13. Улыбка полковника Керальта
Фалько пришел в «Гранд-отель» незадолго до начала комендантского часа. Оставил пальто и шляпу в гардеробе и прямиком направился в переполненный посетителями бар, где присел за стойкой. Бармен, не спрашивая, принялся сбивать в шейкере «хупа-хупа». Фалько придвинул пепельницу, вытащил портсигар и закурил «Плейерс». Потом огляделся. Женщин было мало. В толпе штатских там и тут виднелись офицерские мундиры всех видов и родов. Фалько удивился, заметив немцев и итальянцев. Должно быть, прибыли в Саламанку совсем недавно, в последние дни, потому что раньше он их тут не встречал никогда. Перестали придуриваться, подумал он с насмешкой. Статный итальянский капитан с подстриженными усиками, в черной рубашке под серым френчем, подошел к нему прикурить и с широкой улыбкой поблагодарил, когда «Паркер-Бикон» с четким щелчком выдал маленькое пламя. Фалько, меж тем, подумал о целомудренных сеньорах новой католической Испании с их четками, девятидневными молитвами и мессами. О вдовах и о тех, чьи мужья и женихи на фронте, и о тех, кому надо есть самим и детей кормить, и о том, какое это счастье когда у тебя под юбкой есть что предложить и что с тех пор, как существует мир, позволяет пережить бедствия и войны. Такие, как этот капитан, беспристрастно отметил он, без добычи не останутся и мимо рта не пронесут.
– Ваш коктейль, дон Лоренсо.
– Спасибо, Леандро.
– Рад снова вас видеть здесь.
– И я рад, что ты меня видишь.
Он старался не думать. Или, вернее, старался не думать о том, о чем думать нельзя, и переключиться на другое. Например, сказал он себе, поправляя узел галстука и обводя зал взглядом, как извлечь собственную и немедленную пользу из того, что в радиусе его действия могли предложить незанятые женщины. Грета Ленц и ее муж – заметив Фалько при входе, немка слегка ему кивнула – сидели за столиком в глубине с двумя белобрысыми, незнакомыми Фалько субъектами, один из которых был в мундире Люфтваффе. Доступ, стало быть, verboten. По крайней мере, пока супруг рядом. Поэтому Фалько продолжал обозревать окрестности. И тут увидел Лисардо Керальта.
Полковник Гражданской гвардии, шеф полиции и службы безопасности, тоже его заметил. Он был в штатском и сидел у другого конца стойки вместе с несколькими элегантными господами. Двоих Фалько знал, хоть и не близко – маркиза де Чего-то Там, владельца огромных угодий у португальской границы, и галисийского коммерсанта, поставлявшего мясные консервы в войска Франко. Вся компания смеялась, пила и дымила сигарами. Когда Фалько встретился взглядом с Керальтом, тот, смочив в анисовке кончик «гаваны», приподнял рюмку и шутовски поклонился. Потом сделал глоток, поставил рюмку и направился к Фалько.
– Ба-ба-ба… Кого я вижу… Питомец нашего Вепря.
Мясистые бледные губы улыбались, но лицо оставалось мрачным, и глаза смотрели с угрозой. Фалько отметил все это, пока полковничья туша грузно умащивалась на соседнем табурете. Золотой перстень с крупным голубым камнем сверкал на левом мизинце с заботливо отращенным ногтем. Интересно бы знать, мелькнуло в голове у Фалько, что он им делает.
– Мы с вами еще не беседовали с глазу на глаз, – сказал Керальт.
Фалько пригубил коктейль и сейчас же затянулся сигаретой.
– Да не о чем нам беседовать, – ответил он, выпустив эти слова вместе с дымом.
– Ошибаетесь. Я подумывал пригласить вас к себе официальным порядком, но вы ведь наверняка юркнете под крылышко своего адмирала… А мне сейчас конфликты без надобности. Сейчас, – повторил он. – Но уверяю вас: рано или поздно мы поговорим.
– Звучит угрожающе.
– Да ну что вы… Не входило в мои намерения.
– И о чем же вы хотели поговорить?
Керальт пососал свою сигару. Потом оглядел наросший столбик пепла и опять пососал.
– О женщинах, разумеется. О чем же еще?
– О каких именно?
