Глава 12
Новое оружие

Как я и рассчитывал, бюрократия проиграла в неравном бою коррупции. Нужно было всего лишь выяснить кто и как берёт взятки, и через день, мы, заплатив пусть и не малую сумму, но целиком скинули с себя заботы о заполнении формуляров, а также подачу их в канцелярию. Спокойный, уверенный в себе клерк заверил нас, что в сумму входит часть денег, которые он передаст своему коллеге из тайной канцелярии. Всё, что нам оставалось — это ждать.

— Господин капитан, — я с трудом привыкал к своей новой форме, а ещё более к тому, что девяносто процентов встреченных по пути к новому месту службы людей, называли меня только так.

— Да сержант, — дирижабль приземлился поздно ночью, так что я был словно слепой котёнок, пытаясь понять куда же мне теперь идти. Пилоты помогли мне спуститься по трапу на поле, а также вынесли мой не хитрый скарб. Хорошо, что вскоре рядом зажегся тусклый фонарь и перед глазами сначала появилась рука с тремя галочками на рукаве, которая его держала и только потом в зону света попало щетинистое и очень уставшее лицо.

— Простите за задержку сэр, едва добрались из-за респов, — хотя он извинялся, но тон его был абсолютно нейтральным, видимо он просто говорил положенное по уставу.

— Ничего, я только прилетел, — я наклонился за своими вещами, но вышедшие из тьмы солдаты, забрали оба моих саквояжа.

Я обернулся посмотреть на дирижабль, который кроме меня привёз на фронт ещё мешки с почтой и ещё какими-то вещами и теперь быстро разгружался. Как сказали мне пилоты, нередки были случаи нападений, даже в ночное время, так что они старались быстрее избавиться от своего груза и взмыть в небо, где пока было относительное спокойствие, битвы между дирижабля не происходили, всё что им угрожало — это огонь с земли и то, только если они снижались до высоты, откуда их могла достать мелкокалиберная артиллерия.

— Господин капитан? — сержант вопросительно посмотрел на меня, не понимая причину задержки.

Не говорить же ему, что я был напуган. Да, я так рвался на фронт, представляя его таким же, каким встретил несколько лет назад, не смотря на все предостережения и новости из газет. Мне почему-то казалось, что это всё далеко и меня не коснётся. Действительность оказалась суровее, прежде чем попасть на этот дирижабль, я проделал долгий путь на пароходе вниз по реке и ещё два дня ехал на повозке. Пять долгих дней без нормальной еды, возможности умыться и побриться. Моя первоначальная идея с попаданием на передовую уже не казалась мне хорошей мыслью, но назад этот «поезд» было не развернуть. Я так успел надоесть всем в столице, в ожидании всех подписей и согласований, по моему переводу, что имение вздохнуло спокойно, когда я одетый в новенькую, только вчера пошитую офицерскую форму, со своими вещами сел в парокар, который повёз меня к военному причалу.

После двух недель весьма бодрой переписки с сэром Артуром, который конечно же понял, как я смог так быстро всё оформить и получить визы всех армейских служб и его интендантов, но сделать ничего не смог, он сам предложил пойти по официальному пути, так что на руках у меня была кипа бумаг: начиная от военного билета, предписания явиться в третий полк Южного фронта, аттестата довольствия и удостоверения боевого ремесленника, заканчивая документами на организацию и содержание лаборатории с ежемесячной отчётностью в тайную полицию о проделанной работе. По этим документам выходило, что я был как-бы сам по себе, так как военные ремесленники номинально, но всё же подчинялись командиру полка, я же был просто временно прикомандированным с широкими полномочиями. Представляю какую головную боль я доставил своим появлением военным, которые наверно проклинали столичного выскочку, устроившему своим прибытием кучу головной боли — по одному из документов, охрана лаборатории обеспечивалась из резерва полка и составляла не менее двух рот.

— Пройдёмте сэр здесь по низине, по нам стреляли, когда мы шли сюда, — как сержант видел в кромешной тьме, когда лишь краешек луны виднелся на небе, я себе не представлял. Словно слепой кутёнок я постоянно тыкался и врезался в его спину, чувствуя себе очень неловко в эти моменты.

— Эм-м-м, я не понял, мы разве не вдали от фронта? — удивился я его словам, ведь меня категорически не хотели отпускать на саму передовую, а лишь в тыловые части обеспечения.

— Далеко конечно, — он понизил голос, — до линии соприкосновения не меньше мили.

По моей спине пробежал холодный пот.

— «Мили? И он говорит, что это далеко?».

Поскольку сопровождающий на мой следующий вопрос прижал палец к своим губам, показывая соблюдать тишину, то пришлось замолчать и следовать за ним, стараясь идти след в след, по узкой тропе, запорошенной снегом.

Я потерял представление о времени, сколько мы шли, но доверился сопровождающим, качающееся передо мной серое пятно спины сержанта, который уверенно вёл нас в темноте, лишь иногда замирало, вслушиваясь в тишину вокруг и затем снова начинало движение. Моей главной задачей стало не врезаться в него, во время таких остановок.

— Стой! — не громкий окрик спереди и звук трения по металлу.

— Вепрь идёт влево, — тихо сказал сержант и свернул с тропы почему-то вправо. Я лишь бросил взгляд в сторону, откуда нас окрикнули, но никого там не заметил.

Нас останавливали ещё трижды и каждый раз сержант говорил разные непонятные мне фразы, но часовые сразу же беспрепятственно пропускали нас дальше. Вскоре мы сошли с тропы и зашагали по дороге, которая вела к лесу. Чувствуя под ногами не рыхлый снег с замёрзшими валунами почвы, а утоптанный грунт, я вздохнул свободнее, не боясь завалиться в любой момент из-за того, что оступлюсь или подверну ногу.

Дымки, вьющиеся из утопленных в землю домов я заметил только тогда, когда мы прошли чуть глубже в лес.

— Пришли сэр, — сержант обернулся ко мне и быстро перекрестился, — милостью Господа, не попав в неприятности.

— Куда меня поселят? — поинтересовался я, оглядываясь по сторонам. Только внимательно присмотревшись, можно было увидеть в окнах землянок тусклый свет, а по количеству светящихся окон можно было сделать вывод, что таких домов тут очень много и все они объединены в определённый комплекс строений.

— Сначала вас хотел видеть командир, — он махнул рукой вперёд, — так что у меня приказ сначала доставить вас к нему.

— Хо-р-о-шо, тогда не будем заставлять его ждать, — в пусть редком, но лесе, было не так много пронизывающего все кости ветра, как на тропе, но всё равно не в моей одежде можно было долго стоять на улице. И так за время пути я продрог, поэтому и дрожал всем телом, зубы при этом выстукивали дробь, а всё что хотелось — это попасть в тепло.

В нужную землянку нас пустили сразу, едва двое часовых увидели сержанта, правда внутрь зашли только мы двое, оставив всех остальных перед дверью. Резкий контраст температур от попадания с холода в жарко натопленный дом заставил меня сначала вздрогнуть и покрыться липким потом, но почти сразу же всё тело блаженно расслабилось, поняв, что с холодом покончено.

— А-а-а, мистер Соржест, вернулись? Наш гость прибыл? — раздался голос внутри комнаты, когда сержант открыл дверь из прихожей и шагнул вперёд.

— Да сэр, в целости и сохранности.

— Хорошо, мы с ним тогда поговорим, а ты устрой его вещи и своих парней в третьем доме.

— Слушаюсь, — сержант вышел из комнаты и кивнув мне, вышел наружу, запустив внутрь холодный ветер.

Я неизвестно отчего взволновался и постаравшись взять себя в руки, прежде чем вошёл в комнату, почти моментально попал под перекрёстный «обстрел» двух пар глаз. Один из них с тремя золотистыми ромбами и короной на погонах явно был старший, второй в звании полковника отставил кружку на стол и покачал головой.

— Добрый вечер джентльмены, — поскольку пауза затянулось, а они не торопились представляться, я взял разговор в свои руки, — позвольте представиться сэр Рэджинальд ван Дир.

— Добрый вечер, — полковник показал рукой сначала на себя, затем на своего молчавшего компаньона, — сэр Роберт дер Гастус, сэр Антуан ван Дир.

— Ван Дир? — удивился я, присматриваясь к старшему по званию. Молчавший мужчина был худощав, можно даже сказать был высохшим как щепка, с огромными тёмными кругами под глазами и широкими бакенбардами, но взгляд его был острым и цепким.

— Этот выскочка Грюнальд ещё не лишился своего поста? — он впервые подал голос, который был ему под стать, такой же сухой и без эмоциональный, как и его внешний вид.

— Я же тебе рассказывал Антуан, — второй мужчина составлявший ему полную противоположность: был тучен, румянен, а голос его был мягок и тягуч, — две недели назад была почта, если бы что-то поменялось, мне бы обязательно об этом сообщили.

— Мы знакомы сэр? — я решил вклиниться в их разговор, так как его фамилия заинтересовала меня.

— Похоже, что такое субординация, тебя вообще не учили, да парень? — с насмешкой отметил человек в звании бригадира.

Я смутился, но быстро вспомнив, кем являюсь, поднял голову и дерзко посмотрел говорившему в глаза.

— Капитаном я стал всего две недели назад, сэр! — выделив интонацией последнее слово.

— Да уж, подкинул нам Генрих задачку, — поморщился полковник, — я читал его бумаги, но кроме как «неограниченные полномочия и всячески содействовать» так и не понял, зачем он к нам пожаловал.

— Генерал Генрих эр Горн? — осторожно уточнил я, поскольку знал только одного военного с таким именем.

— Он самый, лично знакомы? — заинтересованно спросил толстяк.

Я кивнул головой.

— Ладно, расспросы о твоей личности потом. Ответь лучше зачем тебя прислали, да ещё и с такими странными приказами? — бригадир кивнул головой на стол, где лежал пакет, который я отдал сержанту при встрече. Куча сургучных печатей и вензелей на нём поражали всяческое воображение.

— Я пообещал сэру Артуру увеличить сбор душ с вашего направления вдвое за месяц, — просто ответил я.

За столом раздался кашель и чай брызнул на стол — это полковник, вовремя моей фразы, решил запить булочку.

— Что-о-о??!! Правда?! — бригадир изумлённо посмотрел на меня, затем на своего кашляющего товарища, — всего час назад Роберт заверял меня, что даже на десять процентов поднять выход душ, просто невозможно. Кто же ты, если собрался тут устраивать революцию?

— Всё есть в бумагах, сэр, — поскольку я не знал, что им можно говорить, а что нет, то за лучшее решил ссылаться на приказы.

Бригадир скривился, словно съел лимон и открыл рот, видимо, чтобы меня осадить, но полковник его опередил.

— Антуан, пусть мальчик себя покажет, ведь у нас как раз завтра приказ на атаку, — он с непонятным мне прищуром, посмотрел на своего командира.

Тот удивлённо на него посмотрел, но увидев спокойный кивок, пожал плечами.

— Хорошо, по завтрашним результатам и оценим тебя, — он обратился уже ко мне, — пока ночуй вместе со своей охраной, завтра утром поедешь на передовую вместе с ротой сэра дер Гастуса.

— Слушаюсь сэр, — я понял, что разговор окончен, — я могу идти?

Он не соизволил ответить мне и лишь небрежно махнул рукой. Я едва смог сдержаться чтобы не нагрубить при этом и вышел из комнаты, чтобы не взбрыкнуть, совсем не так я себе представлял своё прибытие и то, как меня встретят.

«А этот его последний небрежный жест? — меня всего затрясло от ярости и я поспешил выйти на улицу».

Стоявший снаружи сержант, сразу отошел от часовых, с которыми видимо беседовал и вопросительно посмотрел на меня.

— Устраиваемся, отдыхаем, завтра выдвигаемся в атаку, — чтобы не выплеснуть свою ярость на не в чём не повинного солдата, я был краток и лаконичен.

