Глава 14

Я поднимаюсь с земли. Чувствую на зубах грязь, тело болит от внезапного падения. Мне пришлось прыгнуть. Хотя я знала, что пони на меня не наступят; они развернутся или отпрыгнут в сторону, чтобы меня не затоптать. Но вот с быками дело другое. Они подобной грацией не обладают и поэтому просто бегут вперед, давя все, что попадется им под ноги. Выплюнув землю изо рта, я прищуриваюсь, чтобы разглядеть сквозь еще не опустившуюся завесу пыли картину бедствия. Постепенно проявляются детали. Кай с окровавленной рукой мчится по пустому двору. Испуганная Сэрис вбегает в ворота, ее сыновья несутся следом. Эдвин стоит, уставившись под ноги. Он выглядит странно – рядом с ним зависла какая-то тень. Протерев глаза, я с ужасом вижу Изольду. Нет, она не стоит рядом, а почти проходит через него. Она замирает и что-то шепчет ему на ухо, и Эдвин меняется в лице, хотя, конечно, он не понимает, откуда в его голове этот голос. И какую же, интересно, роль сыграла во всем этом Изольда?

Я вижу лежащего на земле Дая, непривычно тихого. И, прихрамывая, подхожу к нему – похоже, я подвернула лодыжку. Страшно видеть этого сильного мужчину, человека жизнерадостного и веселого, лежащим среди дорожной пыли, разбитым и окровавленным. Его ноги загнуты под неестественным углом, явно сломанные. Руки его в крови. Лицо тоже залито кровью, нос вдавлен, зубы выбиты, челюсть разбита. Но даже в таком виде Дай шевелится, с трудом открыв поврежденные глаза. Он пытается повернуть голову, ища своих близких.

– Мои мальчики? – хрипло произносит Дай. – Где мои мальчики?

Сэрис садится на колени рядом с ним. Она нежно дотрагивается до его щеки.

– Они здесь. Совсем рядом, видишь?

Близнецы опускаются на землю. Их лица уже мокрые от слез. Они вдруг кажутся совсем маленькими. Дай изо всех сил пытается поднять голову.

– Тише, – говорит Кай. – Не утруждай себя. Береги силы.

– Для чего? – хочет знать Дай. Следующая за этим вопросом гнетущая тишина наполнена сожалением, грустью, знанием: кузнецу осталось жить считаные мгновения, силы ему уже не понадобятся. – Ребята, – шепчет он слабым голосом, – присмотрите за своей матушкой, хорошо? Айон, с этого момента ты глава семьи. Кузница – на тебе. Йовыдд, поддерживай брата… Вы хорошие ребята… Хорошие…

Дай замолкает, и взгляд его затуманивается. Сэрис испускает краткий крик, похожий на крик подстреленной птицы. Потом настает тишина. Дая больше не вернуть.

Мы в отчаянии смотрим на его труп. Как мог человек такой силы погибнуть в одно мгновение, превратиться в далекое воспоминание? Почему жизнь всегда забирает лучших – хочет ли она так доказать, что никто из нас не вечен? Тишина нарушается воем Брэйкена, он сидит на земле у моих ног.

Кай кладет руку на плечо Сэрис.

– Иди, милая, – говорит он. – Мы перенесем его в дом.

Сэрис шатает, и мальчикам приходится поддерживать ее, как им теперь придется делать и впредь.

В тишине момента раздается нестройный голос Эдвина.

– Это все Моргана, – вопит он. – Это она не закрыла ворота. Из-за нее быки сбежали. Во всем виновата она!

Теперь присутствующие ошеломлены еще больше. Я неистово качаю головой. Эдвин лжет. Я привязала их, точно помню, что привязала. В отчаянии я перевожу взгляд с Кая на Сэрис и обратно, все еще качая головой, умоляя их мне поверить. Но я уже чувствую, как погонщики смотрят на меня с омерзением. Мередит выступает вперед, его лицо мрачнее тучи.

