Глава 15

К утру температура резко падает, и ветер, неизменно сопровождающий Кая и его друзей на восток, приносит дыхание осени. Кай просит погонщика, которого нанял на оставшуюся часть пути, идти вперед стада, чтобы помочь Уотсону или Моргане, если те будут в нем нуждаться. Его зовут Джон, и, хоть он и не очень опытен, энтузиазма ему не занимать. Энергия и бодрость Джона резко контрастируют с меланхоличным настроем остальных, но ведь это не он недавно потерял друга. Молодой человек не замечает отсутствия Дая и его семьи. Ему не приходится гнать из головы образ рыдающих над изуродованным телом кузена Сэрис и ее мальчиков. Каю по душе, что хотя бы один человек в его команде не занят грустными мыслями. Хотя его собственное сердце разрывается от боли. Каждый раз, когда он вспоминает про страшную смерть кузнеца, в его душе вспыхивает ненависть к Эдвину. Кай знает – история еще не закончилась. Знает, что после возвращения в Трегарон должен будет навестить Сэрис, убедиться, что она знает правду – Моргана не виновата.

По крайней мере, у него есть еще одна вещь, которой можно заполнить мысли; то, что дает ему возможность думать о будущем, а не сожалеть о прошлом. Кай до сих пор предается блаженным воспоминаниям о восхитительной близости между ним и женой. Моргана позволила заботиться о себе. Он закрывает глаза, чтобы посмаковать воспоминание о том вечере, когда она спала в его объятиях. Это были самые замечательные часы за все его долгие годы, проведенные в одиночестве. Как он мог сомневаться в ней? Как решился подумать, будто она отдалась Эдвину? Не в первый раз Каю стыдно, что он так поспешно сделал выводы.

Очередной утомительный день. Холодный дождь вынудил всех надеть длинные пальто, поднять воротники и надвинуть на головы шляпы. Даже мех Брэйкена из рыжего превратился в тускло-коричневый, и все из-за грязи. Они плетутся в тишине, ни о чем не разговаривая, не распевая песни, лишь зная, что с каждым шагом, с каждым часом в дороге приближаются к цели. И в конечном счете – к дому. Теперь погонщики уже не настроены так оптимистично, как были в начале поездки. Все, что у них есть – их воля, а еще общее дело и необходимость добиться успеха. Иначе предстоящую зиму им не пережить.

Не найдя ни одной гостиницы, Кай решает остановиться на ферме с пышными лугами. Фермер, почувствовав скорую прибыль, запрашивает слишком высокую цену, и если бы Кай не чувствовал себя таким уставшим, то поторговался бы дольше, но все, о чем он может думать сейчас – это теплая постель. Сара готовит ужин, и мужчины пропускают по кружке эля. Настроение у всех неважное, а болтовня Джона кажется слишком надоедливой. Кто-то нерешительно предлагает Уотсону спеть, но тот отнекивается, посасывая глиняную трубку.

На ночлег они устраиваются в старом амбаре с настолько дырявой крышей, что сперва никто не может найти сухого места. Кай натыкается на парочку старых мешков для шерсти и делает все возможное, чтобы слепить из них более-менее сносное спальное место для себя и Морганы. Закончив, он зовет ее.

– Боюсь, сегодня мы не шикуем. Но все так устали, что могут спать даже стоя, – говорит Кай, показав рукой на мешки.

Моргана улыбается хитрой улыбкой, а затем берет одеяло и протягивает ему руку. Озадаченный, Кай позволяет ей увести себя прочь от амбара. Позади Брэйкен. Кай и Моргана проходят через поле, перелезают через забор, преодолевают луг и в конце концов оказываются перед небольшим каменным амбаром на углу незасеянного поля. Дверей в нем нет – лишь небольшое отверстие в одной из стен и два узких окна. Кай не понимает, чем это место лучше, но следует внутрь за Морганой. Та указывает на старую деревянную лестницу, ведущую к сенной. Он идет впереди, тщательно проверяя каждую ступеньку. Преодолев лестницу, Кай помогает Моргане подняться. Они оказываются в крошечной, но зато сухой и теплой комнатке, на полу которой рассыпано душистое сено. Обиженный Брэйкен, оставленный внизу, жалобно скулит, но в конце концов сдается и укладывается спать у подножия лестницы.