Он удивлённо поднял брови, но промолчал и показал рукой, в какую сторону нам идти. К нужному дому мы пришли очень быстро, как я заметил ранее, комплекс строений располагался очень грамотно и несколькими кругами, так что всё было относительно близко.

В доме, куда мы вошли было не так тепло, как в предыдущем, но солдаты взвода успели затопить печку и сейчас грелись у неё всей толпой, весело о чём-то болтая. Правда наше прибытие заставило из тут же замолчать.

— Ваша комната сэр, справа, — сержант показал рукой куда идти, — туалет на улице, я вам его показывал, но лучше первое время берите кого-то из нас, чтобы не заблудиться. Ваши вещи мы поставили на кровать.

— Спасибо …, - тут я едва не покраснел, так как понял, что не знаю, как обратиться к человеку, который меня встретил и охранял всё это время, что было не очень вежливо с моей стороны.

— Дик Соржест, сэр, — он пожал протянутую ему руку.

— Спасибо Дик, — я удивился совпадению, что два человека, один из которых впервые встретил меня в столице, а второй здесь, на фронте — имели одинаковые имена. Возможно это что-то значило для моей судьбы?

Отдельная комната была единственной в этом доме, поскольку едва я зашёл к себе и закрыл дверь, как галдёж и разговоры в доме разгорелись с новой силой и не последнее место в них занимала моя личность. В комнате было холодно, так что пришлось приоткрыть дверь и разбирая вещи, слушать разговоры солдат, которые были в основном о своём не хитром быте: где достать лишнюю порцию еды, как не попасться на глаза офицерам, а также новость о том, как неизвестная мне Джейн дала капитану второй роты.

Больше не став прислушиваться, я как был в одежде и пальто, так и завалился на подобие кровати, состоявшей из поставленной на четыре деревянных чурбака рамы и постеленной на неё соломенным матрацем.

— «Даже не верится, что я здесь, — мысли, отогреваемые вместе с телом, стали быстрее возникать в голове, чем раньше, поскольку тепло от постепенно увеличивающей жар печи становилось всё сильнее и даже через слегка приоткрытую дверь входило в мою комнату, — по сравнению с прошлым местом на фронте, тут ад какой-то! Где красивые и тёплые бараки, которые я тогда видел, где крематорий для сжигания трупов? Где место под лабораторию в конце концов?».

Ответов на эти вопросы не было, как не было и понимания, что делать дальше. Начинать жаловаться и проситься назад в столицу? Бред, ведь я столько усилий приложил, чтобы попасть сюда. Продолжать жить в таких условиях я правда также не хотел, ведь где это видано, чтобы аристократов держали словно кротов в подземных домах, да к тому же вместе с простыми солдатами?

Я лежал и думал, но чем больше времени проходило, когда даже солдаты угомонились и стали укладываться спать, прямо на полу общей комнаты, тем яснее понимал, что скорее всего нынешнее начальство решило действительно устроить мне проверку. Не зря полковник так непонятно пучил глаза, делая знаки старшему по званию и тот принял его игру, пообещав разобраться со мной после завтрашних событий.

«Следовательно завтра, точнее уже сегодня, — поправил я сам себя, взглянув на свои часы, — мне нужно будем показать всю свою силу, на которую я способен, чтобы меня воспринимали в серьёз, а это значит, что хоть я и не планировал сразу светить своё умение по расширению ауры, но всё же придётся это сделать, чтобы произвести впечатление на руководство. Тем более, что мой быт и охрана, теперь полностью зависели от них».

Очень скоро мысли замедлились, дыхание стало спокойнее и я не заметил, как провалился в сон, без сновидений.

На лицо мне что-то упало и я машинально смахнул это с лица, тут же открыв глаза. Потолок над головой встряхивало, а постель ощутимо вздрагивала. Где-то вверху послышался слышался грохот, после чего земля ощутимо вздрогнула.

В дверь осторожно постучали.

— Да? — я оглядел себя и поморщился. Пальто, как и новенькая форма за ночь были сильно измяты. Хорошо, что у меня была запасная, купленная на всякий случай.

— Обед сэр, — в комнату сначала ворвались запахи, от которых у меня забурчал живот и обильно выделилась слюна, а лишь затем вошёл сержант с подносом в руках.

— Тут нет офицерских столовых? — удивился я, вспоминая прошлое своё жилище.

Он смутился лишь на миг.

— Конечно есть сэр, но поскольку вы проспали завтрак, я взял на себя ответственность, чтобы вы не остались и без обеда.

— Спасибо Дик, — я искренне поблагодарил его, поскольку вчера после всех этих полётов и волнений, совершено забыл о еде и только когда он внёс поднос с большим куском мяса, пшеничной кашей, хлебом на тарелке, небольшой баночкой джема и чайником с кружкой, я понял, насколько был голоден. Всё что он принёс, я смел буквально за несколько минут, облизав даже баночку с джемом, поскольку еды оказалось меньше и однообразное, чем к какой я привык.

Переодевшись в свежую одежду, я попросил принести мне воды и когда подогретый тазик с водой доставили, пришлось морщась от неудобного самообслуживания, бриться и умываться.

— Дик, кто может заняться моей одеждой? — поинтересовался я у него, когда чистый и вкусно пахнущий дорогим парфюмом, вышел из комнаты.

Сержант оглянулся на солдат, двое из которых замерли возле окна словно статуи и неохотно ответил.

— Солдат обстирывают сэр прачечные, но вам лучше туда ничего не сдавать, если не хотите недосчитаться серебряных пуговиц со своего кителя.

— Что же делают тогда офицеры?

— У каждого есть денщик, сэр, но им нужно платить, что опять же не каждому по карману, — было видно, что разговор ему был не очень приятен.

— А ты мне можешь найти такого расторопного? — я не очень понимал причин его такого отношения, но не самому же мне этим было заниматься, — я готов заплатить.

— Конечно, нет проблема, если есть наличные, — тут же оживился он.

— «Похоже он лукавит мне, — по его странному поведению догадался я, — видимо офицеры бесплатно заставляют сержантов и другой младший состав пахать на себя, вот он и приуныл, когда речь не шла о деньгах. Едва услышал про монеты, вон как оживился».

— Сколько обычная плата? — я решил убедиться в правоте своих предположений.

— Десять крон в неделю сэр, — он осторожно ответил, словно прощупывая мою реакцию на эту сумму, видя, что я обдумываю, тут же поправился, — но поскольку мы с вами вроде как знакомы, готов лично заниматься всеми обязанностями за восемь. Всё равно меня за вами закрепили.

Я достал из саквояжа кошелёк и вытянул монету, достоинством в десять гиней и протянул ему.

— Я планирую пока остаться тут на три месяца, этого будет достаточно Дик?

Его глаза расширились, но деньги он взял не спеша и даже чуть поклонился.

— Более чем сэр.

— Тогда вопрос решён. Нужно постирать всю мою вчерашнюю одежду, а также приготовить комплект на завтра. Бритвенные принадлежности помыть и почистить. Ещё я привык умываться трижды в день, так что горячая вода должна быть готова к этому времени.

Он быстро кивал головой, запоминая и посмотрел на меня.

— Что-то ещё капитан?

— Ну еду хотелось бы видеть более разнообразной, это можно здесь осуществить?

Он с сожалением посмотрел на монету в своих руках.

— Можно сэр, но это тоже за отдельную плату. Аристократы редко посещают столовую, обычно им готовят отдельные повара.

— Я тоже хочу, чтобы они мне готовили, — я снова обратился к кошельку, но теперь вытащил монету, до отказа полную душ, — сто гиней на сколько хватит?

У солдата от монеты, которую я ему протянул, едва не выпали глаза, похоже он никогда в жизни не видел денег такого достоинства, от волнения он слегка стал заикаться.

— О-чень надол-го сэр, этого д-даже будет много!

— Хочу, чтобы всё было только лучшего качества, — «скромно» заявил я и посмотрел ему в глаза, — Дик, у меня пока нет причин не доверять тебе, но всё же не стоит недооценивать меня и мой возраст.

Он не выдержал гляделки и опустил взгляд в пол, я не стал давить его своей аурой дальше и он быстро пришёл в себя, хотя было явно видно, что в моей комнате он не чувствовал больше себя свободно.

— Кстати, а что это? — я вернулся к делам менее насущным, — канонада?

— Да сэр, артиллеристы стараются дьявола в аду достать, — он кивнул в сторону, откуда слышался гул, — через час закончиться и наши пойдут в атаку, а потом будет и ваш черёд выйти на поле.

— Сбор душ? — догадался я, едва не сплюнув от злости на пол, когда он подтвердил, на какую работу меня подрядили.

— «Хорошего же тут обо мне мнения, ну ничего, я им покажу, кто есть кто».

Осознание того, что меня хотят использовать как обычного ремесленника сильно возмутило меня, так что пришлось успокоиться и снова напомнить себе, что они не знают, кого конкретно им прислали и относиться к этому в пониманием.

Хорошо, что я работал в полиции и знал, как выглядят мертвецы. Да что там, последнее время я так поднаторел в том, чтобы люди с моей помощью быстро отправлялись на небеса, что вид из окопа на месиво из людских тел, многие из которых были не просто убиты, а разорваны на части и сейчас этой мешаниной из кишок, экскрементов и крови была щедро удобрена мёрзла земля — открывался просто ужасающий. Я никогда не видел массовых побоищ, но то, что открылось перед моими глазами сейчас, было верхом цинизма и расточительства людского ресурса. Именно так, не людей с их желаниями, надеждами и мечтами, а именно ресурса, который просто закидывали в бой, словно бездушный скот.

Солдат с обоих сторон бросали в самоубийственные атаки на хорошо защищённые позиции неприятеля, проведя при этом часовую артподготовку. Когда я выглянул за краешек траншеи, которая была чуть ниже моего роста, то зрелище тысяч мёртвых тел всколыхнули мою, как я считал ранее, весьма чёрствую душу.

Меня привезли сюда на повозке отдельно от ремесленников, как сказал Дик, полковник дал мне время подготовиться и «прийти в себя» после увиденного здесь. Кстати оказалось, что сэр дер Гастус — глава роты ремесленников в данном полку и именно он руководит тут всеми, кто хоть чего-то стоит в ремесле. Как объяснил сержант, после атаки или обороны, вскоре на поле появляются ремесленники с обоих враждующих сторон и под охраной своих рот, начинают второй бой — сражение за души погибших. Тут правда обходилось без тяжёлой артиллерии, но бои шли при этом не менее кровопролитные, в них ни щадят никого: ни простых солдат, ни самих ремесленников, если увидят их офицерскую форму. Так что мне следовало так сильно не высовываться из траншеи, как это делал я, а лучше подготовиться к тому, что вскоре я вместе с другими ремесленниками и их охраной, пойду в свою, не менее важную для империи, атаку.

— То есть, мне можно приступать к сбору душ? — поинтересовался я у него, когда на поле с другого края показались малочисленные отряды неприятеля.

— Конечно, но только мы взводом вам не сильно в этом поможем, с обоих сторон по нескольку рот обычно участвуют в защите своих ремесленников, — он удивлённо на меня посмотрел, словно я сказал очевидную глупость.

— Я не собираюсь туда идти, — я забрал у одного из солдат рюкзак и удобно уселся на него, закрыв глаза, — выставь подальше от меня охрану и никого не подпускай, даже офицеров. Если что, скажешь, что это мой прямой приказ, ну и самое главное, не подходите ко мне спереди и с боков.

— А как же другие ремесленники? — он непонимающе на меня посмотрел, глядя на мои приготовления внутри окопа.

— Пока я не открою глаза, лучше никому не быть на поле, — я посмотрел на него внимательно и тут он впервые за время нашего знакомства вздрогнул и невидяще на меня посмотрел.

— Сэр?!

— Выполняйте сержант!