– Женщина в поездке – к несчастью. Все знают, – говорит он. – Я верю в это и от своих слов не откажусь.

– Не неси чепухи! – кричит Кай. – Прекратите. Оба. Мередит, ты уже достаточно стар, чтобы не верить всем этим идиотским приметам.

Но Эдвина не так легко остановить.

– Ворота не открылись бы, если бы она их привязала. Последней, кто их закрывал, была Моргана: она выпустила пони во двор.

– Замолчи, – просит Кай.

– Ты не хочешь видеть правду. Ты просто защищаешь ее… – не унимается Эдвин.

– Замолчи, говорю тебе! – кричит на него Кай.

А потом, уже более спокойным тоном, продолжает:

– Сейчас не время обвинять друг друга. Надо проститься с Даем.

Он наклоняется и просовывает руки под широкие плечи друга. Только теперь я вижу, как сильно досталось Каю. Его рубашка порвана, и видна глубокая рана, из которой все еще сочится кровь. Муж отчаянно ругается, когда боль в руке мешает ему поднять тело Дая. Я срываю с шеи шарф и перевязываю его руку, как могу. Кай берет мою ладонь в свою.

– Спасибо, дорогая, – говорит он, тут же вернувшись к своей тяжелой обязанности – перенести тело друга. – Помогите мне, – просит Кай. – Отнесем в дом.

Мередит, Уотсон и Эдвин помогают ему оттащить тело Дая в амбар. Близнецы собираются было пойти за ними, но вместе со своей матерью замирают, глядя на меня с немым упреком. И в их взгляде я вижу такое горе! Кажется, что Сэрис говорит: «Как ты могла? Мои дети по твоему недосмотру лишились отца!» Конечно, лишь про себя. Сэрис всхлипывает, и слезы ее орошают пыльную землю. Я качаю головой, будто произнося: «Мне тоже очень жаль», – но она поворачивается и идет, сотрясаясь от рыданий, к дому.

Я замираю на месте. Все изменилось вмиг. Через несколько страшных мгновений мы лишились друга, Сэрис – мужа, а их дети – отца. А Эдвин еще и обвинил во всем меня. Как он только посмел! Неужели ущемленное самолюбие заставило его оклеветать меня? Кай не дал меня в обиду, но, думаю, только потому, что привык защищать меня. Поверил ли он мне на самом деле? У меня же нет другого объяснения, кроме того, что я привязала ворота. И вдруг я понимаю: Эдвин! Эдвин, должно быть, их отвязал. Как быстро его желание обладать мной обернулось ненавистью! И такой сильной, что он принес в жертву собственного друга. Но я напоминаю себе, что Эдвин был не в себе.

Когда Кай выходит из дома, он находит меня там, где оставил. Остальные мужчины толпятся около него. Он жестом подзывает Мередита.

– Приведи стадо обратно, – говорит он. – Уотсон, ты с ним. И ты, Эдвин. Мы с Морганой займемся пони.

С этим не спорит никто. Мужчины уходят, Мередит на своем коне, остальные пешком. Кай приводит Ангела и подсаживает меня – я сажусь за его спиной. Животное явно не радо мне, но Кай не обращает на него никакого внимания. Мы срываемся с места с такой скоростью, что, чтобы не упасть, мне приходится крепко вцепиться в Кая. Я могу с уверенностью сказать: рука беспокоит его, но он не хочет замечать свою рану, поглощенный тем, что нам предстоит сделать. Я чувствую гнев и печаль в том, как он пришпоривает коня. Брэйкен бежит позади нас, но ему трудно не отставать. Пони пасутся на расстоянии чуть меньше мили, и пышная трава уже успела отвлечь их внимание от случившегося. Заметив Принца, все еще в упряжи, я слезаю с Ангела, радуясь, что могу пересесть на свою лошадь. Кай поддерживает меня, но вздрагивает от боли в руке.

– Моргана, – говорит он, – ты ведь, честно, привязала ворота?

Я решительно киваю.

– Ты уверена? Нужно, чтобы ты была уверена.