Кай и Моргана стоят посреди комнаты, слушая звук дождя, бьющего по черепице над их головой. Они оба тепло одеты – полы их пальто касаются сена, а со шляп стекает вода. Кай поднимает руку и проводит по щеке Морганы. У нее такая мягкая кожа, а руки его настолько огрубели от тягот жизни в деревне, что он почти не чувствует этого прикосновения. Кай снимает с нее ее промокшую шляпу. Волосы Морганы, как всегда, зачесаны назад. Они промокли и кажутся даже ярче, чем всегда. Кай вынимает из ее прически булавки, и волосы каскадом рассыпаются по плечам девушки. Моргану одолевает застенчивость, и она опускает голову. Взяв жену за подбородок, Кай поднимает ее лицо, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Ты знаешь, насколько красива, любовь моя? – спрашивает он. Моргана краснеет, но улыбается. Она снимает с мужа шляпу, и та падает на сено. Моргана расстегивает пальто, и Кай тоже. Они развязывают шнурки и снимают друг с друга сапоги. Каю кажется, что теперь Моргана не знает, что делать. Она застывает перед ним в нерешительности. Кай подходит ближе, проводит ладонью по щеке Морганы и мягко целует в приоткрытые губы. Он становится перед ней на колени, осторожно потянув ее вниз, на сено, рядом с собой. Они долго лежат близко друг к другу, упиваясь нежностью момента. Ее пальцы исследуют контуры его лица. Кай покрывает ее шею нежнейшими поцелуями, наконец прикоснувшись к тому восхитительному месту у нее на затылке, к которому так долго хотел подобраться. Каю ужасно неловко – он не хочет напугать ее, поспешив. Он желает ее, окончательно и бесповоротно, но прежде всего ему хочется, чтобы и Моргана желала его. Он ждал несколько недель, чтобы подобрать подходящий момент, и вот теперь главное не ошибиться. Моргана – непостижимое существо, и Кай боится быть сильнее, потому что это может ее напугать, и тогда она инстинктивно отступит, отвернется от него. Он медленно снимает одежду с себя и с нее, расстегивая пуговицу за пуговицей, чрезвычайно бережно и заботливо. Сначала она просто позволяет ему себя раздеть, не сопротивляясь, но и не помогая. Затем становится смелее, снимает с Кая рубашку, пробежав руками по его волосатой груди, целуя его в шею, ощущая соленый привкус его кожи. Кай целует ее крепче и чувствует, что теперь Моргана отвечает ему. Их движения становятся все более страстными, более осознанными. Кай прижимает супругу к себе крепко-крепко и чувствует, как она обхватывает его тело руками и ногами. Словно после всего, что они прошли вместе, после ожидания и долго растущей потребности друг в друге, Кай и Моргана могут наконец отдаться взаимной страсти. Он удивлен и доволен тем, как она реагирует на его ласки. Как она горит желанием. Потом Кай будет удивляться, как мог представлять ее другой: такое свободолюбивое, восторженное создание точно знает, каково это – отдаваться любви целиком и полностью. Он растворяется в этой близости и не может ни о чем думать, осознавая лишь сладкую гармонию и изысканное удовольствие, коим они оба могут насладиться.

Я просыпаюсь от звука дождя, бьющего по крыше сарая. Пока еще не рассвело, и любой намек на свет луны скрыт под серыми тучами у нас над головами. В комнате настолько темно, что мне виден лишь размытый силуэт Кая. Но я чувствую, как бьется его сердце, когда кладу голову на его теплую грудь. Я чувствую его солоновато-сладкий запах и свежий аромат сена под нами. Я слышу легкое дыхание мужа, пока он спит. Я до сих пор помню вкус его губ, его языка, его кожи. Воспоминания о нашей жаркой ночи любви бередят мне душу, и моя кровь быстрее течет по венам, а голова начинает сладко кружиться. Тело же мое расслабляется и блаженно млеет при одной лишь мысли о Кае. Разве бывают такие потрясающие ощущения? Я чувствую, что всю свою жизнь жила как во сне, так и не зная, какой бывает страсть. Супруг был столь нежен и одновременно столь горяч. Было ли ему со мной хорошо? Он сказал, что было, что я его счастье, его сердце, его все. Все ли мужчины говорят такие вещи после акта любви, мне интересно? Я хочу, чтобы это было правдой. Теперь больше всего на свете я хочу, чтобы он чувствовал ко мне то же, что чувствую к нему я.

