13 ноября 1933 г., ст. Ксениевская

1933.XI.13. Дорогой Кира, сегодня я получил твое письмо, написанное по приезде домой. Очень рад, что ты удачно съездил и что вернулся благополучно. Хорошо также, что будешь заниматься над разборкой коллекций и подучишься у опытного минералога. Однако я боюсь, хватит ли у тебя времени и сил на работу сразу в трех местах. Потом меня беспокоит еще вопрос о жилье твоем и питании. Особенно в отношении последнего постарайся наладить его так, чтобы ты ел правильно и сытно. Конечно, порывать с занятиями палеонтологией не следует, тем более что в области осадочных пород руководиться и палеонтологическими данными совершенно необходимо. Биолиты — это понятие здесь основное, а понимать биолиты можно лишь в свете палеонтологии и биологии. Было бы очень важно, чтобы ты м.б. не сейчас, а позже, усвоил палеоботанику и в частности палеоботанику низших растений. Если у тебя будет время, то почитай хотя бы поверхностно Самойлова «Биолиты» и последние работы Вернадского — «Биосфера» и другие; готовилась к печати, но не знаю, вышла ли, весьма важная для тебя книга Вернадского о воде. Если она вышла, непременно проштудируй ее. — Еще: если в «Сорена» напечатана моя статья «Измерение формы», то поговори о ней со своим руководителем, мне думается, ею можно было бы воспользоваться для изучения россыпей и в частности, вероятно, разработать морфометрический анализ россыпей, т.е. судить о природе минеральных обломков по их форме, охарактеризованной количественно.

Если же эта статья не напечатана, то в моих бумагах, а именно в папке по почве, ты найдешь копию рукописную. Очень жаль, что ты не читаешь по-английски; у меня как раз по осадочным породам, пескам и т.д. много интересных американских работ в изданиях американских институтов и университетов. Следовало бы использовать эту литературу. Постарайся в свободный день с Васей хотя бы ознакомиться с тем, что именно есть, чтобы иметь в виду на случай, когда понадобится. В частности есть у меня монография о монацитах.

При случае зайди в редакцию «Технической Энциклопедии» и попроси Николая Петровича Ракицкого, ученого секретаря редакции, устроить, чтобы тебе выдали недостающие у меня и мне причитающиеся тома «Технической Энциклопедии» и «Справочника» к ней, но предварительно справься, чего у меня нет. Я писал об этом Ракицкому и посылал маме доверенность на получение, но боюсь, что ни то, ни другое не получено, а потому пишу об этом снова. Мне было бы очень жаль, если бы «Техническая Энциклопедия» с моими статьями отсутствовала у нас. При случае в частности просмотри статью «Скважность»; правда, ее урезали в редакции, но все-таки она м.б. тебе полезна, т.к. там собраны разнообразные сведения, которых сводки в книгах не найдешь. А ведь для горных пород скважность есть существенный фактор, дающий возможность проявиться деятельности воды.

Живу я на таком далеком Востоке, что казалось бы даже ехать некуда; но вероятно скоро уеду еще на 1200 км восточнее. К сожалению пока в моих руках нет литературы по местному краю, и потому я его пока представляю себе плохо, хотя чувствую, что тут очень много, над чем следует подумать и чем следует заняться. Вот почему мне хочется поехать восточнее, где имеются условия научной работы, — как говорят, а я сам пока не вполне в этом уверен. Все время я вспоминаю вас всех, а в частности тебя и Васю, и вы мне представляетесь двумя зайчиками, тогда как младшие — птичками. Мне особенно запомнилось, как Мик и Тика, прижавшись друг к другу и притихши, сидели на тахте у печки и только шептались между собою, когда у мамы был припадок боли в печени. Именно в таком виде я представляю себе их вот уже 9 месяцев.

Старайся, чтобы младшие получали знания и навыки к работе, я имею в виду здесь не занятия, а мелкие разговоры, участие в работе: по разборке книг, по рассматриванию картин в книгах, по разбору коллекций. Показывай им иногда минералы, породы (их собрано у меня довольно много), материалы, карты. Сразу не надо показывать много. Если они увидят один-два предмета, одну-две картинки — этого достаточно, но надо, чтобы по поводу виденного было брошено какое-нибудь замечание, тогда предмет будет насыщаться содержанием. Пусть усваивают термины, способы работы, диаграммы; понемногу будет запасен материал для дальнейшего. Только такие знания нужны и полезны. Важно, чтобы дети не остались без сроднившихся с ними образов искусства, особенно эллинского, будет ли то скульптура, архитектура или поэзия. Да и тебе самому будет это полезно и освежительно, т.к. ты тоже что-нибудь подметишь новое для себя и обогатишься. Я уже писал, что Вася и ты можете пользоваться рукописными материалами, собранными в моих папках, но с условием быть аккуратными и не перепутывать листков. Крепко целую тебя, дорогой. Скажи Васе, что напишу ему в следующий раз, т.к. письмо и так выходит слишком толстым и задерживается, а пишу я его Урывками, когда придется. Поцелуй мамочку, кланяйся бабушке. Если будешь у бабы Оли, поцелуй ее от меня и скажи, что я получил от нее письмо, последнее, вероятно, но только одно.

1933.XI.17. Твой папа

23 ноября 1933 г., ст. Ксениевская

1933.XI.23. Дорогой мой Васенька, наконец-то я пишу тебе. Письмо твое получил одно. От мамы я узнал, что ты уехал летом в экспедицию, и потому не писал тебе, а потом никак не мог найти время подходящее. Я был очень рад, что ты и Кира поехали в новые для вас места, тем более что в течение всего лета, т.е. до 13 августа, был уверен, что поездка твоя не удалась. Надеюсь, ты набрался новых впечатлений и знаний,

так что твой кругозор обогатился. При изучении природы главное дело — иметь непосредственные впечатления, которые если наблюдать по возможности непредвзято и непредубежденно, постепенно сами собою складываются в общую картину; а из общей картины возникает интуиция типов строения природы, она-то и дает основания для углубленных выводов. Без этой интуиции выводы всегда остаются лишь условными схемами, которые могут быть направлены в произвольные стороны и потому условны и даже вредны — мешают наблюдать и подмечать действительно важное. В области, над которой ты работаешь, необходимо воспитать в себе чувство пейзажа, и тогда многое из достающегося без этого чувства путем кропотливым и легко ведущим к заблуждению, дается само собою. Поэтому было бы очень полезно, если бы ты старался формулировать, чем характеризуется стиль пейзажа, виденного тобою — сначала отдельными штрихами, несистематичным перечнем отдельных, всплывающих в сознании признаков, а затем постепенно сращивая эти признаки в единое описание типа. Гете обладал этою способностью видеть тип наблюдаемого, в исключительной степени; у Гете надо учиться познанию природы. При случае почитай хотя бы книгу Лихтенштадта, ты найдешь ее в шкафу, где лежат книги по философии. Почитай также книгу Метнера о Гете; но Лихтенштадт будет для тебя полезнее, т.к. у него приводятся большие куски из работ Гете в переводе, сколько мне помнится, неплохом.

Меня беспокоит, как устроились вы с Кирой, — где живете и как питаетесь. С течением времени, надеюсь, вы устроитесь более или менее сносно, но сразу это очень трудно. Маме я писал, что в моих бумагах (папка с аттестатами и другими документами) имеется письмо зам. директора ВЭИ, в котором он обещает предоставить жилую площадь, в случае если бы я оставил службу в ВЭИ. Конечно, все подобные обещания очень условны, но все же не мешает найти это письмо и просить на основании его какой-либо площади взамен той, которую я в свое время передал Институту. Главное позаботься о своем здоровье. Ты находишься как раз в таком возрасте, когда это особенно важно; лет через пять организм окрепнет и будет надежнее, а сейчас требуется особая забота. Поэтому непременно устрой питание свое и Киры как следует, старайтесь продавать вещи, чтобы обеспечить еду. Кроме того одевайся тепло и не ходи по холоду кое-как, я очень боюсь простуды, особенно при общем истощении и усталости. Еще относительно твоих занятий. Бери из моих материалов все, что тебе понадобится, только старайся сохранять порядок и не разрежать материалы, т.к. иначе они станут совершенно бесполезны. Правда, мои материалы подобраны для других целей, чем те, которые стоят пред тобою, но тем не менее ты найдешь себе там что-нибудь полезное. Кроме того, тебе вообще полезно знакомиться с родственной областью из практики, она может навести на какие-либо новые задачи и выводы.