Я снова киваю, сдерживая слезы, и вижу, что Кай мне поверил.

Он замолкает, и я понимаю – он еще не все сказал. Кай продолжает:

– Вчера я видел, как ты вернулась с купания. А потом пришел Эдвин. Вы оба были мокрые. Я… – он запинается и отводит взгляд, – я сомневался, Моргана. Прости меня. Я знаю, что был не прав. Я не мог понять…

Кай качает головой. Внезапно, как будто ошеломленный новой догадкой, он застывает, глядя мне в лицо.

– Милая, что случилось у реки? Он тоже там был? Ты ведь купалась одна. Моргана, Эдвин что… Он к тебе приставал?

Я закрываю глаза, отчасти, чтобы сдержать еще больший поток слез, отчасти, чтобы не видеть всю боль на его лице. Когда я открываю их снова, то вижу, что он готов ответить мне.

– Боже, я прикончу этого ублюдка, если он тебя хоть пальцем тронул!

Я качаю головой, взяв его за руку и положив ее себе на грудь. Мои глаза и мои движения говорят: «Нет, он меня не тронул. Пытался, но ему не удалось». Кай перестает злиться, и гнев уступает место усталости и скорби.

Позже, когда стадо собрано на лугу, все мы еще раз собираемся перед амбаром. Кай принял необходимые меры. Тело Дая, в простом гробу, мужчины размещают в его же повозке. Пегий конь нервничает, когда Кай и остальные заносят гроб, как будто предчувствуя что-то неладное, словно ища своего хозяина. Айон и Йовыдд помогают матери забраться на сиденье спереди, один из них берет вожжи, а другой приобнимает Сэрис за плечо. Они уже какие-то другие – детство прошло, а будущее кажется туманным. Они отвезут Дая домой на дилижансе, в который сядут на ближайшей остановке в пяти милях отсюда. А потом возьмут водителя – он и доставит повозку в Трегарон.

Кай сжимает поводья коня Дая, глядя на Сэрис.

– Я помогу тебе, – говорит он. – Когда мы вернемся, я оплачу все, что должен был Даю. А мальчики могут приехать ко мне в Финнон-Лас. Если им понадобится работа, у меня всегда что-нибудь найдется.

– Может быть, – Сэрис изо всех сил пытается держать эмоции под контролем. – А может, им ненавистно будет каждый день видеться с той, кто повинен в смерти их отца.

Я застываю с раскрытым от удивления ртом. Сэрис все еще мне не верит! Эдвин запудрил ей мозги. Как я могу заставить ее принять правду? Эдвин, судя по всему, торжествует. Это так несправедливо! Я хватаю Кая за рукав. Он знает, я невиновна, конечно, он сможет убедить в этом и остальных. Но когда он смотрит на меня, я вижу в его глазах сомнение. Нет! Я указываю на Эдвина. Кай прищуривается, наклонив голову, раздумывая над тем, что я пытаюсь сказать. Когда я смотрю на Эдвина снова, руки его сложены на груди, а брови вскинуты. Он выглядит таким самодовольным. Неужели Изольда имеет над ним такую сильную власть? Его что, совсем не волновала судьба Дая? Ему важно было лишь унизить меня? Ярость вырывается наружу, и я не успеваю ее сдержать. По дороге проносится вихрь, поднимающий пыль, грязь и камни. Сара начинает плакать и кричать. Конь в испуге ржет. Эдвин отлетает на десяток метров, словно получил сокрушительный удар от невидимого гиганта. Он пролетает через двор, остановившись у тех самых проклятых ворот, про которые так немилостиво солгал. Ветер стихает так же быстро, как и начался. Эдвин с шумом выдыхает, указывая на меня дрожащей рукой, выкрикивая обвинения.

– Она зло! – вопит он. – Я же говорил, она прокляла нас! Нас преследуют несчастья из-за нее.

Кай отпускает лошадь и поворачивается. Потом подходит ко мне.