О, как отчаянно внутри меня борются печаль и радость. Печаль после смерти матери. Шокирующее воспоминание о страшной смерти Дая. Страх, что никто не поверит мне, что меня сделают козлом отпущения. А с другой стороны – восхитительное наслаждение после этой ночи. Неисповедимы пути, которыми движется наша жизнь.

Кай шевелится, и я отстраняюсь, не желая стеснять его движения, пока он спит. Инстинктивно он притягивает меня ближе. Я нежусь в его объятиях. Никогда еще я не чувствовала себя такой защищенной. Я ищу его губы и целую их. По-видимому, Кай спит совсем не так крепко, как я думала. Он целует меня в ответ, и его руки скользят по моей спине, по моему телу, и от каждого прикосновения его пальцев во мне вспыхивает огонь желания. Кровь бурлит, и, хотя я должна быть усталой, меня переполняют такая энергия и такая страсть, что я забываю и об усталости, и о нормах морали, следуя лишь желаниям своего сердца и тела.

Кай ласково шепчет мне:

– Моя дикарка, я даже не знал, насколько был прав, когда тебя так назвал.

В его голосе я слышу смешок и что-то озорное, что волнует меня.

Мне не нужно никакого поощрения, чтобы показать, насколько я счастлива быть рядом с ним. Между нами образуется такая прочная связь, которую не сможет разорвать никто. Теперь мы настоящие муж и жена. Пусть только попробуют отобрать его у меня или разлучить нас – я ни за что от него не отступлюсь!

Мы продолжаем путешествие так же медленно и в такой же напряженной атмосфере – все скорбят о Дае, измотанные холодной погодой, утомленные длительным перегоном и постоянной сменой мест ночлега. Признаюсь, мое настроение с настроением попутчиков совсем не совпадает. Разумеется, я до сих пор переживаю из-за Дая, и эта утрата болью отдается в моей душе, но восторг от нашей с Каем новообретенной любви так силен, что мне хочется петь и танцевать. Он чувствует то же самое, я знаю. Он не только говорит мне об этом так часто и с такой искренностью, но и смотрит на меня таким влюбленным взглядом, прикасается так нежно к моей руке и целует меня так крепко, что усомниться в его любви просто нельзя.

Увы, кое-что меня по-прежнему беспокоит. Я чувствую: другие погонщики относятся ко мне со все большим недоверием. Слова Кая, что в том, что случилось с Даем, виновата не я, а Эдвин, похоже, убедительными им не показались. И потом, почему бы мужчинам не ревновать к новенькой? Почти все они знают Эдвина с рождения, это на их глазах из него вырос отличный молодой человек, труженик, опытный помощник кузнеца. Вряд ли его слову они поверят меньше, чем моему. Особенно если учесть, что я не говорю. Ибо это, я боюсь, и есть причина их недоверия. Я представляюсь им какой-то другой, не такой, как они, и это пугает их и отталкивает. Да и даже если бы я могла говорить, этого вряд ли было бы достаточно. Они видели, на что я способна в гневе – видели, как Эдвин пролетел по двору и врезался в ворота. Они почувствовали вкус поднятой вихрем в воздухе пыли. И могли догадаться, откуда он взялся. Они подозревают, что его наслала я. Кем они теперь меня считают? Фокусницей? Волшебницей? Ведьмой? Конечно, никто из них ничего подобного не говорил – ни мне, ни Каю. Свое мнение они скрывают за хмурыми лицами. Но я знаю их мысли. Я уже сталкивалась с подобным, хотя и папа, и мама сделали все возможное, чтобы уберечь меня от этого. После того как исчез отец, сплетен стало немного меньше. Наверное, все подумали, что теперь, когда рядом нет того, от кого мне передался мой дар, от меня не может быть вреда? Какое-то время люди относились ко мне немного лучше. Однако когда из девчушки я превратилась в юную девушку, они забеспокоились. И нашлись люди, которые укрепили свои подозрения. В их числе, безусловно, был учитель. Еще одним из этих людей стал хозяин нашего домика – он открыто заявил, что я наслала на него порчу, когда он потребовал с моей матери долг за аренду. Ха! Никогда не слышала, что, чтобы получить деньги за аренду, нужно прийти к женщине в дом, прижать ее к полу и занести над ней кулак. Тогда мне было всего двенадцать, а этот проходимец отделался легким испугом. Попытка забрать деньги кончилась тем, что я ворвалась в комнату и ударила его веником по голове. А потом, меньше чем через полдня, у него на коже появились фурункулы. Сначала на лице, затем на спине, а потом и на животе, пока наконец все его мерзкое тело не покрылось ими полностью.