О себе я уже писал многократно, так что надоело. Но на всякий случай, если письма не дошли, сообщаю еще раз, что живу я неплохо: еда вполне достаточная и во много раз лучшая, чем какая была в Москве, но мне неприятная, т.к. приходится есть мясо. Живу я в комнате с несколькими инженерами; хотя я и не имею с ними ничего общего, но люди они тихие и спокойные, так что никакого неудобства не испытываю. Сплю на деревянной койке, во 2-м этаже, куда приходится взбираться, как в вагоне железной дороги. Получил теплую одежду — телогрейку, брюки, валенки, короткое пальто, называемое здесь бушлатом. Все эти вещи (кроме валенок, конечно) на вате. В комнате теперь тепло, даже бывает весьма жарко, когда, собравшись на ночь, мы затапливаем железную печку. Впрочем, качество комнаты значит для меня мало, т.к. целый день я на службе и возвращаюсь домой на 1—1 ¹/₂ часа днем и поздно ночью.

Мой ближайший начальник, начальник отдела, — из обрусевших немцев, учился за границей и был одно время профессором в Лейпциге. Это — культурный и благожелательный человек. Ко мне он относится внимательно, так что работать с ним весьма ровно. Жаль только, что он по специальности экономист и агроном, а экономика весьма далека от моих интересов. Вчера говорил с ним относительно возможного срока моего отъезда. Вероятно это будет в первых числах декабря, т.к. тут надо закончить некоторые работы.

23-го ноября получил письмо мамы от 8 ноября. Из этого письма я узнал, что ты с Миком нервничаете и неспокойны. Это меня весьма огорчило, во-первых, из-за твоего состояния, а во-вторых из-за твоей неправильной установки. Пора тебе уже понимать, что все происходящее имеет свой смысл и делается так, что в общем итоге жизнь направляется к лучшему. Неприятностей в жизни не избегнешь, но неприятности, перенесенные сознательно и в свете общих явлений, воспитывают и обогащают, а в дальнейшем приносят свои положительные плоды. Поэтому, дорогой мой мальчик, будь спокоен, жди лучшего будущего, не волнуйся и старайся в каждый данный момент пользоваться тем, что есть у тебя и что можно делать в это время. Душой я всегда с вами, крепко люблю всех вас, всегда думаю о вас. Работай над собою, береги маму и детей, заботься о своем здоровье и старайся радоваться тому, что тебе доступно. Непременно дыши побольше воздухом. Из моих книг можешь брать все, что тебе надо. Пользуйся также химическими препаратами для анализа, я уверен, что ты найдешь вещества, тебе полезные и притом химически чистые. Крепко целую тебя, мой дорогой. Поцелуй маму и детей, бабушку, кланяйся другой бабушке. Боюсь, ты не разберешь моего письма: карандаш короткий, а мне без очков писать трудно.

П. Флоренский

12 февраля 1934 г., г. Свободный

1934.II.12. Дорогой Васенька, сегодня у вас дома праздник, и я мыслями присоединяюсь к вам и поздравляю тебя и дядю Васю. У нас — выходной день, но я, как всегда, этот день сижу на службе и работаю. В такие дни народу бывает сравнительно мало, поэтому в учреждении тихо и работается гораздо успешнее, чем в рядовые дни. Ведь когда слишком много людей, трудно сосредоточиться, часто отрывают разными вопросами, когда требуется что-нибудь объяснить или сделать, и потому мысль разбрасывается. Это время мы, т.е. несколько человек, знающих и ценящих поэзию, много вспоминали Андрея Белого в связи с дошедшими до нас газетными известиями об его кончине. Правда, я много лет его не видел, но воспоминания юности, когда я знал его хорошо и когда он был в расцвете своих дарований, так живы, что как будто это было несколько недель тому назад. Я даже доволен, что не встречался с ним в последние годы, бывавшие для него годами упадка, болезни и постарения. Вероятно новые, менее светлые впечатления загладили бы старые и старый его облик, с каким он останется в моем сознании. Мы жалели только, что нечего почитать из его прежних произведений, которых здесь ни у кого нет, и что приходится довольствоваться жалкими обрывками, сохранившимися в памяти; но не сохранилось почти ничего цельного, хотя когда-то я знал немало. Вот, значит порвалась еще одна нить, связавшая меня с годами юности.

Тут, несмотря на мороз, явно чувствуется весна. Снег почти исчез, даже с крыш. Не думай, что растаял. Вследствие сухости воздуха и ветров здесь снег не тает, а просто испаряется, из твердой фазы переходя непосредственно в парообразную. Впечатление такое, как если бы это был не снег, а хлопья твердой углекислоты.

По-прежнему, а может быть и более прежнего, я погружен мыслями в мерзлоту. Тут все — и явления природы, и интересы строительства, и разговоры окружающих наводят на эту тему. К тому же у меня с Павлом Николаевичем происходят деятельные сборы и приготовления к поездке — переселению на мерзлотную станцию в Сковородино (бывшая ст. Рухлово на стыке Забайкальской и Уссурийской железных дорог). Там надо будет произвести ряд опытов, наблюдать мерзлотные явления, соприкасаться с ними в условиях строительства. Набрал я много материалов, относящихся к физике и, отчасти, геологии этих процессов, сделал сводки. Мне кажется, я уже разгадал механизм образования так называемых пучин, причем оказалось, что развиваемые в литературе взгляды неверны и во всяком случае существенно неполны. Даже удивительно, до чего люди не наблюдательны. Например, здесь на каждом шагу можно видеть длинные и широкие трещины, так называемые «морозовые трещины», — в почве, во льду рек и наледей. Все пишут и говорят, что причины их неизвестны. Но простая очевидность указывает на наличие в почве, наряду с положительными давлениями по вертикали, давлениями пучения, — также и отрицательных давлений, или растяжений, по горизонтали, сил, разрывающих грунт. Механизм возникновения тех и других сил оказался простой, но вовсе не «расширение воды при размерзании» на 9 °/_о, которое у всех на языке и на уме. Дело — в давлениях и натяжениях при процессе кристаллизации воды, то есть в силах не гидростатистических, не всесторонних, а векторных, с направленностью по осям кристаллической решетки, по которым идет ориентировка молекул льда (вода, или то, что обычно называют водою, есть раствор льда — тригидрола (Н₂0)₃ и пара моногидрола (Н₂0)₁ в собственно воде, дигидроле (Н₂0)₂. Процесс охлаждения воды ведет к увеличению концентрации тригидрола, и когда этих молекул становится много, они выкристаллизовываются в направлении линий распространения тепла или, точнее, против них, причем имеют стремление присасываться к твердым поверхностям, на которых имеется адсорбированный слой воды, надо полагать уже в твердом состоянии, поскольку адсорбированные молекулы бывают ориентированы. Твердое тело, прикасающееся ко льду, вызывает в нем раздражение, и лед разрастается в направлении нажимающей на него поверхности, как ткань разрастается, когда ее что-нибудь раздражает. С точки зрения общей энергетики это есть проявление принципа Ле Шателье. Система стремится сохранить наличное свое состояние, развивая такие процессы, которые как раз обратны фактору, вызывающему ее изменение. Если на лед производится некоторое давление, то он при слабых давлениях (до 15 кг/см²) и низких t° противодействует сжимающему усилию ростом именно в этом направлении, а при сильных давлениях и сравнительно высоких температурах повышает свою точку плавления, как это выяснено Джемсом и Вильямом Томсонами, ибо таяние льда ведет к повышению его температуры и, следовательно, к тепловому расширению, которое противодействует производимому давлением сокращению объема. Этот раздражающий эффект настолько велик, что ведет к поднятию тяжестей, слоев грунта, строений, скал, разрыву трещин. Мне рассказывали о случаях, когда замерзание воды, находящейся под огромными валунами 10x8x5 метров, приподымало их, например на 10 см, несмотря на то, что вода имела полную возможность вытечь из-под камня и замерзнуть где-нибудь в стороне. Но она, напротив, собиралась силами кристаллизации под валун и вопреки законам гидростатики давила по вертикали вверх. Мало того. Чтобы выкристаллизоваться в направлении противодействия (с силою до 15 кг/см²) давлению вещество воды заимствуется из окружающей среды и с боковых граней того же кристалла. Он «тает» там, где нет давления, чтобы своим материалом питать растущую под действием раздражения грань. Отсюда — появление отрицательного давления на этих гранях, т.е. боковых, и подсасывающее действие растущего кристалла: он сокращается в ширину (т.е. в направлениях, перпендикулярных к главной оси — направлению роста) и, следовательно, отрывается от других ему параллельных кристаллов; в образующиеся трещины всасывается вода, поступающая на рост раздражаемой грани, следовательно образуется вновь пониженное давление. Таким образом наледь растет, трескается, снова растет и пучит грунт, над нею находящийся, а также раздвигаются частицы грунта, между которыми возникают кристаллы льда. Что это явление не имеет ничего общего с объемным расширением воды при замерзании, свидетельствует хотя бы факт возникновения подобных же эффектов в жидкостях, при затвердевании свой объем не увеличивающих, а, напротив, уменьшающих. Контрольные опыты в этом направлении я буду еще производить в Сковородине.

