Министр внутренних дел Александр Юрьевич Лысенко встретил утро в кабинете, читая сводку за последние сутки. Взгляд задержался на строчках в конце страницы. Идиоты! Как сбежал?! Министр ставил задачи, которые потом его подчинённые воплощали в жизнь. Конечно, номинально его ведомство не принимало участия в витиеватых комбинациях вокруг реприватизации вагоноремонтного завода, но сама идея была именно его, и сейчас он получил удар по самолюбию и — что гораздо хуже! — и без того пошатнувшемуся авторитету. Эта прокуратура уже давно сидела у него в печёнках. Прокурорские руководители менялись чаще, чем погода за окном.

В силу ведомственной принадлежности дело, являвшееся основой многоходовой комбинации, затягивалось, если вовсе не разваливалось, из-за исчезновения главного фигуранта. Это было крайне плохо в нынешней ситуации. Все лозунги о бандитах, которые должны были сидеть в тюрьмах, теряли в весе ввиду отсутствия самих бандитов. Непросто оказалось в этом ведомственном болоте. В последнее время он стал особенно раздражительным. Всё получалось далеко не так, как хотелось.

Если в начале его прихода в ведомство на волне всеобщего подъёма удалось разоблачить на местах несколько тёмных делишек своих предшественников, то затем оправдывать народные ожидания оказалось всё труднее. Соратников и связанные с ними бизнесы трогать было нельзя. Грехи тех, кого хотелось изобличить, были в далёком прошлом, и докопаться до них, а тем более красиво доказать, оказалось непросто. Те, кто мог бы в этом помочь, быстро поняли, что их используют, а потом бросят один на один с жизнью. Да и в ведомстве, как он понимал, были чужие люди и уши. Как-то вечером его нашла одноклассница и спросила, не может ли он ей помочь получить подряд на пошив формы для сотрудников. Министр, конечно, такими мелочами не занимался. Но для себя вспомнил, что за последние пару лет то и дело вводили новые образцы формы. Да, кто-то на этом зарабатывает. С другой стороны, люди, отвечающие за эти направления, — его люди и во всём идут ему навстречу.

А тут эта глупость с реформированием ГАИ. Сначала возник беспредел на дорогах, а после шараханья в другую сторону — резкое недовольство армии автомобилистов. Всех собак за все просчёты вешают на него. Вплоть до возвращения карманников в метро… А теперь вот ещё этому писаке дали сбежать! Фигура не ахти какой величины, всего лишь звено в цепи. Однако с исчезновением этого звена рассыпалась вся цепь, которая ещё вчера казалась неразрушимо прочной! Он со злостью начал тыкать пальцем в кнопки телефона.

— Альберт Григорьевич, — уже после второго гудка генеральный прокурор оказался на связи, — как вам удалось упустить Черепанова? Сколько я буду за вами хвосты заносить? Слишком много провалов за последний месяц! Может быть, вы саботируете борьбу с главными коррупционерами в стране?

— Александр Юрьевич, не идет вам такой тон! Не в прачечную звоните. Для начала, не нужно развивать в прессе конфликтные темы без решения судов, затем научитесь, наконец, нормальному стилю общения…. И потом — не ваш ли взвод охраны сопровождал следственные действия? Всего доброго!

Связь прервалась. Александр Юрьевич в очередной раз почувствовал себя униженным прокурорским хамством.

Чтобы отвести душу, министр набрал номер начальника областного управления. На кону стояло слишком много.

— Генерал! Я сейчас не буду обрисовывать ваши служебные перспективы, на данный момент они отсутствуют. Меня интересует ход выполнения расследования по вверенной вам теме — меня интересует «Белый Аист».

— Александр Юрьевич, по нашему мнению, дело имеет судебную перспективу. Если бывший владелец не откажется от показаний, то…

— Не откажется! — раздражённо прервал областного начальника министр. Он лично улаживал этот вопрос и не скупился на авансы: заявителю был обещан мандат депутата. — Когда будут готовы материалы? Они мне нужны срочно. Вы потеряли Черепанова — извольте его найти. Если вам, конечно, не надоели ваши погоны…

На следующее утро Жукова вызвал «на ковёр» лично генеральный прокурор. Не успел следователь прикрыть за собой дверь, Альберт Григорьевич, не протянув ему руки, дал исчерпывающую юридическую оценку произошедшему и профессиональным качествам следователя. Генеральный не кричал, не матерился. Каждое слово он произносил твёрдо, внятно и сухо, отчего устрашающий эффект усиливался, а у подчинённых обычно выступала испарина и пробегал морозец по коже. «Вы, Алексей Владимирович, проявили высочайшее мужество и героизм, — методично размазывал Жукова шеф. — Мы не ошиблись в вас, когда доверили это дело. Только такой опытный профессионал, как вы, мог предоставить этому Черепанову возможность так изысканно поиздеваться над собой. С такими результатами мы быстро изведём коррупцию в стране. Надеюсь, лично вы тщательно изучили содержимое канализационной трубы?»

Жуков умел переживать унижение. Он стоял, низко опустив голову, как провинившийся школьник, и ждал, когда генеральный выпустит пар. Чем сильней и дольше он будет издеваться, тем лучше.

— Разрешите доложить, — Жуков почувствовал, что генеральный уже выговорился.

— Что вы можете мне доложить?! Кадровая комиссия будет изучать ваше дело и соответствие занимаемой должности. Ей и доложите. А может, побег этот явился частью вашего гениального тактического плана?

— Альберт Григорьевич, мы должны действительно сказать этому Черепанову спасибо, что он сбежал. Теперь его хоть за что-то можно будет привлечь.

— Что вы себе позволяете? На глазах всего народа у государства завод украли, а вам виновных не за что привлечь.

— Альберт Григорьевич, я виноват, что не успел вас проинформировать. Но менты, которые всё это дело закручивали и предварительные материалы готовили, как обычно подсунули полуфабрикат. Да, прессанули бы его — в чём-то бы, может, сгоряча и признался. Но в суде бы дело рассыпалось — ведь доказательств никаких, да и логики… А цену таких признаний все знают. По вагоноремонтному заводу экспертизу фонд госимущества заказывал. Они тоже не дураки. Экспертиза эта с формулами, таблицами — на 258 страницах, — целая бригада над ней работала. Явные погрешности в ней искать — дело малоперспективное.

— Но там были и другие эпизоды.

— Были. Например, продали в каком-то доме колясочную, которая, якобы, принадлежала жильцам. Только при внимательном рассмотрении выясняется, что она давно была переведена в коммунальную собственность и находилась в аренде. Это две большие разницы. Увы, те, кто материалы по-быстрому клепали, сами в этом не смыслят, а экспертов толковых привлечь тоже ума не хватило.

Другой эпизод, по продаже развалившегося Дома культуры, — вообще неловленый мизер. Там местные юристы всё грамотно сделали. Его продали по решению сессии. Будем решение сессии — высшего коллегиального органа — в суде обжаловать, или как? Этот Черепанов с хорошими адвокатами ещё бы потом суд у нас выиграл, обвинил бы в незаконном удержании под стражей и фабрикации «дела».

— Может, по-твоему, нам ещё теперь и извиниться перед этим законопослушным Черепановым, в бесплатные адвокаты к которому ты записался? — Правда, голос прокурора был уже не таким гневным. — Упустил, а теперь оправдание придумываешь. Иди. Свободен.

Жуков с облегчением отметил, что на сей раз прокурор уже ничего не сказал о взыскании.

Как только за ним закрылась дверь, генеральный поднял трубку прямой связи — он не мог отказать себе в удовольствии уколоть министра.

— Александр Юрьевич, я внимательно изучил материалы дела, которое ваши специалисты заварили с вагоноремонтным. Как обычно, они наломали дров. Это полнейший «пшик», которым подставили вас, а теперь и нас. Если бы Черепанов не сбежал, пришлось бы нам с вами не только его выпустить, но ещё и извиниться. В приличных странах в таких случаях руководители ведомств в отставку подают. Я вам пришлю заключение экспертов. Я ведь уже разъяснял вам: это не на митингах ораторствовать, тут шапкозакидательство не проходит, профессионализм нужен и знание законов. Всего доброго!

Прокурор, довольный собой, поспешил положить трубку, дабы министр ничего не успел ответить.

Иван попробовал представить себя разведчиком или героем детективного фильма, участником некой игры — так было и легче, и интересней. Во всяком случае, это помогало побороть находивший иногда страх. В жизни часто помощь приходит оттуда, откуда не ждёшь, — и наоборот. Он разыскал друзей, тех, с которыми не общался много лет, но был близок в юности. Они помогли деньгами, снабдили пакетами разных мобильных операторов. Промышленный городок, в котором он оказался, был довольно крупным. Гиганты металлургии, частный сектор, пустыри, перемежающиеся с кварталами многоэтажек, — потеряться здесь было, в общем-то, несложно.

Перед тем, как воспользоваться новыми мобильными, Черепанов, правда, вспомнил рассказ своей киевской знакомой о современных прослушивающих устройствах, которые их фирма поставляла из России. Что любопытно: по её данным, в Украину их ежегодно завозится несколько десятков — в основном, в структуры, охраняющие олигархов. Они могут «слушать» заданные номера «мобилок» по всей территории, а одна из модификаций — вылавливать и заданный голос, если сигнал предварительно не искажается. Поразмыслив, Черепанов отбросил эти страхи — не такая система в этом МВД, чтобы вести за ним подобного уровня охоту. Но всё же Марии он позвонил. С заходом в интернет, по специальной программе — через Германию. Голос её был крайне взволнованным: «Вань! Наши ходили в штаб партии просить о твоей защите, но там велели забыть туда дорогу, сказали, что после того, что ты сделал, ты для них умер…» — «Верно, это ошибка, — как мог быстрее ответил Черепанов, — скоро всё образуется». И побыстрее прервал разговор. На душе у него было далеко не безоблачно. Нужно что-то делать. Он вспомнил совет Караваева.