Пока мои коллеги по цеху не подоспели на поле боя, я собирался показать все свои способности, так что устроился удобнее, чтобы тело не затекло от долгой неподвижности и закрыл глаза, обратившись к своей душе. Та привычно откликнулась на мои манипуляции и я настроившись, открыл глаза и достал из кармана камень. Смотреть на души можно было и снизу окопа, поскольку мерцание ближайших душ было заметно и через землю, так что я быстро потянулся к ним расширяя свою ауру, а затем, когда она расширилась на несколько десятков ярдов, я убрал камень и снова закрыл глаза. Полученного количества было достаточно для дальнейшей работы «вслепую», расширяя ауру всё сильнее, я наталкивался на резонансы чужих душ, поглощая их, расширяя таким образом территорию охвата своей способности ещё больше. Часто мне встречались сильные резонансы, которые сопротивлялись мне, но это лишь добавляло мне злости и я напрягаясь, сметал всё сопротивление со своего пути.

— Сержант, что происходит?! — взбешённый второй лейтенант, которому не посчастливилось сегодня попасться на глаза майору, и попасть в боевое дежурство, ведя всю роту безвольных и слабо подчиняющихся приказам ремесленников, лишь недавно выпустивших из школы, по узкой траншее. Мало того, что они опоздали на поле боя, из-за того, что какой-то неизвестный капитан забрал их повозку, и им пришлось добираться сюда вдвое дольше обычного, так ещё и теперь взвод солдат не пускал их в траншеи, о чём-то крича и дико вращая глазами.

— Господин второй лейтенант, — незнакомый ему сержант выглядел так, словно побывал в жутком бою, хотя на мундире не было ни пятнышка, — тут такое творится!

— Прекрати причитать и говори яснее! — Штееру никогда не нравилось, что здоровые мужики истерят как бабы, а именно это сейчас происходило, судя по трясущемуся от страха солдату.

— Я не знаю, что происходит, но он что-то делает и все вокруг умирают, — сержант показал рукой в сторону, где в ярдах ста дальше по траншее, в одиночестве, сидела фигура молодого парня с капитанскими нашивками на рукаве мундира, — он сидит тут около получаса, и за это время со стороны респов пытались выдвинуться на поле боя две роты прикрытия с ремесленниками, но все попадали, едва подошли к мертвецам. Наши трофейщики тоже попытались сунуться, но… посмотрите сами.

Сержант подошёл ближе к краю траншеи и показал на пятерых солдат, которые лежали одной кучкой, едва умерли, едва шагнув за какую-то невидимую черту.

— Идиот! Приведите его в себя! — от осознания того, что что-то пошло не так, и в этом виноват неизвестный, лейтенанта охватила дрожь.

— Я послал солдата, — сержант показал на тело, которое неподвижно лежало рядом с сидящим на дне окопа капитаном, тело которого словно мерцало в зеленоватой дымке. Так иногда бывает, когда раскалённое солнце летом нагревало воздух, так что по нему шла рябь, вот только сейчас была зима и солнца давно никто не видел за тёмными свинцовыми тучами, которые месяц как висели на небе, — теперь никто не хочет туда идти!

— Нужно пристрелить его! — внезапно закричал один из ремесленников, который стоял сразу за лейтенантом и слышал весь разговор, — я его знаю! Его увела тайная полиция со школы при мне! Наверняка он предатель!

Услышав такие слова, Штеер без раздумий рванул из кобуры пистолет и направил его в сторону сидевшего. Только рука его сразу дрогнула, как отступили назад все остальные, кто только что кричал. Все ощутили такое давление на свои души, что просто безумием было сейчас дёргаться. Это было как морская волна, которая ровным бегом сметает всё на своём пути, стоит только не покориться и не отдаться в её волю.

— Матерь Божья, — рядом ойкнули и лейтенант покрылся потом. Сидевший невдалеке человек стал всё ярче светиться зелёным светом, причём это свечение с каждой секундой становилось всё сильнее и сильнее, фактически пряча человека в нём.

— Господи спаси и сохрани, — ближайшие солдаты бросились наутёк, следом за ними дрогнули и ремесленники, которые совершенно не собирались умирать, а в угрозу исходящую от человека, который сиял ярче солнца странным и неестественным зелёным светом, поверили все тут же до единого.

Глаза человека дрогнули и он сначала непонимающе посмотрел вокруг, а потом заметил стоявшего неподалёку офицера с сержантом.

— Лейтенант, мне нужен аниматрон, — капитан встал со дна окопа и подняв руку, удивлённо посмотрел сначала на неё, а затем и всё остальное своё тело. — Срочно!

На сердце у Штеера что-то дрогнуло и он сглотнув полный рот слюны, тыкнул револьвером себе за спину.

— Он в доме, там, в лесу.

— Проводите меня, — поскольку вокруг них практически никого не осталось, парень обратился к нему, хотя ни его лица, ни его самого больше не было видно из-за света, которым он был окружён.

— Да-да, — едва переставляя ноги, Штеер дошел с капитаном до повозки и сев вместо извозчика, хлестанул лошадей, поворачивая их к расположению штаба полка.

Практически сразу за их обиженным ржанием, со стороны республиканцев раздались громкие тяжёлые раскаты, от которых вскоре с этой стороны поля вздыбилась земля. Вот только умирать тут было не кому, как в прочем и защищать этот участок фронта тоже — окопы были полностью пусты. Солдаты с полными ужасами глазами бежали назад, на бегу рассказывая своим товарищам как столкнулись с дьяволом во плоти, который умерщвлял все вокруг, убивая всех странным зелёным светом, который от него исходил. Пытавшиеся остановить беглецов офицеры, стреляли в спины дезертиров, но остановить дикий вал испуганной людской массы, когда слухи моментально обрастали всё большими ужасными подробностями, они не могли. Всё что им оставалось, последовать за подчинёнными — матерясь и изредка стрелять в тех, кто больше всех вносил паники.

— Роберт, будь проклят день, когда я послушал тебя и решил проверить человека, в деле которого стоит печать, что он находится на личном контроле тайной полиции, — взбешённый бригадир полка не сдерживался и крыл матом своего подчинённого. Кто знал, что попытка проверки молодого и ничем не примечательного парня, пусть и с таким странным личным делом, обернётся не только ужасающими потерями среди полка, но и насмерть перепуганными солдатами, которые ещё день отказывались возвращаться в свои окопы, даже когда их убедили, что там больше нет никого. Ни дьявола, ни Бога.

Полковник сидел и покачивался из стороны в сторону, ругательства старшего по званию просто не доходили до его разума, сейчас в нём замерла только одна цифра — трёхмесячная норма! Три месяца работы полной его роты! Столько выдал капитан после того, как прибыл на повозке в лагерь и добрался до аниматрона, пугая по пути всех своим видом и вызывая новую волну паники, но только среди тех, кто окопную войну видел издалека.

— Роберт! Ты вообще слышишь?! Что я тебе говорю! — голос бригадира прорвался через завесу собственных мыслей и полковник посмотрел на старшего по званию приятеля.

— Он перебил всех ремесленников врага Антуан, всю их защиту, лишил душ всех убитых и раненных на этом поле и всё это — за полчаса, просто сидя на одном месте! Такого просто не может быть!

— Очнись Роберт! Это всё произошло на самом деле и мы с тобой к этому причастны! У нас теперь не полк, а кучка деморализованных и трясущихся от страха дезертиров, которые накладывают в штаны всякий раз, когда видят его, выходящего из дома!

— Антуан, этого просто не может быть! — словно молитву твердил полковник, — я никогда не видел ничего подобного, кто он такой чёрт его задери! Кого нам прислали эти идиоты?!

Бригадир, видя, что его не слушают, взял себя в руки и сел за стол, где словно болванчик сидел и качался из стороны в сторону полковник, повторяя одни и те же слова.

— Всё, хватит причитать, — он плеснул стакан с водой в лицо младшего по званию и это подействовало. Тот моментально дёрнулся и посмотрел прояснившимся взглядом на своего командира.

— Да, прости Антуан, — полковник опустил голову, но собственные мысли остановить было сложно, они словно безумные метались в поиске ответов, которых не было.

— Давай отложим пока разговор с моим «родственничком» на лучшее время, сейчас нам нужно сосредоточиться на том, чтобы солдат и ремесленников привести в чувство!

— Это будет сложно, — признался полковник, — из всей его охраны с ним остался всего один сержант, остальные давно попросили перевести их в другие подразделения. Даже расстреливать пока бессмысленно, люди напуганы увиденным.

За столом воцарилось молчание.

— Слушай, ремесленник у нас ты и не из последних, как вообще такое возможно? Ты слышал о людях своего цеха с такими способностями? — бригадир задумчиво посмотрел на полковника, который также был погружен в свои мысли.

— Я слышал о нём самом: самый молодой подмастерье за последние двадцать лет, поймал и убил Кукольника, по крайней мере так писали газеты.

— Так это он? Что ты раньше об этом мне не сказал?!

— С учётом того, кто его отец, я думал его просто тащат вверх, — поморщился полковник от в принципе справедливого замечания, — да любой бы так подумал!

— Любой, кроме меня, — отрезал бригадир, — его отец, мой дальний родственник и ничего хорошего я о нём среди родни не слышал, так что уверен — парень пробивался в профессии сам. Чёрт, даже спросить о нём не у кого!!!

— Ну вообще-то можно у Лютоглаза запросить информацию, — ремесленник припомнил, что одно время в цеху обсуждали странный поступок ещё более странного ремесленника, с вручением школьнику синих перчаток действующего антианиманта, хотя мальчишка пробыл на фронте всего пару месяцев. Ещё один тревожный звоночек, к которому нужно было вовремя прислушаться!!

— Я вспомнил, что он был у него на практике однажды.

— Роберт! — бригадир от злости стукнул кулаком по столу, кружки и чашки подпрыгнули, жалобно звякнув при этом, — давай, ты следующий раз будешь вспоминать такие вещи до того, как посоветуешь проверять кого-либо! Если ты сказал обо всём этом раньше, я бы трижды поостерегся давать неосторожные задания.

— Прости, это действительно моя вина, — полковник опустил голову, — его статус, должность, звание — всё это заставили меня думать о протеже своего отца. Хотелось макнуть его в жизнь на фронте, чтобы понял, что тут не сахар.

— Ладно, сделаем выводы на будущее, — командир полка смягчил тон, — что делать будем с ним дальше? После того, конечно как успокоим людей.

— Думаю самый оптимальный вариант, дать ему делать то, зачем он сюда прибыл, — ремесленник поднял взор на приятеля, — я его не возьму под своё командование. Он уедет через пару месяцев, а что мне делать с теми, кто обязан отслужить тут по пять-семь лет?

— Согласен, тогда нужно найти ему охрану, чтобы он не шлялся тут один и не смущал людей. Попрошу Дика Соржеста заняться этим, он ведь единственный кто остался тогда со Штеером?

— Да, второй лейтенант рассказал мне, что ощутил, когда направил на ван Дира револьвер. По его словам, такое давление он испытал впервые в жизни. Чёрт! Если этот парень умеет манипулировать собственной аурой на таком уровне, я даже не знаю, зачем его послали на фронт. Его должны были запереть в какой-нибудь секретной лаборатории и никуда не пускать оттуда с таким-то уровнем ремесла!

— Ну по секрету если, — бригадир понизил голос до шёпота, — Генрих мне намекнул, что парень причастен к проекту Аргус, слышал о таком?

Полковник с изумлением посмотрел на своего командира. Разрозненные сведения о новом их сослуживце сами по себе выглядели просто нелепыми слухами, но если собрать их все вместе и подумать, то их было слишком много одного единственного человека. К сожалению было совершенно непонятно, что их них правда, а что преувеличение, вот только одно было ясно, он опытный фронтовик слишком поторопился записать все услышанные достижения парня, к протекционизму его отца.