Вот, все письмо вышло о мерзлоте. Уже поздно, надо уходить, а то останусь без ужина. Целую тебя, мой дорогой. Боюсь, что ты по-прежнему плохо питаешься, и это меня очень беспокоит. Сделали ли вы с мамой относительно питания то, что я писал ранее? Получили ли «Справочник» и «Техническую Энциклопедию»?

П. Флоренский

7 ноября 1934 г., Кремль, быв. Троицкий собор

1934.XI.7. Дорогой Васюшка, надеюсь ты уже вернулся из своей поездки. Как хотелось бы, чтобы эту зиму ты был здоров. Все время думаю о тебе, о вас всех. Тут есть люди интересные, но их надо назвать скорее бывшие интересные: потому что все серости и тусклости, так что даже не верится, что это те самые люди, которые могли бы быть значительными. Только когда разговоришься, то мелькнет иногда что-нибудь, словно стертая позолота. Вероятно и я такой же, даже не вероятно, а наверное так. Типичная часть разговоров о том, кто где сегодня работал и сколько % выработал, — второе всех всегда интересует, т.к. с этим связано количество выдаваемого хлеба и качество пищи. Монастырь — крепость — весь какой-то облезлый, очень неприятный, несмотря на свой исторический и археологический интерес. Мне что-то и смотреть на него не хочется. Мама тебе говорила, вероятно, о минерале — определил ли ты его с Кирой. Если определишь, сообщи, что это такое по-твоему. Целую тебя, дорогой, будь здоров и пиши.

26 ноября 1934 г., Кремль, быв. Наместнический корпус

Дорогой Кирилл, мама пишет, что тебе приходится очень много работать и вдобавок в Москве негде ночевать. Надеюсь Вася теперь приехал уже, и ты будешь ночевать у него. Старайся поддерживать свое здоровье и есть как следует. Относительно твоих занятий в дальнейшем отсюда трудно говорить. Но мне думается, что следует держаться минералогии. Одно только: тебе не нравится Памир. Но м.б. и твой руководитель будет связан в дальнейшем не с Памиром, а с другими районами? Я так и не знаю, что ты нашел в моем минерале. Вероятно много железа, но неужели нет ничего более интересного? У меня в области минералогии не только нет ничего поучительного, но и не предвидится, т.к. весь остров покрыт ледниковым мусором — валунами, осадочными глинами и т.д., так что коренных пород не увидишь. А я терпеть не могу этих ледниковых наносов, пришедших неведомо откуда и лишенных связи со своим первоисточником. Зато тут есть водоросли, собираюсь их попробовать: они давно, с детства, меня интересуют, равно как и йод. Новых книг здесь я не вижу вовсе, старых нужных тоже нет. О журналах и думать нечего, так что не представляю, что делается в науке и, конечно, быстро забываю то, что знал. Целую тебя, дорогой Кира, пиши.

26 ноября 1934 г., Кремль, быв. Наместнический корпус

Дорогой Васенька, надеюсь, ты, наконец, вернулся домой. Все время беспокоюсь о тебе, и за твое здоровье, и из-за твоей оторванности от дома и о твоем здоровье. Напиши, что сделал за лето. Пожалуй, на следующее лето хорошо бы тебе и Кире поехать в новые места ознакомиться с природою, отличной от Памирской. Тут я буду вероятно руководить математическим кружком, но беда в отсутствии новых книг, придется импровизировать, а для подготовки времени тоже нет. Я уже писал тебе отсюда, но судя по маминым письмам думаю, что письмо не дошло, м.б. из-за своей величины. Старайся сообщать детям что-нибудь по минералогии, физики, химии, геологии, — между прочим. Это их обогатит и подготовит почву для дальнейших занятий. Если показываешь минерал, объясни его состав, особенности, техническое название. О моих работах по льдам тебе расскажет кое-что мама, если только она не забыла. К сожалению, эти работы прервались, обещали дать ценные выводы. Таблицы классификации льдов ты вероятно видел уже, но они мало понятны без текста и без рисунков. Поцелуй в Москве бабушку и тетю Люсю. Будь здоров, дорогой, старайся быть добрым и устрой свое питание, чтобы успокоить меня хоть отчасти. Крепко целую тебя.

П. Флоренский

14 декабря 1934 г., Кремль, быв. Наместнический корпус

1934.ХII.14. Дорогой Васечка, вероятно ты получил мои старые письма, кроме одного, большого, которое очевидно не дошло. Сейчас я получил возможность писать чаще, чем ранее, так что вы будете получать от меня известия по несколько раз в месяц; но вероятно в ближайшее время будет перебой, т.к. прекратится навигация и не будет налажено сообщение аэропланное. Я очень рад, что ты наконец дома и притом относительно здоров. Сообщи, что делал ты летом и что нашел интересное. Сейчас я занят обдумыванием (в частном порядке, это не относится к моей служебной работе), как можно организовать здесь комплексное производство — целый комбинат — добычи брома из морской воды с использованием энергии ветра и приливов в хорошо замкнутом цикле различных процессов и продуктов. Намечается красивая схема, но воплощение ее в проект требует большого труда и, к сожалению, книг, которых здесь нет. Все-таки буду продумывать эту задачу, совместно с некоторыми специалистами. Постепенно продумываю также различные варианты йода и других продуктов из морских водорослей. По существу тут, в вопросе о водорослях и броме, очень много важного интересного, и притом тесно связанного с моими работами по электрическим материалам. Но тем не менее тяжело уходить от исследований и мыслей о мерзлоте и льдах, где можно было бы сделать большой шаг вперед. Кроме того здешняя природа, несмотря на виды, которые нельзя не назвать красивыми и своеобразными, меня отталкивает: море — не море, а что-то либо грязно-белое, либо черно-серое, камни все принесенные ледниками, горки, собственно холмы, наносные, из ледникового мусора, вообще все не коренное, а попавшее извне, включая сюда и людей. Эта случайность пейзажа, когда ее понимаешь, угнетает, словно находишься в засоренной комнате. Так же и люди; все соприкосновения с людьми случайны, поверхностны и не определяются какими-либо глубокими внутренними мотивами. Как кристаллические породы, из которых состоят валуны, интересны сами по себе, но становятся неинтересными в своей оторванности от коренных месторождений, так и здешние люди, сами по себе значительные и в среднем гораздо более значительнее, чем живущие на свободе, неинтересны именно потому, что принесены со стороны, сегодня здесь, а завтра окажутся в другом месте. И еще: не знаю почему, с детства я бессознательно не выносил Соловецкого монастыря, не хотел читать о нем, он казался мне не глубоким и не содержательным, несмотря на свое большое значение в истории. А теперь, попав сюда, я ощущаю глубокое равнодушие к этим древним стенам и постройкам, не осматриваю их, даже не побывал до сих пор в соборе, куда водят экскурсии и который считается местной достопримечательностью. Умом я хорошо понимаю несправедливость такого отношения, но все же оно остается и даже растет. Это первый раз в моей жизни, когда древность не вызывает во мне никакого волнения и влечения к себе. Пожалуй, водоросли да йод — самое значительное, что нахожу на Соловках. — Удается ли тебе отдохнуть после экспедиции? Было бы хорошо, если бы можно было тебе пожить с мамочкой. Чтобы не забыть: старайся записывать мысли и наблюдения каждодневно, не откладывая их закрепление на будущее; ведь они быстро забываются, а если и сохраняются в памяти, то неточно и неярко. Из таких заметок, если будешь их делать, накопляются материалы для больших работ, и этот способ работать дает работе сочность и насыщенность. Лучше всего, имей при себе всегда блокнот, чтобы можно было вести запись на ходу и при любых условиях. Крепко целую тебя, дорогой Вася, пиши и не забывай своего папу.

