Шум и пыль. Кровь и крики людей о помощи. Темно. Мебель вперемежку с бетонными плитами. Почтовые ящики, расплющенные лестничным пролётом. Обрывки занавески висят на обломке стены девятого этажа в комнате без пола. Прожектор. Ещё один.

Какой-то мужчина, ревя от горя, из последних сил пытается прорваться через оцепление. Его не пускают.

Соседний дом вроде цел, но как-то странно свисают плиты. Теперь наверняка здесь жить будет нельзя.

Одна за другой приезжают машины с синими мигалками. На углу уцелевшего подъезда табличка: «ул. Гурьянова».

Василий Кондратьевич открыл глаза резко, в надежде увидеть свет, но увидел только белый потолок палаты. Липкий пот насквозь пропитал больничную одежду, мозг перерабатывал остатки кошмарного сна, не давая покоя. Обычно люди своих сныхов почти не помнят, но откладываются только самые тяжёлые или самые лучшие.

Уже проснулся первый воробей за окном, его громкое в тишине больничного двора чириканье разбудило всё летающее племя. Утро вкрадчиво осветило небо, и Кондратьичу стало немного легче. Тяжесть с души начала уходить, а глаза опять захотели спать…

Утром Антонина пришла к отцу с цветами и большой сумкой для вещей.

— Всё, отец, хватит лентяйничать, ты здоров как бык. Профессор сказал, что после обхода можно домой. Давай соберу вещи пока.

Она складывала в сумку немногочисленные пожитки, а Матвеев осторожно, боясь задеть обожжённую кожу, одевался.

— Как там дома, Тонь?

— Порядок навела, а то совсем в холостяка превратился, тебе понравится. И кошка осталась. Только дверь открыла — она сразу нырнула в дом, как будто всю жизнь так жила, и на твоё любимое кресло уселась. Смотрит на меня вопросительно, глаза голубые такие, глубокие. Похоже, умная.

— Интересно… — сказал Матвеев рассеянно, больше для поддержания разговора. Мысли его были далеки от приблудившейся кошки.

— Я соседей спрашивала — у всех живность на месте, да и приметная она, такой не было ни у кого.

Обход прошёл быстро и деловито. Профессор пожелал Матвееву больше к ним не попадать, пожал руку.

— Уж хватит судьбу испытывать, голубчик. На следующий раз может так не повезти. На пенсии тоже своя прелесть.

В этот момент Кондратьич вдруг подумал не о пенсии, а о профессоре. Во время пожатия его тёплой руки Василия посетило непонятное чувство.

— Надеюсь, вы меня услышали, — профессор Кадочников не любил, когда его слова пропускали мимо ушей. Об этом знали все его студенты и интерны.

— У вас что-то болит… — неуверенно произнёс Матвеев.

Из-под профессорских очков Василия пронзил острый взгляд.

— Вам больно сейчас, профессор. Живот. Да?

Лицо доктора на мгновение застыло в удивлении.

— Обход закончен, коллеги. Можно заняться текущими делами.

Свита разошлась, и Матвеев остался наедине с доктором.

— Откуда вам это известно, Василий Кондратьевич?

— Вы мне руку подали, а я почувствовал, как на себе, только это не моя боль.

— Покажите, где, по-вашему, у меня болит?

Василий указал в область желудка. Профессор с каким-то напряжённым интересом смотрел на Василия.

— Чудно… Действительно, моя хроническая язва обострилась, пора самому лечиться. И давно у вас эти способности? Вы никогда не занимались диагностикой?

— Нет, профессор. Какая там диагностика…

— И не лечили людей?

— Что вы, я же говорю — всю жизнь в шахте да на огороде…

Профессор попросил Матвеева присесть на кровать, сам опустился рядом на стул для посетителей.

— Для вас это новое ощущение?

— Совсем новое, — лицо Матвеева изобразило виноватую улыбку. — Не знаю, почему я это сказал.

— Очень любопытно. Позволите вас задержать ненадолго?

— Хорошо, а что случилось?

Доктор достал из кармана мобильный телефон, быстро пощёлкал клавишами, затем, видимо передумав, снова убрал его в карман халата.

— Видите ли, голубчик, ваше состояние после травмы становится очень интересным. Я сейчас, подождите, пожалуйста…

Профессор вышел, а остолбеневшая Антонина вопросительно смотрела на отца.

