Ударная волна. Роман

Журавский вышел из служебной чёрной «тойоты» и энергичной, но ровной, годами выработанной походкой в считанные секунды преодолел мраморные ступени и министерский холл, успев при этом кому кивнуть, кому — пожать руку.

В свои пятьдесят семь он выглядел просто отменно. Спортивная пропорциональная фигура. Короткая стрижка делала почти незаметными небольшие залысины и умеренную седину на висках. Но для мужчины это просто мелочи. Морщинки одолели только впадинки у глаз, и даже лоб был почти гладким. Большие серо-зелёные никогда не бегающие глаза располагали. Это был тренированный взгляд хорошо владеющего собой человека. Лишь кончики губ во время приветливой улыбки слегка выдавали хитринку. Регулярный умеренный загар, стойкий, но не резкий запах хороших духов, всегда чистая обувь, исключительно качественные галстуки и свитера свидетельствовали о том, что Журавский в элитной среде чувствует себя как рыба в воде. Он был единственным замом, удержавшимся при трёх министрах. В лифте Станислав Васильевич сделал мягкий комплимент новенькой переводчице на предмет интересного сочетания её причёски с фасоном блузки. Ему достаточно было секундного взгляда, чтобы оценить и выделить то, над чем трудилась барышня для привлечения внимания, и сделать ей не дежурный, а специальный комплимент. Мало кто сейчас догадывался, какая работа в своё время стояла за этим. Самые гонористые и уверенно держащиеся в своих креслах сотрудники побаивались с ним конфликтовать, словно чуя какое-то невидимое, непонятно в чём выражающееся преимущество Станислава Васильевича.

Единственным человеком, которому Журавский доверял в течение последних 20 лет свои тайны, был он сам. Ни одно слово за это время не было им произнесено в силу глупости, слабости или неконтролируемой эмоции. Ни за рюмкой, ни по телефону. Он никогда не поносил и не раскрывал секретов своих предыдущих начальников, из чего нынешние — а все они были людьми неглупыми — могли сделать вывод, что так же он будет поступать и по отношению к ним.

При этом Станислав Васильевич вовсе не походил на робота. Напротив. Участвовал, но не засиживался в застольях, умел в тему произнести тост, рассказать анекдот, который всегда был свежим, смешным и мастерски исполненным.

Ещё один из секретов его стабильности — умение правильно выстраивать отношения с противоположным полом. Он даже обнаружил в этом вопросе некие общие подходы с ведением дел. Ведь в нашем бизнесе быть одновременно кристально честным и успешным невозможно. Нужно уметь лавировать. Зарабатывать, обходя законы, но не попадаться. Разрешать подчинённым подхимичивать себе на бутерброд, но в разумных пределах, и делать вид, что не замечаешь этого.

Он ожёгся в молодости с первой женой, которую крепко полюбил и перед которой вывернул душу наизнанку, за что и был наказан. Но Журавскому повезло — он сумел сделать выводы. Женщина и отношения с ней — это не просто шахматы. Это — минное поле. По которому нужно пройти и не взорваться. В амурных делах эмоциональная составляющая — одна из самых интересных, без неё секс пресен. Но именно эмоции и таят в себе опасность. Чем выше степень противостояния, чем больше адреналина, тем выше риск быть взорванным. Он любил этот драйв. В порыве откровения Журавский разрешал себе доверительно сообщить понравившейся барышне какой-либо свой секрет. Правда, только пятиразрядной важности, о чём ей, впрочем, знать было вовсе не обязательно. Так поступали при захоронении фараонов, когда для грабителей устраивали фальшивые тайнички, дабы те успокоились и не добрались до настоящей сокровищницы. Вообще, Станислав Васильевич был крепко подкован в этом разделе истории.

Взять его давнюю подружку Наташу. С виду покорная и безобидная, всегда преданно глядящая в глаза… Расскажи он ей в порыве откровения подноготную своих доходов, детали этих аварий, а завтра она потеряет к нему интерес, взбрыкнёт или обидится, что не купил ей авто, — да мало ли поводов можно придумать? Или выдаст его секреты новому любовнику или мужу. Или просто выложит в Интернете соответствующие фото.

