Как-то особенно больно, когда предают твое доверие. Столь мучительная измена долго не дает душе покоя. То, что сделал ты, Мышонок, – то, как ты, мой друг, поступил по отношению ко мне, – навсегда изменило мое отношение к миру; и примерно те же чувства я испытал, когда увидел, как Пудель целует мистера Кларка. Но тогда, во времена «Нетертон Грин», я был еще совсем ребенком, а потому никак не мог понять, что же со мной происходит. Я знал лишь, что мой лучший друг меня предал, что он донес на меня мистеру Рашуорту, что все теперь меня ненавидят, что даже мисс Макдональд считает меня лжецом.

А на самом деле все было гораздо хуже. В меня словно что-то такое вселилось. Должно быть, разом подействовали все недавние события, но я вдруг почувствовал, что ко мне вновь вернулись все самые плохие мысли и теперь мне их уже не остановить. Одна из них была о Грехе и о мисс Макдональд с мистером Ламбом. А другая о Плате за Грех и о том, что на самом деле случается, когда умираешь. Снова начались игры с мышами – только теперь игрой мне это уже не казалось. Это превратилось в нечто большее, и я уже начинал в этом нуждаться.

Я начал ходить к глиняным ямам один – и по утрам, и после школы. Теперь у меня уже не было времени на прежние игры – в пиратов, или в Ноев ковчег, или в бомбардировку судна. Из этого я уже явно вырос. Теперь мне нравилось одно: топить свои жертвы. Я каждый вечер клал наживку в несколько молочных бутылок, а утром собирал «урожай». Чаще всего попадались одна-две мышки в день. Иногда больше, если повезет. Я сажал их в маленькую клетку, которую смастерил с помощью веревки и проволоки для куриных загонов, а потом опускал клетку с высокого берега в Шурф, в самую глубокую из ям.

Иногда я воображал, что мыши – это мистер Ламб. Или мистер Рашуорт. Или даже мисс Макдональд. Но кем бы я ни представлял их себе, среди них всегда был ты, Мышонок.

Целый триместр успел миновать с того дня, когда я попытался воспользоваться шарфом мисс Макдональд. Глиняный карьер зазеленел, там даже цветочки какие-то расцвели; на пруды прилетели утки. Там стало почти красиво, если не обращать внимания на обгорелые остовы старых автомобилей и кучи мусора. Весна наконец-то разгулялась вовсю; в низинах пророс дикий чеснок. И откуда-то появилось множество мышей. Мыши ведь очень быстро размножаются. Как и крысы, впрочем. Самки могут беременеть каждые три недели и производят на свет дюжину, а то и больше детенышей. Это означало, как я догадывался, что они очень часто занимаются сексом. Именно поэтому мы, люди, и называем их паразитами.

Между тем у нас в школе произошли перемены: мисс Макдональд объявила, что на Пасху она уходит. Никто нам не объяснил почему, но я догадался. Потому что она была беременна. Благодаря тому Греху внутри нее зародилась новая жизнь. Знаешь, Мышонок, люди называют рождение детей чудом, а по-моему, это просто отвратительно. По телевизору-то все выглядит, конечно, иначе: перед вами сразу появляется хорошенький чистенький младенец, завернутый в простынку. Но на самом деле, повторяю, это просто отвратительно. Ты знаешь, например, что мыши и крысы частенько пожирают собственных детенышей? Они так поступают, когда чем-то встревожены или испуганы. Да, Мышонок, они едят собственных детей!

Вот тогда-то у меня снова и начались ночные кошмары. Впервые они у меня появились после смерти Банни. Мне снилось, что я тону, но на помощь мне никто не приходит. Иногда я, до смерти перепуганный, просыпался среди ночи, и оказывалось, что я написал в постель. Конечно же, я понимал, что мисс Макдональд не станет есть свое дитя. Но я иногда представлял себе, как она рожает, и это тоже вызывало у меня ночные кошмары. Я старался гнать от себя подобные мысли, устраивая массовые утопления крыс и мышей. Но дурные мысли по-прежнему не давали мне покоя. Они постоянно возвращались, как и страшные сны, и ужасы прошлого, и я начал думать, что во всем виноват я сам. Что те демоны, которых я породил, возвращаются, чтобы пожрать меня.