— Завтра нужно позвать его снова и осторожно по расспрашивать о его планах, — ремесленник внимательно посмотрел на приятеля, — пусть наше знакомство с начала не задалось, но можно будет попробовать и второй раз. Письмо же, я почтой сегодня отправлю на Восточный фронт.

— Очень дельная мысль, — бригадир сел наконец за стол и протянул руку к непочатой бутылке вина, — думаю за это стоит выпить.

— Полностью поддерживаю, — согласился подчинённый, — лично мне — это просто необходимо.

Я лежал на топчане и едва мог пошевелиться, прошло три дня с того злополучного происшествия, а я до сих пор мог лишь вставать в туалет, да с трудом передвигаться. В том бою я получил кроме гигантского опыта в расширении и поглощении аур ещё и пару уроков, которые нигде бы не смог получить ранее. Масштабы не позволяли узнать о том, что бесконечное расширение ауры очень опасно в первую очередь для меня самого и окружающих меня людей. Я так увлёкся захватом чужих душ, что совершенно потерял ощущение времени и пространства. Беднягу солдата, которого я убил, в пяти футах от себя, я не ощущал, как близкого человека, мне тогда казалось, что все кто не позади меня — враги, так что я захватывал всё, что было в других направлениях. Повезло ещё, что я стал приходить в себя и не убил своих же коллег, которые прибыли на поле боя. К своему стыду я также вообще сейчас не помнил, как же я тогда смог остановиться и не расширять ауру дальше. Этот момент совершенно вылетел из памяти за событиями, которые за этим последовали: массовое дезертирство солдат и ремесленников, испуганные глаза сержанта и остолбенение офицера, который довёз меня до аниматрона их роты, да и моё собственное изумление в первые секунды после того, как я пришёл в себя, что я снова свечусь. Правда, если от души Кукольника свечение было тусклым и словно фосфоресцирующим, то тут мои конечности сияли очень ярко от насыщенности и концентрации душ в моей ауре. Огромное количество РС-100, которые наполнял военный аниматрон, автоматически меняя на пустые накопители, тоже потрясло меня. Качество одиночных душ, которые мы получали, когда я был тогда на фронте у майора Немальда просто тонуло под тем количеством, которое я собрал со всего поля всего за один бой.

Вчерашний разговор с моим руководством полка, которое надо сказать было намного спокойнее и вежливее, чем в день моего прибытия, позволил мне узнать и другие тонкости работы местных ремесленников, а также то, что я не только поспешил почистить поле от душ, поскольку на нём ещё оставались и наши раненные, которых санитары просто не успели вынести с поля, но и о своих успехах в опустошении рядов ремесленников респов. По подтверждённой информации, я лично уничтожил двадцать ремесленников и пятьдесят человек их охраны. Если честно я слабо помнил себя в том состоянии, когда чувство всемогущества захватило меня и я не смотря на и на что, расширял свою ауру и захватывал без перерыва все души подряд.

Зато после того, когда я слил все души, то получил такой откат, что почувствовал себя словно голым, посреди центра города в самый час пик. Собственная душа казалась чем то мелким и несущественным по сравнению с тем, что я испытал ранее. Хотелось всё вернуть себе назад и снова ощутить себя всемогущим.

Эту слабость я преодолел с трудом, полностью осознавая, что подобное преступление мне никто не спустит с рук, слова сэра Немальда были слишком свежи в памяти о том, что можно и чего нельзя делать на фронте и сокрытие душ точно не входило в список разрешённых деяний. Да, я мог спрятать от всех хотя бы часть от собранного, но не позволил этого сделать сам себе. Если честно, это произошло не из-за боязни, что меня поймают, ведь учитель рассказывал, что подобной техникой владеют даже не все исповедники, не говоря про простых ремесленников, которые не подозревают о её существовании. Нет, я полностью слил все души только по причине того, что испугался себя, а точнее своих мыслей, оставить всё себе и поглощать больше и больше. Никогда не подозревал, что поглощение огромного количества душ будет сродни секса или наркотикам, я слишком хорошо помнил, как хотел дозу морфия и испугался, что с чужими душами может выйти также и я не смогу остановиться.

Как бы там ни было, но на утро мне стало ещё хуже. Тело ломило непонятно от чего, все суставы выкручивало и хотелось просто лежать и ничего не делать. Даже походы в туалет и поднятие ложки с едой сопровождались нытьём в суставах и болями во всём теле, при этом общее состояние организма было такое, словно я заболел простудой и тело от высокой температуры просто прекратило меня слушаться. Вот только ни воспаления, ни температуры у меня не было — это сразу сказал полковой врач, он обследовал меня и развёл руками, посоветовав больше отдыхать или обратиться к более опытным ремесленникам с диагностикой симптомов. К сожалению, единственным таким тут был я, а что со мной происходит я не знал. Связь с внешним миром была только с помощью писем, доставляемых дирижаблем раз в одну-две недели, так что пришлось последовать первому совету доктора и просто отдыхать.

Моё отсутствие пошло на пользу не только мне, но и всем, кто видел меня светящегося, каждый поход в туалет оборачивался встречами с перепуганными людьми, а также теми, кто специально приходил посмотреть на меня, не веря в рассказы очевидцев. Не знаю, что они хотели увидеть, но я их видимо разочаровывал, выглядя как обычный молодой офицер, так при следующих прогулках я встречал лишь незнакомые лица.

— Мистер Сорес, — командующий полком стоял спиной к членам спец отряда. За последний месяц его участок фронта перестал двигаться вперед, не смотря на поддержку артиллерии и авиации. После многочисленных бомбовых ударов, когда казалось защищать окопы со стороны имперцев было некому и атака его солдат не встречала ни единого выстрела, но стоило им пересечь невидимую черту, как все умирали. Просто, без видимых причин, падали и умирали. Причём не важно кто это был, простой солдат или опытный ремесленник, судьба была у всех одна. И хотя почти сразу выяснили причину смерти — полное опустошение души — ясности в происходящее это не прибавило.

Ситуация настолько вышла из под контроля, что дело пошло дальше командующего фронта, который потребовал немедленного разбирательства, поскольку имперцы явно испытывали на их участке фронта новое оружие, иначе о подобном давно стало бы известно в других местах. Как например появление огромного корабля, который сбивал их дирижабли, бомбил позиции, а сам выдерживал попадания снарядов и пуль. Теперь ещё и непонятные массовые смерти — всё ушло на рассмотрение сената и была выделена специальная группа, которая состояла из опытных диверсантов и ремесленников, с целью понять, как именно умирают солдаты.

И вот спустя месяц кропотливой работы, когда захватывались пленные различных званий, а также даже один из ремесленников врага, командир группы явился с докладом, в который никто не мог поверить. Всё оказалось настолько просто, что в голову закрадывались вполне обоснованные сомнения, правда ли это? Или может быть все пленные были специально подготовлены или даже дезинформированы? Да и как можно было поверить, что за десятками тысяч смертей, стоит всего лишь один человек!! Капитан Рэджинальд ван Дир, сын главы цеха Ремесленников, которого специально прислала на этот участок фронта тайная полиция. Цели его пребывания никто не из опрошенных не знал, как и то, как же он делал так, что люди кругом умирали от потери души. Ни один из ремесленников ни республиканцев, ни имперцев не был на такое способен.

— Как такое возможно? — он обратился снова к главе отряда, который стоял со своим заместителем и спокойно смотрел на полковника.

— Не могу знать мистер Готфринг, — среднего роста, обычной комплекции и с абсолютно не выразительным лицом, он легко мог «раствориться» даже среди десяти человек, — я оперирую фактами, а они именно таковы, что за всем стоит этот самый ван Дир.

— Жнец, — тихо сказал его помощник, но расслышали все, — так его сначала начали называть у вас в полку, а вскоре это прозвище облетело весь фронт и попало в сенат. От нас требуют устранить его, вот только как этот сделать, никто не знает. Да и мы не представляем, как можно подойти к человеку, который чувствует чужие души? Вы знаете, что из опрошенных нами пленных, его лично видел только ремесленник, остальные слышали только суеверные слухи от своих же. Якобы он просто садиться рядом с передовой и всё, а потом, когда убьёт всех нападающих, начинает ярко светиться и уходит к себе.

— А что говорят ваши ремесленники? — полковник даже поморщился от услышанного прозвища, именно из-за этого желающих идти в атаку, как в прочем и служить в его полку с каждым днём становилось всё меньше. По случаям дезертирства он и так стал лидером среди остальных командиров. Его не сняли до сих пор с поста только потому, что сенат и штаб командующего фронта сами не знали, что можно сделать в такой ситуации, когда всего лишь один человек сдерживает целое направление, да ещё и неизвестными никому методами, которые вызывают тревогу у самых известных учёных Республики. Считалось не научной ересью, то что можно забирать души людей, не прикасаясь к ним. Приводились целые трактаты доказательств, почему такое в принципе не возможно. Но вот уже как второй месяц все эти бумагомаратели молчали и ни капли не помогали в разгадке проблемы, которая с каждым днём становилась всё серьёзнее.

— Они чувствуют начала давление на душу, а когда начинают подходить ближе к области, за которой начинают умирать солдаты, погибают сами, что это за воздействие и как ему противостоять, не знает никто. Самых смелых, из тех кто попытался противиться этому натиску, мы похоронили, больше желающих попробовать шагнуть на поле, когда там находиться Жнец, у нас не было.

— Хватит произносить это прозвище! — взбесился командир полка, которому каждое такое упоминание было словно пулей в сердце, — он простой человек! Хватит уже приписывать ему потусторонние свойства и качества! Он обычный человек, которые овладел не известной нам технологией и точка!

— Мистер Готфринг, — глава особого отряда был спокоен, — вы можете не позволить нам так говорить, но что делать с солдатами и ремесленниками? Если вы выйдите из своего дома и пройдетесь ближе к передовой, то не увидите там солдат республики. Перед вами будут обречённые, с потухшими глазами и приготовившиеся к смерти люди, которых пулями заставляют идти в атаку. Мой доклад полностью отражает плачевную ситуацию на этом участке фронта и категоричное мнение, не усиливать это направление, пока этот человек остаётся здесь, либо мы не найдём, что ему противопоставить.

Полковник поморщился, но не стал возражать, поскольку формально эти люди ему не подчинялись, их прислала комиссия сената по вооружению и технологиям и только она могла им приказывать.

— Может вам стоит попробовать ещё одну вылазку им в тыл? А мы усилим давление с другой стороны? Не может же он одновременно быть в нескольких местах? — сделал он последнюю попытку договориться.

— Я потерял половину отряда, мистер Готфринг, — заметил майор спецподразделения, — и это самые крупные потери за всю эту войну. Пока мы не узнаем методов его работы, я не готов положить здесь остальных высококлассных специалистов.

— Толку от ваших специалистов, если не могут сказать, что нам с ним делать!

Накаляющийся разговор был прерван хлопнувшей дверью и одним из солдат спец отряда, которые отличались странной формой разных цветов, поверх которой они носили белые комбинезоны, скрывающие их при передвижении по снегу.

Поприветствовав старшего по званию, он обратился к своему командиру.

— Шеф вы сами просили все новости по Жнецу передавать вам в любое время.

Все в помещении переглянулись, а у майора тревожно забилось сердце.

— Да Дэвид?

— Вернулись ребята с рейда, смогли перехватить почтальона, который вёз почту от прибывшего дирижабля. Есть важная информацию от командования имперцев, но больше всего нас заинтересовало письмо от майора Вильгельма Немальда, адресованное командиру третьего полка Южного фронта.

Майор впервые за весь разговор выдал своё волнение, резко протянув руку по направлению к своему подчинённому. Тот сразу передал ему открытое письмо, которое достал из планшета.

— Майор, читайте вслух! — приказал командир полка, также крайне заинтересованный новостью.