Керальт взирал на него, не скрывая злой насмешки. И был очень уверен в себе. В своей силе и власти.
– Вам, наверно, уже рассказали, кто такая на самом деле Ева Ренхель?
– Никто ничего мне не рассказывал.
Толстые губы раздвинулись в злорадной улыбке.
– Зачем же лгать? Разумеется, рассказывали. И все вы прекрасно знаете. Мне интересно только давно ли? Этот вопрос в числе прочих хотел бы вам задать. И задам, разумеется, когда представится к тому возможность. В обстановке более располагающей… Интимной, я бы даже сказал…
Фалько не ответил. Он вел взглядом по выстроенным на полках бутылкам.
– Вам в самом деле неинтересно, что мы с ней делаем? – допытывался Керальт.
Фалько продолжал бесстрастно созерцать ряды бутылок по ту сторону стойки. Однако бесстрастие это было напускным. Он размышлял о том, с каким бы наслаждением разбил одной из этих бутылок рожу, нависавшую рядом. Забил бы ему его сигару в самую пасть.
– Как она провела всех, а? Вас, вашего многомудрого адмирала… Фалангистов. Всех оставила в дураках.
Фалько щелчком сбил пепел с сигареты.
– Зря время теряете со мной, – сказал он, показав подбородком на спутников Керальта. – Вернитесь к своим делам.
– Обштопала она вас, выставила полными олухами и вас, и вашего Вепря… Дали себя обвести вокруг пальца красной потаскухе… Русской шпионке…
Фалько развернулся к нему на вертящемся табурете. Он чувствовал, как напряглись мышцы, готовясь к атаке. Но знал, что атака невозможна. Не здесь. Не сейчас. Слишком много людей вокруг. И потому проглотил свою ярость, как полную с верхом ложку желчи.
– Вы пришли меня провоцировать, полковник?
Лицо его окаменело, и это не укрылось от внимания Керальта. Мгновение тот смотрел на руки Фалько, словно пытаясь понять, следует ли их опасаться. Но всего лишь мгновение. Собственная мощь и людное место, конечно, успокоили его. Прибавили скотской уверенности в себе.
– Мы сейчас узнаём много интересного об этой даме, – медленно сказал он, с хорошо рассчитанным злорадством произнося каждое слово. – Благодаря нашим французским друзьям и тому, что мы всегда платим аккуратно и вперед, ибо даром только птички поют, мы получили довольно обширное досье, а в нем… Рассказать, что в нем?
– Делайте, что хотите.
И Керальт захотел. И принялся рассказывать. Несмотря на свою молодость, Ева Ренхель – она же Ева Неретва – была опытным советским агентом-нелегалом. Отец ее был русский, антикоммунист, в свое время высланный за границу, а мать – испанка, преподававшая в Лондоне литературу. Судя по всему, с отцом у Евы отношения не сложились, и она переметнулась на другую сторону. Еще студенткой вела коммунистическую пропаганду среди матросов. Девушку заметили. Девятнадцати лет она отправилась в СССР, где была завербована НКВД, прошла курс подготовки и по возвращении в Париж внедрилась в круги белой эмиграции, работала успешно и попала в Управление специальных операций. А Фалько, наверно, хорошо известно, чем оно занимается. Не последнюю роль сыграла Ева в том, что несколько видных троцкистов были похищены во Франции и тайно вывезены в Москву, где получили по заслугам в подвалах Лубянки. Когда же заварилась каша в Испании, Еву в составе первой небольшой группы агентов под командой Павла Коваленко отправили сюда. Пять месяцев активной работы.
– Вот, – заключил Керальт, – вот какую жемчужину привезли вы нам из Аликанте.
Фалько докурил. И теперь очень медленно и обстоятельно гасил окурок в пепельнице, прежде чем задать вопрос:
– Что вы с ней делаете?
Полковник от его любопытства пришел в восторг. Он расхохотался грубо и язвительно, уронив себе на пиджак пепел с сигары.
– Хотите знать? Вам интересно, что мы с ней делаем?! А вот что – я отдал ее в самые лучшие руки, доверил терпеливым, спокойным мастерам своего дела. Вдумчивым, опытным, умеющим добиваться, чтобы каждый их клиент рассказал обо всем, что сделал, а если надо – и о том, чего даже и не думал делать. Я приказал не торопиться и вытянуть все, что смогут, – имена, явки, связи, – прежде чем отправить эту свинью на бойню. Вот этим они сейчас и заняты. Играют в вопросы и ответы, как на радиовикторинах.