П. Флоренский

24—25 января 1935 г., Кремль, быв. Наместнический корпус

Дорогой Кирилл, часто вспоминаю тебя, особенно когда поздно вечером ложусь спать. Вспоминаю с болью, что огорчал тебя, не входя в твой возраст и требуя того, что ты не понимал. Дорогой мальчик, как бы мне хотелось — не исправить прошлое, которое уже прошло и неисправимо, — а сколько-нибудь возместить тебе его. Мне хотелось дать вам в наследство честное имя и сознание, что ваш отец всю жизнь проработал бескорыстно, не думая о последствиях своей работы для себя лично. Но именно из-за этого бескорыстия я должен был лишать вас удобств, которыми пользуются другие, удовольствий, естественных в вашем возрасте, и даже общения с вами. Теперь мне грустно, что вместо какой-либо пользы для себя в настоящем за все мое старание, вы не получаете и того, что получает большинство, несмотря на жизнь их родителей ради самих себя. Моя единственная надежда на сохранение всего, что делается: каким-либо, хотя и неизвестным мне путем, надеюсь, все же вы получите компенсацию за все то, чего лишал я вас, моих дорогих. Если бы не вы, я молчал бы: самое скверное в моей судьбе, — разрыв работы и фактическое уничтожение опыта всей жизни, который теперь только созрел и мог бы дать подлинные плоды, — на это я не стал бы жаловаться, если бы не вы. Если обществу не нужны плоды моей жизненной работы, то пусть и остается без них, это еще вопрос, кто больше наказан, я или общество, тем, что я не проявлю того, что мог бы проявить. Но мне жаль, что я вам не могу передать своего опыта, и, главное, не могу вас приласкать, как хотелось бы и как мысленно всегда ласкаю. — В январе я писал тебе, но не знаю, дошло ли мое письмо. О том, как я живу, узнаешь из письма к бабушке. Крепко целую тебя, дорогой. Надо кончать письмо, очень поздно и я валюсь от усталости.

22 февраля 1935 г., Кремль, быв. Филиппова пустынь

Дорогой Вася, ты совсем забыл своего папу, ничего не пишешь. А мне ведь нужно знать, что ты делаешь, чем занимаешься, что думаешь. Пишешь ли что-нибудь. Непременно пиши, и записывай мимолетные и систематические наблюдения и мысли, и обрабатывай их. По собственному опыту я вижу, что накопление большого материала впрок ведет к тому, что большая часть его остается непроработанной и не приведенной в порядок. Старайся воспользоваться хоть опытом моей жизни и более рационально тратить труд, т.е. поскорее оформлять найденное. Более крупные обобщения и более полная систематизация придут в свое время, и ничто не мешает потом вернуться к старому, пересмотреть, дополнить и исправить сделанное, но уже более сознательно и целеустремленно. Еще. Старайся при исследовании вовлекать в круг рассмотрения возможно больше различных характеристик и сопоставлять их между собою. Тогда сами собою будут приходить выводы, которые иначе потребовали бы большого напряжения и удачи. Особенно важно пользоваться различными физическими способами изучения вещества, т.е. химия дает слишком бедные, слишком далекие от действительного вещества характеристики, — говорит не конкретно и слишком вообще. Крепко целую тебя.

3 марта 1935 г., Кремль, быв. Филиппова пустынь

Дорогой Кирилл, от мамы я узнал о кончине Давыда Ивановича, меня поразившей и огорчившей. Одним все-таки я могу быть довольным, что ты успел, хотя и далеко недостаточно, поработать под его руководством. Мне жаль и его, и тебя, и себя, но в особенности, конечно, его семью. Передай Софье Владимировне мой привет и вырази ей от меня сочувствие к ее потере. М.б. в следующем письме я напишу ей несколько слов, а тут нет места уже. Вот видишь, дорогой, твое беспокойство о выборе руководителя отпало само собою, и Давыда Ивановича ты не огорчил. В жизни часто бывает так, что трудности разрешаются сами собою, только не надо дергаться и проявлять нетерпение. Мама пишет, что ты без работы сейчас. Мне неясно, почему: ведь ты же работаешь по минералогии. Или это только в летнее время? Я сижу в химии, и последнее время по преимуществу в органической. Разбираюсь в разных видах углеводов и их производных, далее пойдут белки; готовлю реактивы, налаживаю методику анализа. Попутно идет другая работа, подготовка к электрохимическим процессам, т.к. я хочу испробовать электрохимический путь комплексного использования водорослей. На ходу уясняются разные детали, неизвестные по книгам, но важные в том или другом отношении. Живем мы уединенно, тихо, в работе, окруженные лесом и снегами. Это особенно хорошо в настоящий момент, т.к. мне нездоровилось и после гриппа обычное ослабление сердца и полиневритовые боли. Серьезного ничего нет, но посидеть дома полезно. Впрочем, читаю лекции по математике и хожу в баню. Крепко целую тебя, дорогой. Я рад, что ты устроился с квартирой, но теперь непременно надо устроиться с едой. Напиши, как обстоят денежные и квартирные дела Софьи Владимировны.

15 июля 1935 г., Кремль, быв. Филиппова пустынь

1935.VII.15. Дорогой Васюшка, боюсь письмо мое тебя не застанет уже, но на всякий случай все-таки пишу. Мама пишет о предполагаемом твоем отъезде, однако ничего не сообщает об его длительности. Прежде всего, о твоих личных делах. Ты же знаешь, как я люблю всех вас и тебя. Мне хочется, чтобы вам было хорошо и чтобы вы пользовались радостью, насколько вообще на земле она возможна. Это и вообще и в данном случае. Сказать же что-нибудь о твоем выборе отсюда мне невозможно, т.к. Наташи я не знаю, правильно сказать — совсем не знаю и даже по рассказам не представляю себе. Да, кроме того, ведь мои рассуждения, если бы они были возможны, оказались бы все равно бесполезны. Но я верю в своих детей и надеюсь на их осмотрительность, особенно, когда дело идет об устройстве жизни. Перед тобой пример мамы и от него исходи. Хочу только, чтобы ты нашел мир и тишину, остальное же все — на втором плане. Однако ты должен не забывать о мамочке, братьях и сестрах. Этот долг, конечно, при всех обстоятельствах лежал бы на тебе. Но к моему глубокому огорчению на тебя падает трудная и большая задача — двойной долг, т.е. я не могу ничего сделать, чтобы сколько-нибудь дать мамочке радости и спокойствия. Она прожила всю жизнь нелегко, а теперь, когда ей следовало бы быть в покое и радости, на ее долю пришли времена особенно тяжелые. Помни же об ее любви к тебе и сделай так, чтобы не доставлять ей лишней скорби.