Зайдя в кабинет, Станислав Васильевич сверил с секретаршей Ниной план предстоящего дня.

— Да, на пятнадцать нарисовалась срочная встреча — внеси коррективы. Вводных не поступало? — он бегло взглянул на Нину. Та, как обычно, излучала внимание и деловитость.

Нина была очень ценным для него сотрудником. Она прекрасно разбиралась в его делах, быстро схватывала суть и хорошо чувствовала людей. Она знала, с кем соединить, кого мягко перенести на завтра, а главное, она ничего не делала невпопад и не бывала навязчивой. Он старался регулярно приплачивать ей к зарплате премию в конверте, помог устроить дочь в лучшую, как считалось, в столице школу — на Прорезной, а Нина платила преданностью и благодарностью. Станислав Васильевич к святошам себя не причислял, но с секретаршей не спал принципиально и, установив доверительные отношения, определил дистанцию, не допуская лишних откровений. Впрочем, и Нина, когда пришла к нему в своё время на собеседование, в лоб заявила: положиться на неё можно во всём, но спецпоручений в виде интима она не приемлет. «А это и не требуется, — успокоил тогда претендентку Журавский, — для этого есть другие».

И сейчас ему очень льстило, что у него не самая молодая, но зато очень стильная секретарша, которая к тому же на работе в интимных связях ни разу замечена не была. Нина всегда действовала на него успокоительно-бодряще. Как заплыв в чистом море. И сейчас он с удовольствием отметил, что юбка у неё не выглядит короткой, но подчёркивает красоту упругих ног и хорошую фигуру; тёмные большие глаза, брови, ресницы, аккуратная, но не пышная причёска густой пряди черных волос, скрывающая едва наметившиеся морщинки на лбу, — всё естественно, а если что и подкрашено, то очень органично. И руки всегда ухожены, но маникюр тоже мягкий, не вызывающий.

— Вчера, когда вы уехали, через городской номер вас разыскивал одноклассник по фамилии Арнаутов, просил мобильный, сказал, что в Киеве на два дня проездом, по каким-то делам, а вообще он сейчас где-то в Тюмени обитает. Судя по голосу, ваш одноклассник где-то уже отметил свой приезд, и я вас беспокоить не стала. Вот телефон, который он оставил.

— Не позвонить нельзя. Одноклассник — это святое. Да и как объяснить ему, что не зажрался я, а подзапарился, мягко говоря. Давай набери его в обед. Нет, лучше так, пригласим его сюда часов на шесть. Посидим в задней комнатке минут 40, а потом эвакуируешь меня — подневольного чиновника — по срочному государственному заданию начальства, — переглянувшись, оба улыбнулись.

— Сводки перед вами. Я просмотрела. За ночь практически ни одного ЧП не произошло. Так, семь одиночных случаев травмирования, и то по мелочам. В Краснодоне одному шахтёру ногу вагонеткой отрезало, другой ехал на транспортёрной ленте и без кисти остался, но жертв и крупных аварий, слава богу, — нигде.

— Оно хорошо, конечно, — Станислав Васильевич интуитивно опасался ситуаций, когда всё складывалось слишком гладко. Он даже привык, что в течение рабочего дня обязательно должна произойти какая-нибудь гадость. Разгребёшь это дерьмо — и порядок. А вот если всё хорошо, есть угроза, что завтра произойдут сразу две гадости. Одна — за сегодня, а вторая — за вчера. Журавский тем временем начал обдумывать планы на вечер. После встречи с одноклассником хорошо бы уделить внимание и себе.