– А где ее держат?
– Ну, уж это вас совсем не касается.
Керальт сполз с табурета. Улыбка его стала хмурой.
– И, само собой, среди прочих имен эта барышня назовет и ваше. И тогда мне не останется ничего иного, как получить официальное разрешение на ваш допрос… Ничего личного, поверьте. – Он на миг задумался. – А, впрочем, может, и нет. Может, и личное. Что уж тут – жизнь есть жизнь.
Фалько бесстрастно выдержал его взгляд.
– Она не может сказать ничего такого, что меня обеспокоило бы.
– Ну, вот увидите.
Керальт резко повернулся спиной и отошел к друзьям, отпечатав свою улыбку, зловещую и презрительную, на сетчатке глаз Фалько. У того голова пылала ледяным огнем спокойной ярости. И томило мучительное желание – он чувствовал его безобманные признаки – искалечить Керальта или убить. Сорвать эту улыбку с его лица. Меж тем он через мгновение заказал еще один коктейль, запил им две таблетки, снова закурил и принялся размышлять.
Не оставлял он это занятие и после того, как поднялся в свой номер, рухнул, не раздеваясь, на кровать и, куря одну сигарету за другой, лежал неподвижно, глядел в потолок, и когда встал и принялся ходить из угла в угол, останавливаясь у окна и вглядываясь в бездонную черноту затемненной улицы. Ночь нейтральна, подумалось ему. Она ни за тех, ни за этих, но помогает тем, кто становится на ее сторону. Тем, кто умеет ее использовать.
Аспирин с кофеином и адреналиновая буря, забушевавшая в крови от улыбки Лисардо Керальта, помогали мыслить на удивление остро и четко. Глубоко проникать в суть явлений, в глубь пространства и времени, во тьму этой ночи и ее возможностей. Фалько подсчитывал, рассчитывал, сверяясь с бумагами, которые доставал из ящиков. Снял крышку с портативного «ундервуда», стоявшего на столе. Снял трубку и, к удивлению телефонистки на отельном коммутаторе, заказал два крутых яйца. Их принесли через четверть часа – еще теплые. Он сунул официанту чаевые, присел к окну, очистил яйца от скорлупы, бритвенным лезвием разрезал их там, где белок загустел сильней всего. Потом прижал к документу с грифом Генерального штаба, который достал из ящика в ожидании, и, убедившись, что краска проступила на белке, проштемпелевал только что отпечатанный на машинке лист. Снял колпачок с вечного пера, поставил размашистую подпись с росчерком, дал высохнуть и, сложив вдвое, спрятал в карман. Теперь черед улыбаться пришел ему, когда, рассовав по карманам пиджака и пальто все, что было нужно – включая и конверт с деньгами, прежде спрятанный им на шкафу, – он закрыл за собой дверь номера и пошел по гостиничному коридору.
– Какого дьявола ты приперся в такой час? Чего тебе надо?
Нельзя сказать, что адмирал принял Фалько очень уж радушно. Сентено на этот раз даже попытался загородить дорогу. Было уже одиннадцать вечера, и хозяин встретил Фалько в халате и в тех же плюшевых шлепанцах. Из-под халата выглядывала полосатая пижама.
– Поговорить.
– А до утра нельзя подождать?
– Нельзя.
Ответ, столь же краткий, сколь и отрицательный, пробудил любопытство адмирала. Глаза сфокусировались на лице Фалько, причем здоровый блестел одновременно и досадой, и тревогой. Жестом адмирал отослал Сентено. Потом снова воззрился на гостя – теперь уже задумчиво.
– Выпьешь чего-нибудь?
– Нет, спасибо.
Они прошли в гостиную. Там было темно. Адмирал задернул шторы и включил лампу.
– Садись.
– Я лучше постою.
Адмирал уселся в кресло-качалку и привел ее в движение. Покачавшись несколько секунд, остановился.
– Наверно, что-нибудь серьезное, если вламываешься ко мне среди ночи?
– Так и есть.
– Хорошо, если так.
Фалько взглянул на камин, где от догоревшего полена оставался лишь дымящийся пепел. Кота в комнате не было.