И вдруг однажды в карьере, без какого бы то ни было предупреждения, появился Мышонок. Был солнечный день, и я сидел на берегу Шурфа, глядя на воду, когда услышал за спиной знакомые шаги. Мышонок подошел ко мне и остановился, не говоря ни слова. Вообще-то, разговорчивым он никогда не был, так что я не ждал от него ни извинений, ни каких-то там объяснений. Но я все же надеялся, что он хоть что-нибудь скажет по поводу случившегося между нами. Но нет. Он просто подошел, уселся рядом со мной и тоже стал смотреть на воду, а потом вдруг сказал:

– Я знаю, где мы можем раздобыть собаку.

Ничего себе, собаку! Это было невероятно заманчиво.

– Какую собаку? – не выдержал я.

– Джек-рассел-терьера.

– Он чей?

Мышонок пожал плечами.

– Бродячий, наверно. Ошейника, во всяком случае, на нем нет.

А меня уже успели охватить всякие разные мысли. Нет, не о возможности прикончить собаку. Моей душой вновь завладели те демоны, они вновь говорили со мной, и на этот раз я слушал их очень внимательно.

– Как скоро ты смог бы привести сюда этого пса? – спросил я.

Мышонок немного подумал, потом сказал:

– Ну, например, завтра. Он сам ко мне приходит. Я его давно подкармливаю.

Я притворился, будто колеблюсь.

– Ну, я не знаю…

Мышонок терпеливо ждал. Он, должно быть, понял, что я пытаюсь схитрить. А я все думал: «Зачем он пришел сюда? Зачем искал меня? Неужели он рассчитывает со мной помириться?»

Наконец я кивнул и сказал:

– Ладно, давай завтра утром, до занятий. Приводи свою собаку. Только никому не говори.

Всю ту ночь я практически не спал. Я был слишком возбужден. Я снова и снова пересматривал свой план, представляя себе каждый шаг давно задуманного сценария. Я понимал, что непременно должен сделать все именно так, как было задумано. Понимал я и то, что подобная возможность у меня будет только одна. И если у меня все получится, то все мои демоны – целый легион! – исчезнут навсегда, попросту утонут в одной из этих глиняных ям.

А план мой был весьма прост. Мисс Макдональд не раз говорила нам, что играть рядом с любым водоемом опасно, потому что можно нечаянно упасть в воду. И даже если вы умеете плавать, говорила она, то все равно вряд ли сможете самостоятельно выбраться на скользкий берег. К тому же под водой полно всяких ловушек, иногда даже старые автомобили и холодильники, и в них легко может застрять, например, нога. Такая беда, говорила она, может случиться с вами в любой день, даже завтра. А потом нам показали тот документальный фильм – я потом и по телевизору его видел. Там еще такой страшный голос говорит: Я дух тьмы и одиноких вод; я готов поймать в ловушку любого неосторожного глупца или любителя пустить пыль в глаза… Когда я в первый раз этот фильм посмотрел, мне потом всю ночь кошмары снились. Но после наших игр в глиняном карьере я догадался: а ведь это я и есть Дух Темных Вод. И сперва моими жертвами были мыши, которых я и топил в соответствии со своими тогдашними планами. Но теперь у меня появился новый план: мне во что бы то ни стало нужно было заполучить Мышонка.

На следующий день я встал очень рано. Мне надо было успеть приготовиться. Я сказал родителям, что обещал прийти в школу пораньше, чтобы полить цветы, и побежал в глиняный карьер. Там я стал поджидать Мышонка, который прибыл ровно в восемь, и следом за ним бежала собачонка, которая, как мне показалось, совсем на джек-рассел-терьера не тянула; скорее всего, это была обыкновенная дворняжка. Впрочем, песик был, похоже, страшно рад оказаться в нашей компании и с удовольствием лопал печенье, которым его угощал Мышонок. До чего все-таки глупы эти собаки, думал я. Как и многие люди, впрочем.