В идеале — встретиться с Каменевым. Объяснить, что никого и ничего не сдавал, как раструбили оппоненты, и что всё у них липа. Предупредить об их коварных замыслах, и, в конце концов, попросить защиты — ведь пусть он был и не в первом звене, но работал в команде и на команду. По большому счёту, именно из-за этого, если разобраться, и попал Черепанов в переплёт. Лично ему сто лет этот вагоноремонтный завод снился. Он знал, что Каменев, при всей строгости, был христианином, и в беде своих не бросал.

Дурацкая штука — эти мобилки. Черепанов вдруг обнаружил, что не помнит наизусть, как в старые времена, ни одного номера. Всё осталось в памяти отобранных у него телефонов. «Светиться» через звонки знакомым не хотелось. Постепенно, через справочные и приёмные, ступень за ступенью, он вышел на финишную прямую, представившись для солидности редактором одной из московских газет. «Оставьте свой номер, вам перезвонят», — ответ был логичным. Иван решил пойти ва-банк: «Это очень срочно! Передайте Евгению Петровичу, что на проводе Черепанов, мне нужно 30 секунд». Было слышно, как девушка звонит по другому номеру. Черепанов знал, что Левицкий — даже если выяснить его мобилку — на звонки с незнакомых номеров отвечать не станет. Очень быстро Черепанов услышал ответ: «К сожалению, Евгений Петрович в ближайшее время не сможет уделить вам внимание». Связь прервалась.

Иван Сергеевич почувствовал, что ему хочется приземлиться в ближайшем баре и опрокинуть бокальчик пива. Вместо этого он почему-то подошёл к лотку с мороженым и попросил «пломбир».

— Какой пломбир? — переспросила пышная продавщица.

— Типа того, что раньше по 19 копеек продавали.

Черепанов уселся на лавочку городского парка. Напротив расположилась пара симпатичных студенток. Одна из них чем-то напоминала Марию. Он с удовольствием стал разглядывать её упругие стройные ноги, очертания бёдер и небольшой, но, видимо, энергичной и чувствительной груди. Смеющийся взгляд больших карих глаз, рельефные щёчки… Теперь он на себе ощутил, как влияет на мужиков длительный перерыв в общении с женщинами. По аллейке мирно разгуливали голуби, солнышко грело отвыкшее от подобной нежности лицо Ивана. Пенсионер, приземлившийся по соседству, включил транзистор. «Как мало нужно человеку для счастья, — подумал разомлевший Черепанов, давно не испытывавший такого умиротворения. — Можно было бы даже аттракцион платный придумать для разочаровавшихся в жизни и забывших, что такое радость бытия: на недельку — в тюрьму, а потом — в этот парк, или не в этот, какая разница…»

Впрочем, нужно было куда-то двигаться: если его звонок в приёмную Левицкого запеленгован, может нагрянуть облава. В этот момент по транзистору, который на большой громкости слушал, видимо, глуховатый дедуля, объявили, что Севастополь готовится отметить День Флота. Ожидается приезд Лужикова, Чемардина, Каменева…

Это был сигнал! Иван словно очнулся, теперь он знал, что делать. Почему-то вспомнил, как в школе после прочтения книг о героях, ему очень хотелось совершить подвиг, или проникнуть в тыл к фашистам, или, в крайнем случае, спасти кого-либо на пожаре. Но при этом всё-таки не умереть, а остаться живым. Наивное детское тщеславие! Он даже искренне переживал, что родился в какое-то негероическое время — ни войн, ни потрясений. Застой, как потом скажут. А когда случился путч, его посетила шальная мысль — вплавь добраться до горбачёвской дачи в Форосе, но путч быстро завершился… Теперь Черепанов точно знал, что авторы советской песни были правы: в жизни всегда есть место подвигу. При этом подвиг часто состоит в том, чтобы уметь отказаться сделать подлость.

В кабине попутного грузовика Черепанов добрался до Севастополя. Футболка, джинсы, лёгкий рюкзак — образ типичного путешественника автостопом. Водитель новенького «Ивекo» гнал фуру пива из Донецка в Крым и был рад поболтать с попутчиком. Мужчина оказался на удивление подкован в вопросах политики и истории. Последнее время в политике, впрочем, разбирались все, кому не лень, народ уже по горло пресытился этим аттракционом. Поначалу было интересно, потом — очень интересно, но очень скоро в настроении людей появились апатия и раздражение. Жить в постоянном напряжении оказалось невозможно. В создавшихся условиях не потерять интерес к истории и знать все её перипетии — воистину Ивану попался редкий собеседник. Водила костерил всю украинскую власть, от Мазепы до нынешнего гаранта Конституции, сыпал конкретными историческими фактами, датами, разве что не называл точной цифры в долларах и шведской валюте, истраченных зарубежными друзьями на покупку туземных отцов нации.

— Две вещи необходимы, просто обязательны для светлого облика героя нации, — убеждал дальнобойщик Ивана, хотя того и убеждать не особенно требовалось, — трусость и жадность. Ну, а предательство — это уже как следствие. Это просто апогей народного признания! Я про Мазепу уже не говорю — тот, надо думать, сам со счёту сбился, скольким хозяевам служил и всех поочерёдно продал, обворовавши попутно. При этом всегда ходил обиженный! Не зря его портрет на «десятке» поместили — самая ему цена червонец, ни копейки больше! Заметь, единственная украинская подводная лодка — почти десять лет не на ходу. За огромные деньги государственные мужи купили — в пику России! — аккумуляторы на Западе, а они оказались негодные… Предупреждали же — не подойдут натовские аккумуляторы на советскую лодку! Система не та! И где громкое дело, следователи по особо важным делам, которые этот ущерб народной казне расследовали? Тихо. Зато стоит только что-то Лужкову болтануть — сразу целая бригада высоких специалистов расследует это дело.

Тот же Севастополь. Оставьте его городом русской славы и истории в составе Украины, не ломайте через колено — и проблем не будет. А эти разговоры про сепаратизм в Крыму? Что государство сделало, чтобы увеличить приток туристов, чтобы и местное население было довольно и двумя руками голосовало за Украину? Крым просто в транспортной блокаде. Из единственного аэропорта до Ялты пока доберёшься — замучаешься. На поезда билетов нет. Автотуристов по пути так изматывает — мало не покажется. Если правила требовать соблюдать, то и знаки должны быть логичными. Зато на выезде из Украины харьковские гаишники тормозят все российские автомобили с сообщением, что у них имеется на вооружении прибор, который показывает даже полстакана пива, выпитого за трое суток. Предлагают на выбор: или высаживаться с семьёй из машины, которую на штрафплощадку поставят, и судиться, или платить 200 долларов и проезжать. Кто после этого ещё раз к нам приедет? Я сам против пьянства за рулём, но прибор должен быть универсальным, чтобы любой его мог купить и сам своё состояние проверить… Да что говорить! А какой у нас самый великий государственный праздник в стране, вот ответь мне?!

— Какой? — озадачился Черепанов.

— Битва под Конотопом! Фермопилы, Сталинград — это просто полная фигня. Драка пьяных пацанов на танцах в районном ДК. Вот Конотоп — это сражение! Это всем битвам битва! Налетели татары на переправе на отряд русского царя, порубали-пограбили и в степь ушли. Поляки потом героически раненых добили. А вот руководил всем этим геройством, как теперь выяснилось, доблестный гетман Выговский. Его потом, правда, сами же поляки и повесили за ненадобностью. Нет, ну что интересно: ни поляки, ни татары про этот Конотоп и не вспоминают, а тут, блин, салют, фанфары…

Так незаметно, за увлекательной беседой добрались они до самого города-героя.

День Флота — главный праздник в Севастополе. Когда местные жители произносят «Флот», имеется в виду боевое объединение российской, а затем советской империи, создавшее сам город, составившее его легендарную историю.

Иван попал в Севастополь в разгар праздника. Он точно знал, что именно в это время в городе будет Каменев и кое-кто из первых лиц партии. У него была крайне важная и крайне срочная информация, которую требовалось довести до сведения этих людей. Он не особенно рассчитывал вот так сходу пообщаться с Николаем Алексеевичем, его бы вполне устроила встреча, скажем, с Левицким, молодым энергичным помощником лидера.

По залитой солнцем бухте, по сине-зелёной воде маневрировали серые боевые корабли. Берега были усеяны празднично одетыми горожанами. Где-то на Приморском бульваре гремел военный оркестр. Иван внезапно почувствовал острую зависть к этим весёлым и беспечным людям — у многих из них под серой бронёй сторожевиков, эсминцев, в твиндеках десантных кораблей служили сыновья, мужья, братья, отцы, и хотя бы один день в году эти люди могли почувствовать себя спокойно и безопасно, как за стальной стеной.

Каменев был на этом празднике чуть ли ни единственным представителем украинской политической элиты. Подойти к нему в открытую нечего было и думать: вокруг него постоянно находилось не менее пяти-шести человек — местные депутаты, представители российских городов, офицеры в парадной форме. А главное — рядом неотлучно отиралось несколько милиционеров, и не факт, что в планшетке любого из них не лежала фотография Ивана Черепанова, розыск наверняка уже шёл по всей стране. Негласный, но от того не менее, а может быть, и более активный. Премию, небось, за поимку назначили.

По случаю праздника Иван сменил свою туристическую форму одежды на более парадную: лёгкие серые брюки, белая рубашка с коротким рукавом. Выглядел он в таком наряде как типичный чиновник среднего уровня. Но маскировка маскировкой, а бдительности он не терял — слишком свежи ещё были в памяти камерные впечатления, назад за решётки и стальные двери его совершенно не тянуло.

Внезапно шагах в двадцати от Каменева Иван заметил знакомое лицо. Он стал пробираться сквозь толпу, уже заполнившую площадь Нахимова в ожидании праздничного концерта. Фёдор Игонтов, руководитель пресс-службы Каменева, беседовал с двумя молодыми мужчинами и девушкой, судя по диктофонам и блокнотам в их руках, — местными журналистами. С Игонтовым, как с коллегой, у Ивана складывались неплохие отношения. Они периодически созванивались, часто встречались, когда Черепанов бывал по делам в столице. Иван подошёл к Игонтову со спины, легонько тронул за локоть. Приветственно-вежливо кивнул его собеседникам.