— «Уважаемый сэр, если вам посчастливилось принять под своё командование одного из лучших молодых ремесленников из тех что мне знакомы, а также льщу себя мыслью, что и моего воспитанника, то лучше предоставьте ему свободу действий и результат не заставит себя ждать».

— Подписано действительно Лютоглазом, — командир спецотряда был ошарашен таким совпадением, ведь его следующей целью был именно этот человек. Его боссы потребовали разобраться с майором Немальдом и его ассистенткой, которые вносили не меньший хаос на своём направлении фронта, после Жнеца. Когда стало очевидно, что со своей первой целью пока не понятно, что делать, поскольку добраться до него нельзя было, если только не стягивать сюда подкрепление в надежде, что ремесленник не сможет убить такое огромное количество народу сразу. Но вот одна лишь мысль о том, что если он сможет, заставляла всех нервно вздрагивать и откладывать решение до тех пор, пока учёные не смогут найти способа противостоять захвату душ на расстоянии. Он знал, что такое направление выделили и спонсировали им работы, требуя, как можно более быстрых результатов.

— Они знакомы? — удивился его заместитель, тоже прочитав письмо, передав его дальше полковнику.

— Это не всё командир, — сержант достал пакет, который также был вскрыт, — здесь приказ о переводе капитана Рэджинальда ван Дира в десятый полк Южного фронта.

— А где он дислоцируется? — поморщил лоб полковник, вспоминая место расположение вражеских войск.

— Под Кантелу, — майор помнил наизусть ситуацию на Южном фронте, где какие войска противостояли друг другу, а также имена, фамилии командиров, а также других значимых людей из их штабов.

Он тут же встретился со взглядом с командиром полка, который был одновременно удивлённый, встревоженный и обрадованный.

— Это направление нашего главного удара на этом фронте! Имперцы оценили его оружие и решили закрыть им самое опасное направление! — озвучил вслух полковник общие мысли.

— Простите мистер Готфринг, но информация через чур важная, чтобы передавать её обычными средствами, — майор был встревожен, если Жнец появится в месте, где у Республики сосредоточены большие силы, в том числе и людские, его способности могут в корне изменить там ситуацию! Нужно было срочно передать перехваченные документы командованию фронта, к тому же всё равно его дела здесь были закончены, — вынужден поблагодарить вас за гостеприимство и отклонятся.

— Да я понимаю, — полковник протянул руку, которую майор пожал, — я понимаю, что нельзя так говорить, но как же я рад, что этот камень убрали с моей шеи!

— Я вас понимаю, — майор кивнул, — только боюсь полковнику Мальфреду ничуть от этого не будет проще.

— Хорошо, вам нужна помощь от меня? Оружие, провизия, транспорт? — командующий полка за такие хорошие новости готов был расщедриться для чужого подразделения.

— За транспорт и провизию будем очень благодарны, — не стали отказываться представители отряда сенатской комиссии.

— Тогда я отдам приказы, чтобы вам помогли, а также обрадую своих офицеров, — полковник, хоть и старался делать вид, что переживает за дела на фронте, но майор его действительно прекрасно понимал, когда второй месяц над головой весит меч, готовый в любую секунду отрубить тебе голову, то новость о том, что это оружие переместится к кому-то другому, даже путь твоему знакомому, не может не радовать. Винить его в этом мог только тот, кто не прожил на этом участке достаточно долго и не смотрел в глаза солдатам, которые поднимались в атаки на позиции имперцев, твёрдо зная, что умрут через пару пройденных сотен ярдов.

— Благодарю вас, — майор поблагодарил кивком головы командира полка и заторопился, у него самого теперь было дел невпроворот. Нужно было не только доставить столь важные новости в штаб командования фронта, но и добрать в отряд новичков, чтобы начать их обучение перед новым делом. Всё-таки не смотря ни на какие потери отряда, следующую задачу по поимке или устранению Лютоглаза с него никто не снимал. Если тут ему сошло с рук не выполнение приказа, только потому что все ученые Республики были озадачены возможностями неизвестного им ранее ремесленника, то уж с теми, кто просто эффективно выполнял свою работу, он разобраться вполне мог и тут никакие оправдания его не спасут.

— «Как же мне всё это надоело», — я лежал на удобной кровати корабля, который ради меня сделал крюк и теперь как величайшую драгоценность, доставлял на следующий участок фронта, где респы усиливали свои позиции. Кто бы мог ещё три месяца назад сказать о том, что меня не только не отзовут в столицу по истечении срока службы и начала закладки нового корабля, но и выделяют для моего безопасного передвижения, целый Аргус. Конечно он не только ради меня курсировал вдоль побережья, корабль выполнял и свои задачи по очистке воздушного пространства фронтов от дирижаблей противника, бомбежке важных опорных пунктов, к которым не могли подобраться его более мягкотелые собраться, а также другой важной работе, для которой был создан и с которой очень успешно справлялся. Просто его маршрут всегда совпадал с наиболее активными действиями республиканцев на фронте, а там, где были у империи серьёзные проблемы и не хотелось тратить на это больших ресурсов, теперь отправляли меня. Причём стоило только мне оказаться на новом участке, как новость облетала не только наши, но и вражеские позиции, что тут же приводило к тому, что солдаты противника просто отказывались идти в атаку. За последний месяц, я вообще ни разу не останавливал атаки, достаточно было самого факта моего появления, чтобы противник останавливал наступление. Именно из-за этого моя жизнь превратилась в череду постоянных смен мест проживания, что меня конкретно выводило из себя. В прах пошли не только мои планы по обустройству собственной лаборатории, но и вообще какому-бы то ни было планированию собственного распорядка и жизни. Противиться приказам я также не мог, поскольку тайная полиция прекрасно отдавая себе отчёт, как я бешусь от всего этого, подписывала все нынешние приказы в канцелярии у императора, ничего сделать против гербовой бумаги с малой имперской печатью, которая приказывала мне снова выдвигаться в путь, я не мог, приходилось скрипев зубами, подчиняться.

Единственной пользой моих последних перемещений и отсутствием необходимости что-либо делать на новом месте стало то, что я наконец закончил свой труд по объединению трудов ремесленников из библиотеки учителя и написал книгу-учебник, для ремесленников со своими комментариям. Всё то, что я успел проверить и попробовать, было отнесено к практической части наверно больше учебника, а не просто книги, а всё остальное я отнёс к теории. Даже успел в перерывах между службой отправить огромный рукописный труд учителю, с просьбой ознакомиться с ним, и если нужно подкорректировать, а затем попробовать издать под нашим совместным авторством. Почему я не хотел выпустить её только под своей фамилией? Я решил, что лучше будет поставить своё имя рядом с более узнаваемой и известной в кругах ремесленников фамилией, так как не льстил себе и осознавал, что каким бы хорошим трудом моя работа не была, читать и покупать её будут, только если она подписана именем известного человека. Учителю же резон возиться с моей книгой тоже был, он человек любящий признание, так что такой вклад в науку ему явно польстит, не говоря уже о чисто финансовом вопросе. В общем по возращению домой, я хотел видеть отпечатанный труд, чтобы похвастаться родным, что я могу не только хорошо убивать.

Мои мысли с радужных мечтаний свернули в текущую струю нынешних забот и проблем. Я сразу нахмурился, воспоминания не были из приятных. Если первые месяцы моё чувство собственной важности и значимости перед короной раздулось до величины небольшого города — шутка ли, осознание того, что республиканцы дали мне собственное прозвище, такое же как было и у майора Немальда — чрезвычайно его подстёгивало, не говоря о том, что все аристократы, командиры и их приближённые к ним офицеры полков и бригад, заискивающе со мной разговаривали, когда я прибывал в новое расположение. Для них я был не просто капитаном ван Диром, новичком и неизвестным ремесленником, как меня приняли в первом полку — для них я был «тем самым Жнецом», который одним своим появлением наводил ужас на врага.

Прозрение наступило как-то внезапно, когда под этими масками вежливости и общественного признания, я стал видеть страх и боязнь непонятного. Ведь они сами не знали, как я это делаю, и не ошибусь ли я как-нибудь и не убью ли я их самих, во время очередного боя. Этот страх я сначала увидел в глазах простых солдат, которые молчаливо провожали мою фигуру с день ото дня усиливающейся охраной по расположению полков, а недавно те же эмоции стал распознавать и у всех остальных, меня окружающих. Вот тут мне стало не по себе и гордость за свою работу превратилась сначала в странное чувство обиды, ведь я убиваю не для себя! Для империи! Делаю ту работу, которую они сами не могли сделать!

Тогда же я стал обращать внимание и на другие странности, которые раньше приписывал к тому, что люди были просто плохо со мной знакомы. До меня дошло, что со мной старались не общаться, если этого не требовал этикет или обстоятельства, со мной никто не хотел сойтись ближе или стать другом — люди просто старались получить от меня то, что я так хорошо делал и тут же избавиться, отправив дальше, поскольку не доверяли мне и боялись. Не доверяли моим умениям и способностям и их же боялись.

Я осознал, насколько глубока эта пропасть только недавно, когда на прощальном ужине в штабе шестого полка, попытался познакомиться с понравившимися мне девушками-служанками высших офицеров. Первая так испугалась, когда я к ней обратился, что выронила поднос из рук и замерев, закрыла глаза, словно ожидая что я накинусь на неё и тут же убью или изнасилую. Причём если первый случай ещё можно было отнести к конкретно одной пугливой девушке, то последующие мои проверки принесли тот же результат — все они боялись меня до дрожи в коленях. Их души так трепетали после встречи со мной, что было понятно, как они перенервничали.

После этого случая, мои глаза раскрылись и я стал пытаться переломить эту ситуацию, стараясь больше общаться и знакомиться с людьми, ведь я постоянно перемещался по фронту. Вот только к моей тревоге и сожалению, моя слава опережала меня и на новом месте я встречал теперь одно и тоже — люди радовались, когда я прибывал в опасные моменты сражений, но ещё больше радовались, когда я от них уезжал. Особо сильно это было заметно, если я возвращался куда-то повторно, ведь республиканцы каким-то образом тут же узнавали о моём отбытии и начинали атаку на этом участке фронта, оставим в покое место моей новой дислокации. Разорваться же сразу по всем направлениям я не мог, вот так и работал теперь пугалом на особо опасных участках, причём как я говорил ранее, для этого чаще всего не приходилось ничего делать. Правда иногда со стороны респов были проверки, я ли это на самом деле, поскольку командование фронтов иногда переодевали похожих на меня телосложением людей в чёрную форму и красные перчатки и показывали республиканцам, рассчитывая их обмануть. Иногда это срабатывало, а иногда и нет, тогда на этом направлении, когда респы убеждались в моём отсутствии сразу же усиливался натиск.

Сколько бы я не отнимал жизней врага, но недоверие и непонимание от тех, кому я спасал жизни тяготило меня, заставляя мысли бежать быстрее и придумывать различные варианты, как можно обойтись без меня. План, как сделать так, чтобы души собирались с поля без моего участия, стал вызревать в моей голове совсем недавно, я прикинул первые возможные варианты реализации, и даже попробовал часть из них на практике, но вскоре передо мной стала чисто техническая проблема, решить которую я сам не мог из-за недостатка знаний механики. Нужно была консультация у инженера, а я знал только одного из них, точнее одну, кому мог доверить свой секрет.

— Он что попросил? — глава тайной полиции, был человек не эмоциональным, но каждые новости от беспокойного ученика старого друга вызывали у него трепет в душе. Никогда нельзя было сказать наверняка, что принесёт очередная новость о нём. Думал ли он полгода назад, отправляя совместно с генералом парня в пекло войны, что тот не только не попроситься обратно, испугавшись происходящих там ужасов, но ещё и станет тем, о ком солдаты республики будут говорить только шёпотом, надеясь на то, что никогда не увидят фигуру в чёрном, на своём участке фронта.