Мамочка пишет о твоем беспокойстве относительно твоих занятий по кристаллографии. Вот несколько соображений, которые м.б. помогут тебе. Во-первых, старайся как можно чаще прибегать к наглядным пособиям и моделям. Пространственное воображение, трехмерное у человека на настоящей стадии развития, очень слабо, а при непривычке представлять себе пространственные образы часто просто отказывается работать. Можно быть совсем неглупым — и все же не владеть представлением пространственных образов. Поэтому необходимо помогать здесь моделями. Пусть учащиеся и сами их делают, это тоже очень помогает. Прибегай к стереоскопу. Найди разъемные модели и т.д., побольше пользуйся окрашенными поверхностями и цветным мелом — цвет очень укрепляет понимание формы. Во-вторых, тебе самому было бы совершенно необходимо изучить векторное исчисление, которое для кристаллографии есть важнейший инструмент. Сейчас занимаюсь с инженерами этой дисциплиной, и как мне досадно, что не могу заняться с тобою. Если ты усвоишь, (но именно усвоишь) хотя бы первые главы, т.е. основные операции с векторами, то сразу почувствуешь себя вооруженным, тогда как без векторного мышления обычно бывает беспомощность. (Между прочим, у меня в руках книга Н.Е. Кочина «Векториальное исчисление», Л.-М., 1933, изд. 3-е; еще хорошая книга Я.Н. Шпильрейна; кратко — в теоретической физике Эйхенвальда, выпуск «Теория поля».) Но для усвоения векторного исчисления непременно надо решать задачи, иначе ничего не запоминается. В третьих, старайся насытить кристаллографию физическим и химическим содержанием (образцовая книга: Lehmann, Die Molekular physik, хотя во многом и отстала очень существенно, но содержит драгоценный материал, старайся прибегать к ней). В-четвертых, отмечаю некоторые книги: Делоне Б.Н., Математические основы структурного анализа кристаллов и определение основного параллелепипеда поверхности (?) при помощи рентгеновских лучей. Л. 1934. 328 стр., 4 р. 20 † 1 р. Напоминаю о кристаллографии Вернадского — для общих установок. Было бы очень полезно (в последующем) вникнуть в идеи ФЕДОРОВА. Относительно твоих занятий осадочными породами: особенно важный момент, в частности для понимания генезиса пород, — их текстура. Подбери материалы по различным способам охарактеризовывать текстуру; в моих материалах (например о мраморе) кое-что найдешь тоже. Я убежден, что текстурному анализу, когда он будет опираться на точный учет форменных элементов и их геометрии (в связи с теорией вероятности) предстоит большое будущее. Кроме того, старайся вообще вникнуть в физические способы охарактеризования пород (отражательная способность, капиллярность и т.п., электрические свойства). Если даже не будешь сам проделывать измерений, то хотя бы подбирай материалы по уже сделанному. Это дает много для понимания, как породы построены. — Посылаю тебе картинку — вид на лабораторию. — Очень важная область, промежуточная между грубым — макроскопическим — и тонким — микроскопическим — строением всякого рода природных тел, как-то обходится, хотя именно с ним связываются наиболее яркие свойства тел. — По поводу пестрой пермской свиты у меня есть одна мысль, разовью ее в следующий раз, а ты подумай. Не есть ли эта свита генетический аналог граниту и гнейсу, но весьма молодой. Было бы очень интересно проследить ВСЮ последовательность, как в сторону еще более молодых отложений родственного типа, так и в сторону более древних, и дойти до метафорических кристаллических пород. Эту мысль я как следует не продумал, м.б. и откажусь от нее, но продумать следует. Крепко целую тебя, дорогой. — Обрати внимание на несогласное напластование (косослойность).

5—6 сентября 1935 г., быв. Монастырская кузница.

Дорогой Кирилл, если ты приехал, то сообщи поскорее о себе. Беспокоится мамочка, но беспокоюсь и я. Надеюсь, напишешь, что ты сделал за лето. Получил ли ты мои «персидские» письма? Сообщаю еще, что слово ал, красный особого оттенка, т.е. того же корня, что и русское алый, вероятно не просто родственное нашему, а занесено к нам из Персии. Когда-то я занимался древнерусскими названиями драгоценных камней. Многие из названий обычно или остаются непонятными, или объясняются в словарях древнерусского и славянского языков совершенно ложно. Мне удалось установить точное значение терминов, опираясь на древние описи вещей, которые сохранились в натуре, и устанавливая непосредственно природу минерала. Многие древнерусские названия оказались восточными: армянскими, персидскими, индусскими и т.д., кое-что вошло через Грецию из Ассирии. Это очень интересная тема — проследить миграцию минералогической терминологии, и у меня были подобраны значительные материалы к работе этого рода. Как-нибудь посмотри их, найдешь вероятно и для себя что-нибудь полезное. — Сейчас я живу на берегу Святого озера, так близко от него, что из комнаты берега не видишь. Погода дождливая, порою бушует ветер со шквалами, озеро бурлит словно море. Дом старинный, с крепостными почти стенами. Мама беспокоится относительно здешних холодов. Но это ошибка с ее стороны: на Соловках климат гораздо теплее московского, правда лето прохладное, но зато и зима не холодна. Мы говорим, что здесь — словно в термостате. Зимой непрестанно дуют ветра, летом — часто. Поэтому я называю Соловки Островом Ветров (по греческим воззрениям жилище ветров было в стране гипербореев, т.е. следовательно на Соловках).

Последние дни сижу за заявками по ряду изобретений, касающихся использования водорослей. Хотим взять заявочное свидетельство на номограмму для анализа галидов. Пишу статьи — на те же темы. — Как-то я писал тебе о книге Вернадского по Радиогеологии, но не знаю, дошло ли письмо до тебя. Сейчас думаю написать еще статейку об этой книге, тем более, что для здешних газет (стенных и частью печатных) что-нибудь надо. Меня беспокоит вопрос о твоем учении: ты опоздал приехать к сроку, как бы не было из-за этого осложнений. Во всяком случае обрати главное внимание на окончание курса, это необходимо не только по причинам формальным, но и по существу. Привез ли ты каких-нибудь интересных минералов? Мама просит прислать ей растений. Но она, очевидно, не сознает, что я не могу посылать посылки, да к тому же посылка так задержится, что растения погибнут. Думаю, большинство здешних растений можно достать из других мест — вереск, голубику, гонобобель, чернику, морошку, карликовую березу, особый вид грушанки и т.д. Крепко целую тебя, дорогой; пиши поскорей.

16 сентября 1935 г., быв. Монастырская кузница

Дорогой Кирилл, в книге Вернадского вычитал о древности карельских кристаллических пород и в особенности о побивших мировой рекорд по древности синепальских. Это хорошо сочетается с видом кремлевской стены и строений — из валунов, так что чудится что-то циклопическое, тем более, что башни и все постройки в нижней части расширяются, как комель у сосен и елей, луковицей. Валуны стен поросли желтым лишаем, словно выкрашены. Возят грузы здесь больше на быках, очень породистых, массивных и архаичных. Когда въезжает в проход Святых ворот телега, запряженная быком, то представляются времена доисторические, какой-то архаический ритуал, — срастаются впечатления от величественного быка и тяжелых, несколько бесформенных каменных кладок. Одни из быков здесь высокорогие, с длинными острыми рогами, а

другие, и они особенно сильны, очень тяжеловесны, с короткими, толстыми и тупыми рогами; эти мне ближе, более египетские. — По поводу твоих занятий хочу напомнить тебе о существовании номографии: непременно научись владеть номографическими методами, это очень облегчает расчеты. В частности сделай своим привычным достоянием бумагу с различными специальными координационными сетками. Из них особенно часто бывают полезны сетка полулогарифмическая и дважды-логарифмическая. При помощи этих и других подобных сеток ты сможешь вскрывать почти без труда различные зависимости между явлениями, которые непосредственным вычислением установить часто нелегко. Скажи об этом и Васе. Записываешь ли ты наблюдения над природою, чтобы набирался материал. Потом, пора тебе собирать библиографию по вопросам, над которыми работаешь и заметки из прочитанного в журналах и книгах. Лучше всего делать эти записи на лоскутах бумаги стандартного размера и затем раскладывать их по папкам. Тогда, путем перекладывания из папки в папку записи можно легко классифицировать и каждый вопрос будет легко обозреваем, так что оформление материалов станет быстрым и полным, а главное не будет требовать особых усилий. Пока материалов мало, эти меры кажутся лишними, но потом, по мере накопления данных, материал начинает давить. Между тем, весьма опасно полагаться на память, из-за этого много ценного ускользает от внимания. Крепко целую тебя.