Когда у него и возникали неуставные отношения с барышней на работе, Станислав Васильевич потом безапелляционно совал девушке в карман стодолларовую купюру. Делал это необидно, но решительно, жестом, не позволяющим возражений. Со словами «Очень хочу подарить тебе хорошие духи, но боюсь ошибиться с запахом. Сделай это сама, но от моего имени». Этим он как бы расставлял точки над «і», а также обрезал участнице приключения путь к излишней болтливости. Тех, от кого мог исходить подвох, Журавский умел выделить и избежать на подготовительной стадии. Вечером он собирался уделить внимание кадровичке. Она работала в министерстве уже больше года, отличалась скромным, даже слегка скованным поведением. Ей было 32 года. Журавский выяснил, что женщина разведена, дома на её плечах больной отец и двое детей. Производила она впечатление человека воспитанного, неизбалованного и обделённого мужским вниманием, несмотря на привлекательную внешность. Накануне в министерской столовой она сидела к нему спиной, и Станислав Васильевич с удовольствием рассматривал проступающие сквозь белую полупрозрачную блузку белые же лямочки лифчика, туго обхватывавшие загоревшее тело. Выпустить бы его порыв на свободу! Своим безошибочным чутьём Журавский уловил в её природе немалый темперамент, закупоренный воспитанием, комплексами и обстоятельствами жизни. Небольшая полнота Станислава Васильевича ничуть не смущала. Наоборот, она выступала его союзником. Женщины на фоне этого комплекса воспринимали ухаживания и комплименты благодарнее. Накануне, общаясь с Катей, он запустил пробный шар: «Катюша, вы такая интересная, где мои 20 лет?!» Ответ: «А по-моему, вы сейчас намного интересней, чем в 20», — явно содержал обнадёживающий знак.

Его мысли прервал зазвонивший, как всегда, некстати прямой телефон министра. Через полторы минуты Журавский уже был в кабинете шефа.

— В Зимнем на шахте «Передовая» опять рвануло. 47 человек под землёй, пожар, будет много погибших. Короче, ну ты понимаешь, срочно вылетай на место, разбирайся и докладывай мне регулярно. И с прессой поаккуратней.

— Всё понял. Ещё маленький вопрос — и полетел. Звонил наш друг, — министр был в курсе приятельских взаимоотношений с заместителем председателя СБУ. Журавский их успешно познакомил за рюмкой чаю, в честь чего был поднят тост за взаимоподдержку порядочных людей. — Есть у него хороший малый на Лугани, трудится в нашей системе — главным инженером на «Первомайке». Просил его продвинуть.

— Подумай, кстати, насчёт Лукьянца. Шахта у него в порядке, а он хоть человек и заслуженный и линию нашу вроде выдерживает, но уже подустал от ответственности, пора и передохнуть. И эта самовольная остановка шахты без причины вылетела нашим партнёрам в копеечку.

— Я подумаю, — хотя этот расклад Журавскому и не очень нравился, виду он не подал. Станислав Васильевич машинально вспомнил, как лет пятнадцать назад летал инспектировать аварию на шахте у Лукьянца. Если ему не изменяла память, тогда спаслись два из 23 горняков. Но Лукьянец лично ему понравился. Принял хорошо, не утомлял обхаживаниями, а в дальнейшем все пожелания выполнял с одного намёка. Однако перечить начальству смысла не имело.

— Да, чуть не забыл, — эти слова министра настигли Журавского уже возле дверей, и он спиной почувствовал, известие будет неприятным. — Счета для перечисления средств родственникам погибших и пострадавшим мы в каком банке открываем?

— В «Центрально-Славянском», а что?

— А почему? — министр смотрел на развернувшегося Станислава Васильевича в упор, но не зло.

— Так давно сложилось, претензий к ним ни разу не возникало, — ни один мускул не дрогнул на лице Журавского.

— Ну ладно, — после секундного колебания шеф сделал ход конём, — Пусть пока так остаётся, а с нового года нужно будет упорядочить, мы ведь отдали приоритет «Экономбанку», если не ошибаюсь?

Станислав Васильевич покладисто кивнул. Он твёрдо усвоил, что все схемы на этой работе временны, и приучил себя к мысли, что расставаться с ними нужно легко. Получилось — и хватит.

Обидно, конечно, но не смертельно. Он знал о больших схемах больших начальников, но никогда туда не совал нос. Поскольку он занимался одной из самых неблагодарных работ — расхлёбывал всякого рода ЧП, то и в его «мелочёвку» никто особо не вмешивался. Хотя, если всё правильно сосчитать и умножить, не такая эта уж была и «мелочёвка», во всяком случае Журавский её ценил.

Станислав Васильевич всегда держал на работе тревожный чемоданчик командировочного. Больше всего в подобного рода поездках его напрягал неизбежный и чрезмерный подхалимаж местного начальства. Впрочем, он вовремя научился избегать походов в бани с девочками и попоек, которые вроде как к чему-то обязывали.

