывая беготню лишь указаниями Каю.
– Пожалуйста, принесите оловянную ванну, мистер Дженкинс, – просит кухарка. – И углей, потому что иначе нам не хватит горячей воды, чтобы вас хорошенько отмыть.
Она строго смотрит на Брэйкена, и я боюсь, что ему тоже не избежать сей участи.
В тот момент, когда мы с миссис Джонс остаемся наедине, я думаю, как рассказать об Изольде. Я знаю, миссис Джонс никогда ее не любила и не доверяла ей, потому что заметила в ней нечто темное. Как эта чертовка умна, раз может настолько хорошо скрывать свою истинную сущность даже от тех, кто всегда видит других насквозь! Теперь я понимаю: и за внезапным неодобрением со стороны преподобного Кадуаладра, и за страшной бурей, погубившей стадо Кая, и за поведением Эдвина, и за смертью Дая стоит Изольда. Я должна рассказать об этом миссис Джонс. Я боюсь, что однажды нам с Изольдой придется сразиться. И, возможно, совсем скоро. Я знаю, что не готова к этому. Она сильнее меня. Я должна предупредить миссис Джонс о возможной опасности и заручиться ее поддержкой.
Моя ванна уже готова, но я не раздеваюсь. Вместо этого я приношу бумагу, перо и чернила. Ими в этом доме пользуются редко, и чернила порядком пересохли, но я все равно пытаюсь написать то, что нужно.
– Что ты делаешь, милая? Полезай в ванну, пока вода не остыла, – говорит миссис Джонс, отчаянно пытаясь стащить с меня пропитанную грязью одежду. Но я кусаю губы, силясь с помощью пера начеркать то, что хочу рассказать. И почему мама не настояла, чтобы мистер Рис-Джонс обучил меня письму? Я помню написание только половины букв. И если читать я умею и люблю, то искусство письма, которым я, увы, не владею, точно могло бы теперь пригодиться! Негодуя, я начинаю делать ошибки, и мне требуется не одна попытка, чтобы что-то накалякать, а целых три. Надпись нельзя назвать аккуратной, но буквы наконец-то складываются в то, о чем я хотела сказать.
Я протягиваю лист миссис Джонс. Она подходит к лампе, чтобы лучше разглядеть, что я написала, и прищуривается, держа страницу на расстоянии вытянутой руки. Кухарка читает вслух:
– «И…» «Пошла», так? Нет, «И… хочет», да, теперь поняла. То есть ты имеешь в виду: «Изольда хочет… Финнон-Лас?»
Она смотрит на меня, а потом снова на мои каракули.
– «Дай умер»… Да, дорогая, я знаю, но ты утверждаешь, что к его смерти имеет отношение Изольда?
Я киваю.
– Но он умер во время перегона. Изольды там даже рядом не было.
Теперь я качаю головой. Ох! Как же мне хочется научиться нормально говорить! Я бы прокричала правду во весь голос! Вырвав у нее из рук лист, я принимаюсь тыкать в последнее написанное на нем слово. Миссис Джонс косится на него, пытаясь разобрать мои каракули.
– Дь… Ма… Нет, не так. Подожди минуту. Ведьма. Ведьма!
Она смотрит мне прямо в глаза.
– Ты уверена в этом, Моргана? Изольда Боуэн – ведьма? Она показала тебе свою сущность?
На этот раз я киваю решительно, с уверенностью и с некоторым облегчением – меня наконец-то поняли. С удивительной скоростью миссис Джонс бросается к камину и кидает лист в огонь. И не поворачивается ко мне, пока лист не сгорает дотла.