Мышонок подвел собачку ко мне и спросил:

– Ну и как ты собираешься это сделать?

– Мы сбросим его в Шурф. Берега там слишком крутые, выбраться он не сумеет. Он, конечно, некоторое время поплавает кругами, но потом все равно утонет. Это будет как… – Я порылся в памяти в поисках удачной аналогии и сказал: – Это будет как «Титаник»!

– Как что? – спросил Мышонок.

– Да ладно, – отмахнулся я. – У тебя печенья еще много?

Он кивнул.

– Хорошо. Подзови-ка его вот сюда, к самому краю. Я тебе скажу когда.

Мышонок подошел к самому краю затопленного ствола шахты. Там было так глубоко, что вода казалась черной, и над ней как бы слегка нависали крутые берега. Собственно, если смотреть сверху, то особенно высокими и отвесными они не казались, но, как я догадывался, выбраться на такой берег будет очень трудно даже очень ловкому мальчишке, если он в воду нечаянно свалится.

– Чуть ближе, – сказал я Мышонку, а он, вытащив из кармана целую горсть печенья, наклонился, подозвал песика и протянул ему угощенье.

Мне нужно было только толкнуть его. По крайней мере, таков был мой план. Но Мышонок оказался сильней, чем я думал. Я хотел, резко бросившись вперед, спихнуть его в воду, но он, должно быть, как-то об этом догадался. Он вцепился мне в волосы и стал с силой меня отталкивать, вопя и ругаясь как бешеный. Собака страшно перепугалась, начала лаять, а потом укусила меня за ногу.

Я уже говорил, что не люблю собак. Так вот, в частности, и из-за того пса. Если бы эта глупая дворняжка тогда мне не помешала, я бы, наверное, все-таки сумел перехватить Мышонка и столкнуть его в Шурф. Но дурацкая собачонка начала путаться у меня под ногами, защищая «хозяина», а потом стала рвать на мне штаны и кусаться, так что, когда мне все же удалось столкнуть Мышонка в воду, я не удержался и упал вместе с ним. Мышонок поднял жуткий крик – вопил он прямо-таки оглушительно, – когда мы оба с громким всплеском рухнули в ледяную воду.

Я хорошо помню, как отчаянно колотил по воде руками, какая эта вода была холодная и грязная, какая отвратительная маслянистая пленка плавала на поверхности; а еще я помню жуткую вонь придонного ила и всякой дряни, гниющей в глубине Шурфа. Я погрузился под воду не очень глубоко, фута на два, наверное, не больше, стараясь не думать о тех жутких ловушках, что таятся в глубине, – там могли быть и ржавые автомобили, и сломанные тележки из супермаркета, и холодильники с разинутой пастью, похожие на раковины гигантских моллюсков из книг приключений о южных морях и ловцах жемчуга.

Плавать я, разумеется, умел. Мы все умели. Мы часто ходили купаться на местные пруды, где, раздевшись до трусов, прыгали с берега в воду. Так что плавал я довольно хорошо, вот только берег оказался слишком скользким, хоть я и добрался до него в один миг. Я так и не смог ни за что уцепиться, как ни старался. А рядом со мной охваченный дикой паникой Мышонок тоже тщетно скреб ногтями по глине и продолжал вопить во всю мочь, захлебываясь рыданиями. И тут мне пришло в голову, что можно, наверное, было бы выбраться на сушу, если бы удалось взобраться ему на плечи… Но я не успел даже попытаться воплотить эту идею в жизнь: на берегу послышались шаги, и прямо передо мной появилось чье-то лицо.

– О господи!

Оказалось, что это толстяк Пигги, старший брат Мышонка, который, должно быть, где-то прятался, не желая смотреть на то, что мы будем делать с собакой. У меня в ту минуту еще мелькнула мысль: а ведь это плохой знак, что он к Господу взывает. Всерьез я, конечно, не думал, что Господь окажет милость этому толстому поросенку и поможет ему и Мышонку одержать надо мной победу, но ведь, как говорится, пути Господни неисповедимы.