— Извините… Фёдор, на минуточку…

Игонтов повернулся, лицо его не выразило никаких эмоций. Руки он, впрочем, не протянул.

— Слушаю, — произнёс он нейтрально-холодным голосом. — Тебя уже выпустили?

— Давай отойдём, Фёдор. Я сбежал, и лучше мне тут не светиться.

Лицо Игонтова на секунду изменилось.

— Как сбежал? Лысенко на всех углах трубит, что ты активно сотрудничаешь со следствием, даёшь обличающие показания на всех и вся…

— Врёт, как обычно! Нет у них ни одной моей подписи, ни одного слова в протоколах. Давай чуть пройдёмся, Федя…

— А почему мы должны тебе верить?

Черепанов с опаской покосился на милицейский патруль. Затем бросил взгляд на бухту — из разверстой пасти-аппарели БДК, большого десантного корабля, устремлялись в волну бронетранспортёры. Под непрерывную канонаду орудийных выстрелов, от которых завывали сирены запаркованных автомобилей, под треск пулемётных и автоматных очередей к берегу шла морская пехота Черноморского флота.

— Запретили же, вроде, высадку десанта, — удивился Иван, — я по радио слышал.

Игонтов усмехнулся:

— Кто и кому запретил?! Запретить может тот, кто имеет возможность запретить. Тебе вон на свободе гулять запретили, а ты, гляди, гуляешь, развлекаешься на празднике вероятного противника…

Отыскать свободные столики в районе Приморского бульвара нечего было и думать, поэтому они поднялись вверх по улице Ленина и зашли в летнее кафе.

— Федь, мне нужно обязательно встретиться с Каменевым, это очень важно.

— Для кого важно? — перебил его Игонтов. — Это тебе кажется, что важно. Что нового ты ему скажешь? Что ни в чём не виноват? Допустим, но это время и так покажет. Что других наших лидеров пытаются скомпрометировать и даже упечь за решётку, мы это знаем. Попросишь о помощи? Да не до этого сейчас, Иван. Это тебе кажется, что ты один. Репрессии же идут по всей стране. Мы не можем сейчас на это отвлекаться. Первая задача — сохранить лидера и изменить ситуацию. А когда всё на свои места встанет — и до тебя очередь дойдёт. Как говорится, награда разыщет героя, если геройство, конечно, подтвердится. Ты пока упади на дно и отлежись. Не в обиду, Иван, но сегодня встреча с тобой, если о ней станет известно, может лишь скомпрометировать Николая Алексеевича. Сразу пустят в ход версию, что это он, испугавшись разоблачения, организовал твой побег, а нынче сговор ваш налицо. Да и не знаем мы до конца, уж извини, твоих намерений. Чем-то сверхординарным ты сейчас вряд ли можешь быть полезен.

В скверике у Дома офицеров Иван заметил довольно серьёзное скопление народа с плакатами и российскими флагами.

— А тут что такое? — поинтересовался он у Федора, тем временем переваривая услышанное.

— Памятник императрице Екатерине, основательнице города. Недавно установили. Кстати, ещё одна конфликтная точка — установили вопреки президентскому запрету. Пойдём, посмотрим, если хочешь…

Через минуту Игонтов наткнулся на знакомого, крепкого мужчину примерно одних лет с Черепановым. Одет он был в элегантный, дорогой по виду светло-серый костюм. Пиджак по случаю жары перекинул через плечо. Приветливо улыбаясь, он обменялся рукопожатием с Фёдором, протянул руку Ивану. Толпа оттеснила их к краю тротуара. Мужчина опёрся ладонью о край ограждения…

— Чёрт! — отдёрнул он руку.

— Что случилось? — озаботился Фёдор.

— Окрашено!

Мужчина с огорчением рассматривал ладонь, перепачканную свежей зелёной краской.

— Ну, беда небольшая, — успокоил его Игонтов. — Тут рядом кафе, пройдёмте, сейчас отмоем. Ваня, мы на три минуты. Пиджак пока подержи, пожалуйста…

Федор со своим знакомым, державшим окрашенную руку слегка на отлёте, перешли на другую сторону улицы. Черепанов через головы митингующих разглядывал памятник матушке-императрице. Внезапно толпа пришла в движение, Ивана начали теснить к опасному зелёному ограждению. Он накинул на плечи охраняемый пиджак, ухватился рукой за ветку дерева, слегка подтянулся и легко перемахнул через ажурную решётку… И тут же оказался в крепких объятиях двух милицейских сержантов.

— Давай его, Коля, в машину.

Профессиональный захват, грамотно заломленная за спину рука — и спустя несколько мгновений ошалевший от неожиданности Черепанов оказался внутри серой милицейской «буханки». Дверь с металлическим лязгом захлопнулась. Правоохранители ушли за новой добычей.

Черепанов растерянно огляделся. Компанию в этой камере на колёсах составляли ему четверо граждан разного возраста и социального положения.

— Ни хрена не понял! За что?!

— Приезжий, что ли? — флегматично поинтересовался лохматый парень, по виду студент. — Драка там случилась. Наши с заезжими патриотами. В такой ситуации полагается быстренько похватать несколько человек. Тех, кто поближе… Сейчас в КПЗ поедем. Немного посидим, документы проверят и отпустят. Ментам главное — мероприятие провести, отметку сделать — так и так, буяны задержаны! Я уже не первый раз так катаюсь…

Одет он был в джинсы и чёрную футболку с портретом писателя Антона Павловича Чехова и революционной надписью «Че».

Иван похолодел. Удрать из тюрьмы, проехать полстраны, чтобы снова сесть в тюрьму! Он некстати вспомнил анекдот про несчастную собачку Му-Му, которая в роковой момент москальской мовою спрашивала душегуба-Герасима: «За что?»

Чёрт побери, за что?! И так глупо, так по-идиотски глупо!

…В камеру предварительного заключения он вошёл, как бывалый зэк. И то сказать — вторая ходка! Уходил в отрыв, рвал когти, ноги рисовал от хозяина — пора в личном деле красную полосу чертить: «склонен к побегу».

Публика, впрочем, разительно отличалась от его сокамерников в Лугани. По виду — пенсионеры, студенты, работяги. Интеллигент в очках. Сидит в углу под тусклой лампочкой, газету читает. Черепанов присел рядом. Мужчина на секунду оторвался от газеты, молча протянул руку и, поздоровавшись таким образом, снова углубился в чтение. Да, подумал Иван, тут с меня ботинки снимать не будут. Только вряд ли от этого легче — сейчас проведут сортировку, выяснят мою личность и тогда… И что тогда? Всё будет, как говорил известный киноперсонаж Василий Алибабаевич: «Сколько у меня было? Один год. Сколько за побег дадут? Три года…»

Тем временем среди задержанных началась дискуссия. Крепкого телосложения мужичок в джинсах и чёрной футболке выглядел весьма воинственно.

— Звичайно, я б сам міг весь цей патруль розкидати, та нехай хлопці свою роботу виконують. Я сьогодні у відпустці, без форми, а на лобі не написано, хто є хто. Нічого, дуже скоро порядок наведемо на Кавказі, а тоді й у Криму, і в Севастополі з сепаратизмом розберемось. А то Московія ніяк не хоче звикнути, що хтось не під її дуду танцює.

— Вот-вот, по-вашему, выходит американская дуда лучше, — вступил в полемику худощавый парнишка в очках. — И что за натура такая, у себя дома лад дать не можем, а в чужую драку лезем. На лекарство для своих инвалидов денег нет, зато норовим каким-то кавказским республикам помощь оказывать. Идеология как при Союзе, даже хуже. Лишь бы в пику России. Чем не имперская политика?

— Багато ви розумієте. Якщо Росію не зупинити, не дати їй на Кавказі по руках, вона й до нас добереться. Ох, покажемо їм скоро!

— Это уже похоже на экспорт революции. Идём путём Кубы? — включился ещё один из задержанных.

Не чувствуя поддержки и понимая, что оказался в явном меньшинстве, патриотически настроенный мужичок махнул рукой:

— Та що з вами розмовляти, якщо вас настільки шовіністична пропаганда зашорила?

Черепанов вспомнил рассказ военкома и проявил интерес ко всеобщему оппоненту. Подсев к нему, он дружелюбно протянул руку: «Иван». «Петро», — несколько удивился мужичок, не ожидавший здесь ни от кого понимания.

— Петро, я уважаю разные позиции, в том числе и вашу, — бросил «леща» собеседнику Иван Сергеевич. — Но, Петро, чем и кому мы можем помочь? Армия развалена, кадры утеряны, техникой никто управлять не может. Что противопоставить той же России?

— О, друже, ви просто багато про що не знаєте, — обрадовался Петро. — Подивіться на мене, я в чудовій формі, і повірте, хоча нас зібралось ще не так багато, але система вже працює.

И для убедительности доверительно прошептал: «Ми маємо чудовий центр, де тренуємось на найвищому рівні».

— Судя по загару, где-то недалеко? — тоже вполголоса спросил Иван.

— Так, недалеко від Євпаторії.

— Записаться к вам, что ли…

— Спробувати можна. Якщо відбір пройдеш. Запам’ятовуй телефончик…

…Зазвенели ключи, и дверь камеры открылась. В проёме стоял милицейский полковник в окружении капитана и двух сержантов. Лицо старшего офицера выражало смущение пополам с грустью. Физиономии его подчинённых и вовсе были кладбищенскими.

— Иван Сергеевич… — неуверенно начал полковник, обращаясь явно к Черепанову.

— Сергей Иванович, — громким шёпотом подсказал из-за его спины сержант.

— Да-да, конечно… — начальник застегнул верхнюю пуговицу кителя, — можно вас на минутку?

— Да хоть на всю жизнь, — ответил обнаглевший от растерянности Черепанов и направился к выходу из камеры.

В коридоре полковник деликатно взял его под локоть, неспешно, но настойчиво увлекая по направлению к дежурной части.