В самолёте, когда уже не первой свежести, но сохранившая остатки былой яркости бортпроводница начала изображать жестами, как пользоваться спасательным жилетом в случае посадки на воду, Станислав Васильевич почувствовал, что с трудом сдерживает готовый прорвать его истеричный смех. Ведь чушь собачья! Пусть бы хоть один случай был в мире, когда самолёт упал в воду и хоть один человек спасся с помощью этих дурацких жилетов. Но кто-то обосновал их необходимость, кто-то наладил выпуск, и весь мир авиапассажиров теперь наблюдает за жестами стюардесс, фантазируя вовсе на другие темы. «А ведь авиакатастрофы — тоже чей-то бизнес», — вдруг влетела в мозг Станислава Васильевича непрошеная мысль, которую он тут же постарался удалить как ненужный навязчивый файл. Но, похоже, ему только удалось переместить его «в корзину». Аварии на шахтах — как ни кощунственно было это осознавать — тоже имели коммерческую составляющую.

Похоже, скоро у него останется всего один живительный ручеёк: закупки систем оповещения о предстоящих выбросах метана. Хотя и объёмы денег, и сам процент его гонорара — это слово ему нравилось больше, чем общепринятое — «откат», — были относительно невелики, два момента являлись для Журавского приятными и определяющими. Во-первых, гонорар свой он получал от чешского партнёра, надёжность которого была проверена более чем десятилетним опытом сотрудничества, так что в Украине вычислить это было практически невозможно. Схема работала так, что им не было нужды даже созваниваться. Единственный раз, когда нужно было срочно согласовать изменения, изобретательный Журавский из осторожности сделал телефонный звонок с почтового переговорного пункта. Вторым привлекательным моментом являлась стабильность. Оборудование должно было соответствовать многим критериям, пройти соответствующие испытания и получить сертификаты. Причём параметров соответствия придумывалось всё больше. И все эти действия составляли очень длительную и почти безнадёжную для чужаков процедуру. А единственным институтом, который всем этим ведал, руководил приятель Журавского — Артём Павлович Воздвиженский. Журавский никогда не вручал ему конвертов с купюрами, но помог в своё время стать академиком, а затем всячески оберегал от препровождения на заслуженный отдых. Воздвиженский же был действительно неплохим учёным, но при этом отличался мягким и благодарным характером. Как-то он высказал Станиславу Васильевичу мысль о том, что для страны было бы экономней, если бы они разработали свои приборы, на что Журавский дал понять, что профинансировать быстро и в нужном объёме столь объёмный проект из бюджета нереально. На том и определились.

Перед вылетом Журавский набрал кадровичку, похвалил её замечательные качества, взгрустнул по поводу внезапной командировки, пообещал звонить по возвращении и, что любопытно, ни в чём ни капельки не солгал. Потом, вспомнив о звонке одноклассника Арнаутова, набрал Нину: «Свяжись, пожалуйста, с этим Арнаутовым, объясни ситуацию и — уж ладно — дай номер моей мобилки на 045». Последнее можно было, впрочем, и не уточнять. Нина прекрасно понимала, какой номер для кого предназначен. Сам Станислав Васильевич не одобрял пижонов, которые обкладывались тремя или четырьмя мобильными телефонами, что, по его мнению, только мешало и приводило к путанице. У него, как и положено, номеров было два. Один — ненавистный, который он никогда не отключал, — для начальства, семьи и Нины, второй — для всех остальных, на который он обращал внимание несколько раз в день — по настроению.

А Нина, поняв, что шефа до конца дня уже точно не будет и, наконец, появится возможность уйти с работы вовремя, уже созванивалась со своей коллегой Ритой. Рита работала референтом у заместителя председателя СБУ. Правда, в последнее время под предлогом сокращения аппарата её должность переименовалась — в старшего аналитика, но суть и функции от этого не изменились. Поскольку Нинин шеф Журавский давно дружил с Ритиным шефом Маштарём, девушкам часто приходилось контактировать по работе, выполняя их поручения: то перебрасывать по почте документы, то передавать неизвестного содержания пакеты, то кого-то с кем-то стыковать. В результате у них возникло что-то вроде дружбы. Это не был тип детской беззаветной преданности и открытости. Отношения строились искренне, но тактично, без выворачивания наизнанку друг перед другом, на основе уважения и симпатии, насколько это возможно между женщинами. Положительную роль играл и тот факт, что ни сами барышни, ни их среды в жизни больше практически нигде не пересекались.