– Я давно подозревала ее. Надо признать, она умна. Кто бы мог подумать, а ведь какое личико она показывает миру, и как тут заподозрить? Кто смог бы подобраться к ней настолько близко, чтобы увидеть ее дьявольскую тень? Ох, ежели она, как ты говоришь, и Дая погубила, то, значит, не остановится ни перед чем. Я всегда думала, ей нужен только твой муж. А теперь понимаю, что все иначе. Если она хочет заполучить Финнон-Лас, то из-за источника. И Гримуара. Ох, дорогая, при мысли о нечестивой ведьме, которой плевать, что хорошо, а что плохо, я содрогаюсь – как представлю себе, какой силой она могла бы завладеть, будь у нее эта книга.
Миссис Джонс заламывает руки.
– У меня нет заклинания для защиты от такого зла. Моя магия не для сражений, а для домашних дел. Ох, она может, конечно, прийти, как только ей заблагорассудится, и заполучить то, чего хочет. Но не станет. Попытается сохранить свое доброе имя. Свое положение. Ей важно, чтобы ее уважали, чтобы ее мнение имело вес среди горожан. И правильно – она, небось, гордится, что столько лет всех дурачила. Она настроит их против нас, если потребуется. Как преподобного. Это ведь дело рук Изольды?
Я киваю, сигнализируя: Изольда успела сделать куда больше. Намного больше.
Миссис Джонс смотрит на меня, и я вижу, как ее глаза расширяются от страха.
– А теперь у нее на пути встала ты. Дорогая, это такая угроза, от которой я точно защитить не смогу, – говорит она, задыхаясь от волнения.
Я спешу вперед и беру ее за руки. Я сжимаю их крепко и гляжу на нее не мигая, показывая, что не боюсь. Я дотрагиваюсь до ее груди, а затем до своей, а потом иду туда, где спрятан Гримуар Синего Источника.
– Да, конечно, – миссис Джонс меняется на глазах, – мы вместе сразимся с ней. Ты и я, Моргана.
Теперь ее голос звучит уже куда более взволнованно, но радостно.
– Может, о моих скромных способностях Изольда и знает, но я сомневаюсь, что понимает, на какое великое волшебство способна ты.
Кухарка решительно кивает.
– И у нас есть Гримуар. Конечно, мне бы нужно было больше времени потратить на твою подготовку. Но того требуют обстоятельства, дорогая. Надо спешить.
Заметив мою неуверенность, миссис Джонс оживляется, словно желая дать мне время свыкнуться со своими последними словами.
– Но сначала, милая, надо тебя отмыть! Ну-ка, снимай эту гадость и давай в ванну! Бегом!
Так странно быть в женской компании после стольких недель, проведенных в качестве погонщика. И любовницы Кая. Миссис Джонс ловкими движениями помогает мне смыть грязь с волос. Вода в ванне такой температуры, что, я чувствую, после нее моя кожа будет цвета норвежского лосося. Миссис Джонс находит мне чистую комбинацию и приносит простое хлопковое платье. Я похудела, что не остается незамеченным – экономка твердо намерена с сегодняшнего дня хорошо меня кормить и следить, чтобы я высыпалась. А мне хочется лишь одного – чувствовать, как Кай обнимает меня своими большими руками. Лежать рядом с ним. Разделить с ним его желание. Уснуть на его груди, убаюканной биением его сильного, верного сердца. Будем ли мы этой ночью спать в одной постели, интересно? На их с Кэтрин супружеском ложе. Я еще не ходила наверх, но даже сейчас, здесь, на кухне, где ярко светят лампы и царит веселая атмосфера, я чувствую чье-то присутствие. Смогу ли я на самом деле занять ее место, войти в этот последний приют их любви, где она отдавалась ему? Где она умерла ради него. Похоже, заявление миссис Джонс, что я наконец смогу прочитать Гримуар, узнаю его тайны и загадки, вызывает у меня сильнейший душевный трепет. Моей надежной гаванью всегда будет Кай и наша с ним любовь.