— Даже не знаю, что сказать. Никто от ошибок не застрахован. Надеюсь, вы меня понимаете. С кем приходится работать! Остолопы! Им бы только руки крутить! Мне вот капитан доложил — я тут же прибыл. Кстати, полковник Сидорец, Анатолий Иванович, заместитель начальника УВД.

Иван пожал протянутую руку, но особого восторга не выразил — он в принципе не мог взять в толк, что происходит. И потому благоразумно решил помалкивать.

— Документы, вещи! — скомандовал полковник капитану, и тот немедленно протянул пакет, в котором что-то стеклянно звякнуло.

— Что это? — Иван взвесил на руке пакет.

— Ваши вещи. Часы, телефон, документы, бумажник. Всё в наличии, можете проверить… Ну и… там три бутылочки… коллекционного, из крымских подвалов. Так сказать, в компенсацию за причинённые неудобства!

Полковник провёл его к выходу, ещё раз пожал руку, ещё раз извинился за подчинённых, вручил визитную карточку и просил, если что, обращаться прямо к нему. С тем и раскланялся.

На выходе Черепанов оторопело огляделся. В природе ничего не изменилось. Плыли облака по небу, светило солнце, гудели автомобили. В кабине милицейского УАЗика с распахнутой по случаю жары дверцей сидел сержант в расстёгнутой до пояса форменной рубашке. Курил и смотрел кино на экране портативного телевизора.

— Иван Сергеевич! — Черепанов вздрогнул и через мгновение понял, что знакомый голос доносится из телевизора. — Дорогой Иван Сергеевич! Я поздравляю вас. Мы нашли настоящего убийцу. Вы свободны.

Будто получив невидимый толчок, он двинулся прочь от здания милиции, ускоряя шаг. На ходу стал доставать вещи из пакета — всё, кроме бутылок. Бумажник, два телефона — один из них его собственный, часы, красная книжица в обложке из дорогой кожи с тиснёным золотым российским орлом. «Государственная Дума Российской Федерации». Он открыл удостоверение и увидел лицо недавнего знакомца, ушедшего мыть руки. Лицо на фотографии отдалённо напоминало его собственное. Да, возможно чем-то и похожи… С перепугу перепутать немудрено. И тут зазвонил его телефон.

— Ваня, ты где? — услышал он встревоженный голос Фёдора.

— Я тут неподалеку. Сейчас буду. Вина хорошего раздобыл по случаю. Праздник отметить…

Он рассовал чужие вещи по карманам депутатского пиджака, ещё раз полюбовался красной книжицей. Потом повертел в руках полковничью визитку, разорвал её пополам и выбросил в ближайшую урну — спасибо тебе, Шарапов!

Разговор с Петром продолжал крутиться в мозгу у Черепанова. А что если центр под Евпаторией, раз там действительно происходит подготовка к оказанию нелегальной военной помощи, и есть его шанс? Фёдор же намекнул, что нужно быть полезным чем-то особенным.

Самому Ивану с этой задачей было не справиться. Нужно было отыскать связи среди военных. Он припомнил, что лет восемь назад, отдыхая по путёвке в военном санатории, познакомился с офицером-связистом из Севастополя, который прошёл и Чернобыль, и другие «горячие точки». Сидели за одним столом, вместе выпивали, ходили на танцы, знакомились с барышнями.

Севастополь — город, где военные моряки, независимо от того, служат они в российском или украинском флоте, хорошо друг друга знают.

Ивану повезло. Уже через час они крепко обнимали друг друга.

— Ваня, брось эту идею, — отставной капитан второго ранга Сергеев чокнулся немаленькой рюмкой с Черепановым и залпом выпил водку, как минеральную воду — не поморщившись. — Я тебе повторяю. Там и при советской власти был спеццентр для иностранцев. Подозреваю, обычных террористов готовили для борьбы с безумцами мира капитала и наживы. Так вот, Ваня, в те годы я — офицер, начальник крупнейшего узла связи, в каждом кармане ксива от Министерства обороны СССР — попасть туда не мог! Никак не мог! А теперь-то и подавно. Есть у меня хлопцы в окружении украинского командующего, но и они нас до ворот КПП доведут, не дальше. И потом, Ваня… Это ты пацана-лейтенанта соблазняй сенсационным материалом — мне это пофиг, я на пенсии. Я честно рад тебя видеть, рад с тобой водки выпить, хорошо, что не в Чернобыле опять пьём…

— Игорь, — перебил собеседника Черепанов, на которого, в отличие от моряка, водка уже начинала действовать, — Мне этот материал, скажу тебе честно, аналогично на хрен не нужен. Как журналисту. Но если я его не добуду — остаток жизни проведу в бегах. Да и недлинным он, этот остаток, чувствую, будет… И ещё. Один хороший мужик, офицер, кстати сказать, в тюрьме сгниет просто за то, что мужик он хороший… Ты меня проведи туда, а там всё будет нормально.

Кавторанг на минуту задумался.

— Послушайте, д’Артаньян, — произнёс он мрачно, — это нужно королеве или, может быть, это нужно вам?

— Это нужно мне.

— Так в чём же дело?! Утром поедем. Наливай!

Первые залпы праздничного салюта разорвали тишину, и в ночном небе расцвели разноцветные огни. С балкона девятого этажа вся бухта была видна как на ладони.

— Ну, давай… За Родину! Есть у меня парень, который пароли знает…

Припорошённый пылью «Лендкрузер», преодолев горный серпантин, остановился у полосатого шлагбаума, за которым в долине виднелись приземистые одноэтажные строения. Из машины выбрались трое мужчин: двое белых, один чернокожий. Навстречу им двинулся охранник в камуфляже без погон и знаков различия. Другой, также камуфлированный и вооружённый укороченным «Калашниковым», молодой крепкий парень лет тридцати, поднёс к губам портативную радиостанцию.

— Стій! — скомандовал страж ворот. — Заборонена зона. Розвертайтесь, панове.

Один из прибывших, невысокий светловолосый мужчина лет сорока пяти — пятидесяти, небрежным движением достал из нагрудного кармана удостоверение. Развернул его, не выпуская из рук, перед лицом охранника.

— Служба безопасности Украины. Полковник Кондратьев. Сообщи руководству, что прибыл мистер Вейл. Запомнил? Мистер Джошуа Вейл. Исполняйте!

Охранник, секунду поколебавшись, направился к будке КПП. Прошло не более трёх минут, как он вышел из будки и начал поднимать шлагбаум.

— Крайній будинок, — показал он рукой. — Там…

— Знаю, — оборвал его мужчина, представившийся Кондратьевым.

На невысоком крыльце их уже поджидал средних лет мужчина, также одетый в камуфляж без знаков различия.

— Полковник Чубук, — поднёс он ладонь к козырьку защитного кепи. Обращался он главным образом к чернокожему визитёру. — Багато чув про вас. Ось довелось і мені… особісто…

— Полковник, — едва заметно улыбнулся Кондратьев, — можете говорить по-русски. Господин Вейл владеет испанским, но общаться предпочитает по-английски. Всю необходимую информацию переведёт для вас Владимир Николаевич, он из нашей конторы.

Комендант лагеря по очереди пожал руки прибывшим и предложил пройти в помещение.

— Чем обязан?

Американец, по-калифорнийски мягко растягивая гласные, заговорил, не делая пауз. Переводчик едва успевал за ним.

— Ситуация несколько изменилась. Группа должна быть готова не позже пятого августа. Завтра вы получите письменные инструкции. Хотел бы знать, мистер Чубук, в какой стадии находится подготовка личного состава.

— Вообще-то мне никто ничего не сообщал, — комендант пожал плечами. — Если в деталях…

Он нажал кнопку на пульте селекторной связи.

— Степанюка ко мне! Чай, кофе, господа?

В дверь аккуратно постучали.

— Пане полковнику, старший інструктор Степанюк за вашим наказом…

— Вольно. Валерий Иванович, покажите нашим гостям хозяйство и хлопцев наших в работе. Потом, господа, прошу ко мне, как раз время обеда. Так, по-солдатски…

Степанюк козырнул и приглашающим жестом распахнул дверь.

Джип, мягко переваливаясь на ухабах, спускался к трассе Ялта — Симферополь.

— Он же видел, что ты снимаешь, — Сергеев активно работал рулём «Тойоты». — И даже бровью не повёл! Что ты ему сказал, Ваня?

— Пароль. Передал привет и просьбу о помощи от человека, который прикрывал его в Панджерском ущелье из подбитой БМП.

— И этого хватило?

— Как видишь.

— Надо думать, несладко им тогда приходилось, если хватило одного привета.

Черепанов засмеялся.

— Да они все просто в шоке были от Рауля — ещё бы, сам мистер Вейл из ЦРУ пожаловал!

— Да, — кивнул головой темнокожий «мистер Вейл», — любят в этой стране негров. Это мне ещё папа говорил, когда посылал с Кубы в Союз учиться.

— А ты где учился, Рауль? — поинтересовался Иван.

— Сначала в Севастополе «Нахимовку» закончил — Кубе нужны были морские офицеры. Потом военный институт в Москве — Союзу нужны были разведчики, особенно чёрной наружности. В итоге имеем офицера Рауля Гонсалеса — российского военно-морского разведчика на пенсии.

— А на родину не тянет?

— Да мы там с женой каждые два-три года бываем. У меня там, в Гаване, старший сын служит. Я ему всегда говорил: Саша, Кубе нужны морские офицеры. Особенно белой наружности.

Джип спустился, наконец, с грунтовки на трассу.

— И всё-таки стрёмное мероприятие мы провели, — Черепанов переместил сумку с видеокамерой себе на колени. — Вдруг бы этот Чубук решил подстраховаться и перезвонил бы по инстанциям?

— А зачем ему звонить? — засмеялся Сергеев. — Ему самому звонок свыше был, пока мы по территории гуляли. Большой генерал из большого киевского кабинета просил оказать нам содействие, но в рамках разумного, не раскрывая все военные тайны. Последнее наставление, видимо, Чубука особенно убедило.

— А что за генерал?

— А хрен его знает. Но мой человек, который звонил, был полностью в теме — адреса, пароли, явки. Зря, что ли, Рауль всю ночь за компьютером просидел?