– Моргана не оставляла ворота открытыми, – говорит он, еле сдерживаясь от ярости. – Когда я перепрыгнул через них, чтобы помочь Мередит с быками в загоне, они были привязаны. Иначе они бы распахнулись под моим весом, так?

– Говорю тебе, – настаивает Эдвин, – она оставила их открытыми.

– Единственный человек, который был рядом с воротами, когда все началось, – это ты, Эдвин, – тычет в него пальцем Кай. Внезапно выражение его лица меняется, теперь оно полно гнева. – Это ты! Ты их отвязал.

– Зачем мне это? – занервничав, Эдвин начинает отчаянно трясти руками.

Мередит замечает:

– Мир праху Дая.

Кулаки Кая сжаты.

– Это не из-за Дая. Он хотел опорочить Моргану.

– Ты врешь, чтобы защитить ее. Ты не видишь, кто она на самом деле. В ней течет дурная кровь. Ты ее не знаешь.

– Я ее знаю. Я знаю, что она не оставила бы ворота открытыми. Так же, как я знаю, что она честная и верная жена.

Кай качает головой.

– Только ты заставил меня сомневаться в ней. Мне стыдно признаться в этом, но это моя вина, что я судил о ней предвзято. Она не сделала ничего предосудительного. А вот ты! Она отвергла тебя, и ты захотел отомстить.

Эдвин обращается к другим.

– Он лжет, он все придумал, чтобы защитить ее. Все знают, что Моргана приносит одни несчастья. Из-за нее погибли его быки. И его собака. А теперь еще и Дай, и это ее вина.

Кай делает два шага вперед, и на мгновение мне кажется, что он ударит Эдвина. Но этого не происходит.

– Собирай вещи и уходи, – говорит он. – Убирайся с глаз моих, пока я не показал тебе, как поступают с теми, кто позарился на чужую жену!

В воздухе чувствуется напряжение – с одной стороны, молодой Эдвин с запятнанной честью, с другой – Кай, готовый порвать его на мелкие клочки. Ни один из них не двигается. Внезапно Эдвин, протолкнувшись через толпу, топает к сараю, где лежат его вещи.

Кай смотрит на Мередита.

– Тот, кто думает, что Моргана приносит несчастья, может быть свободен.

Уотсон пожимает плечами. Сара качает головой.

– Что скажешь, Мередит? Я собираюсь довести дело до конца, доставить стадо, и моя жена поможет мне с этим. Без нее у меня ничего не выйдет. Так что, если тебе что-то не нравится, предлагаю, пока не поздно, уйти следом за Эдвином.

Лицо Мередита мрачнеет, но понятно, на чьей он стороне.

– Я подписался на эту авантюру. Слово погонщика – закон.

Довольный, Кай кивает, но все же добавляет:

– Больше ни одного плохого слова о моей жене. Это касается всех вас.

Он ждет, пока присутствующие переварят сказанное, а затем поднимает с земли свою шляпу, отряхнув ее от пыли.

– Так вот, нас теперь двое, и по пути нужно будет найти кузницу. У нас есть работа.

Раздается удивленный голос Уотсона.

– Ты собираешься продолжить перегон прямо сейчас? – спрашивает он.

– Да. В эту самую минуту. Повозки у нас нет, поэтому будут нужны вьючные лошади. Моргана, Сара поможет тебе запрячь двух самых спокойных лошадей. Мы отправляемся через час.

И мы действительно отправляемся через час. И какая странная, почти похоронная процессия получается из нас. Без Дая все не то – как будто кто-то отрезал часть небосвода над нами и вынул кусок из сердца у каждого из нас. Я скучаю по его старому скакуну и побитой повозке. А вот по Эдвину – нисколечко. Интересно, что Кай станет делать, когда мы вернемся? Отправится ли он к судье? И кому поверят? К тому времени, как мы прибудем в Трегарон, похороны Дая уже состоятся, и у Эдвина в запасе останется несколько недель, чтобы рассказать свою версию происшедшего; чтобы очернить меня и доброе имя Кая.