Мне не нужно решать, в какой комнате спать. Уже столь поздний час, что миссис Джонс, немного переборщившая с процессом наведения чистоты, решает заночевать в гостевой комнате в конце коридора. Ее присутствие нам несколько мешает, поэтому мы стыдливо расходимся по своим комнатам. Через минуту после того, как я закрываю дверь и, потерянная, остаюсь посреди комнаты, раздается легкий стук и входит Кай. Он берет меня за руки, оглядывая с ног до головы и улыбаясь.
– Какая ты красавица. Миссис Джонс хорошо поработала. Я почти не узнал тебя без одежды погонщицы.
Я улыбаюсь в ответ, стесняясь немного, но радуясь, что он пришел. Мы обнимаем друг друга крепко, и тут Кай слегка вздрагивает. Его рука по-прежнему побаливает, хотя он не жалуется. Сквозь его чистую шерстяную рубашку я вижу шрам.
– Заживает, – говорит он. – Благодаря тебе.
Не согласившись с этим, я расстегиваю пуговицы и аккуратно загибаю его рубашку, обнажив рану. Она суха и чиста, но затянута ужасным шрамом. Большая неровная красная линия тянется от плеча Кая к сгибу локтя. Впрочем, мы оба знаем, что могло быть хуже. Намного хуже. Но сердце мое сжимается при виде того, как муж мучается от боли. Я наклоняюсь вперед и целую шрам, желая облегчить боль от пореза. Из моих глаз текут горячие слезы, капая прямо на рану. Ведьмины слезы. Я не придумала заклятия, лишь пожелание, чтобы мужу стало легче. Сначала я не могу обнаружить никаких изменений в ярком, неравномерном шраме, но потом я вижу, как он очень медленно начинает размываться и наконец исчезает, хотя и не полностью. Я улыбаюсь Каю, который глядит на рану, а потом на меня. Он нежно тянет меня к себе и крепко целует.
– Моя дикарка, – бормочет он в ухо. – Как мне повезло, что у меня такой доктор!
Я снова поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза, и вижу в них огромную любовь. Он притягивает меня к себе, обняв неистово, и я знаю, что не имеет значения, где мы находимся, пока мы вместе.
Я просыпаюсь посреди ночи. Рядом мирно посапывает Кай. Я не уверена, что именно пробудило меня от глубокого сна, но чувствую, проснулась я не сама. Теперь я уверена, что за дверью спальни слышу шум. Как будто шаги. Но разве миссис Джонс встала бы в такой ранний час? В окно ярко светит луна. Серебряный диск еще высоко, ночь явно не кончилась. Я снова прислушиваюсь и различаю слабые шаги. Это точно не миссис Джонс, ибо та бухает по полу и постоянно охает и ахает. Я выскальзываю из-под одеяла и, взяв шерстяной платок, накидываю его на плечи. Дверь открывается со скрипом. Я вижу лишь тени. Но, присмотревшись, понимаю: в одном из углов тень кажется больше. Мне становится страшно. Я заставляю себя сделать шаг вперед и чувствую уже знакомый холодок в этом небольшом пространстве. Кэтрин? Ты пришла поговорить со мной? Ты против того, что я сплю с твоим мужем, хотя он больше не твой? Но я не могу быть уверена, кто или что такое здесь было. Наконец, когда мне становится неуютно, а возвращаться в комнату не возникает желания, я спускаюсь вниз и через заднюю дверь выхожу во двор.
Но странное чувство преследует меня даже тут. Я снова иду к источнику. На улице холодно, однако температура не достаточно низкая, чтобы глубокий пруд и бьющий среди камней источник могли замерзнуть. Яркая луна рисует красочные картины на поверхности воды. Я смотрю на своего двойника, который пристально глядит на меня из пруда. И вдруг мое сердце начинает биться сильнее, ибо рядом с моим лицом появляется еще одно знакомое до боли лицо. Повернувшись, я вижу совсем рядом с собой Изольду. Сначала я думаю, она вышла из тела, но потом понимаю – ведьма пришла сюда во плоти. Я чувствую жуткий аромат змеиной кожи, который преследовал меня повсюду. В эту ночь Изольду нельзя назвать прекрасной. Ее лицо ужасающе грубое, словно шершавая поверхность луны.