Мама всегда знала: найти мне мужа среди местных будет нелегко.

Сколько раз ей приходилось объяснять мое поведение, доказывать мою невиновность, убеждать, что так сложились обстоятельства, и ничего более… Моя мать была женщиной умной и находчивой. Она любила меня больше всего на свете, а того, кого любишь, защищаешь отчаянно. И теперь я вижу, что она поступила дальновидно, доверив меня Каю. Как, должно быть, маме было трудно отправить меня к мужу, зная, что ей недолго осталось ходить по этой земле. Зная так мало о человеке – убитом горем погонщике с доброй улыбкой и желанием жениться. Или же она разглядела в Кае нечто большее? Увидела ли она что-то необычное в том, как он смотрел на меня, в том, как он вел себя в моем присутствии? Что заставило ее думать – Кай сможет любить меня и позаботиться обо мне? Интересно, если у меня когда-нибудь появится ребенок, буду ли я такой доброй? Как я хочу, чтобы мама была жива, чтобы я могла сказать ей, что она права, что мы с Каем и правда любим друг друга.

А теперь мне снова приходится доказывать свою правоту. О как несправедлива эта борьба. Ибо помимо того, что никто не верит мне и все меня боятся, так как не понимают, есть еще и Изольда, вознамерившаяся очернить меня перед местными жителями. Она предупредила: когда мы вернемся в Трегарон, мне будут совсем не рады. Это явно не было пустой угрозой. Ибо я видела, как она науськала Эдвина. Очевидно, она дергала его за ниточки, как кукловод марионетку. И в том, как Эдвин вел себя, чувствуется ее злая воля. Но ее истинное лицо не видит никто, кроме меня. Люди либо искренне любят ее, либо находятся под ее чарами. В любом случае эффект примерно один и тот же. Никто не станет меня слушать. Кому нужно мнение немой девушки, способной наслать песчаную бурю из-за своих перепадов настроения. Девушки, которая, как многие в скором времени будут говорить, ответственна за смерть Дая.

Наконец, спустя еще пять дней мы добираемся до полей. Стадо размещается на трех огромных пастбищах, где растут сочная трава и высокие деревья. Дожди прекратились, но теперь в воздухе чувствуется дыхание осени. Мы все чаще кутаемся в теплые пальто. Опершись на деревянные ворота, Кай рассматривает стадо. Быки выглядят хорошо, и он доволен. Я встаю рядом, и муж улыбается мне. Он берет мою руку в свою ладонь и прячет в карман пальто.

– Все получилось, Моргана, – говорит он. – Даже лучше, чем я мог надеяться. Посмотри. Посмотри на них. Мы прошли столько миль, а они до сих пор в идеальном состоянии и совсем не исхудали. Мы подождем неделю. Уотсон присмотрит за овцами. Я заплачу остальным и отправлю их домой. Без Дая никому не захочется остаться…

Он делает паузу, слова застревают у него в горле.

– В следующую пятницу у нас встреча с торговцем. Думаю, он предложит хорошую цену.

Муж замечает, что я смотрю в сторону пони, и крепче сжимает мою ладонь.