Наш караван медленно тащится сквозь серость дня. Каждая миля кажется вдвое длиннее. Больше нет обычной веселой болтовни и смеха. Даже звери чувствуют мрачное настроение и идут безропотно. День плавно сменяется ночью, и я начинаю думать, собирается ли Кай останавливаться на ночлег. К тому времени, как мы доезжаем до гостиницы – низкого здания из красного кирпича, с подходящим пастбищем, – уже темнеет, и вокруг нас, за невидимыми глазу насекомыми, туда-сюда снуют летучие мыши.

Я так устала, так вымоталась после страшных событий этого дня и вообще всего этого путешествия, что, когда спешиваюсь, мои ноги отказываются держать меня. Рядом вдруг оказывается Кай. Он кладет руку мне на талию, не дав упасть.

– Идем, Моргана. На сегодня хватит, – говорит муж.

Кай снимает с Принца упряжь и отпускает его. Принц трусит в сторону табуна. Несмотря на свою поврежденную руку, Кай вешает себе на плечо оба седла, как будто они совсем легкие, и мы вместе идем в гостиницу, где муж договаривается с владельцем, чтобы тот предоставил нам место для ночлега, горячую пищу и столько эля, сколько потребуется. Он также просит дать иголку, нитку и ножницы. Нас отводят в комнату в дальней части гостиницы. Тут высокие потолки и большие окна – обстановка довольно неплохая, но я уже не в состоянии обращать внимание на интерьер. Я застываю в оцепенении – до меня вдруг дошло, насколько Каю трудно двигаться. Должно быть, его рука ужасно ноет. Эгоистка – как же сильно я была занята собой! Я спешу к нему, подведя к креслу у окна, но света катастрофически не хватает. Пока Кай раздевается, я зажигаю свечу. Опустившись перед ним на колени, я осторожно разматываю шарф с его руки. Он так пропитался кровью и грязью, что, боюсь, уже не отстирается. Когда я выдергиваю из раны застрявшую ткань, Кай охает. Желудок сводит судорогой при виде страшной раны. Кай тоже смотрит на нее, хотя в сумраке комнаты не так легко различить детали.

– Подумаешь, царапина, – пытается шутить он. – Кровь остановилась.

Он показывает в сторону тазика, стоящего на туалетном столике.

– Надо промыть рану. Поможешь мне, Моргана?

Я киваю и, принеся таз, ставлю его себе на колени. Наливаю в него воду и отрываю кусок ткани. Когда я провожу мокрой материей вдоль раны, Кай вздрагивает, и я понимаю, как трудно ему держать себя в руках. Я стараюсь работать так деликатно, как могу, но в рану попала грязь, так что мне приходится тереть со всей силы, чтобы убрать ее оттуда. И вот рана чистая. Теперь Кай указывает на стол.

– Сначала нагрей иглу в пламени свечи, – говорит он мне.

Я гляжу на него. Кай хочет, чтобы я зашила его рану! Во рту пересыхает. На мгновение мне кажется, что я не справлюсь, но я смотрю в его глаза и осознаю: подвести его я не могу. Слава богу, это не перелом, и вправлять кости не потребуется, да и кровотечение остановилось, но если рану оставить открытой, она не заживет. К тому же в нее может попасть инфекция, и тогда Кай рискует лишиться руки. Или и вовсе умереть от заражения крови.

– Ты поможешь мне, Моргана?

Я делаю вдох, чтобы успокоиться, и хватаюсь за иглу. Я нагреваю ее над пламенем свечи, потом продеваю в нее нитку и ставлю свечку на стол так, чтобы на руку Кая падало как можно больше света. Рана выглядит пугающе длинной. Сколько же стежков мне потребуется? Сколько раз придется продеть иглу через плоть мужа? Как он вытерпит такой болезненный процесс? Кай замечает мое замешательство.

– Мужайся, дорогая. Это нужно сделать, – говорит он.

Я чувствую, что ему трудно даже ровно сидеть.