— Точно, — согласился Гонсалес. — Дохлая у них защита, колхозный уровень!

— Ты, Вань, слушай нас, стариков! — засмеялся Сергеев. — Мы, пенсионеры, народ активный и деловой. Больше, чем от нас, ни от кого пользы нету.

Иван согласно кивнул головой — точно, так и есть!

— А что это вы, парни, так рано на пенсию ушли? Нет, я, конечно, завидую, но всё-таки, на мой взгляд, рановато.

Сергеев пожал плечами:

— Да как тебе сказать… От свободы выбора, пожалуй… После развала Союза чуть не с ножом к горлу приставали — ты за белых али за красных? Ты русский или украинец? Выбирай немедленно! Ну, я и выбрал… пенсию.

— Точно, — согласно кивнул головой Гонсалес, — у нас то же самое было. Мне-то, понятное дело, полегче — мне сразу сказали, мол, бачимо, хлопцю, що ти не москаль! Правда, у меня и выбора особого не было: в украинском флоте служить не хотелось, а из российского меня бы точно выперли за чувство юмора. Хорошо, успел пенсию оформить…

— Это за адмирала-десантника? — уточнил Сергеев.

— За какого десантника? — заинтересовался Черепанов.

— Да был такой… Нас, флотскую разведку, курировал один из замов командующего. За что он меня так невзлюбил? Всё «Маугли» да «Маугли»… Типа шутка! Чувство юмора, значит, такое, адмиральское. Ну, а у меня свои понятия о смешном. Да… Как раз после августовских дел 91-го года всё и случилось. Служил у меня в отделе Вася Павлюк, каптри. Редкий проходимец и народный умелец — хоть ключом, хоть отвёрткой, хоть топором — всё мог починить. От табуретки до «Жигулей». Про национальные симпатии он как-то до поры до времени помалкивал, фанатично КПСС прославлял, даже вражеские анекдоты осуждал, а тут, видишь, разошёлся — начал клеймить угнетателей-москалей на каждом углу. Он как раз перевод в ВМСУ оформлял и в тот день собирал свой слесарный и шанцевый инструмент в чемодан — все эти железяки он в кабинете держал, в нижнем ящике несгораемого шкафа… Как меня пробило — до сих пор не пойму… Пошёл я прямиком к адмиралу, у него кабинет был в нашем здании этажом ниже… Чин по чину доложился и говорю: так и так, товарищ адмирал, беда у нас. Павлюк, скотина фашистская, нажрался, бегает пьяный с молотком по этажам, вас, Виталий Степанович, ищет. Орёт, мол, нынче ихняя власть, и ни фига ему не будет, если он вас, кровопийцу и угнетателя украинского народа, молотком этим, или чем потяжелее, захерачит по башке. Я, говорю, пытался его остановить — чуть не убил, гад! Как советский человек и как воин-интернационалист я, конечно, позвонил в милицию. Но пока они приедут, вы, товарищ адмирал, будьте всё ж таки настороже! Задумался тут Степаныч. Спасибо, говорит, тебе, Гонсалес, за своевременный сигнал. Ты настоящий советский офицер. Иди, пока милиция не приехала, посторожи в коридоре. И руку мне пожал. Вышел я из адмиральского кабинета и прямиком к себе. А там Вася как раз разводной ключ, здоровенный такой, в чемодан пакует. Я — так и так — слушайте, товарищ капитан третьего ранга, боевое задание. Пока я тебе ещё два дня начальник, даю дембельский аккорд: дуй, Вася, со своим ключом к адмиралу, у него батарея потекла, чуть не два ведра воды уже вылилось. Вася козырнул и пошёл. С ключом…

Дальше мне адъютант адмиральский рассказывал. Он сам от ситуации охренел: стук в дверь, от адмирала «добро» на вход, на пороге стоит Вася, в руке шведский ключ. Немая сцена. Адмирал в два прыжка долетел до окна и махнул через подоконник. Прямо как доблестный воин-десантник. Хорошо, внизу клумба, но всё ж таки второй этаж, а годá так сигать у Степаныча уже не молодые… Короче, ногу сломал. Жальче всех, конечно, адъютанта — я ж говорю, охренел мужик от простоты ситуации…

Черепанов, задыхаясь от смеха, катался по заднему сидению джипа.

— Вот я ж о том же… — повторил Сергеев. — Слушай, Ваня, нас, стариков. Мы плохому не научим.

Зная, что на крупных станциях работают камеры наблюдения, из осторожности Черепанов решил сесть на поезд в Джанкое. Билетов из Крыма до Киева, как обычно, не было. Даже «двадцатка» гривен, которая в таких случаях обычно помогает, на кассира впечатления не произвела. Пришлось идти на абордаж. Проводница — рыжая бойкая девица, окинув его быстрым опытным взглядом, тихо сказала: «Если 200 устраивает, иди, милый, в моё купе, а там разберёмся». Черепанов закрыл дверь купе и вдруг почувствовал дикое облегчение — всё как-то устраивалось, и так было приятно побыть одному. Даже мысль пришла угостить проводницу конфетами, нет-нет, не флиртовать с ней, а просто поболтать, чтобы жизнь в его лице вдруг сделала ей приятный сюрприз…

Но идиллическое состояние Ивана Сергеевича было резко прервано. В купе залетел взъерошенный тип в милицейской форме. Ещё двое — явно его коллеги: один плотно сбитый и упитанный, второй худой, кучерявый, — были одеты по гражданке и стояли на пороге. «Ваш билет!» — строго вступил в бой страж порядка. Внутри у Черепанова всё опустилось, но испугаться он не успел. «Серёга, тот, с сумкой, кажется, в последнем купе закрылся», — мимо проскочил четвёртый оперативник. Вмиг у Черепанова отлегло. Ещё одна секунда, и он начал приходить в себя и почувствовал некий азарт. Его никто не трогал, это просто облава на проводников, видимо. Он вспомнил правило, которому научился ещё в молодости, когда «челночил» в Польшу. Если не можешь уйти, нужно взять паузу, а про себя быстренько соображать. Больше спрашивать, удивляться, меньше выдавать информации и не подписывать никаких бумаг.

— Какой именно билет? — уточнил Черепанов.

— Ваш билет, уважаемый, на проезд в этом поезде. И заодно объясните, что вы делаете в служебном купе?

— Если у вас есть вопросы, то для начала представьтесь. Кроме того, я не люблю, когда на меня голос повышают, — начал сбивать темп и пыл проверяющих обнаглевший от шока Черепанов. В это время поезд тронулся, милиционер в форме, видимо, приписанный к вокзалу, сказал оставшимся: «Ну, я побежал!».

Один из гражданских, крепыш, ткнул ему под нос развёрнутую корочку и через 5 секунд её убрал. У Черепанова на этот счёт имелся кое-какой опыт. Когда-то, по молодости, его очень грубо «прошмонал» патруль — кое-что тогда испарилось, а потом, беседуя с высоким милицейским начальником, он не вспомнил ничего из быстро показанного удостоверения. «Вы имели полное право всё записать и зафиксировать, люди ведь на службе», — журил тогда Черепанова начальник.

— Извините, но не так быстро. Шрифт стали совсем мелкий делать… — Черепанов достал листок бумаги и подробно всё переписал из удостоверения.

Вначале его собственник хотел было что-то возразить, но сдержался. «Надо же, младший оперуполномоченный», — отметил про себя Черепанов. Он знал, что, когда ведёшь себя уверенно, то и менты не беспредельничают: не приведи, нарвутся на прокурорского работника или ещё какого-то высокопоставленного чиновника…

— Вы ведь люди официальные, и я должен знать, кто и на каком основании со мной в контакт вступает, — начал поучительное слово Черепанов. — А что купе служебное, я не заметил. Разве сюда воспрещено входить?

— Хватит голову морочить, — решил сбить с Черепанова спесь другой милиционер. — Предъявите документы и билет, если он у вас есть. Если нет — ничего страшного, напишите объяснение — и всё. К вам в данном случае претензий у нас нет, только к проводнику. Мы сами знаем, что в кассах билетов нет, поезда полупустые, а ехать как-то надо. Это небольшие нарушения, но нам их нужно фиксировать, у нас план. Мы же с вами по-людски, — уже мягко и доверительно завершил он свой монолог.

— Вот-вот, план. И что обидно бывает: раскрутите какое-то дело, а потом «прокурорские» его за деньги закроют или суд — за очень большие деньги, — теперь уже Черепанов заговорил, как свой.

Он достал международную журналистскую карточку, которой пользовался за границей для бесплатного посещения музеев и которая имела весьма солидный вид.

— А где работаете? — поинтересовался крепыш.

— В антикоррупционном форуме, — уверенно придумал Иван Сергеевич, — будут проблемы с местными властями — обращайтесь. Кто, кстати, у вас старший группы?

Тем временем Иван поставил себя на их место. Какова их цель? Получить письменное подтверждение, что проводница провозила пассажиров за деньги. Попробовать надавить на него, потом на неё. Ох, дорого ей потом откупаться придётся. Если этот номер не пройдёт — доказать, что она брала деньги, — то прижучить её за то, что в вагоне ехал безбилетный пассажир; это уже меньшее нарушение, но всё равно неприятно. Эти соображения «флэшкой» пронеслись в его голове, и ему почему-то стало жаль проводницу.

— Сейчас напишем с ваших слов объяснение, всё, как скажете, и езжайте себе дальше, — не унимался мордатый.

В это время в коридоре мелькнула проводница.

— Да я-то в этот поезд вообще по ошибке зашёл. Провожающий я. Показалось, что знакомая уезжает в этом вагоне. Любовь у меня, понимаете? А её не оказалось. Видимо, спутал. На вокзале голова закружилась. Срочно понадобилось присесть. А тут вы налетели. Теперь вот и поезд ушёл. Ну, спасибо, полегчало. Назад поможете добраться? Из-за вас ведь всё, задержали меня, а поезд поехал.

Через полчаса они доверительно беседовали.