16 декабря 1935 г., Кремль, быв. Никольский корпус

Дорогой Кирилл, меня очень огорчает, что ты в Москве без пристанища. Постарайся, по крайней мере, есть как следует. Может быть теперь Владимир Иванович что-нибудь устроил для тебя? В книге B.C. Доктуровского «Торфяные болота», 2-е изд., М-Л., 1935, содержащей много полезных данных по торфу, я нашел (стр. 35, 36) указания на водоросль Cladophora Sauten — растительные шары Заболотья (помнишь были у меня). Оказывается, они встречаются в некоторых озерах Влади- мирской губернии, в оз. Ардине Нижегородской губернии, в Глубоком оз. Московской губернии, и кое-где в Западной Европе. Меня эти шары очень занимают в частности по связи с марганцевыми оолитами, думаю последние того же происхождения. В моих бумагах имеются микроснимки шлифов этих оолитов, а также анализ Заболотской кладофоры. На стр. 77 изложены данные по определению возраста сапропеля и сапроколля по годичным микрозонам. — Трудности твоей жизни отчасти напоминают мои собственные. Знаю, меня многие считают избалованным жизнью и легко достигающим успеха. Но это глубокая ошибка, м.б. объясняющаяся тем, что я привык не жаловаться на судьбу. Все то, что другие получали легко, мне давалось с усилием, или вовсе не давалось. В общем, сравнивая себя с любым из своих знакомых, я вижу, что не получил в жизни и малой доли полученного каждым из них. А имеющееся добыто усилием, работой над собою, упорным размышлением и трудом. Даже книги, буквально плывущие в руки другим, до меня или не доходили, или доходили поздно. Из себя я извлекал идеи, которые потом находил в книгах или слышал от других; но мои идеи давали плоды, а у других они оставались внешним придатком. Может быть трудность получения и была условием органического усвоения. В упорстве мысли и в непрестанном труде вижу я свое преимущество пред другими, а не в способностях, которых у меня м.б. меньше, чем у многих других. Этот путь тяжел и утомителен, но внутренне он плодотворнее, чем легкий успех и внешнее быстрое усвоение. И если бы мне было дано начинать жизнь заново, с детства, я вероятно шел бы тем же путем, который уже пройден. Я делал ошибки. Но в основном совесть моя спокойна. Крепко целую тебя, дорогой. Пиши и будь бодр.

16 декабря 1935 г., Кремль, быв. Никольский корпус

1935.XII.16. Дорогой Васюшка, не получая от тебя писем, я прихожу к выводу, что ты зарываешься с работою. Мне жаль, что это так, и не по одной причине. Прежде всего, от этого страдает твоя работа. В том возрасте, в котором находишься ты, надо дать возможность выкристаллизовываться мыслям и не мешать этому процессу постоянным разбалтыванием их: надо каждый день иметь хотя бы небольшой отрезок времени для созерцания. Чего хотел бы я и жду от тебя? Латинская поговорка гласит: Non multa, sed multum, a по-русски можно было бы передать смысл: «Не многое, а большое». Мне хочется, чтобы ты не разменялся на многие мелочи, а сделал бы нечто цельное. Это не значит, что мелочей не нужно. Нет, в мелочах находит себя целое, но для этого мелочи должны быть организованы, должны направляться, определяться и собираться целым. «Целое — прежде своих частей» («прежде» — не в хронологическом, а в существенном смысле); оно порождает из себя и ради себя свои части, а не механически складывается ими, как случайными элементами и воздействиями. Ты должен найти себя самого, а для этого необходима тишина и, хотя бы временами, незасоренность сознания. Это во-первых. Во-вторых, тебе пора уже думать сериозно об организации своей жизни. Раз ты завел себе семью, то должен заботиться об ее благоустройстве, а оно прежде всего состоит во внутренней полноте и связанности. Нельзя, чтобы Наташа была предоставлена самой себе, из этого не получится ничего хорошего; наименее опасный исход — это тот, что она будет скучать, грустить, внутренне чахнуть. Но гораздо легче может случиться, что из инстинкта самосохранения она будет стараться заполнить пустоту, и тогда семья распадется, если не юридически, то фактически. Поэтому тебе необходимо позаботиться о том, чтобы ты входил в ее внутреннюю жизнь, а она — в твои интересы и во всяком случае, не оставалась одна. Третье — ты должен думать о маме и о братьях и сестрах. Говорю «должен» не в моральном смысле, о котором можешь догадываться и сам, а в смысле твоих собственных интересов, т.к., утратив живую связь с мамой, братьями и сестрами, ты потом уже не сумеешь ее возобновить и останешься в пустоте. А во имя чего? — Во имя суетных мелочей, которые в сущности тебе не нужны, даже вредны для твоего развития, — т.е. во имя пассивности и нежелания вдумываться в возможные последствия твоих поступков. Организуй же свою жизнь сознательно и целеустремленно, чтобы она определялась не случайными факторами, а замыслом, насколько это возможно. И наконец, ты должен подумать о своем здоровье — это простой расчет, ибо тебе предстоит жить и действовать, а для этого надо копить и беречь силы. Крепко целую тебя. Привет Наташе.

24—25 декабря 1935 г., Кремль, быв. Никольский корпус

1935.XII.24-25. Дорогой Кирилл, последние дни передо мною непрестанно встает долина Кончурки с ее заливными лугами, поросшими травой и ты, маленький, забравшийся в траву с головою и бегающий в ней с возгласом: «Я — травяное животное!» Помнишь ли, как это было, когда мы ходили по этой долине с мамочкой? А помнишь, как мы с тобой ходили по грибы. Мне живо вспоминается девственная заросль около Вифанского пруда, где пространство между мелкими болотцами-лугами, заваленное сгнившими стволами, было сплошь покрыто опятами. В эти места никто не приходит почему-то, и у меня от них впечатление ка- ких-то лесов по Амазонке. А помнишь, как мы с тобой таскали тяжелые корзины с грибами и, чтобы облегчить путь по дороге, делили ее на участки — перегоны между станциями? Хоть и много я видел разных мест, но наиболее родными и дорогими представляются окрестности старого Посада, теперь уже изменившиеся почти до неузнаваемости. Когда же поселился в Посаде, они были совсем глухими, безмолвными и торжественными, отчасти жуткими. Можно было ходить, целыми днями не встречая ни одной души, и казалось, всякий звук, всякое слово нарушает священную тишину лесов. — Давно я собираюсь написать тебе о необходимости подготовлять сводку данных по хронологии геологических образований, — выписывать все, что попадается на эту тему. В моих условиях это делать систематически невозможно, но я буду понемногу сообщать тебе, что встречу. Вот для начала кое-что: прирост торфа в залежи (т.е. уплотненного) в районе Киева 10 см в столетие (Буганское болото). 2. То же в Австрии (Аайбахское болото) 7 см в столетие. 3. Начало торфообразования, т.е. общее увлажнение климата в районе Киева, т.е. исчезновение послеледниковых пустынь совпадает с началом неолита и относится к 5000—7000-ому году тому назад 4. Конец неолита и начало бронзового века ок. 3000 л. тому назад (Украина) (см. «Торфяное дело» 1928, №9, стр. 269—272, Курдюмов). 5. Начало образования сапропелевой толщи в озерах Карелии — 6700-й год тому назад, а в Сакском озере 1620-й год. 6. Годовой прирост сапропеля 0,8—3-4 мм (Доктуровский, Торфяные болота, 2-е изд., 1935, стр. 77). Крепко целую тебя, дорогой.