А новости двухмесячной давности? Когда Энтони показал ему выдержки из рукописи, которую хотел опубликовать Рэджинальд — впору было хвататься за сердце. Забытые знания и практики — вот что он хотел опубликовать широкой аудитории ремесленников и ладно было дело касалось простых экспериментов, но нет же, он систематизировал и скрупулёзно собрал абсолютно все знания, разбив их по десяти главам, в каждой из которых со своими комментариями подавал материал, за одно обладание которого, например Республика заплатила бы не одной тонной золота и это не говоря уже про то, что за простое изучение некоторых из них в Империи была положена смертная казнь. Когда же Артур захотел спрятать и навсегда похоронить труд юного ремесленника, этому неожиданно воспрепятствовал его учитель, который потрясая рукописью, заявил, что если отсюда убрать лишние сведения, не предназначенные для непосвящённых, то получится отличный учебник для старших курсов колледжа и что если Артур будет упорствовать, сам подключит все свои связи, для того, чтобы такой труд не похоронили навсегда в пыльных библиотеках тайной полиции. После жарких споров, пришлось уступить и остановиться на двух вариантах учебника, первый — в сильно урезанном виде действительно пойдёт в школы, второй же в тираже всего с десяток экземпляров, достанется только исповедникам, нынешним и будущим. Сэр Энтони признал, что проделанная его учеников работа огромна и он сам несколько раз пытался этим заняться, но бросал, поскольку труд был долог и монотонен. Нужно было ведь не только всё переписать из тетрадей великих ремесленников прошлого, но понять и осмыслить их труды, а также потом подать это другим людям в понятном варианте, что конечно же требовало уйму времени и усидчивости. К тому же, сэр Артур подозревал это с полной уверенностью, того сильно грело чувство гордости и принадлежности к этому делу, ведь его имя тоже значилось на корочке учебника, по которому будет вскоре учиться не одно поколение новых ремесленников.

— Шесть миль тонкой серебряной проволоки, большой дирижабль и пол миллиона гиней на оплату труда цеха механиков, — невозмутимо повторил сэр Энтони, ещё раз взглянув на письмо в руках. Ему доставляло удовольствие приносить новости главе тайной полиции, которые каждый раз выводили того из душевного равновесия.

— Энтони, — сэр Артур упал в кресло и тяжело вздохнул, — он в своём уме?

— Ну судя по его действующему макету, который он собрал и испытал, он хочет начать натурные испытания в большем масштабе, а для производства прибора с заданными характеристиками, пришлось привлечь весь цех инженеров, они и выставили такую цену.

— Ты сам-то что думаешь? Такое вообще возможно? Я показывал его чертежи и выкладки из прошлого письма своим экспертам, все как один разводили руками и заверяли, что такого никто никогда не делал.

— Не знаю Артур, — старый ремесленник словно в насмешку, тоже развёл руки и пожал плечами, — Рэджинальд оказался на свободе и сейчас творит то, что хочет. Но его макет ты видел сам, а сэр Шелби нехотя признал, что такое в принципе может работать, но без Рэджинальда некому показать нам это.

— Хорошо, насколько хороша его теория? Ты прекрасно понимаешь, что такие средства можно выделить только заручившись личной поддержкой императора, а мне бы не хотелось после грандиозного успеха проекта «Аргус» сесть в лужу из-за одного молодого человека.

— Артур, решать только тебе, ответственность ведь будет целиком твоя, — старый исповедник был слишком осторожен, чтобы напрямую поддерживать ученика в том, на что тот замахнулся, хоть перспективы и правда открывались громадные, но полная зависимость многотысячного проекта от одного единственного человека, была плохим аргументом в разговоре с имперской финансовой канцелярией.

— Задал же он нам задачу, — глава тайной полиции яростно потёр бритый до синевы подбородок.

— Но с другой стороны, если рассмотреть чисто практическую сторону дела, — исповедник ещё раз посмотрел на прилагаемый в письме чертёж, — не нужны будут ремесленники на поле боя, кроме особой команды из них и инженеров, а пока республиканцы не поймут смысл технологии у нас будет такое огромное преимущество в собираемых душах, что я бы наверно и сам вложился в это дело.

— Ты хочешь вложить собственные средства? — удивлению главы полиции не было предела.

— Почему бы и нет? — исповедник только сейчас осознал, что если выпустить патент ремесленника на это изобретение и вложить собственные деньги, то действительно можно было бы обойти многие бюрократические процедуры с финансированием. Риск определённо в этом был, но если предложить эту идею и самому Рэджинальду…

Сэр Энтони задумался.

— У меня есть деньги, и даже с учётом того, что Элиза унаследует всё состояние, после моей смерти, у меня их сейчас более чем достаточно, чтобы обеспечить ей достойное существование.

— Сколько ты готов вложить, — в голове сэра Артура тут же созрел отличный план.

— Думаю двести пятьдесят тысяч, я потяну без проблем.

— Я смогу достать сто пятьдесят, как в прочем и взять на время у военных дирижабль, мы часто берём их для своих нужд по переброске отрядов.

— Таким образом, нам нужно достать ещё сто тысяч. Насколько я помню финансовое состояние нашего юного изобретателя, пятьдесят тысяч он сможет вложить в дело, плюс его работа, — резюмировал исповедник, — нам нужно достать ещё пятьдесят тысяч и я даже знаю, к кому нам можно обратиться.

— Сэр Пэрри? — навскидку предположил глава полиции, зная о малочисленности богатых знакомых у сына главы цеха ремесленников.

Сэр Энтони рассмеялся.

— Ты как всегда безупречен Артур.

— Таким образом, что мы имеем, — глава полиции откинулся глубже в кресло, — кроме как своими деньгами мы ничем не рискуем, а в случае успеха…

— В случае успеха Артур, империя выкупит у нас технологию по той цене, которую мы скажем, — заключил исповедник, — ведь завтра ты подашь официальным каналом прошение на разработку данного изобретения в финансовую канцелярию. Где-то через неделю-другую получишь отказ и мы сможем смело на свои деньги финансировать этот проект.

— Это если они не согласятся, — хмыкнул собеседник, сам не веря в свои слова.

Исповедник изумлённо посмотрел на друга.

— Артур?! Полмиллиона гиней на призрачный проект? Зависящий от одного единственного человека? Пусть и самого Жнеца, но кто у нас знает, что он и Рэджинальд это одна и та же личность?

— Ну да, о чём это я, — тут же согласился глава тайной полиции, с доводами исповедника, в Империи старательным образом не выпячивали фигуру юного исповедника, чтобы преподносить все успехи на фронтах, заслугами военных, иначе возникли бы резонные вопросы, зачем им нужна армия, если её успешно заменяет всего лишь один единственный человек, — и лучшие проекты не получали подобного финансирования.

— Тогда так и сделаем, пока ты подаёшь прошения и обосновываешь необходимость для империи финансировать этот проект, я тем временем начну собирать необходимые бумаги для подачи на патент в цех. Хорошо, что имя Рэджинальда не будет там фигурировать на первой странице, я также постараюсь чтобы глубже никто не смотрел. Его отец уж очень активно наводит справки о нём последнее время, как бы очередную пакость не сделал.

— Тогда за мной разговор с Пэрри, думаю будет очень легко получить его согласие. Его старший сын делает всё, чтобы окончить свои дни на виселице и в очередной раз влип в неприятную историю. Даже намёка на мою помощь хватит, чтобы он дал и гораздо большую сумму.

— Как ты понимаешь, нам этого не нужно, тем более с возможными результатами от работы Рэджинальда, — исповедник прервал речь друга, — если согласиться — хорошо, меньше лишних людей будут об этом знать, если нет, оставшуюся сумму доложу я, пусть и придётся придержать ненадолго свои текущие расходы.

— Тогда за тобой патент и Рэджинальд, нужно будет и ему сообщить, сколько он вкладывает в общий проект, — усмехнулся глава полиции, — помимо работы.

— Ну тогда за успех нашего предприятия, — ремесленник достал из знакомого всем слугам шкафа графин и два стакана и символически налил небольшое количество виски, — за нас!

— За успех! — согласился сэр Артур и чокнулся стаканом, одним глотком выпив жидкость, которая сразу же согрела его пищевод и хотя ему ещё предстояли дела, он решил выпить ещё немного, на улице было чертовски холодно, а алкоголь прекрасно подходил, чтобы согреться.

Монтаж всей системы занял почти неделю, благо что и прибор к которому я подключался, а также протянутые по всей длине дирижабля серебренные провода, к которым присоединялись серебряные же крупноячеистые сети — всё было подготовлено и произведено не на фронте. Целых два месяца весь цех Дженни работал только на меня, отложив все остальные заказы, как признавалась она сама в письмах ко мне, дедушка до сих пор пребывал в шоке от заказа, даже не смотря на то, что сам выставил такую огромную цену за прибор, с нужными мне показателями и характеристиками.

Я бы очень удивлён, когда узнал, что мы сделаем этот проект на свои деньги, поскольку империя не спонсирует сомнительные инициативы, малоизвестных ремесленников. Самое странное в этой истории было то, что практически вся Республика знала обо мне больше, чем у меня дома. Мне показывали их газету, где мой портрет со статьёй о том, кто же такой настоящий Жнец, а также огромной суммой награды за информацию, которой нет в данной статье. Журналисты просто упивались в ней какой же я бесчеловечный и жестокий, убивающий десятками тысяч без разбора, по утрам при этом съедаю с десяток новорождённых детей, а вечером к моему столу подают исключительно девственниц. И если бы от девственниц я и сам бы не отказался, вовсе не для гастрономических забав, то остальное было явным бредом, ну кроме убийств конечно. Я прекрасно осознавал, за сколько смертей я был ответственен, но в своё время на мой вопрос об этом, своему подопечному генералу, я получил ответ, который успокаивал мою совесть всякий раз, когда приходилось убивать снова и снова. Он тогда без колебаний и раздумий с полной уверенностью в том, что говорит, сказал: «Убивают не солдаты или я, а император, который посылает нас на войну. Пусть его совесть терзается от этого, а не моя».

Прямо противоположная была ситуация у нас в Империи, где пресса словно воды в рот набрала, едва дело касалось Жнеца, о существовании которого конечно же знали многие от раненных, которые возвращались с фронтов и конечно же остановить этот поток слухов ни мог никто. Слухи настолько гипертрофировали мой портрет, часто описываемый людьми, которые и близко со мной не встречались, то не стоило особо беспокоиться, что на улицах родного Лондона я буду кем-то узнанным, это в Париж мне было лучше не соваться, так как моими портретами там пугали непослушных детей. Пресса, по заказу своего сената, чтобы оправдать бессилие их учёных и ремесленников справиться со мной, сделала их меня палача самого сатаны, так было легче всего объяснять всем вокруг, почему при моём появлении, наступление откладывалось на тот срок, пока меня не переводили куда-то ещё. Фраза — «Ну у нас же был Жнец», абсолютно всех устраивала, кроме меня. Кроме озвученных ранее проблем собственным окружением, сейчас меня стала донимать охрана. Тайная полиция, которая активно собирала информацию о происходящим в стане врага, знала о награде назначенной за меня, а также количестве спец отрядов республики, которым выдали задание на моё устранение и приняла меры. Теперь чтобы мне просто сходить в туалет, требовалось не менее двадцати солдат вооруженной охраны, причем часть их них была из элитного шестого отдела. Постоянная охрана да ещё и в огромной количестве, здорово осложнила мне жизнь, но деваться было некуда и так последнее покушение произошло всего неделю назад. Тогда три дирижабля противника прорвались через заградительный огонь и явно наведённые с земли, десять минут утюжили то место, где я жил ещё вчера. Их конечно сбили, но осадок у меня и у тайной полиции о том, что респы отлично знали место моего проживания, остался, опять были сделаны соответствующие выводы и в охрану добавили ремесленников, которые работали детекторами правды, опрашивая тех, с кем я соприкасался, что опять не добавило мне популярности, хоть в этот раз и не по моей вине.