— Представляете, что за жизнь, — рассказывал кучерявый. — Я раньше в Купском районе в розыске работал. Нам за раскрытие одного заказного убийства премию бизнесмен пообещал. И что? Раскрыть-то раскрыли. Только на человека, который с нами стал сотрудничать и рассказал, как всё на самом деле было, и которому мы обещали защиту и помощь, — так на него потом в суде всё навесили и пожизненное дали, а истинные убийцы мелкими сроками отделались. Вот так-то. А сейчас едем карьер один проверять. По документам они грузят вдвое больше вагонов, чем добыча проходит.

«Ага, а по пути решили подкосить на проводниках», — смекнул Черепанов.

— Ладно, раз уж так вышло, поеду в Киев, — заключил Черепанов, прощаясь с операми.

— Ну ты молодец, — засмеялась рыжая проводница. — Я, конечно, всё равно с ними «разобралась». Но если бы ты написал лишнее, было бы куда дороже, а у меня двое малых дома.

— Какая следующая остановка? — поинтересовался Черепанов.

— Херсон, стоим недолго.

Иван выскочил из поезда и устремился к зданию вокзала в поисках киоска. Вернулся он с шампанским, апельсинами, коробкой шоколадных конфет, коими радостно одарил рыжую проводницу.

— Ого, — обрадовалась она. — В честь чего праздник?

— А просто. Должна же судьба дарить праздники, которых не ждёшь.

— О, да ты романтик! Меня зовут Света, но извини, на работе пить не могу, — она улыбнулась и как-то по-детски чмокнула Ивана в щёку. — Спокойной ночи!

— Спокойной! — уже через несколько минут Иван провалился в небытие.

Утром он проснулся от того, что открывалась дверь. Света уже без формы, одетая в красный спортивный костюм, с полотенцем наперевес аккуратно заходила в купе. «А фигурка у неё очень даже», — автоматически отметил Черепанов и произнёс:

— Стало быть, ты смену сдала и можешь спокойно отдыхать?

— Не совсем. Мы сегодня меняемся, так что предстоит чуток поработать. — Света вдруг остановила на нём пристальный взгляд. — Но если ты такой положительный романтик, потом можем устроить небольшой праздник, расслабиться. Если у тебя, конечно, есть время и желание.

— А…

— Дети в деревне у родителей. Муж в рейс только ушёл. Он у меня дальнобой.

Черепанов сильно не упирался. Тем более что светиться на столичном вокзале ему не очень хотелось, а вопрос с ночлегом тоже пока висел в воздухе.

После высадки пассажиров в Киеве он так и остался с проводницами в пустом вагоне. Вскоре состав отогнали на отстой в район Караваевых дач. Проводники начали паковать бельё в мешки.

— Убирать не надо? — к вагону подошла неряшливо одетая женщина.

— Сами справимся, — ответила Света.

— Чего так? Пусть бы они убрали, быстрей бы было, — вмешался Черепанов.

— Зачем им ещё платить?

— Так я заплачу, — не унимался Иван.

— Лучше мне духи подаришь, — по-хозяйски рассудила Света.

Потихоньку Черепанов включился в работу: снимал шторки с окошек, скатывал дорожку, для него это было необычно, даже интересно.

— А если чего-нибудь не хватит? — поинтересовался он.

— Высчитают с зарплаты.

— Наверное, это старьё оценивается в копейки.

— Да нет, по полной. Зимой у девочек из плацкарта кто-то регулярно одеяла уводил. Так они за каждое по 60 гривен выкладывали…

Жила Света под Киевом, в Василькове, куда они успешно добрались на маршрутке.

В местных магазинах Черепанов накупил целый пакет разных вкусностей и незаметно — хорошие духи. Обшарпанная панельная девятиэтажка ничем не отличалась от таких же по всей стране.

— Ты давай всё-таки минут через 10 заходи, чтобы не светиться, а я пока подготовлюсь. Квартира 58, будет открыта, — предупредила о небольшой конспирации Света.

— А если встречу соседей?

— Да нет у нас днём никого почти. Это я так — на всякий случай.

Погода была хорошей, и Черепанов решил прогуляться по городку, давненько он себе такого не позволял. Пришёл он только через час, и поскольку лифт, как водится, не работал, хорошенько размялся, поднимаясь на восьмой этаж.

Света была облачена торжественно-соблазнительно. В меру короткая юбка показывала стройные, слегка загоревшие ноги. Строгая и вместе с тем нарядная блузка плотно обнимала чуть поднимающуюся при дыхании грудь, а небрежно-призывно расстёгнутая верхняя пуговка не могла не волновать. Из купленных им вкусностей на столе присутствовал разве что хлеб. Миска овощного салата, заправленного пахучим домашним маслом, чёрный хлеб, непонятно откуда взявшийся вкуснющий борщ и холодец с хреном. Какая там индейка с ананасами? Холодец с хреном! Как же раньше он не знал, какое это наслаждение? Негромкий концерт из большого, хотя и далеко не нового телевизора создавал приятный фон.

«Не спеши, сначала в душ», — прошептала ему на ухо Света, когда он слишком пылко начал её обнимать уже во время первого танца.

— Стоп! Сегодня мне нужно сделать ещё один звонок. Можно с твоего телефона?

— Конечно.

Иван набрал номер Игонтова.

— Фёдор, это я.

— Есть интересная информация?

— Более чем интересная! Готов поделиться и устно, и в электронном виде. Это как раз то, что может изменить ситуацию в стране, уж поверь моей интуиции.

— Хорошо, жди звонка. Ты хоть надёжно устроился?

— Вроде как… По-любому лучше, чем на двадцати квадратных метрах в компании двадцати угрюмых мужиков.

— Не светись нигде. Позвоню до завтра на этот номер.

Теперь Ивану оставалось только ждать. Свою задачу он выполнил полностью. С момента последнего звонка его судьба, а возможно, и судьба всей страны, находилась в руках других людей. Ему оставалось только ждать. Ждать и надеяться.

Со Светой было легко, привычно и приятно. Словно опытный водитель сел за руль ранее неизвестной ему машины и уверенно поехал. Света понимала его первоначальную торопливость, чувствовала, как приятно заполнить паузу и когда её прервать. «Раскрытие достоинств мужчины зависит от умения женщины», — вспомнил Иван фразу, которую ещё в студентах услышал во время застолья от своего руководителя практики и смысл которой до него дошёл только сейчас. Света была столь чувствительна и непосредственна, что он получал истинное удовольствие и отметил, что ни за что бы не предположил, что у неё двое детей. Ночью, когда он не видел, а только ощущал её тело, она начала представляться ему каким-то абсолютно совершенным существом.

Вскоре после полуночи зазвонил телефон. Светлана вскочила, словно пожарный по сигналу тревоги, решительно приложив указательный палец к его губам.

— Да, милый, — ответила она заспанным голосом. — Ещё как соскучилась. Что?! Как ты мог такое подумать, совсем поехал от своей воспалённой ревности? Через пять минут будешь? Хорошо, накрываю стол. Ах, ты пошутил? Да пошёл ты со своими шуточками! Ладно, прощаю. В воскресенье жду.

Света закончила разговор и ответила Черепанову на вопрос, который у него возник, хотя он его и не задавал.

— Думаешь, он у меня святой? Дальнобой — сам понимаешь. А сколько натерпелась от него… Раз у нас гулянка была на работе — все тогда мертвецки пьяные спать попадали. Рядом со мной начальник наш прикорнул, в одежде. Даже не целовались, я вообще на тот момент Коле своему, как иконе, верна была. А он не поверил, стал меня колотить — до сих пор этим случаем глаза колет. А куда друг от друга деться? Хотя, наверное, по-своему я его люблю.

На сей раз Иван заснул не сразу, долго думал. И что человек за существо — не может сам себе жизнь не отравлять.

Утром он разыскал купленные в супермаркете лезвия и отправился бриться. В коридоре взгляд скользнул по стоящим в углу чужим ботинкам. Черепанов, который сам носил 44-й размер, автоматически отметил, что эти были не меньше 46-го.

В ванной в глаза бросилась куча грязного белья в углу: дорогие лифчики и трусики соседствовали с засаленными брюками, свитерами и даже рваными тапочками. Иван автоматически поморщился, потому что с детства был брезглив и очень ценил в женщинах аккуратность. Впрочем, не то чтобы ценил — принимал это как должное. Сейчас он понимал, что не имеет ни малейшего права осуждать Свету: обстоятельства её жизни — не мёд. Но он как-то очень отчётливо почувствовал себя не в своей тарелке. Вдруг дико захотелось закрыть глаза и, как в сказке, — перенестись к Марии.

Тем временем в ванную зашла заспанная Света и мягко приобняла его сзади. Он рассмотрел в зеркало её не до конца проснувшееся лицо, пушок над верхней губой, который она, видимо, подбривала, и аллергическую красноту в районе бровей. Иван внезапно ощутил какие-то братские инстинкты по отношению к этой женщине, которая даже сама не знала, как много для него сделала.

В это время в зале зазвонила Светина мобилка.

— О, номер не высвечивается, наверное, тебя, мой таинственный, — заметила она, перед тем как ответить.

— Иван, будьте к 10 на углу улиц Франка и Чапаева. Вас будет ждать чёрный джип «Гранд чероки», номер 8999. До встречи! — Голос Игонтова был твёрд и деловит.

— Завтрак на столе, — сообщила успевшая умыться и даже подкраситься Света.

Чай и горячие бутерброды пришлись как нельзя кстати. Черепанов почувствовал просто зверский аппетит — заметив это, Света быстренько подрезала колбасы. «На всякий случай нужно сразу прихватить с собой использованные презервативы», — Иван начал вспоминать об осторожности.

Через несколько минут ему предстояло навсегда покинуть этот дом. Черепанов испытывал смешанные чувства. С одной стороны, ему было здесь хорошо, с другой — не хотелось оставлять телефон. Но сделать это нужно было так, чтобы не обидеть Светлану. Она как бы угадала его опасения:

— Вань, ты не думай. У меня такое на самом деле редко бывает. Телефонами обмениваться не будем, чтобы ничего не испортить. Это было как молния, настоящий праздник. Так и запомним. Не волнуйся, всё уберу как надо. Ни двух фужеров, ни двух тарелок сушиться не будет.