— Вот новости, па… Ты что это надумал?

Матвеев только плечами пожал.

Профессор вышел, но через несколько минут привёл ещё одного доктора.

— Знакомьтесь, Василий Кондратьевич, это мой коллега, Семён Михайлович. Мы имеем некоторые совместные научные труды, посттравматические осложнения, изменения и всё такое, но это не важно сейчас…

— Семен Михайлович, больного Матвеева пора выписывать, но, возможно, мы будем просить его захаживать к нам, — профессор многозначительно посмотрел на коллегу и снова обратился к Матвееву:

— Василий Кондратьевич, возьмите его руку.

Матвеев взял за руку доцента и сам удивился своим ощущениям.

— Что скажете о состоянии этого человека?

— Он почти здоров, но вот здесь болит иногда, — Василий показал на свою левую ключицу.

Профессор снова многозначительно посмотрел на своего более молодого коллегу.

— Так, так, не отвлекайтесь.

— Я не знаю, как сказать, его ударили, что ли?

Восторженный Семён Михайлович повернулся к Кадочникову:

— Это то, о чём я думаю, Павел Ильич?

Профессор задумчиво покивал.

— Не знаю, не знаю, но очень любопытно…

— Мы хотели бы за вами понаблюдать. Мы просим, чтобы реабилитация проходила под нашим контролем. Хорошо?

Матвеев опять в растерянности пожал плечами.

— Я живу не в городе, в Ивантеево, у нас поликлиника есть.

— Видите ли, Василий Кондратьевич. Поликлиника нам не нужна. Мы с коллегой пытаемся изучить особые способности людей, которые появляются после травм. В вашем случае, похоже, есть за что зацепиться.

— В прошлом году я попал в автомобильную аварию. Удар пришёлся в водительскую дверь, к счастью, не сильно, но ключицу сломал, — Семён Михайлович с восхищением смотрел на Василия. — Знать об этом вы не могли, но с диагнозом угадали!

— Если вы не против, будем посещать вас на дому по субботам?

— Да хорошо, чего там… — согласился Василий. — Мне не сложно…

На костылях в калитку протиснуться было не так уж и легко, но путь домой, он всегда быстрый, как справедливо заметили дальнобойщики.

Жизнерадостный Жужик не знал, куда деть хвост от счастья, они уже давно жили вдвоём с хозяином, и вынужденное одиночество сделало большую рану в его преданной собачьей душе.

— Здравствуй, мой хороший, — пёс просто лег перед хозяином на землю, беззащитно расставив в стороны лапы, и Кондратьич погладил его брюхо наконечником костыля.

— Идём, посмотрим, как ты тут без меня.

Дочь копалась в сумке в поиске ключа от входной двери.

— Не бедствовал, как видишь, даже морду наел на соседских харчах, — Тоня поспешила вперед открыть дверь. — А вот и наша гостья!

Кошка сидел на пороге, не шелохнувшись, и наблюдала за возвращением хозяина. Матвеев с интересом оглядел неожиданную гостью.

— Хороша, чего уж там, мышам война будет! Живи, коль пришла.

Василий первым делом уселся в кресло, а кошка запрыгнула ему на колени.

— Ух, ты какая… будешь у меня Маргаритой называться. Василий первым делом уселся в кресло, а кошка запрыгнула ему на колени.

А на шахту он больше не ходил. Оформил инвалидность, пенсию стал получать приличную. Счастливо отделался. И чего еще желать?

Из выпуска новостей:

«В 0 часов 10 минут на пульт оперативного дежурного Московского МЧС поступила информация о взрыве и пожаре в жилом доме по ул. Гурьянова. Уже через 11 минут на место происшествия прибыли спасатели. Из-под завалов они услышали голоса пострадавших. В течение получаса огонь был потушен, и началась операция по спасению людей».

«Предположительно под завалами разрушенного дома по ул. Гурьянова, 19 находится ещё около 80 человек, сообщила пресс-служба МЧС. Из двух домов спасено 125 человек, погибших — 13, из них — 1 ребенок. Всего эвакуировано около 800 человек. Госпитализировано 62 человека в 7-ю, 13-ю, 15-ю и 36-ю горбольницы и в институт имени Склифосовского, а также 23 ребенка — в Морозовскую больницу и больницу святого Владимира. В кинотеатре “Тула” временно размещены 537 эвакуированных граждан, организовано питание. Работа спасателей затруднена из-за сильного задымления. В результате взрыва обрушились секции — 4-й и 5-й подъезды дома № 19. В доме было прописано 827 человек. Находящийся напротив дом № 16 получил частичные разрушения».