— Сэр? — капитан дирижабля осторожно меня поприветствовал, впрочем, как и всегда с того момента, как его летательное средство поступило в моё распоряжение, а механики цеха Часовщиков его модернизировали под мои нужды. В середине гондолы, чтобы хоть как-то от центровать тяжеленое устройство: одновременно выполняющее роль распределителя энергии с мелкими стеклянными накопителям в узловых ячейках сети, а также концентратором, который мог потом забирать обратно энергию с них. Слышится запутано, но на самом деле никаких новшеств это устройство в механику не привнесло, всё те же стандартные принципы сбора, передачи и выделения энергии что и везде, с единственным исключением — всё было гигантских размеров. Две огромные серебряные сети с накопителями в узлах соединений разматывались под своей тяжестью при движении дирижабля, а так как толщина проволоки из которой плелась сеть была не большой, к тому же через равные промежутки находились небольшие водородные баллоны, то при движении дирижабля создавалась определённая парусность, которая позволяла сетям левитировать за движущимся кораблём. Главная трудность была создать макет всего этого, а также подобрать материалы, чтобы моя задумка осуществилась. К счастью у Дженни не возникло вопросов, зачем это нужно, она просто сделала со своими родными нужные расчёты и воплотила в устройстве мои требования.

— Взлетаем, — я кивнул ему в ответ и заторопился к своему месту оператора, как его назвали механики. Руки у меня тряслись, что в принципе было не удивительно, сейчас я собирался проверить в большом масштабе свою теорию и шансы на то, что всё пойдёт не так, как на тестовом макете, определённо были. Что если сети запутаются при размотке, что если моего запаса душ не хватит, чтобы осуществить первичное «засевание»? Что если мои «капли душ» не смогут нормально закрепиться или вообще не накроют большое количество людей? В общем огромное количество если и почему, за которые мне стоило переживать.

— Сейчас начнём набор высоты сэр, — в голосовой трубке переговорного устройства с кабиной, я услышал искажённый голос капитана.

— Не забудьте, на высоте фарлонга нужно начать вытравливать сеть, — на всякий случай напомнил я ему, но он и так прекрасно это знал, так как тренировки по травлению сети из гигантских барабанов проводились как на земле так и в небе.

— Да сэр, конечно.

Я посмотрел на альтиметр, который специально для оператора дублировал тот, что был в рубке управления. Дирижабль набирал высоту, после того как отчалил от мачты, так что стрелка прибора медленно, но верно стала ползти вправо по циферблату.

Пока аппарат не наберёт должную высоту, а также сеть не превратиться в огромные плывущие за ним ячеистые паруса, мне нечем было заняться, что конечно же усиливало волнение и нервозность.

Сначала гондола ощутимо вздрогнула, сзади раздался знакомый мне шум механизмов барабанов, на которых была намотана сеть, а только потом раздался голос капитана.

— Высота, начинаем разматывать сеть.

— Хорошо, — я прокричал в голосовую трубку, чтобы он понял, что я его услышал.

Через двадцать минут шум механизмов прекратился, а я трудом сдержал себя, чтобы не подняться с места и не пойти проверить, плывёт ли за нами сеть. За это отвечал специальный матрос, который не только запускал барабаны и следил за размоткой сети, но контролировал её положение относительно дирижабля. Конструкция барабанов была тоже не простой, поскольку требовалось аккуратно обращаться с водородными баллонами, которые обеспечивали сети дополнительную плавучесть в воздухе. Ведь чем выше поднимался дирижабль, тем более непредсказуемо вела себя гигантская сеть. И так мы не стали в свой первый боевой полёт подниматься выше одной мили, чтобы с одной стороны не попасть под огонь наземный мелкокалиберной артиллерии, но с другой, чтобы сеть вела себя более предсказуемо и управляемо.

Надо сказать, что я так и не решил до сих пор две основные проблемы в модернизации дирижабля: чтобы повысить количество времени, когда он мог находиться в воздухе, количество экипажа было сокращено до трёх человек, не считая меня и капитана, а из гондолы убрано всё лишнее, включая кровати, стулья и прочие предметы интерьера и декора. Всё освободившееся место занимал мой прибор, барабаны с сетями, а также запасы еды и воды для экипажа, чтобы провести в воздухе как можно больше времени. Второй нерешённой проблемой была сеть, если с размоткой в восьми случаях из десяти проблем не возникало, то при посадке или снижении, когда её нужно было смотать обратно в барабаны, всё время случались проблемы. Над ними сейчас работали Часовщики, но особо сильно они не продвинулись, уменьшить устройство больше не было возможности, как и сделать сеть более контролируемой.

— Сэр, мы поднимаемся, сеть ведёт себя стабильно, — искажённый расстоянием, голос капитана отвлёк меня от не веселых мыслей о несовершенстве изобретения. Пора было заняться делом и мне.

Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, я устроился удобнее в глубоком кресле, сделанным специально для долго и неподвижного в нём нахождения, и засунул обе руки в рукава прибора. Мы не стали ограничивать площадь соприкосновения одной лишь ладонью, теперь обе руки, обнажённые по локоть, легли на пластины. Я закрыл глаза, чтобы сосредоточиться и начать раскачку своей ауры, а затем медленный отбор энергии из десяти накопителей РС-100, которые служили источником энергии для первичного засевания душ.

— Высота, сэр.

Голос капитана слышался словно издалека, настолько сильно я был погружен в состояние полу транса, когда закачав в себя нейтральную энергию из мощных накопителей, стал преобразовывать её под колебания своей души, а потом под резонансные характеристики душ лже-ремесленинков. Двадцать минут работы и я стал направлять энергию в накопители моего прибора, которые выглядели в разрезе, словно дерево. Мой поток энергии сначала попадал в сверхмощный накопитель, который разделял один поток энергии на два, два следующих накопителя разделяли его уже на четыре более меньших потока, те в свою очередь делили его на шестнадцать и так дальше, пока все мельчайшие накопители в узлах сети, не заполнялись практически одновременно. В самом начале я хотел сам контролировать их заполнение, но механики меня отговорили, сказав, что и так концентрация оператора в такие моменты очень высокая, не стоит усугублять её процессом, который можно автоматизировать. Когда я первый раз попробовал их систему, то сразу понял, насколько проще и быстрее стало работать с энергией, а ведь был и обратный процесс, который требовал от меня ещё большей концентрации, и если бы не подобная конструкция накопителей, то после каждого полёта я был бы как выжатый лимон, что конечно же шло не на пользу моей конечной задумке — сделать оператором прибора любого хорошего антианиманта, а не только меня.

Я просто физически чувствовал, как накопленная в моей ауре энергия устремляется по накопителям и затем мелкими каплями, устремляется вниз, на землю. Конечно, если «поливать» таким образом пустые пространства, то смысла в такой бездумной трате энергии нет никакого, вот только под нами было поле боя и вражеские позиции, которые мы пролетали на большой высоте, так что сотни тысяч мельчайших капель отравленной души, падали словно мелкому дождю, не оставляя ни малейшего шанса не найти свою цель, причём в отличии от простого дождя, от которого можно было укрыться простым навесом над собой, капли душ не замечали преград, они летели вниз до тех пор, пока им хватало энергии, а её у них было очень много. На наших тестах я так и не смог потом отследить, как глубоко уходят мои мелкие осколки души, одно я знал точно, засев накрывал всех — и своих, и чужих, не делая ни в ком разбора.

Особой проблемой тут стояло то, что пока механики готовили прибор, мне пришлось подбирать резонансы для составления ядовитых капель душ на основе технологии лже-ремесленинков таким образом, чтобы люди не умирали спустя какое-то время, когда они попали в их ауру. Я вначале хотел засевать всё полностью ядовитыми каплями душ, но командование испугалось моей затеи, так как координации дирижабля с землей не было никакой, так что я легко мог ошибиться и заразить души своих войск. От одной мысли об этом у военных начиналась паника, так что пришлось придумать менее летальные энергетические сгустки, которые могли оставаться на аурах своих жертв, только для одной цели — после смерти, заражённые души погибших легко отделялись от своих тел и свободно плыли вверх, тут прибор включался в реверсный режим и с помощью расширения ауры оператора мог собирать свободную энергию. В обычной жизни душа была скреплена с телом до тех пор, пока держался скелет, освобождаясь только тогда, когда не было ни одной связующей части костяка для неё. Мои же капли душ за недолгое время нахождение в ауре жертвы разбалансировали душу до такой степени, что как только наступала смерть, душа тут же освобождалась от оболочки и поднималась в верх — прямиком в сети с накопителями. Если же смерть этого человека миновала и он остался жив, то это ему никак не помогало, капля моей души оставалась в ауре человека навсегда, уменьшая как потери энергии на первичный засев, так и возможность множественного сбора душ, всего лишь после одного засевания.

Кстати именно поэтому сети пришлось делать такими огромными, чтобы накрыть не только максимальное большое количестве территории, но и позволить прибору справиться с гигантским наплывом энергии, который произойдёт, когда количество убитых на поле людей массово станет терять души. Роль оператора тут сводилась к отлову душ, с помощью расширения ауры, которое используя сети было так легко делать, что я мог один охватывать десятки миль кругом, но поскольку на месте оператора планировался не только я, то нужно было облегчить труд антианиманта, а сделать это можно было либо повышая его силу и владение ремеслом, либо ещё проще — сделать площадь сетей такой большой, чтобы ему было легко собирать свободные души.

Такое тоже было возможно, но для этого нужно было подобрать более прочный и в тоже время чувствительный к энергии материал, но менее дешёвый, чем серебро. Дженни как раз сейчас этим и занималась, поскольку оптимальным я считал использовать какой-нибудь дешёвый и одноразовый материал, чтобы устранить ещё и проблему со смоткой сети, при посадке. Если стоимость будет минимальна, то такую сеть не жалко будет и сбросить, чтобы потом переработать. Дешёвый материал сети с итак сейчас дешёвыми стеклянными накопителями — был залогом будущего использования моей технологии, так что оставалось всего чуть-чуть — этот материал найти, ещё лучше было бы отказаться при этом от водородных баллонов, которые создавали свои трудности с в обращении с ними. Малейшая искра и если была утечка, то баллоны взрывались, так что работ по улучшению сети предстояло ещё множество.

— Сэр, мы над вражескими позициями, вижу корректировщика врага, — сообщил в голосовую трубку капитан.

— Держитесь от него дальше, чтобы не попал в сеть, — тут же отреагировал я, засев прошёл успешно, я выпустил всю энергию до капли. Теперь оставалось только ждать результатов.

— Он идёт на сближение! — голос капитан был взволнованный. Ещё бы, если он подойдёт к нам сзади, то порвёт сеть своей тушей и все труды будут насмарку.

— «Ещё одна проблема, которую я не предусмотрел, — поморщился я, — действительно как-то не думал, что на такой высоте, дирижабли врага решат рассмотреть нас ближе».

— Сейчас разберусь! — проорал я в трубку и опять вернулся в состояние полу транса. Расширить ауру, когда за тобой мили энергопроницаемой сети всегда было очень просто, так что и в этот раз мне не составило труда дотянуться до душ экипажа чужого дирижабля и одним движением энергии лишь их всех душ и жизни.

— Сэр, их дирижабль стал рыскать из стороны в сторону, — голос капитана был озадачен.

— Смотрите, только чтобы не шёл в нашу сторону и всё, — ответил я, — там больше некому им управлять.