Несколько мгновений Пигги просто смотрел на нас, разинув рот, вытаращив глаза и даже не пытаясь убрать свесившиеся на лицо волосы. Мышонок продолжал вопить, а собака – лаять. В общем, это был сущий кошмар!

Наконец Пигги сумел преодолеть охвативший его паралич и начал действовать. «Мама же просто убьет меня за это!» – причитал он, протягивая Мышонку руку и пытаясь вытащить его из воды. Пигги был явно до смерти перепуган; из глаз у него рекой текли слезы, но ему все же удалось как следует ухватить Мышонка и вытянуть его на берег.

А Мышонок все вопил: «Это он меня столкнул! Он!» Ну и я, естественно, тоже вопил, а собака вообще орала как сумасшедшая. Наверное, со стороны эта сцена выглядела довольно забавно, хотя я в тот момент так не думал. Думал я, как ни странно, вот о чем: «А ведь и Банни тогда, должно быть, чувствовал то же самое?»А еще у меня мелькнула мысль: «Ну все. И никаких шестидесяти лет у тебя впереди не будет!»

Наконец Мышонку удалось взобраться повыше, и я стал кричать, чтобы он мне помог. Но они с Пигги лишь молча смотрели на меня с высокого берега. Мышонок был мокрый насквозь и весь дрожал; Пигги тоже дрожал почти так же сильно; и они оба просто стояли и смотрели на меня, будто ждали чего-то. Только в эту минуту, увидев их рядом, я понял, до чего они на самом деле друг на друга похожи. У них были одинаковые голубые глаза, одинаковые мышиного цвета волосы, одинаковое выражение лица. Только Мышонок был совсем тощий, а Пигги – толстяк. Все вышло совсем не так, как надо, думал я, в воде должен была оказаться этот свиненок, а вовсе не я.

Меня спасла как раз та дворняжка. Кто-то прогуливал в карьере своего пса и, услышав, как отчаянно она лает, подошел поближе. И глазам этого человека предстала интересная картина: я бултыхаюсь в ледяной воде, Пигги на берегу задыхается от приступа астмы, а мокрый насквозь Мышонок пытается заставить свою собачонку замолчать и сует ей в пасть одно размокшее печенье за другим. Я понимаю, выглядело это, наверное, довольно забавно. Но ведь я тогда действительномог погибнуть. Я мог утонуть, как Банни.

После того случая мы оба ушли из «Нетертон Грин»: Мышонок стал учиться в школе «Эбби-роуд-джуниорз», а меня родители попытались учить дома – по крайней мере, пока не убедились, что со мной все в порядке. Мышонка я больше никогда не видел. Естественно, я все отрицал, когда он стал рассказывать, будто это я его в Шурф столкнул. И, хотя братец-толстяк версию Мышонка полностью поддержал, остальным эта история показалась достаточно мутной, так что я, можно сказать, вышел сухим из воды. В школе, правда, тоже провели какое-то самостоятельное расследование, но меня к этому времени там уже не было. Да и вряд ли в этом расследовании был какой-то смысл. Хотя мой отец, по-моему, кое о чем догадался. Во всяком случае, я был вынужден пройти медицинское обследование, и меня смотрела целая куча всяких врачей-специалистов; а потом меня еще выставили на церковный суд, где собрались представители самых разных церквей; впрочем, все в итоге пришли к выводу, что я в общем нормальный ребенок и вполне поддаюсь воспитанию, хотя Мое Состояние (да, именно так это теперь называлось) и нуждается в постоянной корректировке и наблюдении.

Вот так я вскоре и попал в «Сент-Освальдз», что в итоге обернулось для меня сразу несколькими плюсами. По крайней мере, пока Пудель все не испортил – не начал обсуждать мои дела у меня за спиной, а потом еще и примазался к мистеру Кларку, заняв мое место рядом с ним. В общем, началось почти то же самое, что и в «Нетертон Грин».

Почти то же самое, что было и у нас с тобой, Мышонок.