– Ты же не хочешь, чтобы я попросил об этом кого-нибудь еще?

Я качаю головой, взяв его ладонь в свою, чтобы успокоить. Кай кивает, довольный, ведь я согласна.

Я выбираю такие участки на коже, которые выглядят неповрежденными. Я не собираюсь сильно отходить от самой раны, но если я выберу слишком тонкий слой кожи, то она не выдержит, и игла прорвет ее снова, открыв рану. Бычьи рога неровные, и порез тоже такой, края его рваные и уже начали воспаляться. Игла входит в плоть достаточно легко. Кай сидит неподвижно, как мне думается, затаив дыхание от боли. Я проталкиваю иглу до конца. Показываются капельки крови. Я стискиваю зубы, заставляя себя держаться. Но это так трудно! Трудно сознательно причинять боль тому, кто так сильно обо мне заботится. Когда я пытаюсь протянуть нитку сквозь дыру от иглы, Кай чертыхается, и я чувствую, как он отстраняется от меня. Чтобы полностью извлечь иглу из его плоти, мне приходится с силой потянуть ее. Я слишком боюсь, и это видно по моим движениям, поэтому мне удается вытянуть иглу лишь с третьей попытки. Но игла проскальзывает настолько быстро, что вонзается мне в палец. Я подношу его ко рту, чтобы остановить кровь, но, прежде чем я успеваю, капля моей крови падает в зияющую рану Кая. Я вспоминаю фарфор Кэтрин. Тогда с помощью крови у меня получилось починить целую кучу битого фарфора. Получится ли нечто подобное сейчас, с Каем? Я не доктор. Я не умею лечить. Но могу перемещать вещи. Менять их состав. Двигать их. Мои занятия с миссис Джонс, безусловно, помогли мне усилить магию и лучше ее контролировать. Но что, если мой дар окажется слишком сильным для мужа? И что будет с Каем, если я сделаю что-нибудь не так? Я никогда прежде таким не занималась. Никогда не пыталась вылечить человека.

– Моргана? – голос Кая напряжен. В нем слышны усилие и боль. – Ты поможешь мне, дорогая?

Я нежно улыбаюсь ему. А потом отрезаю нить и кладу иглу обратно на стол. Кай замирает. Он смотрит на меня внимательно, как будто каким-то образом понимает, что я собираюсь делать. Наверное, вспомнил про фарфор.

Я подношу ладонь к ране, и еще три капли моей крови падают на нее. Затем я кладу руки над красным зияющим отверстием. И закрываю глаза. Вкладываю все внимание, всю волю, все свое сердце в задачу, что поставила перед собой. Очень скоро у меня появляется ощущение, словно я падаю назад. Моя голова кружится, и я слышу шум в ушах, как будто взмахи крыльев гигантской хищной птицы. Тело начинает нагреваться. Температура повышается, у меня жжет в груди. Вскоре мне становится так жарко, что я опасаюсь, как бы не сгорела изнутри. Но все-таки я не двигаюсь и не опускаю руку. Я не остановлюсь! Мои глаза открываются. Вокруг темнота, как будто меня похоронили под землей в каком-то глубоком месте, из которого я никогда бы не смогла убежать. Я дышу часто и поверхностно. Не потерялась ли я? Найду ли путь назад?

А потом, где-то далеко, я слышу, как кто-то тихим голосом произносит мое имя. Постепенно голос становится громче. Наконец я узнаю Кая.

– Моргана?

И вдруг я снова в состоянии видеть реальность. Я прищуриваюсь и опускаю взгляд на руку Кая, которую до сих пор держала обеими руками. Я осторожно отпускаю их – рана затянулась! Шов выглядит не очень ровным, и края его воспалены, но он кажется надежным, и я точно знаю – он не разойдется. Кай касается моей щеки.

– Хорошая работа, моя дикарка. Очень хорошая.

И вдруг мне становится так плохо, что я едва могу стоять на ногах. Я стараюсь встать, но падаю. Кай ловит меня и сажает на край кровати. Я дрожу, все мое тело сводит судорогой. Кай приседает передо мной, положив руки мне на колени.