Трубка промолчала, а я вспомнил взгляды капитана и команды, когда они впервые увидели, кто будет их постоянным пассажиром. Эти взгляды теперь преследовали меня везде, так что пришлось даже сменить форму и одеть простой офицерский мундир без знаков отличий и регалий. Командование на всё это смотрело сквозь пальцы, даже на такое моё попрание всех воинских уставов: полковники, бригадиры, генералы — все делали вид, что я одет по форме. Вот только помогало это ненадолго, стоило мне со своими тремя ротами охраны появиться где-либо, как я снова был у всех на виду, хоть переходи на простой солдатский мундир. Охрана и сюда бы проникла, если бы не было ограничения на грузоподъёмность дирижабля, хотя всё равно все матросы были набраны и обучены из шестого отдела, из всего экипажа дирижабля, только капитан был настоящим. Тут они слава Богу побоялись доверить дело новичку, да и я был категорически против доверять свою жизнь человеку, с десяток раз поднявшемуся в небо.

Едва я почувствовал первые души, как мне тут же стало не до волнений и посторонних мыслей, нужно было сосредоточиться и ловить их. Мой прибор сразу же загудел сильнее, поскольку энергия, которую я направлял в сети накопителей, стала поступать на вершину пирамиды в огромный и мощный алмаз, который стал заполнять один за одним стандартные накопители РС-100. Причём жертвуя местом в гондоле, заменять их по мере наполнения должен был матрос, поскольку вместить ещё и автоподачу сюда было нереально.

Я был полностью сосредоточен на работе, так что три часа спустя, когда душ стало гораздо меньше, я понял, что бой закончился. Теперь стоило просто ждать тех, кто ещё не умер, а тяжелораненный лежит на поле боя, а также возможные жертвы со стороны ремесленников, которые направятся на сбор душ и очень сильно удивятся, когда поймут, что собирать им по сути нечего.

Ещё два часа пришлось провести за прибором, пока я окончательно не убедился, что больше поступления душ нет.

— «Нужно будет предусмотреть двух операторов, — я с трудом встал с кресла и потянулся всеми затекшими от долгого нахождения в одной позе членами, — одному всё же тяжело постоянно контролировать как сам бой, так и время ожидания после него».

— Капитан, я закончил, — проорал я в трубку и повернулся к облитому потом человеку, который опёрся спиной на груду металлических коробок.

— Сколько?

— Я не считал сэр, — он вытер рукавом лицо и кивнул в сторону гораздо меньшей кучи пустых РС-100, - ещё чуть-чуть и просто не хватило бы накопителей, сэр.

— Ну со мной такой проблемы бы не стояло, — я посмотрел в сторону куда он показывал и понял его правоту, пустых накопителей оставалось хорошо если с десяток, — но на будущее, нужно будет этот момент предусмотреть.

Он покосился на меня, но промолчал. Кстати эти ребята из шестого отдела нравились мне больше всех тут, они не боялись меня так жутко, как остальные, поскольку их всю жизнь натаскивали на убийства ремесленников, так что с ними мне было проще всего общаться. Не было того опасливого блеска, который сопровождал все взгляды, которые были направлены на меня, словно я был гигантским ядовитым пауком, за которым всегда нужно было в полглаза присматривать, чтобы не случилось чего-то страшного — это конечно же дико меня раздражало.

— Капитан, — я зашёл в рубку, где он и матрос вели нас в глубь территории, где можно было безопасно приземлиться.

— Сэр?! — он повернулся ко мне, — как прошло?

— Сто полных накопителей, так что более чем успешно.

— Темнеет сэр, поэтому простите, но мне нужно вернуться к управлению.

— Сэр Гэрри, — я решил, что поскольку целью данного вылета был не сам набор душ как таковой, а успешное испытание прибора, так что рисковать дирижаблем и сотней накопителей явно не стоило, — как только убедитесь, что мы рядом с местом нашего базирования, отстегните сеть.

— Но сэр? — он изумился, — она ведь серебряная! Если упадёт на наши окопы, солдаты тут же растащат её.

— Под мою ответственность сэр Гэрри, — я не стал его убеждать, что мне было глубоко плевать на стоимость сети, очень скоро империя нехило так раскошелится, чтобы выкупить патент, владельцем которого являлись частные лица.

— Слушаюсь, — он обрадовался тому, что приземление теперь будет беспроблемным, поскольку с сетью постоянно что-то приключалось на посадке, так что пока я не передумал, он прокричал команду матросу, отвечающему за барабаны.

Гондолу слегка качнуло, когда он отсоединил сети и мы поплыли дальше без них, мне хотелось скорее вернуться в дом, нормально поесть и прилечь, поскольку тело до сих пор напоминало о том, что я пять часов провёл в одном положении и в постоянной концентрации.

Без груза за собой, который мог легко утащить вниз и перевернуть дирижабль, если бы зацепился за что-то, мы быстро выполнили все манёвры и мягко коснулись причальной мачты. Не став дожидаться, когда матросы спустят трап, я поспешил к двери.

На поле было очень ярко, этот свет мог испускать только один аппарат в нашей Империи. Рядом с нами находился Аргус! Это я сразу понял, едва дверь открылась и яркий свет с поля, ударил в глаза.

Оглянувшись по сторонам, я также с удивлением заметил, что вокруг полно солдат, которые двумя кольцами окружили наш дирижабль.

— «Что-то случилось, — понял я, когда спустился вниз и встретился с тремя людьми в такой знакомой мне тёмной и одинаковой гражданской одежде».

— Сэр Рэджинальд ван Дир, нас послал ваш учитель, — один из них протянул мне письмо, — прошу последовать с нами, Аргус ждал только вашего прибытия.

— Но проект, дирижабль! — я поражённо показал рукой на своё творение, — прибор!

— Не волнуйтесь сэр, они под надёжной охраной, — твёрдо ответил он, кивая глазами на письмо в моих руках.

Пришлось открыть его и узнать знакомый подчерк всего с одним коротким предложением.

«Дело сделано, возвращайся. Энтони».

— Что за срочность такая?! — я пожал плечами и спрятал письмо к себе в карман, — а как же мои вещи!

— Всё уже на борту, сэр.

— Хорошо, надеюсь вы меня хотя бы покормите.

Повернувшись к капитану, который ошалело смотрел за устроенное тайной полицией представление, я ещё раз поблагодарил его за полёт и заверил, что он не будет последним, поскольку технология ещё очень сырая и её нужно хорошенько довести до ума и обкатать.

Он со своей стороны заверил, что будет счастлив ещё раз со мной поработать, но его взгляд «говорил» об обратном, так что пришлось через силу улыбнуться, пожать ему руку и пройти вслед за тайной полицией, которая забрала с собой всех своих, оставив на поле только военных.

— «Похоже моя командировка на фронте подошла к концу, — понял я по тому, как моя охрана сразу разделилась на тех кто улетает и тех кто остаётся».

— Я против Артур, — исповедник был в стельку пьян, но все доводы друга разбивались о нежелание предавать ученика. Он ведь обещал ему свободу, после окончания обучения у себя, а на деле оказалось, что его изобретение послужило тем камешком, которое столкнуло гигантскую лавину государственного аппарата. Когда до всех дошло, ЧТО можно делать с помощью новой технологии, все как один потребовали тут же засекретить исследования, а всех причастных посадить под замок. Хотя Рэджинальд и сам был виноват в том, что легко делился с окружающими своими задумками по проекту. Когда стал полностью ясен механизм засевания, а также то, что ядовитыми каплями душ можно с неба отравить вообще всё, обрекая население даже не города, а всей Империи на смерть, ведь количество исповедников, которые могли убрать из душ людей ядовитые капли, убивающие за несколько недель любого — было всего трое, а поскольку массовой защиты от этого пока никто не придумал, руководство страны в панике и ужасе стало хватать и сажать под охрану всех, кто был причастен к проекту. Двадцать человек из цеха Часовщиков, как впрочем и все, кто хоть мельком видел работу прибора и Рэджинальда, сейчас все вместе отдыхали в одном поместье тайной полиции, за тройным кольцом охраны. Хорошо хоть в тюрьму не догадались сажать, хотя вначале такие мысли в верхах возникали, настолько разрушительным и масштабным оказалось изобретение его ученика, который сам похоже так до сих пор и не понял, что он создал.

Ведь стоило установить сейчас его прибор на Аргус и слетать на нём к столице Республиканцев, засеяв её теми ядовитыми каплями душ, после которых нет спасения, как война, которая велась не одно столетие закончилась бы сразу. Да и кто будет воевать у противника, если целый гигантский город — с полумиллионным населением — умрёт в один день? Полностью деморализованный противник не будет готов продолжать сражаться дальше, опасаясь за судьбу других городов. Об этом понял император и его советники, что если сейчас это оружие, как и его изобретатель попадут в руки врага — конец всему! Так что маховики государственного механизма закрутили так, что им, как владельцам патента, не только не выплатили выкуп и проценты, государство его попросту национализировало, выплатив дольщикам лишь сумму их первоначальных вкладов.

Теперь ещё и эти повальные аресты, ведь ничем другим нельзя было назвать то, что людей массово сгоняли пусть и в комфортное жильё, но под охраной и без права выхода из него. Иначе как арестом — это было сложно назвать.

— Энтони, не тебя, ни меня никто не спрашивает, — в абсолютно таком же состоянии, его собеседник говорил заплетающими языком, — там пришли такие силы в движение, что я могу только молчать в тряпочку. Ещё и спасибо сказать, что за патент деньги вернули.

— Ты?! — удивлению исповедника не было предела, вот уж кого нельзя было назвать малозначимым, так это главу тайной полиции, который контролировал всё и вся в Империи.

— Назову тебе лишь три фамилии: Ротшильды, Спенсеры, Клиффорды.

— А этим стервятникам-то что понадобилось? — изумился ремесленник услышав фамилии аристократов, которые контролировали всю банковскую систему Империи и были марионеточниками многих процессов, которые в ней протекали.

— Власть Энтони, конечно же власть, а изобретение твоего ученика, посягает на неё, причём так, что они отбросили все разногласия и дуют в уши императору одну мелодию о необходимости всё и вся засекретить, а ещё лучше прикопать всех причастных.

— Тогда я тем более против, и уверен, за мной встанут другие исповедники! Артур, ты понимаешь, что может произойти, если только Рэджинальд подумает, что его могут убить?! Ты представляешь себе масштаб проблемы?

— Ну яд или пуля из винтовки, его наверняка остановят, — не согласился человек, который знал, о чём говорит, — я не хочу этого, ведь я не меньше тебя вложил в него сил и времени, но если мне прикажут…

— Если он умрёт, можешь передать кому угодно мои слова — в империи не будет больше исповедников, — как бы не пьян был старый ремесленник, но он прекрасно понимал, что может последовать за смертью всего одного, пусть и талантливого исповедника. Эти пауки, у которых власть и деньги затмили всё человеческое, в следующих раз не моргнув глазом прикажут устранить любого, кто пойдет против них или текущего строя. Тут нужно было понимать это и не позволять собой манипулировать, а в том, что он сможет донести эту мысль до остальных, он не сомневался, мало кому из них нравилось сейчас вести образ птиц в золотых клетках, без права покидать свои поместья и замки, а если ещё окажется, что охрана может в любой момент ещё и «прикопать» их, то желающих продолжать служить империи точно больше не найдётся.

— Энтони…

— Артур, прекрати! — он стукнул стаканом по столу и жидкость разбрызгалась на стол, — сегодня это будет Рэджи, завтра Энни, послезавтра кто? Я? Не будет такого!

Глава полиции покачал головой, но вместо уговоров допил стакан, понимая, что перестал пьянеть.

— Ладно, я передам твои слова, но ты наживёшь себе кучу проблем — это ведь открытое неповиновение, ты понимаешь это?

— Мне плевать Артур, плевать на их интриги и заговоры с высокой колокольни. Мальчика не тронут и моё слово в этом гарантия.

— Давай тогда ещё выпьем! — сэр Артур налил из стремительно пустеющего графина два полных стакана и одним глотком выпил весь виски из него.

— Вот тут, я тебя полностью поддерж-ик-у! — пьяно икнул исповедник, и так же одним движением, показывая этим годы практики, опрокинул в себя стакан.