29 февраля — 1 марта 1936 г., быв. Кожевенный завод

Дорогой Кирилл, я получил два твоих письма. Радуюсь твоим успехам и в частности намечающимся занятиям по ассиметрии у природы. Это тема величайшей важности, над нею я размышляю вероятно уже 44 года и мечтал когда-нибудь реализовать свои мысли и материалы. На эту тему я собираюсь написать тебе большое письмо и потому сейчас писать не стану. Вероятно завтра же начну писать его. Обращаю твое внимание на новую редакцию графита: в концентрированном H₂S0₄ графит в присутствии окислителей Сг₂0₃, HNO₃ и др. дает ярко-синий бисульфат и набухает. (Rüdorff u Hofmann, Chem Ztd 59, №58, 589, 1935 — «Журнал Химической Промышленности», т. 12, декабрь 1935, стр. 1929, реф. №20). Еще о графите: две разновидности сажи: 1° Noire de flamme, зернистая, от интенсивного черного до глубоко-каштанового цветового тона, из алифатических углеводородов и 2° Noire de fumee, серого с синеватым оттенком, хлопьевидная, из циклических углеводородов (Chim. & ind- 24, №2, 280, 1930 — Журнал Химической Промышленности. T. 8, №4, 28 февраля 1931, стр. 437, Ne362). Пишу тебе это в связи с письмом об углеродистых минералах. Книги попадаются здесь случайно, они всегда в разборе. Недавно перечел том Бальзака, изумляюсь его высокому мастерству. Он заключает целый мир характеров и образов, представленный реально и объективно, но вместе с тем пронизанный мыслью, точнее сказать, потому и реальный, что он пронизан мыслью. Напрашивается сравнение с произведением кисти художников фламандской и голландской школ, где вещественность сочетается с идеей. Образы Бальзака зрительны, и потому живописны, в отличие от скульптурных осязательно-зрительных образов других французских писателей. Словно светолепка. Они светятся изнутри, как и образы голландских художников, а не освещаются извне, и потому не натуралистичны. Ты видишь самое вещество, а не его внешность со случайными рефлексами. И хочется сказать: по полноте проработки Бальзак пишет маслом, а не рисует: у него нет линий, а есть объемы. Удивительна «Человеческая Комедия». Всякий раз, когда берусь за Бальзака, снова замкнутая законченность пространства во всех его произведениях в полную противоположность фотографии: это не вырезки, а самозагнутые цели, за которые выходить нет надобности и бессмысленно, хотя сюжетно, в смысле повествования, отдельные произведения обрываются как бы незакончено. Больше писать негде. Крепко целую тебя.

11—12 ноября 1936 г., быв. Кожевенный завод

1936.XI. 11—12. Соловки. №79. Дорогой Кирилл, сейчас в лаборатории, в которой провожу буквально круглые сутки, а рядом со мною один новый сотрудник проделывает упражнения на скрипке. Играет он недурно; упражняться около меня стесняется, т.к. боится помешать, усвоив на опыте, что его все гонят. Но я просил его играть у меня, — это успокаивает. Ведь живу «без божества, без вдохновенья, без слез, без чаю, без любви». Звуки радио раздражают, а упражнения несколько налаживают, во всяком случае не мешают. Часто всплывает мысль о Давыде Ивановиче: так я и не увиделся с ним в последний раз. И Владимира Ивановича тоже не увижу. Правда, у меня нет ничего особенного, что нужно было бы сказать. Но на свете так немного людей, с которыми внутренне считаюсь, что не видеть двух — слишком большая потеря. Дело даже не в величине человека, а в строении его мысли. У большинства мысль, м.б. и сильная по-своему, тем не менее внешняя, пустая (в ней нет реальности, а только одни шахматные ходы), не постигающая природу, а подделывающая ее и приспособляющаяся к извне придуманным схемам. Читая большинство работ, я удивляюсь их ловкости и — не верю ни одному слову. Все это — марево, может быть более или менее стройно оформленное, но говорящее о виртуозности писателей-исследователей, а не о природе. Владимира Ивановича я не считаю виртуозом, мысль его не доводится до прозрачности, не оформляется законченно, часто не досказана и противоречива. Но в нем я всегда ощущаю естествоиспытателя, а этого-то и не хватает подавляющему большинству: они не испытатели природы, а шахматные игроки. Современное естествознание сделало огромные успехи, Но я опасаюсь, не утратило ли оно главного — живого ощущения реальности своего объекта. Вот почему мне грустно не иметь возможности перекинуться словом с тем, кто этого ощущения не утратил и живет в нем, продолжая традиции подлинных естествоиспытателей прошлых веков.

Теперь несколько слов в связи с твоей работой (кстати сказать, статьи об определении ванадия я не получил). — Как-то прихожу в редакцию «Технической Энциклопедии» и полусознательно бросаю взгляд на гранку (!) с корректурою статьи, подписанной к печати — кажется она называлась «Диссимметрический углерод» или что-то в этом роде. Читаю в ней: диссимметрический углерод образует соединения, различающиеся энантиоморфностью своих кристаллов и оптическою активностью, но совершенно тождествен по прочим физическим и химическим свойствам. Что-то в этом роде. Статью собираются отсылать. Незаконно вмешиваюсь в не свое дело, задерживаю. Спрашиваю, кто автор — Беркенгейм. Объясняюсь с ним, насилу уговариваю, что его утверждение неверно, а на другой день приношу доказательства. Одинаковыми могут быть свойства асимметрических соединений только те, которые проявляются в отношении симметрических факторов. Т.е. они не одинаковы, а просто нет проявленных данных для их различения. Проявляются же они всякий раз, как фактор сам не симметричен. Химические реакции асимметрических соединений с асимметрическими же или скрыто-асимметрическими, обязательно должны быть различны и давать соединения с разными физическими и химическими свойствами. Существуют ли, однако, действительно симметрические факторы? Уверен, что НЕТ, хотя бы по одному тому, что всякий фактор действует во времени, которое лишено симметрии. Следовательно, соединения асимметрические всегда должны давать различные проявления, хотя б.м. в известных случаях это различие по невнимательности нашей или по своей малости, ускользает от прямого наблюдения. Но жизнь, как особенно ярко проявляющая процессуальный характер бытия, а следовательно и особенно тесно связанная со временем, должна быть и особенно тонким реактивом на асиммеррию химических соединений. Тебе, для пополнения, намечу несколько примеров:

1°. Часто оптические антиподы отличаются по вкусу: d-лейцин сильно сладок, d-l-лейцин имеет слегка сладкий вкус, а l-лейцин — пресный и слабо-горький; bb и gg-аминокислоты безвкусны (E. Fischer, Веr., 35, 2660, 1902; E. Fischer и Warburg, ibid., 33, 3997, 1905). — 2°. Несомненно, то же должно быть в отношении и запахов. — 3°. Должна быть разная усвояемость (надо поискать примеры). — 4°. Из ряда соединений типа аскорбиновой кислоты (противоцинготный витамин С) противоцинготными свойствами обладают лишь те, в которых 4-му атому (в цепи сорбозы) свойственно правое вращение (см. «Успехи химии», т. V, вып. 5, 1936, стр. 678, П. Каррер). 5°. Подобные же явления наблюдаются у ферментов. — 6°. Куски рыбы, подвергнутые действию поляризованного света в течение 12—14 часов, сильно загнивают, в то время как контрольные не изменяются. Высказывалось мнение, что предубеждение обитателей тропиков против употребления в пищу мяса или рыбы, освещавшихся лунным светом, имеет свое основание, потому что лунный свет богат поляризованными лучами, которые ускоряют процесс гниения (E.G. Bryant, Chimie et industrie, 42, 681, 1923). Вероятно здесь идет речь о круговой поляризации. 7°. Свет, отражаемый небесным сводом, поляризован. Очевидно должно быть весьма различное поведение живых организмов и б.м. неорганизованной материи в зависимости от экспозиции (т.е. направленности) по странам света и точкам небесного свода. У В.Н. Оболенского, Основы метеорологии, М.-Л., 1933, стр. 399—401, найдешь данные о поляризованности дневного света и дальнейшие ссылки. Для облегчения даю тебе схему поляризационных явлений небесного свода. М.б. этот чертеж облегчит тебе понимание обсуждаемых явлений.

8°. Асимметрическое (м,б. неизотропное?) строение тканей нашего тела сказывается в так называемых пучках Гайдингера — непосредственном усмотрении поляризованности света неба. Их можно видеть, если смотреть на точки наибольшей поляризации неба (см. у: Helmholtz, Handbuch der physiologich. Optik). Но я лично наблюдал их просто смотря на отражающую (а потому и поляризующую) поверхность стекла, например в микроскоп, когда свет от зеркальца попадал в глаз. — Не может быть, чтобы это различие света, посылаемого разными участками небосвода, не сказывалось на процессах фотосинтеза и др. действиях света. Надлежит просмотреть различные данные по значению экспозиции в растительных и др. процессах. — Место все занято. Пора кончать. О многом хотел бы спросить тебя, но надеюсь, что напишешь сам, потому и не спрашиваю. Напиши о ходе занятий, учебных и служебных, как устроился с квартирой и столом, бываешь ли у бабушки и как она живет. Целую тебя, дорогой Кира. Скажи бабушке, что напишу ей в следующий раз и что часто ее вспоминаю. Еще раз целую.