Она обняла его. Потом чмокнула в щёку, энергично заглянула в глаза и, открывая дверь, скомандовала:

— Ну давай, ни пуха…

— К чёрту! — Иван вновь проникся симпатией к Светлане, а скорее к её врождённой женской то ли мудрости, то ли интуиции.

«Вон, оказывается, как женщины на обиды реагируют, — отметил он про себя. — Нужно себе на ус намотать и с Марией поаккуратней быть».

Накануне Игонтову удалось связаться с Евгением Левицким — политиком, имя которого никогда не мелькало в широкой прессе. Но все, кому необходимо знать, знали, что без него к Каменеву попасть один шанс из тысячи.

— Женя, добрый день, тут такое дело… Черепанов появился.

— Ух ты! А кто его привёз? Прокуратура, МВД или гробовщики?

— Он сам ушёл. Как Колобок. Нужно его выслушать. Похоже, есть очень интересная информация…

На даче Фёдора, в сосновом лесу неподалеку от Киева, Иван ждал встречи. Левицкий приехал ближе к вечеру. Втроем у камина они провели весь вечер и полночи. Пока смотрели отснятый в Крыму фильм, Иван рассказал обо всех своих злоключениях. Евгений Левицкий потому и был в фаворе у Николая Алексеевича, что обладал чрезвычайно развитой интуицией. Сейчас она подсказывала ему, что в руках оказался тот самый последний, самый важный козырь, в котором они нуждались долгие месяцы. Если дать теме развитие — если он, Евгений Левицкий, даст этой теме развитие, — в случае успеха карьера его выйдет на новую космическую орбиту. Не всю же жизнь в помощниках бегать.

— Иван Сергеевич, вы понимаете, что это слишком серьёзный материал? Нам необходимо тщательно всё проверить по своим каналам.

Перспектива нового витка карьерного роста придала Левицкому решительности и красноречия. На следующий же день, докладывая шефу обстановку на невидимых фронтах — а последнее время политика всё больше напоминала театр военных действий, — он решил не стесняться в выражениях и выводах.

— Николай Алексеевич, помните, в Лугани нас принимала телестудия «Зенит»? Тут такое дело… Черепанов, который в последнее время стал печально знаменит, и есть тот самый журналист, директор телекомпании. У него есть сенсационный материал о планах президента на ближайшие месяцы. Лидер наш втихаря готовит спецконтингент в помощь Джорджии. Похоже, в ближайшее время там следует ожидать серьёзных событий. Естественно, ни Рада, ни премьер, ни оппозиция о благотворительной помощи нашего миротворца — ни ухом ни рылом. Уверен, что и в Москве такое кино при полном аншлаге пройдёт…

— Подробнее, Женя, — Николай Алексеевич был, как всегда, лаконичен.

— А подробнее — на этом диске. Уверен, это двойной пропуск: Булаху — на свободу, вам — в премьерский кабинет…

Федина дача ожила. На двух джипах приехала группа «родственников». Каждый вечер дымился мангал, и каждое утро водитель привозил свежие продукты. У гостей был отменный аппетит. Ну что же, кто хорошо ест — тот хорошо работает! Высокий темно-зелёный забор надёжно скрывал от случайных наблюдателей то и кого им видеть не полагалось. На даче, кроме самого Фёдора, жили Иван и несколько охранников, которые в целях безопасности даже не менялись. Спали по очереди, четверо постоянно бодрствовали. Понятное дело, при штурме силами любого спецподразделения шансов у них было бы немного. Их задачей было обеспечить инкогнито Ивана. Да и какой штурм, какое спецподразделение? Сказано же — родственники приехали, друзья навещают. Жарко, душно в Киеве, а тут лес, свежий воздух…

Гости никогда не задавали лишних вопросов, были незаметны и совершенно не мешали Ивану заниматься основной задачей — он готовил материал для своего возможного выступления по телевидению. Перелопачивал гигабайты информации, навёрстывая пропущенное в заключении, анализировал ситуацию в стране. Просчитывал варианты дальнейшего развития событий.

Люди в хороших галстуках, дорогих и идеально чистых, несмотря на плохую погоду, туфлях радостно пожимали друг другу руки. Члены политсовета Партии Развития собрались на экстренное заседание в приподнятом настроении. Ситуация менялась. Ничто так сильно не сближает идеологических соратников, как предстоящая победа, предчувствие которой уже витало в воздухе и к которой многие из них так хотели быть причастны. В партийном ларце появились козыри. При правильном использовании их можно будет превратить в выигрыш. Материализовать в должности и развитие бизнесов. Новые возможности приведут к новой конфигурации власти. Даже выполнение старых идеологических обязательств перед избирателями, в возможность чего уже мало кто верил, в этой связи обретает перспективу. Однако первые люди партии сохраняли строгие лица и воздерживались от эйфории, памятуя о горьком опыте, когда выигрыш, который, казалось, был уже в кармане, уходил на последней минуте. Были приняты и соответствующие меры безопасности, изъяты все мобильные, поскольку аналогичное по значимости собрание не так давно удалось прослушать работающей на чужой лагерь службе с помощью телефона, который активировали в кармане одного из участников.

Элита Партии Развития внешне не была особо выразительной — некоторые лидеры даже производили впечатление простачков. Но оно было крайне обманчивым. На самом деле все они проходили серьёзный естественный отбор, унаследовавший лучшие традиции как советской партшколы, так и негласных житейских правил. Партию ругали за присутствие в депутатском списке обслуги и родственников её вождей, чем, впрочем, грешили и конкуренты. Зато эти представители Партии Развития быстро сделали выводы из ошибок, научились быть незаметными, не попадать в громкие истории и не выходить за рамки им дозволенного. Партия своих не сдавала. Но человек, который не всегда мог себя контролировать, не знающий меры в выпивке и словах, не мог рассчитывать на успех в партийной иерархии. Дисциплина выгодно отличала Партию Развития от конкурентов.

Каменев, который вёл заседание, выслушивая выступления соратников, был величаво сдержан и демократичен. Левицкий докладывал просторно и умно. Итак, президента уличили в нарушении Конституции. Это стало возможным благодаря самоотверженности и мужеству наших однопартийцев. Появляется реальная возможность импичмента. Создаётся парламентская комиссия во главе с нашим коллегой Валерием Завалюком. Он молодой, напористый — справится. Вячеслав Тарасюк и Александр Нестеров активно в этом поучаствуют. Несколько ораторов поддержали Левицкого: расследование должно потянуть ниточки и к другим неблаговидным деяниям гаранта. Нужно провести громкую широкомасштабную акцию по освещению вопиющих нарушений президентом Конституции в средствах массовой информации. Это лучше поручить команде Анны Гурченко.

Однако один из старейших членов политсовета Николай Назаров начал издалека и, судя по всему, имел иную точку зрения.

— Из регионов поступает тревожная информация. Практически везде наши люди просят защиты и поддержки. Идёт прессинг на однопартийцев, на их предприятия, на электорат. Массовые проверки, уголовные дела. А один из наших товарищей показательно упечён за решётку. Слово «импичмент», конечно, яркое, но берётся ли кто-то гарантировать результат и сроки? Сколько времени понадобится на создание комиссии? — обратился он к Левицкому.

— Неделя.

— На её работу?

— Ещё месяц.

— А потом — согласование с лидерами фракций, доклад… Процедура импичмента при этом нигде не прописана и вполне может быть обжалована. При самом оптимистичном раскладе месяца через четыре получим право на новые выборы при действующей ныне власти и проводимом ею прессинге. А каково всё это время будет нашему товарищу за решёткой?

Черту подвёл Антон Ахтямов. Он не был обременён партийными регалиями, но слово его было решающим. Опытные партийцы уважали Ахтямова за то, что он не говорил лишнего, соблюдал правила и держал слово.

— Начались проблемы в угольной, металлургической, химической, энергосберегающей отраслях. Лихорадит отрасли, лихорадит бизнес, страдают наши товарищи и избиратели. Люди — не та цена, которую можно принести в угоду политическим амбициям… — Неожиданно у Ахтямова зазвонил мобильный. Посмотрев на экран, он поспешно вышел. Решение политсовета решили отложить на несколько дней…

Прошёл, однако, день, другой, третий… Черепанов начинал тяготиться вынужденным бездельем. После калейдоскопического развития событий последней недели у него было ощущение, будто с разбега влетел в резиновую стену.

— Не нервничай, Ваня, — успокаивал его Игонтов. — Политика — дело не только грязное, но и неспешное, если не сказать — нудное. Идут переговоры.

Это Иван понимал и сам. По обрывкам разговоров периодически наезжавших на дачу «родственников» Фёдора, он уже сложил для себя примерную картину происходящего. Люди, приближённые к Каменеву, предлагают несколько вариантов развития событий. Первый. Президент грубо нарушил Конституцию, и это есть основание к созданию в парламенте специальной комиссии для начала процедуры импичмента. Нынешняя расстановка сил в парламенте и общее недовольство в стране его политикой дают основания предполагать, что это начинание закончится успешно. Однако руководство Партии Развития не считает правильным накалять и без того напряжённую ситуацию в стране. Как альтернатива предлагается второй вариант: президент отходит от сотрудничества с премьером, в Верховной Раде формируется новое большинство и новое правительство — естественно, с участием Партии Развития и пропрезидентских сил. В итоге все довольны, все смеются, все остаются на своих постах, в стране воцаряется мир и благолепие.

С утра пораньше приехал возбуждённый Левицкий. Стремительно прошёл в дом, на ходу за руку демократично поздоровавшись с охранниками.

— Включайте телевизор, парни, — скомандовал он с порога. — Вот почему наш красавец время-то тянул! Его союзничек войнушку затеял, маленькую и победоносную! А дружина, высланная нашим зайчиком, видать, была уже на месте. Поздняк метаться! Точные сроки начала этой бойни он наверняка знал!