Василий был не удивлён — он был потрясён. Телеэкран показывал картинки его сна недельной давности: разрушенная секция, занавеска, странно болтающаяся в комнате без пола, прожекторы, мужчина, рвущийся через оцепление…

Трагедия в Москве не имела к нему никакого отношения, но почему тогда Василий всё это видел? В уме каруселями вертелись мысли. Тут ещё доктора эти…

Маргарита запрыгнула к нему на колени и стала утаптывать место, чтобы лечь…

«Малайзия — это экзотика. При этом в туристической части страны всегда чисто, безопасно и высокий уровень сервиса. Здесь хорошие дороги и внятно говорящие по-английски местные жители. В Малайзии прекрасные возможности для пляжного отдыха, хорошая экология и развитый этнографический туризм. Самые популярные курорты-острова Лангкави и Пенанг находятся на западе страны, где круглый год столбик термометра показывает от 21 до 32 градусов тепла. Природные достопримечательности Малайзии — тропические леса и национальные парки с уникальной живностью и растительностью, удивительный подводный мир, прохладные горы и уникальные пещеры острова Борнео. Малайзия является одним из наиболее притягательных мест для подводного плавания», — Ольга оторвала взгляд от красочного рекламного буклета с манящими фотографиями и, сдвинув брови, что характеризовало недюжинную работу мысли, мучительно вспоминала, где же слышала это название — остров Борнео. Ага — то ли в фильме «Двенадцать стульев», то ли «Золотой телёнок» так говорил великий комбинатор — Остап Бендер. В связи с чем, она не помнила, а вот красивое название осталось в памяти. Тогда этот далёкий остров казался чем-то непонятным и недосягаемым, а сейчас стал вполне реальным и даже осязаемым. На журнальном столике небрежно лежали две, такие же красивые, как и фотографии из буклета, путёвки в Малайзию. Ещё неделя — и они с Черепановым будут бродить по паркам с богатым животным и растительным миром, путешествовать по заповедным пляжам с удивительным подводными красотами и чистейшей голубой водой, форсировать прохладные горы и уникальные пещеры этого самого острова Борнео. Именно так обещал ей буклет, и не верить в это оснований у неё не было.

У Ивана Черепанова и его аспирантки Ольги отношения складывались весьма своеобразно. Почти полгода оба были подчёркнуто вежливы, держали дистанцию, при этом присматривались друг к другу. Хотя каждый занимал немалое место в мыслях и воображении второй стороны. Интерес и инстинкт одолевали обоих, но они продолжали играть в строгих учителя и ученицу. Иван узнал, что Ольга воспитана в провинциальной, но интеллигентной семье. В её сущности присутствовали женственность, независимость и покладистость. Но розовые очки уже были сняты вместе с романтически-идеалистическим представлением об устройстве жизни. Недавно она рассталась с парнем, с которым встречалась почти пять лет и планировала создать семью, потому что он не мог сложить себе цену. А природная практичность и трезвый взгляд на жизнь всё больше доминировали во вчерашней студентке. Однажды, после очередной работы над её будущей диссертацией, она ни с того ни с сего в упор подошла к измотанному за день Черепанову, обняла его и страстно и заботливо одновременно сказала тихим голосом: «А поехали, Ванечка, ко мне, я вареников налеплю, любишь вареники?» На секунду Иван утратил дар речи. «Ты не бойся, тебя это ни к чему не обяжет. Меня, кстати, тоже. Завтра будет завтра, оно может быть у нас разным. А сегодня есть сегодня — зачем его не прожить в радость?» Черепанов действительно был уставшим и не стал себя долго уговаривать. Всю жизнь он заботился обо всех близких. О нём когда-то очень давно заботилась только мама. Ольга не выставляла никаких претензий. Не задавала вопросов и не обижалась, если он был занят и не находил на неё времени. Его это вполне устраивало, ибо не подрывало, во всяком случае — явно, свобод и завоеваний его холостяцкого образа жизни. Иван, несмотря на уже солидный возраст — 45 лет, выглядел значительно моложе и, как всегда, был неотразим. Подтянут, красиво и модно одет, со спортивной фигурой и умным, пронзительным взглядом серых глаз, он одинаково очаровывал девушек и женщин от 16 и до 60. А учитывая его общественный статус депутата и хорошее материальное положение, жених он был завидный. Хотя склонить его на этот шаг вряд ли кому могло бы удастся в ближайшее время. Слишком привычно и основательно последние годы сросся он с ролью холостяка, которая при таком беспокойном образе жизни устраивала его полностью. Семья осталась там, в прошлой жизни, которая хоть и периодически пересекалась с настоящей, но не напрягала и не мешала. С женой Марией они разошлись мирно, без скандалов и претензий. Шутка ли — вместе прожито около пятнадцати лет и двое ребят, красавцев и спортсменов, оба — вылитых Черепановых, были обоюдной гордостью бывших супругов. Иван частенько пересекался с бывшей женой и по работе, и в различных компаниях, а с ребятами в основном на спортивных площадках. Они уже вполне выросли и практически определились в жизни. Старший уже год как работал в престижном банке, женился и вот-вот готовился сделать Черепанова дедом, а младший заканчивал Луганский университет, по модной теперь специальности «маркетинг и менеджмент организаций».