– Я имел беседу с полковником Керальтом. В баре «Гранд-отеля». Это он ко мне подошел.
Адмирал взглянул осуждающе:
– И ты ради этой новости вытащил меня из постели?
– Он все время улыбался, господин адмирал. Постоянно улыбался. Эта его гаденькая улыбочка не сходила у него с губ.
– И дальше что?
– У него – с губ. А у меня она из головы не выходит.
Адмирал взглянул так, словно не верил своим ушам. Потом досадливо засопел.
– Знаешь ли что… Иди-ка ты… спать! Или, не знаю, выпей рюмочку… Или бутылочку… Бабу найди.
– Видели бы вы его улыбку.
– Видел сто раз! У него есть власть, он это знает и этим упивается. Его отставили от операции в Аликанте, вот теперь он и отыгрывается. Это естественно. – Адмирал раздраженно вскинул руку, показывая на дверь в коридор: – А теперь проваливай.
Фалько не шевельнулся. Он стоял у камина в расстегнутом пальто, со шляпой в руках.
– Где они ее держат?
Адмирал вскинул на него глаза едва ли не с удивлением. На лице его гнев боролся с сомнением в том, что он не ослышался:
– Не все ли равно, где она сидит? Эта женщина не имеет к нам отношения.
– Скажите мне, где она.
– И не подумаю даже.
– Но вы знаете?
– Конечно, знаю. Знаю, да тебе не скажу.
Фалько постарался поймать взглядом здоровый глаз собеседника:
– Я никогда ни о чем вас не просил… Вот уже пять лет я выполняю ваши приказы и никогда ничего не…
– Да мне плевать сто раз, просишь ты или нет, – адмирал нетерпеливо сжал кулаки. – Я уже тебе сказал: Ева Ренхель числится за другим ведомством. Уймись ты, ради бога… Что ты тут бесишься из-за большевистской потаскухи? Из-за красной шпионки.
Фалько повернул и немного наклонил голову. Потом медленно обвел круговым взглядом гостиную, словно отыскивая в темных стенах новые доводы. И секунду спустя пожал плечами.
– Помните, когда вы меня завербовали?
– Помню, разумеется.
– Мы сидели в Констанце, в кафе… «Венус», кажется. Так?
– Ну, так… Дело было в июне тридцать первого.
– Верно. Сидели вдвоем у самого выхода, любовались природой. И вы мне сказали слова, которые я никогда не забуду. «Я служил монархии, я служил республике, я не знаю, кому еще придется служить. Эта работа была бы невыносима, не будь в ней правил – пусть извращенных. Это не общепринятые правила и не благородные правила, но они – наши. А первейшее из них – это вроде бы не соблюдать никаких правил…» Помните?
– Я и в других обстоятельствах так говорил…
– Другие меня не касаются. Это было сказано мне.
– Ну, допустим, помню, – лицо адмирала смягчилось. – К чему ты клонишь?
Фалько улыбнулся чуть заметно. Не без грусти.
– Знаете, почему я тогда согласился принять ваше предложение?
– Да нет…
– Вы произнесли ключевые слова – «вроде бы». Вроде бы для нас не существует никаких правил…
Последовало очень долгое и глухое молчание. Адмирал медленно раскачивался в кресле, вперив здоровый глаз в Фалько.
– Ну да, – произнес он наконец. – Живешь-живешь – и начинаешь писать со строчной буквы слова, которые раньше писал с заглавной: Честь, Родина, Знамя…
Улыбка Фалько стала благодарной.
– Именно так, господин адмирал. И тогда остается только одно – мнимое отсутствие правил. И это у таких людей, как мы с вами, тоже правило – и не хуже любого другого.
Адмирал перестал раскачиваться. Выражение его лица изменилось.
– Что ты намерен делать? – спросил он.
– Сорвать улыбочку с морды Лисардо Керальта.
Сказано было с внезапно прорвавшейся искренностью, и адмирал это заметил.
– Ты, я вижу, спятил, – ответил он. – И еще хочешь, чтобы я тебе помогал?
– Хочу, чтоб вы мне облегчили немного эту задачу. Только и всего. Вы ведь знаете – я никогда вас не впутаю в это дело.
– Это игра с огнем. «Огонь!» – скажут, когда тебя прислонят к стенке. А перед этим придется испытать кое-что похуже.