7 января 1937 г., быв. Кожевенный завод

1937.I.7. Соловки. №87. Дорогой Васюшка, написал было я вам письмо, но отправить, ввиду выходного завтрашнего дня не удалось. Сажусь за следующее. — Сегодняшний день выделился из прочих: небо разъясни

лось, морозно. К вечеру разыгралось сев. сияние. Часов ок. 7 в сев. части неба возник голубоватый световой сегмент, — нечто вроде света полной восходящей луны, но более яркий и резко очерченный. Сегмент этот стал подыматься над горизонтом, увеличивая светояркость с ВСВ стороны небосвода. Затем от него стали отделяться концентрические дуги, того же голубоватого цвета, тянущиеся в широтном направлении через небосвод. Точнее сказать, словно самый сегмент состоял из концентрических дуг и постепенно на них распадался. Дуга одна проходила через зенит, другая была даже южнее. Вместе с тем световой сегмент обратился в четко очерченный темный, более темный, чем остальное небо, но окруженный яркою световою дугой. Со стороны сегмента эта дуга была очерчена резко, а с внешней стороны постепенно сливаясь с небом. Кстати сказать, во время северных сияний, и в частности сегодня, небо не черное, а все несколько светится, словно расплывшийся Млечный путь. Звезды видны, но более яркие, и в числе, далеко не соответствующем яркости атмосферы. Из световых дуг по яркости, после ограничивающей сегмент, была зенитная. — По прошествии небольшого времени эти дуги, продвигающиеся по небу, стали ломаться у зенита и образовано нечто вроде шатра с вершиною в зените. Было наглядно и убедительно, что столпы шатра — не что иное, как вырывающиеся в атмосферу в надирном направлении потоки энергии, параллельные между собою — и потоки корпускул, вызывающие свечение разреженного газа. Столпы с СВ бывали светлее северо-западных; по яркости столпы меняли свой порядок, а также меняли свое место на небе. В СВС стороне наряду с голубоватыми столпами появилось обширное по пространству (по телесному углу зрения) интенсивно красное, малинового тона, свечение, как бы легкое и прозрачное облако. Длина его раза в 4—5 превышала ширину и направление по дуге круга высоты. Все свечения стали особенно живо и быстро перемещаться и менять свои яркости, несколько напоминая зарницы. Затем столпы разрушались, образуя плоские, поставленные на ребро световые облака. Далее эти облака еще более вытянулись к земле в виде световых завес, прихотливо извивающихся и красиво драпирующихся крупными, свободными складками. Строение этих завес было столбчатое, словно вся ткань их была гофрирована. Цвет завес был зеленый, причем кверху яркость убывала очень постепенно, книзу возрастала, чтобы оборваться резко. Завесы сильно и быстро колебались, как бы сотрясаемые ветром, складки перемещались, пробегая вдоль завесы, вся картина с большой быстротой изменялась. Появилось на нижней границе зеленого свечения оранжевое окаймление, красно-оранжевое, заревого цвета. Движение стало еще интенсивнее. Некоторые складки делались составными — тройными, пятерными и очень широкими, почти во всю ширину завесы. Когда свечение верхних частей завесы ослабевало, то оставалась сильно извивающаяся светлая змея. Хотя все эти явления разыгрывались по всей северной части неба, до зенита и далее, от З до В, но особенно сильно в сторону В, где были более ярки, более разнообразны и более изменчивы. От 9 ¹/₂ до 10 ч. вечера (по зональному времени) северное сияние светило особенно красиво. Затем оно стало меркнуть. Завесы распались на клочья, свечение уменьшило свою яркость. В 1 ч. 30 мин. я вышел взглянуть на небо. В северной части виднелись характерные светлые облакообразные массы, похожие на облака, освещенные луною, но светившиеся изнутри. Вместе с тем и небо стало значительно темнее, так что эти облака выделялись особенно отчетливо и контрастно. — Описание северного сияния нарочно сделал тебе подробнее, т.к. наблюдения этого рода надо накоплять и закреплять. Ведь в литературе, несмотря на тысячи наблюдателей северных сияний, все же очень немного достаточно отчетливых рассказов о них. К большому сожалению не мог сделать наблюдений магнитных, за неимением буссоли. 1937.I.11—12. После того сияния последовал ряд новых, почти каждый день, то слабых, в виде светлой дуги — над горизонтом, то сильных, когда эта дуга и нрзб выбрасывает из себя столп. — Постоянно думаю о маленьком, жалею, что не вижу сны о маленьких. 1937.I.13. Сижу по обыкновению ночь.

Вот и старый стиль привел новый год. Знамения сего дня меня не веселят: видел сегодня бабушку вашу — мою маму, в грустном виде; смотрел на северное сияние, величественное, но над чернейшим, вероятно тучевым, сегментом; слушаю завывания ветра. Да и все как- то тревожно и уныло. Если под радостью разуметь не чувство восхищения, а встречу какого-то добавка к жизни, то единственною моею радостью был маленький, как новый в мире. А все остальное в лучшем случае не слишком ущербно. Конечно, — и за это надо быть благодарным, Однако при мысли о недостающем, то, что есть, бережешь скорее с боязнью, чем с радостью. Скажу лишь, что точка внутренней опоры на мир у меня давно уже сместилась с себя на вас, или точнее в вас. Поэтому единственное, чего хочу, по-настоящему, чтобы вы с мамой были довольны и пользовались жизнью, и чтобы было сознание ее полноты и ценности. Целую крепко всех вас.

Маме и другим напишу после. Кланяйся Наташе. Навигация прекратилась, когда-то еще это письмо дойдет до назначения. Целую тебя, дорогой. Будь здоров и заботься о себе.

1937.V.19. Дорогой Кирилл, невольно вспоминается далекое прошлое и часто я вижу вас во сне, но всегда маленькими, равно как и своих братьев и сестер, тоже маленькими. А тебя нередко вспоминаю в связи с твоим желанием, когда тебе было лет 5, уехать на Кавказ и приписаться к какому-нибудь горскому племени. Тогда я тебе говорил о невозможности исполнить это желание. Но знаешь ли, как это ни странно, что почему- то мне симпатизируют многие магометане, и у меня есть приятель перс, два чеченца, один дагестанец, один тюрк из Азербайджана, один турок, собственно не турок, а образовавшийся в Турции и в Каире казахстанец. Перса я слегка поддразниваю, указывая на превосходства древней религии Ирана парсизма (впрочем он со мною почти соглашается). С образованным казахстанцем иногда веду философические разговоры. А необразованный чеченец-мулла находит, что из меня вышел бы хороший мусульманин и приглашает приписаться к чеченцам. Разумеется я отшучиваюсь. Но чеченец — настоящий чеченец и вероятно немало порезал народу на своем веку. Как-то, когда он при ком-то звал меня в Чечню, тот заметил, что они головорезы и у них там режут в день по 30 человек. Чеченец возразил спокойно: «Вовсе не по 30, а по 5—6 в день, в его селении». Глаза его мрачно сверкают при всяком случае и ясно видно, что зарезать кого угодно ему ничего не стоит. Как-то он расписывал высокое качество их оружия. «А зачем вам кинжалы?» — спросил собеседник. «Как же иначе ходить воровать коней?» — ответил тот. Чеченец этот спит прямо надо мною. Впрочем мы с ним и ему подобными хорошо уживаемся. Рядом со мною, бок о бок, спит один армянский крестьянин, а с другой стороны — поляк. Иногда я высказываю сожаления, что у нас нет ни одного негра, остальные народы, белой и желтой расы, представлены полно. Крепко целую тебя, дорогой. Сообщи, куда ты едешь, и будь в поездке осторожнее при подъеме на горы и прочих рискованных случаях путешествия.