– Это шок, – говорит он, расшнуровывая мои сапоги. – Ты присматриваешь за мной, а, между прочим, сама пережила вещи и еще похуже. Если бы ты не спрыгнула с той стены…

Муж не договаривает фразу до конца, но мы оба знаем, что именно он хотел сказать. Там, во дворе фермы, растерзанная и растоптанная, могла бы лежать я. И скорее всего, там бы я и оказалась, если бы не отважный и благородный человек по имени Дай, который теперь сокрыт в тесном гробу. На самом деле я не знаю, что меня беспокоит больше всего – то, что я едва избежала гибели; непреодолимое чувство вины, ведь Дай умер, спасая меня; мое отвращение к Эдвину или же страх: никто, кроме Кая, никогда не узнает, что на самом деле произошло.

Кай снимает сапоги и помогает мне избавиться от верхней одежды.

Огарок свечи догорает, поэтому комнату освещает только тусклый сумеречный свет ночи, проникающий через окно. Кай выливает воду из таза в окно и снова наполняет его чистой водой. Берет чистую тряпку, из тех, что лежат на туалетном столике, обмакивает ее и выжимает. Снова опускается передо мной на колени и проводит влажной тканью сначала по моему лицу, а затем по рукам. Я чувствую себя, как ребенок рядом с любящим родителем, и все же нежное прикосновение Кая разжигает во мне странное чувство. Что-то манящее и одновременно запретное. Какое-то очень мощное чувство, которое всю мою жизнь дремало, а теперь внезапно проснулось.

– Бедная моя дикарка, – говорит Кай, обмывая кончики моих пальцев. – Тебе нужно отдохнуть.

Я перестаю дрожать, хотя на ногах по-прежнему стою нетвердо, словно новорожденный ягненок. Кай поднимает мои ноги и укладывает меня на мягкий матрас. Муж подходит к другой стороне кровати, и я слышу, как он сбрасывает с себя вначале сапоги, а потом и остальную одежду.

Кай забирается в постель и ложится позади меня. Его тело изгибается вокруг моего, но мы почти не соприкасаемся. Тем не менее я чувствую тепло его тела, жар его обнаженной груди, запах специй и земли, которыми пахнет его кожа. Сердцебиение мужа эхом отдается в комнате, и я слышу его громче, чем биение своего собственного сердца. Я одновременно и напугана, и рада – ведь я жива. Я понимаю, что боюсь не его, а реакции своего тела на его присутствие. На его близость. На его сдержанную силу. Реакции на его желание.

Кай проводит ладонью по моему лбу, смахнув непослушную прядь волос и мягко гладя меня по голове.

– А теперь спи, дорогая. Больше не надо ничего бояться. Спи. Я здесь.

Но теперь мне уже не уснуть! Все мои чувства проснулись. Разве можно ощущать все это и мочь заснуть? Мне так хорошо рядом с ним. Даже страшно, до какой степени Кай волнует меня. Он настолько полон жизни и энергии, что я поражена. Меня утешает тот факт, что он никогда не направит свою силу, чтобы причинить мне боль, а лишь будет защищать меня. В душе постепенно растет надежда, которая со временем может превратиться… Во что? Привязанность? Любовь? Нет, я не могу представить себе, что такое обрести любовь, когда я только что лишилась ее. Но что же тогда это может быть? Что так будоражит мою кровь, что ускоряет пульс, от чего у меня перехватывает дыхание, а голова кружится от одного его прикосновения? Наверное, это желание быть с ним? Неужели? Я хочу Кая? Похоже на то.

– Т-с-с, дорогая, – успокаивает он, слишком хорошо зная причину моего беспокойства. – Т-с-с, – шепчет он, и, несмотря на все, что произошло в этот день, я улыбаюсь. Ибо до этого никогда в моей жизни ни у кого не нашлось нужных слов, чтобы меня успокоить!