Рита ответила сразу и явно огорчила Нину: «Никак сегодня не получится. Раньше девяти не освобожусь, — и после паузы уже весёлым тоном продолжила, — шутка! Представляешь, ты как почувствовала, я сама тебя уже собиралась набрать. Шеф сегодня сорвался в срочную командировку и подкинул два приглашения на какую-то супер-пупертусовочную закрытую вечеринку в “Евроконтиненталь”. Там будут что-то кому-то вручать, плюс шикарный банкет. Так что бросай все дела — никаких отговорок!»

— И не надейся — буду стопроцентно! Вот те совпадение! Представляешь, моего тоже куда-то заслали.

— Тогда в семь в вестибюле при полном параде.

— При полном — не получится. Если заезжать домой — раньше восьми не успею. Так что предстану перед бомондом в рабочей спецодежде.

— Знаю я твою спецодежду, что ж, будем отбиваться от женихов.

— Или не будем? — барышни дружно рассмеялись.

В столице Черепанов чувствовал себя вполне уверенно и комфортно. Уровень доходов позволял себя особо ни в чём не стеснять, а наличие друзей делало город более комфортным, уютным и приветливым. Но эта поездка задалась какой-то особо импровизированной, что ему очень даже нравилось. Иван почувствовал, что жить правильно и в точном соответствии со здравым смыслом и прагматичными графиками скучновато.

К своей аспирантке Ольге он давно начал присматриваться, но, как опытный «охотник», не спешил.

Увидев Ольгу в первый раз, Иван несколько расстроился. Девушки с такими замечательными внешними данными обычно отличаются леностью, завышенной самооценкой и не очень хорошим характером — так подсказывал ему житейский опыт. А тратить время на эту заочницу, выполнять работу за неё в планы Черепанова не входило. Заводить романчик в обмен на хлопоты и головную боль было бы неправильно, тем более дефицита на этой ниве он никак не ощущал. Поэтому он выбрал проверенный и единственно правильный в данной ситуации способ: строгий деловой стиль общения. Справится — хорошо, не справится — её проблемы.

— Ольга Петровна, тема вашей диссертации «Развитие манипулятивных технологий в украинских телевизионных ток-шоу» предполагает и творческий подход, и большой объём рутинной работы. За ближайшие две недели вы должны найти и изучить зарубежные исследования, касающиеся этой тематики. В отечественной науке таких пока нет — это я вам сразу подскажу. Также вам следует изучить историю развития ток-шоу в мировой тележурналистике. И постарайтесь записать свой архив в хронологии. Начиная с эпохи распада Союза — Листьев, Молчанов, Познер, а потом уже Шустер, Киселёв, исконно наши — Куликов, Безулик, Герасимюк. Да, и найдите те передачи и ведущих, которые успели сойти с арены. Пиховшек и другие. Архивы нашей компании — в вашем распоряжении, сейчас познакомлю вас с инженером видеомонтажа Денисом, он поможет. Вопросы?

Красивая Ольга Петровна, закончив конспектировать речь мэтра, как ни в чём не бывало, спросила:

— Как вы считаете, Иван Сергеевич, передачу «Порта а порта», которую ведёт Бруно Вэспа, я в вашем архиве раскопать смогу?

— Сможете, — автоматически ответил ошалевший Черепанов, — кстати, знаете, что означает «Порта а порта»?

— Конечно. От двери к двери.

— Вот и замечательно, тогда за работу! — когда дверь за Ольгой закрылась, Иван вспомнил собственный экзамен по русскому языку в университете. Не то чтобы он всё выучил идеально. Автором учебника был Розенталь. Везде так и писалось «Д.Э. Розенталь». А Черепанов по своей дотошности вычитал в аннотации, набранной мелким шрифтом, что полное имя Розенталя — Дитмар Эльяшевич. Редкое имя он запомнил и ввернул на экзамене: «А Дитмар Эльяшевич по этому поводу в своём учебнике дал следующую классификацию…» Эта деталь так позабавила экзаменатора, что тот накинул Ивану бал и поставил «отлично».