– Лошадей тоже продадим в пятницу, – говорит Кай, и я не могу смотреть на него. Он знает, как мне будет трудно расстаться с ними, и если я посмотрю в его голубые глаза, то увижу в них собственную грусть.

– По возвращении, моя дикарка, мы все начнем сначала. Все будет хорошо.

Я киваю и склоняюсь к нему, Кай обнимает меня за плечи. Мне нравится его теплое дыхание и сила, которая от него исходит.

Получив плату за свои услуги, Мередит уходит не попрощавшись, исчезнув без следа, как поступает после каждого перегона. Сара же прощается с Каем, однако меня одаривает лишь косым взглядом. Уотсон устраивается на дальнем пастбище. Когда мы наконец остаемся одни, я запоздало понимаю, что мне намного легче – тяжесть их осуждения все это время тащила меня вниз и мешала дышать полной грудью. Сейчас здесь только мы с Каем, и нам предстоит заключить сделку, о которой мы оба думаем с надеждой и тревогой.

Я в любой момент жду появления Изольды. Теперь ее злонамеренное присутствие кажется слабее, чем раньше. Я не могу предвидеть ее действий, но понимаю: она наблюдает за мной, а Ангела Изольда использует для связи. Я стараюсь привязывать лошадь как можно дальше от места ночлега. Наши ночи с мужем – не место для этой склизкой ведьмы. Что же будет, когда мы вернемся в Финнон-Лас? Поймет ли она, насколько мы с Каем привязались друг к другу, и признает ли свое поражение? Вот уж вряд ли. Если она продолжит преследовать Кая и пытаться выгнать меня, мне придется сразиться с ней один на один. Я буду отстаивать самое дорогое. Кай – это все, что у меня есть. Какая мне жизнь без него?

Мы могли бы разместиться в «Торговце оружием», известной гостинице, хозяин которой владеет и этими полями. Там хорошо готовят, да и комнаты очень удобные, разве что стоят дороговато. Но какой смысл останавливаться в гостинице, когда мы почти все свободное время проводим рядом со стадом. Так что ночуем мы в старенькой пастушьей хижине, находящейся прямо на пастбище. В ней уютно и сухо, и нас никто не беспокоит, пусть даже жилище это не шикарное. Мы осматриваем бычков и делаем все возможное, чтобы как можно лучше выдрессировать пони. Особенно в хорошем воспитании нуждаются годовики. А как известно, чем лошадь воспитаннее, тем она спокойнее, чем она спокойнее, тем легче с ней управляться в хозяйстве и, соответственно, тем лучшую цену предложит разводчик. Я так рада проводить время с этими прелестными лошадками. Вот бы можно было запретить соседям приезжать в Финнон-Лас, какой бы тогда из него получился рай! Если бы не нужно было пить чай с Кадуаладрами. Если бы не наведывалась с «дружественными визитами» Изольда. Конечно, на миссис Джонс мой запрет не распространялся бы. Хотя она и самый терпеливый учитель на свете, хорошей поварихи из меня все равно не получилось.

Здесь нас с Каем никто не беспокоит, и каждая наша ночь в старенькой хижине проходит в восхитительном блаженстве. Как ни странно, я несколько дней не видела Изольды. Сначала я думала, что она просто не может путешествовать на такие длинные расстояния. Но потом поняла: дело в другом. Вряд ли то, что ее визиты прекратились в тот же день, когда мы с Каем впервые предались страсти, – случайность. Быть может, наша любовь защищает нас от ее злых чар? Это немного успокаивает меня, но нельзя, чтобы я утратила бдительность. Она слишком сильна и полна решимости, чтобы завладеть Гримуаром. Когда мы вернемся в Финнон-Лас, когда она сможет являться в поместье, все изменится.

Возможно, мои предки действительно были цыганами, ибо я слишком люблю спать под звездами, слушая, как ночные звери выходят на охоту, как рыщут по окрестностям охотники в поисках даров природы. Но, скорее всего, дело тут в моей любви к Каю. Я так люблю его, что хочу, чтобы у нас не было места, куда возвращаться. Хочу, как когда-то мой папа, путешествовать вечно. Хочу пройти полмира рука об руку с моим возлюбленным супругом.