Черепанов обоснованно считал, что семья в порядке, устроена, и повторять семейный опыт второй раз хотел не очень. Жизнь мудрого и одинокого «волка» его полностью устраивала, хотя каждая новая женщина, ненадолго появлявшаяся в его квартире, так или иначе пыталась намекнуть ему на прелести стабильной совместной жизни.

Ольга намеревалась проделать такие пассажи после путешествия, хотя и понимала эфемерность замысла. Но чем чёрт не шутит, ведь ломаются и не такие закоренелые холостяки. Тем более глядя на её параметры, разве можно остаться равнодушным — до классического 90-60-90 она не дотягивает всего каких-то пару сантиметров сверху и перетягивает снизу. Впрочем, сегодняшнее положение временной подруги её тоже устраивало, тем более Иван, хоть часто занятой на своей работе, но не жадный, весёлый и не ревнивый. Что ещё надо, пока тебе 23 года, — живи в своё удовольствие.

И наконец, совсем недавно она убедила Ивана взять двухнедельный отпуск и слетать в эту экзотическую Малайзию. Это не Турция или Египет, где не был только ленивый. Юго-Западная Азия, Борнео, понимаешь… Да и Ивану отдохнуть не мешает, в последнее время совсем забегался, даже осунулся и посетил терапевта, чего ранее с ним не случалось.

Надо сказать, что после смены власти он стал какой-то «дёрганый», нервный. Новая власть, прикрываясь популистскими и демократическими лозунгами, наломала немало дров, загнала область в число отстающих. Декларируемые новые рабочие места созданы не были. В их угольном краю с добычей угля происходила сплошная чехарда — в зависимости от политических взглядов менялись руководители предприятий и целых отраслей. На их места ставились абсолютно некомпетентные, но «свои» люди. На депутатских приёмах от простых граждан — своих земляков Иван наслушался такого, чего даже не мог представить.

В своих передачах областная частная телекомпания «Зенит», учредителем и директором которой с самого начала являлся Иван Черепанов, постоянно рассказывала о «достижениях» новой власти, за что их неоднократно пытались закрыть, лишить лицензии, придумывая различные поводы. Но Черепанов телекомпанию отстоял. Конечно, помогли и коллеги по партии, и статус депутата, и простые зрители, поставившие «Зенит» вторым по рейтингу после одного из центральных каналов.

— Всё, — продолжила прогнозировать Ольга, — сегодня Иван передает дела заместителю, и уже завтра они вылетают в столицу, недельку там потусуются, а откуда — «под крылом самолета…». На работе она отпросилась, сумку — общую с Иваном уже собрала. Практически они на низком старте — она любила повторять словечки Черепанова. Только надо не забыть позвонить ему, напомнить, чтобы взял на студии классную видеокамеру, там будет на фоне чего засняться — она уже предвкушала и репетировала разные позы, движения перед зеркалом в прихожей. Покажут потом кино подругам — те обзавидуются! Что-что, а красиво снимать и грамотно монтировать Иван умел, шутка ли, сколько лет на телевидении проработал, да и местным студентам режиссуру преподавал. Будет кино как на Каннский фестиваль, ребята с видеостудии Ивана добавят спецэффектов… А жизнь-то, несмотря ни на что, налаживается!