Черепанов смотрел на экран — танки, разбомбленные дома, трупы на улицах — с чувством нереальности происходящего. Одно дело Ирак, Афганистан, Ангола какая-нибудь — это где-то далеко, неправдоподобно далеко, почти на другой планете… А тут — вот она, война! Казалось, руку протяни — и коснёшься небритой щеки чумазого от гари танкиста… Спроси его имя по-русски, и он по-русски же тебе ответит. Или не ответит, а молча выстрелит в упор из американской штурмовой винтовки…

— Всё, попал наш гарант! — возбуждённо хлопнул в ладоши Левицкий. — Теперь кадры решают всё. Кино— и видеокадры. Теперь, как любил говаривать Мишка-меченый, другой альтернативы нет: или он ведёт нас в загс, или мы ведём его к прокурору. Впрочем, к прокурору не мы его поведём: отдадим на крайний случай документы нашей заклятой подруге. Вот тут-то и явится главному куму баба с косой!

Иван почувствовал чью-то руку на плече. Он вздрогнул от неожиданности и поднял глаза. За спиной у него стоял высокий моложавый человек с седыми висками, которого он видел лишь на трибуне.

— Вы Черепанов?

— Да…

Мужчина протянул руку. Иван автоматически пожал её.

— Спасибо вам, — сказал мужчина. — Если нужна будет помощь — обращайтесь. Вот моя визитная карточка с прямым телефоном.

На карточке золотым тиснением выделялась фамилия: Булах.

Ожидание становилось мучительным — Иван понимал, что счёт уже пошёл на часы, на минуты. Он включал телевизор и снова садился за компьютер, ещё и ещё внося поправки и дополнения в тезисы своего грядущего выступления в ток-шоу на одном из национальных телеканалов. Именно это выступление и должно было стать выстрелом стартового пистолета к началу грандиозного международного скандала. Игонтов уже подобрал и тщательно смонтировал видеоряд, призванный сопровождать разоблачения преступной власти.

Вечером у Фёдора на мобильнике заиграл государственный гимн Украины. Он сразу как-то подобрался, кивнул Черепанову с многозначительным видом — мол, вот, брат, всё и началось! Телефонный разговор случился короткий. Фёдор согласно кивал головой невидимому собеседнику, и всё его участие в разговоре свелось к нескольким коротким «понял» и «хорошо».

— Так вот, Ваня, — сказал он напряжённым, но неуловимо повеселевшим голосом, — это есть наш последний и решительный бой. Бегом собирайся, через полчаса мы должны быть на телевидении.

Чёрный «мерседес» с неприметными номерами пронёс их по ночному Киеву. На площади Толстого машину остановил гаишник, но Фёдор, перегнувшись через водителя, показал ему какое-то удостоверение. И лейтенант тут же ретировался, взяв под козырек. Спустя десять минут они уже шли длинными коридорами телецентра. Игонтов завёл Ивана в какое-то помещение без таблички на двери.

— Жди здесь, через десять минут буду.

Вернулся он, впрочем, не через десять, а через сорок минут. Всё это время Черепанов неотрывно следил за стрелкой часов. Фёдор плотно закрыл за собой дверь, огляделся в поисках пульта дистанционного управления, включил телевизор.

— Ну-ка, посмотрим, что нам скажет бухгалтер наш Берлага…

С напряжённым вниманием они прослушали короткое выступление главы президентского секретариата и полностью с ним согласились. Да, всё именно так и обстоит — в стране бардак, экономика в загоне, премьер проводит деструктивную политику, ведущую к серьёзной конфронтации с соседями и мировой общественностью. Вывод: ни нынешнее правительство, ни нынешняя коалиция управлять страной не могут, и потому президент при поддержке конструктивной оппозиции созывает назавтра экстренное заседание парламента.

Игонтов возбуждённо хлопнул Ивана по плечу.

— Молодец Берлага. Не подкачал. А теперь, друг мой, быстренько-быстренько делаем отсюда ноги — потому как если они нас сейчас с нашим чемоданчиком прихватят, то и нам с тобой не поздоровится, и ситуация назад вполне может отыграться. Это еще те ребята!

…В тёмном салоне «мерседеса», уносившего их обратно за город, у Фёдора снова заиграл телефон. На сей раз звучала другая мелодия — «Спят курганы тёмные…».

— Да, слушаю… Минутку! — он протянул трубку Черепанову. — Это тебя.

Недоумевая, журналист взял телефон.

— Ваня, — услышал он взволнованный знакомый голос, — это Мария… Ты где? С тобой всё в порядке?

Черепанов вопросительно взглянул на Игонтова, тот с деланно растерянным видом развёл руками — мол, я тут ни при чём.

— Мария, ты как… ты откуда… Со мной всё в порядке, скоро буду дома!

— Ваня, я ничего не понимаю… Только что приходил какой-то дядечка, представился Леонидом Аркадьевичем, сказал, что вместе с тобой сидел в тюрьме и его попросили передать, чтобы я позвонила по этому телефону.

— Всё в порядке, Мария. Я завтра… — он вопросительно взглянул на Игонтова, тот кивнул. — Я завтра уже буду дома и всё расскажу. Дядечка этот правильный, хороший дядечка. Я вот тут подумал… Данною мне нынче властью я, пожалуй, поменяю ему процессуальный статус — переведу его из обвиняемых в свидетели.

— Какие свидетели? — растерянно спросила Мария.

— Свидетеля на нашей свадьбе. Ты против?

В трубке на короткое время повисла тишина.

— Почему против? Скорее — за. Сам же говоришь, хороший дядечка…

— Только сначала слетаем в Пекин, — ошарашил Марию Иван. Затем, быстро набрав номер по второму телефону, отрапортовал:

— Ну что, Валентиныч, завтра жду тебя в «Пекине».

— В Пекине?

— В московском «Пекине»!

И вновь поднёс к уху первый аппарат:

— Так что, Маша, завтра летим в Москву. Познакомлю тебя с Валентинычем, моим сокамерником, нашим земляком, а заодно и в «Ленком» тебя свожу.

Проведя первую после возвращения «планёрку», Черепанов поймал себя на мысли, что забыл о каком-то важном для себя деле. Так бывает иногда. Очень сильно хочешь вспомнить какую-либо элементарную вещь, а она, как назло, не вспоминается. Когда Черепанов вечером направлялся домой и в поле его зрения попал завлекательно мигающий иллюминацией зал игровых автоматов на углу улиц Советской и Независимости, его осенило.

На следующее утро он вызвал бойкую, подающую надежды журналистку Катю и дал ей задание:

— Катюш, у тебя есть шанс отличиться. Но предварительно придётся много поработать. Знаешь зал игровых автоматов на углу Советской и Независимости? Так вот, один молодой парень, студент, проиграл там 27 тысяч долларов. Вся жизнь у него пошла наперекосяк. Ты должна сделать об этом сюжет. Найти этого парня в тюрьме, договориться с администрацией о встрече, побывать дома у его мамы, встретиться с однокурсниками и, конечно же, взять интервью у хозяина заведения, которое делает людей несчастными и подсаживает на пагубные привычки. Кстати, задай ему вопрос, как бы он поступил, если бы на месте этого парня оказался его сын.

— Здорово! — обрадовалась Катя, предвкушая успех от скандальной передачи. — Иван Сергеевич, а если хозяин не захочет говорить на камеру?

— А ты начни с того, что хочешь сделать материал о пользе и проблемах легального игорного бизнеса. Он с удовольствием расскажет, какое это замечательное дело. Или скажи, что интересуешься его благотворительностью. Кстати, эффектно было бы снять его, когда он крестится на пороге церкви, — он туда, правда, лишь по праздникам ходит, но ради такого случая может и специально прийти.

Через несколько дней довольная Катя сообщила, что сюжет готов. После его показа Черепанова разыскал начальник колонии, в которой отбывал наказание Паша, и сообщил, что в ближайшее время будет рассмотрен вопрос о его условно-досрочном освобождении.

Как раз в этот момент в гости к Черепанову пожаловал помощник местного олигарха-депутата. Поздравил с возвращением и попросил пригласить его шефа на эфир у известного ведущего.

— Представляешь, сколько бабок платим этим дармоедам-пиарщикам, а они ну ничего интересного придумать не могут — предлагают затасканные ходы. А шефу хочется новизны, нестандарта, чего-то человеческого. Он им эту задачу ставит, да всё без толку…

— Есть идея, — вдруг оживился Иван Сергеевич. И показал помощнику сюжет про Пашу. — Представляешь, если твой шеф, просмотрев его, возьмёт над этим малым опеку, вернёт его в семью, в общество…

— …поможет разделаться с долгами, восстановит в институте, трудоустроит, обеспечит жильем, — начал ехидничать помощник.

— Идея — твоя, дарю, — Черепанов знал, что помощник не любил, когда инициатива исходила не от него. — Да шеф тебя за такой пиар орденом наградить должен. И похвастаешься, что эфир бесплатный пробил под этот проект.

— Вообще-то это мысль! — загорелся помощник. — Но разумеется, мы надеемся, что об этом будет снят целый цикл телепередач.

«Ну и ладно, пусть себе пиарится, зато Пашку удастся вернуть к нормальной жизни», — подумал Иван. Правда, встретив Черепанова в здании местной администрации, хозяин заведения игровых автоматов поспешил отвернуться. «Ну и чёрт с ним», — не особо расстроился Черепанов.

Спустя неделю Ивану Сергеевичу позвонил первый заместитель генерального секретаря Совета национальной безопасности Евгений Николаевич Левицкий. Поздравил со свадьбой, обещал прислать подарок и рассказал, что страна нуждается в стабильности и покое. И естественно, обо всей этой истории, случившейся с Черепановым в последний месяц, стоит забыть. Не было никакой истории — ни ареста, ни документов, ни дисков, ни видеосъёмки… Ничего не было!

Ну, не было так не было, согласился Иван Сергеевич. Вам там в Киеве, конечно, виднее. И, конечно же, страна нуждается в покое и стабильности. Крайне нуждается. Кто бы спорил.

А в голове крутились последние фразы разговора: «Забудь обо всём, Иван Сергеевич. Забудь. Хотя бы на год».