Но такая свобода длится всего несколько дней. В четверг Кай покидает меня и в одиночку отправляется в Лондон на встречу с покупателем. Там он от лица жителей Трегарона заключает все необходимые сделки – продает нужное имущество, нанимает работников, передает письма о помолвке, завещания, облигации и инвестиции. Во время его отсутствия я дрессирую молодых пони. Не сводя глаз с Ангела, я задаюсь вопросом – может ли Изольда быть там, где нет ее дьявольского коня. Когда Кай возвращается, мы садимся к костру, и муж рассказывает про шум, суету и огромные размеры города, и я от всей души радуюсь, что меня там не было.

В пятницу торговцы прибывают к нам из Лондона. Разводчик быков – плотный мужчина с красным лицом – в лишних объяснениях не нуждается. Любому, кто захочет взглянуть на наше стадо, понятно, что оно в отличном состоянии. Кай с уверенностью демонстрирует животных и выбивает хорошую цену. Скрепив сделку рукопожатием, Кай с торговцем исчезают в гостинице, чтобы передать друг другу деньги и договор купли-продажи.

А вот разводчик лошадей оказывается птицей совсем иного полета. Он кажется джентльменом: одет с иголочки, приятно пахнет, и все же что-то не нравится мне в его манерах и выражении лица. Я внимательно наблюдаю за ним, когда он осматривает пони. Этот человек не любит лошадей. Для него они – лишь товар, который можно купить и продать, чтобы получить прибыль и заплатить за новый наряд. Мне страшно от мысли, что наши лошади могут попасть к подобному человеку. Будет ли он с ними добр? Как он узнает, подойдут ли они новым хозяевам? Кай чувствует мое недоверие, и они с торговцем отходят на небольшое расстояние от меня. И не зря, потому что я не уверена, что смогла бы сдержать свой гнев, услышав от этого прохвоста замечание по поводу наших прекрасных кобыл. Переговоры затягиваются – «джентльмена» не устраивает запрошенная Каем цена. Проходят часы, небо постепенно окрашивается в розоватый оттенок заката. Наконец торг окончен. Кай от всей души хлопает по спине мужчину, вдруг полного дружелюбия. Детали сделки они обсуждают уже отдельно, дав мне время попрощаться с пони. Самый маленький жеребенок, шерсть которого еще кудрявится, а хвостик пока недостаточно вырос, чтобы им можно было отгонять мух, подходит ко мне и прижимается мордой к моей юбке, ожидая, что я угощу его чем-нибудь вкусненьким. Где ты окажешься через пару месяцев, малыш? Будет ли новый владелец добр к тебе? Оценит ли он твое происхождение и бесстрашный дух? В тени корявого дуба прячется Принц, больше по привычке, чем по необходимости мотая хвостом. Он дремлет. Я в последний раз забираюсь к нему на спину. Конь открывает глаза, но не двигается, когда я вскакиваю на него и запускаю руки в его белоснежную холку. Мысль о том, что нам предстоит расстаться, причиняет мне невероятную боль. Я чувствую, как глаза мои наполняются слезами. Как глупо. Я знаю, как обстоят дела. Не нужно устраивать сцен – ради Кая. Увидев его и разводчика, я собираюсь с мыслями и поспешно вытираю лицо рукавом, без сомнения, испачкавшись хорошенько, и быстро соскальзываю со спины Принца. Кай подходит к нам с уздечкой, которую надевает коню на голову, аккуратно подогнав ее у него за ушами. Ему тоже тяжело, я это вижу. К моему удивлению, он протягивает поводья мне.

– В этом путешествии, Моргана, тебе приходилось слишком много прощаться. Ты можешь оставить Принца себе, – произносит он. – Пусть это будет подарок от главного погонщика его трудолюбивому помощнику.

Я едва понимаю, что он говорит, но наконец разбираю слова и радостно бросаюсь ему на шею, покрывая его лицо поцелуями. Кай смеется, прижав меня к себе.

– Ох, – замечает он. – Хорошо, что я не предложил эту награду Мередиту!