Ольга на самом деле оказалась девушкой толковой и довольно трудолюбивой…

Эта была их первая совместная поездка на острова. Вначале Черепанов планировал просто отдых. Перелёт из Лугани в Киев, а через несколько часов из другого терминала аэропорта «Борисполь» — в тёплые края. Но неожиданно у него нарисовались дела в столице, и Иван предложил новый план: он поедет в Киев пораньше, а потом там присоединится к Ольге. Но тут же выяснилось, что ей ну очень-очень хочется повидать киевскую подругу, встретиться с какими-то корифеями по теме своей диссертации и походить по театрам… и, разумеется, магазинам. Посему они приехали в столицу почти на неделю, дни бежали весело и насыщенно. На второй вечер коллеги вручили Черепанову пригласительные на церемонию вручения новой и самой яркой журналистской премии «Викеликс— джорналист-юкрейн» — за самую громкую сенсацию года.

Церемония должна была проходить в банкетном зале модного и супердорогого отеля «Евроконтиненталь». Будучи человеком небедным, но рациональным, Черепанов не позволил бы себе снять здесь апартаменты — это было бы как минимум расточительно. Впрочем, когда-то у него здесь состоялось несколько деловых встреч — вход и в отель, и в ресторан был свободным. Тогда Иван заприметил здесь знакомого киевского пиарщика, который, видимо, для пущей важности, дабы поднять свой статус и расценки на услуги, назначал встречи именно здесь. При этом собеседники за его столиком чередовались, а недопитая небрежно отодвинутая чашка кофе оставалась неизменной. Как говорится, зачем платить лишнее?

Черепанов окинул Ольгу оценивающим взглядом и остался доволен своей спутницей. С такой женщиной не стыдно появиться на людях. Чёрное вечернее платье, серьги, кулон, кольцо, туфли — всё было нарядно, красиво, подчёркивало привлекательность, но не содержало признаков вульгарности. «Вкус — великое дело—», — отметил про себя Иван, пока Ольга заботливо и как-то по-хозяйски поправляла ему галстук и ворот идеально выглаженной рубахи. Он вспомнил, как на одной из вечеринок оказался в обществе закомплексованной девушки, от поведения которой и ему было некомфортно.

Когда в качестве заказанного такси за ними подкатил дорогой и почти новый джип-мицубиси с шашечками, Иван слегка ошалел. Он вольяжно расселся рядом с Ольгой на заднем сиденье. По пути Черепанов не удержался и задал водителю — приветливому слегка лысоватому дядечке лет пятидесяти, чем-то схожему с артистом Николаем Губенко, — мучивший его вопрос: «Скажите, пожалуйста, вы везёте нас за 40 гривен. Столько же мы заплатили бы, если бы нас доставили и на “ланосе” или другом дешёвом авто. Но если посчитать стоимость вашей машины, амортизацию, обслуживание, расход топлива — то, мне кажется, вы работаете в убыток. Или я чего-то не понимаю?» «Всё верно, — “Губенко” был рад поговорить, — А мне деваться некуда. До кризиса я на фирме работал. Хозяин платил прилично. Он и уговорил меня взять кредит и эту красотку купить, сто лет бы мне это нужно было. А через полгода он сдулся. Я же остался с машиной и кредитом. Продать её за те деньги, что взял, уже невозможно. Если банку её вернуть, то они её так оценят, что я ещё им должен останусь, хотя уже почти треть стоимости выплатил. А так — хоть как-то на погашение кредита зарабатываю…

На прошлой неделе немного повезло — американцев катал три дня. И знаете, что их больше всего впечатлило? Не музеи, не церкви. Поездка на дамбу. Это в районе Конча-Заспы. Там выросли как грибы не сотни — тысячи особняков стоимостью в несколько миллионов “зелени”. Земснаряды фугуют день и ночь, прокладываются собственные реки, и всё это якобы в бедной стране. И поразило их, что владеют этими дворцами преимущественно чиновники…»