– Она не в тюрьме, а в каком-то особом заведении… Сам Керальт упомянул об этом… Где ее могут держать?
Адмирал поднялся так резко, что едва не опрокинул кресло-качалку. Сделал три шага к окну, словно собираясь отдернуть шторы, и остановился перед ними.
– Она – русская шпионка, чтоб тебя!..
– Она полтора раза спасла мне жизнь, вспомните.
– Прочь с глаз моих!
– Не уйду.
Адмирал по-прежнему стоял спиной к Фалько.
– Ты просто безответственный элемент! И впутаешь нас всех в беду.
– Нет, не всех. Только себя самого. А может быть, наоборот, сумею выпутаться.
– Ты, должно быть, возомнил себя очень крутым, а на деле ты просто идиот.
– Не исключено… Я уже сказал вам, что никогда ничего не просил. И был хорошим солдатом. А вот теперь прошу… прошу всего лишь назвать место. Адрес. Больше мне ничего не нужно.
Адмирал медленно повернулся. Сунул руки в карманы халата.
– Ее держат в доме, где Керальт устроил нечто вроде своей личной тюрьмы, – произнес он наконец. – Это маленький пансиончик на другом берегу реки, в Мадридском проезде. Километра два отсюда будет… Возле барака дорожных рабочих. Дом двухэтажный, белый. Называется «Вилла Тереза».
Фалько просиял. Как мальчуган, получивший хорошую отметку.
– Благодарю вас, господин адмирал!
– И что же ты намерен предпринять? Я ничем не могу тебе помочь… Ничем и никем. И не стану вмешиваться в это… В эту нелепую затею.
– Да я вас и не прошу вмешиваться. Назвали место – и довольно.
Адмирал взглянул на свою трубку, лежавшую на раскрытой книге под лампой, но закуривать не стал. Потом как-то беспомощно развел руками:
– У тебя есть только одно преимущество – здесь и сейчас все необыкновенно зыбко, смутно, непрочно. Чехарда… То военные, то фалангисты, то монархисты… Испания еще только образуется, формируется, понимаешь ли… А пока здесь царит настоящий хаос. Постепенно все придет в порядок, но пока еще много, так сказать, слепых, непросматриваемых зон. Или, если угодно, прорех.
– Именно о том и речь.
Адмирал подошел вплотную. Вытянул указательный палец и постучал им по груди Фалько. Три раза. Тук-тук-тук. Лицо его вновь посуровело. Он придвинулся еще ближе.
– Но помни – если ты в такой вот прорехе застрянешь, а тебя тем временем возьмут за одно место, я от всего отопрусь. Более того, – поспособствую твоему четвертованию.
Он ощерил клыки, из-за которых и получил свое прозвище. Глаза Фалько заискрились смехом.
– Разумеется.
– Мало того, – я это сделаю своими руками! Сам! Лично!
– И правильно, я считаю, поступите! Такое будет мое мнение.
– Да пошел ты в… со своим мнением.
И после этих слов недовольно закряхтел. Чересчур громко и выразительно, чтобы можно было поверить, будто он и впрямь недоволен. Скорее наоборот.
– А эта… женщина… она что, впрямь заслуживает, чтобы так…
Фалько с полнейшим чистосердечием мотнул головой:
– Не в ней дело. Даю вам честное слово. Дело в улыбке Лисардо Керальта.
Из дальнего конца коридора донеслась трель звонка. Адмирал удивился:
– Это еще кого черт принес?
По коридору простучали шаги Сентено. Слышно было, как открылась и вновь захлопнулась входная дверь. Вскоре на пороге гостиной выросла фигура мичмана – воплощенная почтительность. В руке он держал запечатанный конверт.
– Только что доставлен, господин адмирал. Из генштаба.
– Давай сюда.
Мичман протянул конверт:
– Разрешите идти?
– Ступай!
Сентено вышел. Адмирал метнул быстрый взгляд на Фалько и вскрыл конверт. А через мгновение предпринял следующие действия: провел пальцами по усам, покачал головой и сморщил лоб.
– О-о, черт…
– Скверные новости? – осведомился Фалько.
– Для кого как… Сегодня утром во дворе тюрьмы красные расстреляли Хосе Антонио.