– Слишком ты легкомысленно одета, деточка, – говорит она. – Смотри не простудись. Любящий муж сойдет с ума, если с тобой что-нибудь случится.
Изольда делает шаг назад, оглядев меня критическим взглядом.
– И что он нашел в таком плоском тельце? Наверное, он не такой мужественный, чтобы посчитать, что достоин роскошной женщины!
Я думаю иначе. Кай порядочный мужчина и хороший человек, слишком хороший для такой твари, как она.
– О, ты, должно быть, думаешь, я – само воплощение зла, не так ли?
Я отворачиваюсь, мысленно ругая себя за то, что забыла: на близком расстоянии Изольда слышит, о чем я думаю.
– Ты вообще знаешь, что такое зло? Мне думается, определение его зависит от того, кто его дает. Кто-то скажет, зло – все, что не во имя Господа. Но кто решил, будто есть лишь один Господь? Другие же считают злом все, расходящееся с их интересами. А какой вариант больше по душе тебе, Моргана?
Из уст Изольды мое имя звучит омерзительно.
– Я рассчитывала прогнать тебя прочь, хорошенько напугать, ведь такая трусиха, как ты, могла бы легко сбежать отсюда. Но я недооценила тебя. Поэтому постаралась отвадить от тебя Кая, посеяла дурные сплетни, хотела, чтобы он думал, что ты приносишь одни несчастья, чтобы ты ему опротивела. К сожалению, бедный Кай настолько увлечен, что отвадить его от тебя невозможно.
Изольда вздыхает. Подходит к источнику и окунает пальцы в пруд.
– Что оставляет мне весьма небольшой простор для действий. Ибо останавливаться я не намерена, тут уж не сомневайся. Я получу Финнон-Лас, чего бы мне это ни стоило. Жаль только, что заплатить цену придется твоему возлюбленному муженьку. Нет, не смотри на меня так. Это твоя вина, по крайней мере, частично – если бы ты меня послушала и вернулась в грязную нору, из которой Кай тебя вытащил, мне не было бы никакой нужды так с ним поступать. Что? Нечего сказать? Погоди-ка, уж не испугалась ли ты – я чую запах страха?
Все. Больше ни секунды в обществе этой твари. Я поворачиваюсь и направляюсь было к дому, но Изольда вдруг оказывается передо мной, неестественно быстро и бесшумно.
– Как, миссис Дженкинс, разве вы не знаете, что уходить, когда с вами разговаривают, считается верхом неприличия? Где же ваши манеры?
Я пытаюсь пройти мимо, но Изольда хватает меня за руку и больно сжимает ее. Прикосновение этой твари, кажется, распространяет по моей коже яд, и я чувствую, как он жжет мне руку. Ведьма кричит:
– Слушай же! Кай Дженкинс больше никогда не будет здоров! Его силы будут таять, кровь – разжижаться, острота ума – меркнуть, пока он не превратится в ходячий труп. А ты будешь смотреть, беспомощная, наблюдать, как он страдает. И когда твой муженек наконец издохнет, я буду торжествовать! Я прослежу за тем, чтобы духу твоего здесь не осталось, и Финнон-Лас будет моим.
Я вырываю из ее лап свое запястье и мчусь к дому, но ее слова преследуют меня по пятам.
– Я проклинаю Кая Дженкинса! Проклинаю его медленной и мучительной смертью, а тебя приговариваю быть свидетельницей его страданий. Знай: ты могла бы все изменить, если бы любила его достаточно, чтобы отказаться от него!
Я захлопываю тяжелую дверь. Мое сердце почти выпрыгивает из груди. Я пулей взлетаю по лестнице и вбегаю в спальню. Изо всех сил пытаюсь восстановить неровное дыхание. Кай по-прежнему спит, мирно, тихо и крепко. Надолго ли этот покой? Надолго ли?