В этот момент они въехали на ярко освещённую выложенную из дорогой брусчатки площадку перед «Интерконтиненталем», и шустрый швейцар ретиво бросился открывать заднюю дверцу. Иван неспешно, давая швейцару подождать столько, сколько потребуется, выдал довольному водителю полтинник, выйдя, уверенным жестом подал руку Ольге и, дав возможность швейцару услужливо открыть перед ними нарядную дверь, сунул ему в руку пятигривенную купюру. В холле в свете сотен лампочек — их, казалось, невозможно было сосчитать — неимоверных размеров хрустальной люстры суетилась разношёрстная публика. «Сколько всё же в этой люстре лампочек? Сколько она весит? Сколько стоит?» — эти вопросы профессионального любопытства остались без ответа, потому что Иван уже с кем-то здоровался и представлял свою спутницу. Ей явно льстило, что и в столице на такой элитной тусовке Иван был как рыба в воде.

Они спустились по мраморной лестнице в банкетный зал. В углу расположилось трио молодых скрипачей, довольно виртуозно наполнявших звуками собрание.

Вручение премии — чека на 50 тысяч евро — сопровождалось речами англоязычных руководителей международного фонда, которые озвучивал картавый переводчик с монотонной интонацией и нетипичным ударением, явно раздражавший Ивана. А может, Черепанов выплёскивал на него досаду, на самом деле адресованную герою церемонии? Может, он завидовал этому щуплому довольному пареньку в дырявых джинсах, который стоял на сцене? Конечно, лауреат обнародовал в Интернете тайные контракты Украины на поставку оружия режиму одной из африканских стран. Интересно, рисковал ли он жизнью, добывая эти материалы, обжигал ли пальцы, когда доставал горячую головешку из огня? А может, ему кто-то элементарно «слил» эту самую информацию — и весь тебе героизм. С такими материалами и он — Черепанов — такую бомбу взорвал бы! Да где ж их взять-то?

Тем временем официальная часть подошла к завершению. Зал, заполненный известными политиками, артистами, шоуменами, гудел всё сильней. Чревоугодие и возлияния достигли апогея. И, как всегда бывает на подобных мероприятиях, у богато сервированных банкетных столов публики оказалось несколько больше, чем предполагалось: штатные тусовщики с важным видом просачивались по ходу банкета, когда контроль ослабевал. За столом было не то чтобы тесно, но плотновато, Ольга неожиданно встретила университетскую подружку и увлеклась болтовнёй с ней. Черепанов, пользуясь моментом, сказал, что отойдёт в другой конец зала пообщаться с киевским другом — ведущим программы «Дуэль» Костиком Журбой. Когда они с Костиком, обменявшись традиционными колкими подковырками, воодушевлённо подняли бокалы с виски и Иван неосмотрительно выдвинул локоть, он почувствовал, как кого-то задел, и повернулся, чтобы извиниться. И наткнулся на обворожительный взгляд чуть улыбающихся оливковых глаз.

— Извините, — Иван растерянно улыбнулся.

— Пустяки, можете подать мне вон то канапэ. Не в плане компенсации, это слишком мало, — рядом с Иваном стояла девушка лет тридцати. Но было в ней что-то, его застопорившее. Какие-то флюиды.

«Вот так всегда, — подумал он, — обязательно такие встречи случаются не тогда, когда надо».

Судя по всему, она была с подругой. В этот момент Ивана окликнул Костик. А через минуту, заметив, что его ищет взглядом Ольга, Черепанов решил сам ретироваться. Ему почему-то не хотелось, чтобы девушка видела, что он не один.

По пути его поймала пресс-секретарь центризбиркома, к ним их компании присоединилась ещё пара друзей — и понеслось-завертелось. Интеллигентные музыканты, оставив инструменты, тем временем начали налегать на коньячок. Как только распорядители покинули вечеринку, официанты стали деловито уносить со столов снедь и напитки. Черепанов в полглаза наблюдал и за девушкой, поразившей его воображение. Её с подругой развлекали двое бойких высоких мужиков. Иван даже подревновал, но вскоре переключился на свою компанию, которую они с Костиком наперебой заводили своими шуточками. Соскучился он по этому бесшабашному братству!